ЗАГОГУЛИНА
Степан обиделся на жену. Нет, не то чтобы до кровной обиды. Этого не было. Да и на что обижаться? Это, вроде, и болезнью не назовёшь, а всё равно ругается. «Но что я, виноват, что ли?» – размышлял он. Дело в том, что с некоторых пор он стал храпеть. Да так сильно, что иногда от его храпа ночью жена вскакивала и спросонья бормотала: «А? Что? Куда едет? Где твой трактор?» Потом, придя в себя, раздражённо толкала его в бок: «Брось храпеть! Повернись на бок».
Он, полусонный, поворачивался и затихал. Но лишь на несколько минут. Едва жена успевала заснуть, как он начинал снова. Да такие рулады выводил, словно выхлопы при плохо разработанном моторе. Бог знает, что снилось жене, но она бормотала, не просыпаясь: «Куда прёшь? Мотор заглохнет, тормози!»
Утром за столом, чуть не плача, шумела:
– Когда это кончится? Где ты эту заразу поймал? Ведь по ночам не отдыхаю я, а мне работать надо!
Степан искоса смотрел на прыскающих смехом детей, оправдывался:
– Да я и сам не знаю, как ко мне эта зараза прицепилась. Я уж пробовал лечить её перцовкой. До семидесяти градусов спиртом доводил. И то не помогло…
– Это когда же? – язвительно вопрошала жена. – Это когда ты никакой был? На двух мужиках, как на паре лошадей, на второй этаж въехал.
Малыши, видно, представив себе, как их отец ехал на мужиках, покатились опять со смеху.
– Над отцом не смеются, – одёрнула их мать. – Поели? Давайте быстрей в школу.
Проводив их, сердито заключала:
– В больницу тебе надо. Может, там прочистят тебе сопелку.
– Ты что, Валь, из-за чего? Многие мужья храпят, жёны терпят.
– А я терпеть не буду.
– Как скажешь, – пробормотал он. – В больницу так в больницу…
Вышагивая расстроено по дому, увидел на столе у сына астрономию. Взял её машинально. Открыл учебник и увидел рисунок: парад планет. И что-то заворочалось у него в голове. Вспомнилось собственное учение. Учился он, можно сказать, неплохо, хоть и с ленцой. Но память хорошая была. В первом классе выводил палочки, линии, крестики. Потом изучал и астрономию, не имея к ней особого влечения. Но вот теперь, глядя на фотографию парада планет, вздрогнул от неожиданно пришедшей мысли:
«Мать честная, а ведь от крестиков и ноликов, что он выводил в первом классе, всё и пошло. Вначале было слово, как говорится в Библии. Потом с помощью буковок слова перенесли на бумагу. Слова слагались в умные мысли, теории. И пошло, поехало… Шагнули в космос. И теперь со спутников вон какие фотографии отщёлкивают. Парад планет… Вот в жёнушке бы такую загогулину найти, чтоб понять, почему она поступает так, а не эдак…»
Жена, вернувшись, увидела, что он ходит с учебником астрономии под мышкой и что-то бормочет себе под нос.
– Ты что это, Степан? – обеспокоено спросила она. – Что ты там бормочешь? Может, это у тебя от храпа помутнение началось? И когда это у тебя кончится? Житья нету, хоть разводись.
– Я, что ли, виноват, что храплю? Организм у меня, значит, такой…
– Это какой такой? – с подозрением посмотрела на него жена.
– Такой, как у всех людей.
– Что мне до людей, когда у меня этот храп под ухом? А всё оттого, что на рыбалку стал ходить.
– Далась тебе эта рыбалка!
– А что ты с астрономией ходишь?
– Да вот изучаю. Меня ведь не только рыбалка интересует, – не преминул кольнуть её Степан.
– И впрямь спятил! – изумлённо воскликнула жена. – Зачем тебе астрономия на старости-то лет? В космос всё равно не возьмут. Стёпа, милый, зачем тебе космос, когда у нас дети… Жить надо. Да пропади он пропадом, твой храп. Храпи на здоровье. Я подушкой закрываться буду… Ты о детях подумай. Ведь у нас их двое, – заплакала женщина.
– Я не о том, не о космосе. Надо мне найти эту загогулину…
– Кого?
