Филипповы дети

Заплакала Раиса. Значит, это из-за неё наказали Филиппа. Ведь знала она, какое сейчас время тяжёлое и порядки строгие в армии. Солдату с родной матерью повидаться не дают, чтоб, стало быть, не было никаких контактов, чтоб тайна военная не дошла до чужих ушей, а теперь, говорят, и стены имеют уши. Она сама видела на станции: стена нарисована на плакате, а из неё торчит пребольшое такое ухо – совсем даже и не человеческое будто, а слышит все тайны.

И вообще, нельзя солдатам с гражданскими сталкиваться: болезни могут быть, гриппы там разные да малярии, армии от этого ослабление. Знала она это, а вот не удержалась, принимала Филиппа и даже ждала ведь его. Сказать бы ему: не ходи. Кончится война – тогда и любовь будет.

Не устояла. Слабое девичье сердце. Подвела человека под беду, а теперь плачь.

Не стала Раиса разогревать ужин, легла на кровать ничком, уткнулась в подушку, молчала. И плакать не могла больше – только злость комком застряла в горле, мешала слезам. А на кого злость? На дневального, который фронта испугался? На начальство, что порядки такие ввело? Или на себя? Не могла понять Раиса, так и уснула, не поняв.

И вот потянулись дни за днями – дождливые, серые, осенние. В ожидании дни все осенние – их не различить один от другого. Раиса, пропуская поезда, теперь уже не смотрела на те, что шли на запад, – только в те, с крестами на боках, вглядывалась пристально. В окнах – бледные лица, другой раз бинтами замотанные, да разве разглядишь их на скорости? Хоть и раненых, а шибко везут – земля стонет под шпалами.

Первого октября лёг снег. Вышла Раиса из дому – а кругом белым-бело. Даже больно глазам. Раньше, когда выпадал снег, весело было на разъезде. Ребятишек больше десятка набиралось. С санками, с лыжами карабкались на крутую насыпь запасного пути или бежали вперегонки к дальнему карьеру. Ей тоже отец санки кованые изладил. Прошлую зиму она на этих санках уголь возила от склада.

А ребятишек тех да подруг разметало будто ветром. Кто где? Иных, поди, и в живых нет.

Выкатила Раиса санки из-под навеса, обмела снизу голиком угольную пыль, погладила стершиеся, отшлифованные полозья, вздохнула…

Печатая галошами мягкий снег, неслышно подошла Марья.

– Не на карьер ли собралась? – спросила она.

Раиса смутилась, поставила санки обратно, сказала, что за углём надо съездить.

– Тебе перевод на деньги.

Раиса удивилась. Откуда может быть перевод? Подумала – ошиблась Марья или шутит. Прочитала – всё правильно. Даже отчество её. Обратный адрес – полевая почта Филиппа.

«Зачем это он деньги шлёт?» – думала она. Денег было сто рублей. Много на них не купишь, но булку хлеба можно.

Так зачем ей? Он же знает, что норма у неё железнодорожная. Странно. На её письмо Филипп не отвётил, а деньги зачем-то прислал.

– Может, это к празднику? – предположила Марья.

Но до праздника было ещё далеко. Не должно бы. Так ни до чего они и не додумались.

Назавтра сходила Раиса на станцию, получила деньги. Покупать ничего не стала, положила их в сундук.

А через неделю пришло извещение. И всё стало понятно. Убили Филиппа – вот и переслали деньги, какие у него при себе были, а может, жалование такое ему шло фронтовое.

Застыла Раиса вся, будто закостенела. Ни слёз нет, ни крику. Стала у стола, уставилась перед собой, как в пустоту. В печке давно прогорело, и в доме выстыло, но не замечала она.

Думала всё об одном и том же:

«Почему его убили? Ведь он был один у меня. Нужен ей был. Зачем его было убивать? У него, у бедолаги, – одна тётка. Хоть бы сын остался. Недаром, видно, он писал в письме о сыне – чувствовало сердце…»

Раиса никогда не была болтливой, а теперь совсем замкнулась. Работает молча – и домой придёт молчаливая. Марья посидит-посидит, видит – нет у хозяйки охоты к разговору, повздыхает и уйдёт.

Перед 7 ноября пригласила Марья её в гости. Стала уговаривать:

– Чего ты, касатка, и на девку не походишь? Убиваешься всё – вроде вдовая какая. Да я, на твоём месте, при твоём обличии, пташкой бы летала! Пойдём, хоть на народе побудешь. Кум с кумой из деревни приехали. Да брательник мой. Он в городе при военном училище в музыкантах состоит. Башка – парень! По нотам играет… В позапрошлом годе приезжал, помнишь?