– Ну, загогулину, которая сделает жизнь нашего брата, мужика, лучше. Я в библиотеке взял брошюры: френологию и физиогномику…
– Да зачем нужна тебе эта хренология? Доведёшь ты себя не только до храпа, но ещё до чего-нибудь похуже…
Но Степан не слушал её. Жизнь его словно перевернулась. Он приходил домой, садился перед телевизором (его он любил, мог смотреть часами), и в голове его вертелось. Вот изобрели же люди телевидение. Передаёт изображение невидимыми волнами. А началось, наверное, с того, что нашли какую-то загогулину, которая и помогла сотворить это чудо. Что же это была за загогулина, которая навела людей на эту мысль? И как найти эту загогулину в женщине? Чтоб собственная жена не доставала: «Разведусь, жить невмоготу…»
«В больницу пойду, раз она так хочет!» – буркнул он про себя. Расставаться с женой было всё-таки жалко. Да ещё и дети, их он любил больше всего.
– Завтра поедем в больницу, – сообщил он.
– Езжай один, – ответила она.
Поехал. Взял карточку и талончик в регистратуре, к врачу-невропатологу. Вошёл в кабинет.
– Садитесь. На что жалуетесь? – спросил врач, который что-то писал за столом.
– Да такое дело, с женой у нас нелады, – садясь, проговорил Степан.
– Проблемы с женой? Это не ко мне, это к сексопатологу.
– Я не об этом. Храплю я.
Врач поднял голову.
– Вы здоровы?
– Пока не жалуюсь, только вот храплю. Жена заела, грозится уйти, а у меня дети, да и жену жалко. Как я без неё буду?
– Вам сколько лет?
– Полвека.
– Красиво говоришь: «полвека». Дом большой?
– Большой.
– Ну и спите врозь.
– Как это?
– На разных койках спите, не молодые. Но, если хочешь, направлю к врачу – отоларингологу.
– Извините, доктор, может, я того? – смущаясь, промямлил он. – Может, мало её люблю? Некоторые вон говорят, по пять раз за ночь…
Доктор, немолодой уже человек, снял очки, подышал на них, протёр стёкла платочком. Водрузил их снова на переносицу и спросил:
– А причём туг храп?
– Ну, может, оттого она и злится на меня за храп?
– Ерунда всё это, – поморщился врач. – Не спи на спине, не употребляй спиртное перед сном. А не поможет, запишись к отоларингологу.
– Понял, понял, – Степан встал и робко попятился к двери. – Прошу простить за беспокойство…
А закрыв за собой за собой дверь, недоуменно подумал: «Только этого не хватало – спать порознь. Ежели до сего времени не развелись, то после этого она точно развод запросит».
Но всё же не удержался дома и на немой вопрос жены буркнул, не глядя на неё:
– Врозь велел спать!
– Так просто? – оживилась сразу жена. – А мы-то и не догадались…
Но, видя, что муж сразу помрачнел и насупился, поспешно добавила:
– Да ты что? Да я ж приду, когда надо…
И всё же первые дни после этого Степан ходил подавленный. Ему было как-то не по себе оттого, что жены по ночам не было под боком. Но постепенно привык. И мысли его вновь стали возвращаться в привычное русло. Он садился по вечерам у открытого окна, смотрел на темнеющее небо и думал с радостным изумлением: «Ах, шут их возьми! Ведь что они, учёные головы, вытворяют. Вот на небе звёзды, как светлые точки. А они нашли загогулину в них с помощью телескопа, которая заключалась в том, что никакие не точки, а большие планеты. Нет, надо и в своей жене попробовать отыскать эту загогулину. Тогда она, может, будет опять спать со мной вместе…»
Через несколько дней он сказал жене:
– Сегодня полнолуние. Так что приходи ночью, когда дети заснут…
Та вспыхнула, щёки стали пунцовыми: как же, позвал…
Пришла, когда дети легли спать. Степан сидел на койке, освещённый луной.
– Степан, – ласково проворковала она. – Ты что не в постели?
– Сейчас, – сказал он, но как-то спокойно, без продыха в голосе, как это бывало раньше в такие моменты.
Тогда она была для него всё. Только её видел, только её желал. А тут сказал как-то обыденно:
– Сними с себя всё.
– Да я что-то стесняюсь, луна ведь, – прошептала она.
– Ну и что? Я и хочу тебя видеть при луне…
Она разделась. Опустила сорочку на пол, вышагнула из неё. Степан встал, она потянулась к нему, хотела обнять.
– Подожди, – сказал он, чуть отстраняя её, и стал трогать части её тела. – Так, это коленки округлые, это груди большие, полу-округлые, как орбиты, – сосредоточенно размышлял он. – А тут, в самом укромном месте, чёрный треугольник». – Он усмехнулся: – Нарисовать бы это всё.
Жена с удивлением наблюдала за ним. Затем вспыхнула:
– Степан! Я знала, что ты немножко тронутый, но не настолько же. Брось ты свои книги, а то совсем свихнёшься.
– Ты знаешь, какие у тебя глаза? – занятый своими мыслями, вдруг спросил Степан.
– Какие?
– Как у горячей лошади… перед скачками.
– Да иди ты! – подобрала она сорочку с пола. – Нашёл, с чем сравнить – с лошадью. Хорошо, что ещё не со змеёй…
Она ушла, хлопнув дверью. Степан вздохнул и вновь уставился в окно. Луна, словно вычищенный до блеска медный таз, светилась в небе. Дверь вновь распахнулась, и в комнату вошла жена:
– Стёпа, Стёп, хочешь, я с тобой буду спать? – всхлипнув, проговорила она. Он подошёл, обнял её и прижал к себе, чувствуя прилив нежности:
– Не в этом дело, Валя. Это мы всегда успеем.
– А в чём же?
– Сам не пойму. Луна сегодня такая красивая, прямо завораживает. Ты иди, а я на неё ещё посмотрю.
Утром жена сказала:
– Вот что, Степан, спать теперь будем вместе. И перестань свои мудрёные книги читать. Не доведут они тебя до добра.
– Пока не узнаю того, что хочу узнать, читать не брошу.
– Ну и дождёшься – выгонят тебя с работы, чем детей кормить будешь?
– Не выгонят. Книги работе не мешают.
В обед он встретил Нину, работавшую на ферме дояркой.
– Знаешь что, Нина, не хочешь со мной повидаться?
– Ты что, Степан? Мы и так видимся.
– Ну не так… вечерком.
Женщина хихикнула:
– Да ты что, Стёпа, решил от жены сходить налево?
– Ну, это не налево, а навроде того. Мне это, как сказать… обнажённая женщина нужна.
– Понятно, вам, мужикам, только обнажённые и нужны.
– Ты не так поняла, – смутился Степан.
– Чего уж тут не понять?! Приходи, только не забудь у жены разрешения спросить, – засмеялась она.
– Что я, дитё, что ли, разрешения спрашивать? – обидчиво протянул Степан. – И потом, с женой у меня не всё в порядке…
– А со мной что хочешь устроить? Стриптиз, что ли?
– Ну вроде того.
– Так это… шуруй в город… У нас в деревне до этого ещё не дошли. У нас на голых баб не любуются, а сразу берутся за дело.
– Ну я первый буду такой.
– Раз первый, то приходи. Денег дашь?
– Деньги дерешь? – удивился он. – Да вроде за погляд никто у нас в деревне не платит.
– Если любовью заниматься, то платить не надо. Я за удовольствие денег не беру. А вот стриптиз… Тебе кайф, а мне что? Мурашки по телу? – спросила она, улыбаясь.
Он вздохнул:
– Ну ладно, договорились.
Вечером стал собираться.
– Дойду до Иваныча, надо договориться, – нехотя ответил он на вопрос жены.
– О чём? На ночь глядя…
– О нашем, мужском, – как-то загадочно бросил он.
И ушёл, оставив жену в большом недоумении.
«Вот в френологии знают, что расположено под каждым бугром на голове, – размышлял он по дороге. – Где что влияет на ум, на поведение. А у женщины это должно быть на теле. Найдёшь какую-нибудь загогулину, тогда и сможешь влиять на её настроение». Правда, его жена была доброй, особенно в день получки. Но её ведь не каждый день дают. «А найду загогулину на теле – и женщина изменится. Может, что-то новое открою. Все мужики благодарны будут».
Подойдя к дому Нины, он воровато огляделся и прошмыгнул тенью по заросшему муравой двору. В сенные двери торкнулся – открытые. Постучал в избяную дверь.
– Войдите, – раздался женский голос.
Открыл, сразу определил: ждала – окна зашторены. На столе снедь, бутылка.
– Что долго-то как? Никто не видел?
– Вроде нет.
– У соседки штора на окне шевелится. Завидует, неймется ей, каждый шаг мой отслеживает, – сказала она сердито. – Ну что, за стол?
– Некогда мне. Давай делом заниматься.
– Что, сперва стриптиз?
И поплыла лебёдушкой по комнате, снимая кофту на ходу. Изображала стриптизёршу.
– Ты быстрей, некогда мне.
– Так бы и сказал: без стриптизу. Чудной ты какой-то, так бы и сказал, что меня хочешь. Свет потуши.
– Не надо. При свете хочу посмотреть на тебя.
– Ну и смотри, не ослепни! – без стеснения она стала снимать с себя юбку, сбросила со стуком на пол туфли.
– Ты совсем не телешись, останься так.
– Зачем это? Ты что, извращенец? Так у меня и кнута нет, я этим не занимаюсь. И сапог я таких не имею. Ты бы загодя сказал, я бы кнут и вожжи с фермы взяла, чтоб привязать тебя, сапоги резиновые надела! – засмеялась она.
– Мне это не надо. Я просто хочу тебя осмотреть.
– Смотри, глаза не сломай. Фигурка у меня что надо, – выгнулась она кокетливо.
Не слушая её, Степан приблизился вплотную и стал ощупывать её. Сперва она только смеялась: «Ой, щекотно!» – чувствуя его грубоватые ладони.
Но потом её стал раздражать этот щепетильно-внимательный осмотр.
– Ты что, на смотрины пришёл, в наложницы хочешь взять? Я-то думала, что ты о стриптизе балакал лишь для проформы, а подразумевал своё обычное мужское дело.
– Понимаешь, хочу понять…
– Чего?
– Из каких особенных выпуклостей, линий, изгибов состоит женское тело. Загогулину найти хочу.
– А что тут понимать? Любой мужик знает, чем мы отличаемся от вас. А ты жизнь прожил.
– Это я знаю, но я изучить хочу.
– Чего? Ты что, профессор, пришёл меня изучать?
– Понимаешь, женский организм – это целая Вселенная, даже больше. Потому что о Вселенной мы больше знаем, чем о женщине.
– Ну уморил. Ты что, пришёл издеваться надо мной? Лапаешь, аж мурашки по телу. А что толку? А ну чеши отсюда! Я и без тебя знаю, из чего я состою. Думала, он делом займётся, а он – это снимать, это не снимать… Импотент несчастный. Загогулина ему, видите ли, нужна. Да любой нормальный мужик знает, где эта загогулина у женщины находится…
В сердцах она так его толкнула, что он, пролетев до двери, открыл её лбом. И бежал по двору, прижимая ко лбу руку, чувствуя, как под пальцами набухает шишка.
Утром Нинка не выдержала – рассказала обо всём своей подружке. «Изучать он меня пришёл. Облапал всю и убежал… – покатывалась она со смеху. – Ты смотри, никому ни гугу!» – предупредила она. «Да что я, мне-то какое дело?!» – клятвенно заверила та. А у самой сердце из груди выскакивало, хотелось тут же поделиться с кем-нибудь сногсшибательной новостью. И к вечеру слух уже прошёл по всей деревне: мол, извращенец у нас появился. Кто-то не замедлил сообщить жене Степана. Та в слёзы, а ему хоть бы хны. В поле он подходил к комбайну, внимательно осматривал его и удивлялся: «Как у женщины всё устроено. Кабина – голова, хедер – грудь, а копнитель – так сказать, нижний бюст… Ну и сегменты, ролики, колёсики, гребёнки – всё живет, крутится…»
– Ты чего, Степан? – спросил, подойдя, Василий, один из его напарников.
– Поразительно, как всё похоже, – только и смог вымолвить Степан и поспешил удалиться.
– Никак совсем тронулся мужик, – озадаченно проговорил ему вслед Василий. – У такого хорошего человека – и крыша поехала, жаль…
Дома жена долго страдальчески смотрела на мужа. Потом заплакала:
– Не верю-ю, чтоб ты пошёл к ней, к этой вертихвостке…
– Да я ради науки, Валя. Женщина, как Вселенная, требует познания. Надо изучить, отчего они другие…
– Другие? – завизжала она. – Лечиться тебе надо! Ну как его? К этому. Ну, который сдвинутых лечит…
– К невропатологу?
– Вот-вот.
– Женщина, она больше, чем Вселенная, – совсем запутавшись, бормотал Степан. – Во Вселенной загогулину отыскали, а у женщины кто отыщет…
– Поедем! – не слушая его, сказала жена, одеваясь.
– Да что невропатолог? – безнадёжно махнул рукой Степан. – Ведь думать он не может мне запретить…
На другой день приехали на автобусе в больницу. Ждали в очереди. Степан всё ходил, порывался уйти.
– Степан, сядь, посиди, не мельтеши! – беря его за руку, умоляла жена.
Он садился, но ёрзал на стуле, чувствовал себя как на иголках. Наконец настала их очередь. Вошли вдвоём.
– По одному! – сказал доктор.
– Не видите, я его привела… – ответила жена.
Доктор пригласил.
– Садитесь. На что жалуетесь?
– Это она, – показал Степан на жену, – а я ни на что не жалуюсь.
– Доктор, он почему-то бредит Вселенной. Я, говорит, хочу Вселенную понять. А у женщин он загогулину какую- то ищет.
Тот вскинул внимательный взгляд на Степана:
– Ну я бы это загогулиной не назвал, – усмехнулся он, и сразу посерьёзнев, спросил: – Как у вас с памятью? Какой сегодня день, час, где работаете?
Степан отвечал, чертыхаясь про себя: «Что он решил, что я настолько тупой?»
Доктор между тем продолжал:
– Положите ногу на ногу!
Ударил молоточком по колену.
– Ну, как вы о Вселенной начали думать? Расскажите подробней…
– Никак, – буркнул Степан. «Наверно, и этот подумал, что я с катушек слетел. Скажи ему всё как есть – засмеёт. А ещё хуже – в психушку упрячет. Нет, лучше помолчу».
– Выйдите, – приказал доктор женщине, та вышла. – Ну вы чего это мудрите? Я не вижу у вас никаких отклонений.
– Вы понимаете, доктор, – горячо заговорил Степан. – Я ведь тайну женскую хочу открыть, найти у них загогулину. Искали её ученые, сколько книг написали, а всё без толку. И вдруг – бац! Тут, оказывается, целая Вселенная!
– Где? – спросил доктор.
– Ну, эта главная загогулина. В природе она, в космосе…
– A-а, понимаю, – посмотрел на него доктор.
– И я хочу найти эту загогулину, понять, отчего женщины такие – не как мы.
– Ну и как, нашёл?
– Трудно, доктор. Там биология, медицина, космос, всё перепутано…
– Знаешь, что я тебе посоветую, – переходя на «ты», проникновенно сказал врач. – Забудь ты об этом, иди работай, делай своё дело. А о всяких загогулинах, высоких материях пусть учёные мужи головы ломают. Понял?
Степан открыл дверь, позвал жену, а сам остался в коридоре. Та сразу к доктору:
– Ну как он?
– Ничего, нормальный.
– Как это нормальный? Всё о какой-то загогулине бормочет, покоя она ему не даёт. К другой женщине ходил. Разве это нормально?
– А разве к другим женщинам ненормальные ходят? Это в порядке вещей.
– Какой же это порядок? От законной-то жены бегать?
– В его годы это часто бывает. Чувствуют, что всё это скоро останется позади, бесятся. Хотят то добрать, что в молодости недобрали. Думают – недолюбил, недоцеловал. Пройдёт все, не надо только пороть горячку, тем более разводиться. Как говорится, перемелется, мука будет.
– Да я и не думаю ничего такого.
– Вот и хорошо. Рецепт я выпишу. Соли брома, валерьяночку пусть попьёт. Это для успокоения.
Едва она вышла, как в кабинет снова ввалился Степан. Доктор встал из-за стола:
– Курить есть?
Тот протянул пачку «ЛД».
– Кури здесь, – сказал доктор, взяв сигарету.
Они подошли к раскрытому окну.
– Послушайте, доктор, читал я: вот, у собаки обнаружили часть мозга. Как это называется? Ги-ги-га…
– Гипоталамус.
– Да, гипоталамус. Изучали его, тыкали туда чем-то. И ничего, собака всё перенесла. Делали такой опыт.