Взгляд у него был тяжелым, пронизывающим, словно он видел все, что мы попытались бы скрыть. Кассиан опустился на диван рядом с Эроном, я послушно села вместе с зельеваром.

– Полагаю, мой коллега уже рассказал вам. Чары захвата в виде петли, которые не дают упустить даже капельку.

Следователь покивал, принимая к сведению. Заглянул в свой засаленный блокнот с затертым гербом полицейского департамента на обложке и спросил:

– Что вы знаете о лунных лисах?

В кабинете повисла гробовая тишина. Ректор, Эрон и Кассиан посмотрели друг на друга, и на их лицах отразилось даже не удивление – шок. Эрон даже рот приоткрыл.

– Исключительная магическая редкость, – произнес Кассиан. – Существо, которое еще в утробе матери попало под действие лунных чар и переродилось. Его кровь и внутренние органы обладают потрясающей ценностью, но она, скажем так, уже из области легенд. Лунных лис не встречали лет двести. Когда-то их преследовали, убивали, охотились на них. Но потом ввели общую вакцинацию от оспы, и она стала как-то сбивать настройки распознающих чар.

Следователь устало вздохнул.

– Кайла Робсон, которую вчера убили в кабинете ректора – лунная лиса. Вскрытие показало это совершенно точно, у лунных лис особые пятна на внутренних органах.

Воцарилась тишина. Затем Эрон сказал:

– Получается, убийца знал, на кого охотится. Но как он об этом узнал? Лунные лисы неотличимы от людей, как он мог заглянуть в ее внутренности?

– Об этом я и хотел спросить у вас, – следователь откинулся на спинку стула. – Как раньше распознавали лунных лис? Какой был способ?

– Да, были особые заклинания, – неохотно пробормотал ректор. – Сейчас они остались разве что в архивах. В учебниках переизданий точно не было.

– И у вас есть к ним доступ? – живо осведомился следователь. Ректор замялся, заерзал так, словно кресло ощетинилось еще дюжиной шипов.

– Да, разумеется, архивы академии, старые научные труды… на что это вы намекаете?

– Вы назначили Кайле Робсон встречу вечером в ректорате. Рабочие встречи так поздно не проводятся, насколько я знаю. У вас есть возможность распознавать лунных лис, – в голосе следователя захрустели льдинки. – А также использовать заклинания захвата и не потерять ни капли крови.

Он сделал паузу и произнес:

– И либо вы сейчас говорите мне правду, либо я отправляю вас за решетку по подозрению в убийстве. И просидите вы там до суда. Ну что решаете? Правду я из вас все равно вытяну.

Ректор тяжело вздохнул и уткнулся лицом в ладони.

***

Некоторое время он сидел неподвижно. Потом взял со стола карандаш, откинулся в кресле и, глядя куда-то сквозь нас, в свои воспоминания, произнес:

– Да, это было не собеседование. Вернее, и оно тоже, я хотел взять Кайлу на работу, и она была не против. Это было свидание. Мы познакомились совсем недавно, но наше чувство…

Мы с Кассианом переглянулись. Следователь сидел с таким видом, словно слушал подобные истории по три раза на дню.

– И она не из благородной семьи, – продолжал ректор. – Она дочь библиотекаря, который недавно сгорел от чахотки. Мы встретились случайно: я зашел в его библиотеку, там была распродажа старого фонда, решил посмотреть, может, выкопаю что-то интересное. И увидел Кайлу. И сердце мое пропало навсегда.

– Дочери библиотекаря не по карману такие чулки, – заметила я, когда ректор сделал очередную паузу. Он одарил меня тяжелым неприятным взглядом.

– Неужели вы думаете, что я допустил бы, чтоб моя возлюбленная ходила в шелковых чулках? Это недостойно джентльмена!

Должно быть, несчастная Кайла думала, что вытащила из коробки продавца счастливый лотерейный билет. Стать подругой ректора академии магии, вырваться из нищеты, увидеть впереди счастливую жизнь, а не смерть от чахотки…

Следователь поерзал в кресле, усаживаясь поудобнее, и сказал:

– Ладно, все солидные господа имеют любовниц, это нормально. Но незачем рассказывать сказки о пропавшем сердце и неземной любви. Зачем нужны кровь и органы лунных лис?

Он посмотрел на нас так, что Кассиан сразу же ответил:

– Банально: регенерация тканей. Лечение ран любой сложности. Желчный пузырь нейтрализует смертельные токсины. Селезенка шла на сыворотку, способную избавить от сильнейшей порчи или черной чумы. Кровь – для зелья невидимости, лечения ряда магических болезней или создания гомункула.

Он неопределенно пожал плечами и добавил:

– Но видите ли, все это не имеет смысла. Наука давно шагнула вперед. Нам уже не нужна селезенка лунной лисы, чтобы избавиться от чумы или порчи. Есть новые заклинания, есть зелья последнего поколения, гомункулы давно работают на основе северного янтаря. Так что лунная лиса это, конечно, магический феномен, редкость, но она не так уж и нужна.

Следователь нахмурился.

– Тогда зачем убивать и обескровливать?

Кассиан только руками развел.

– Понятия не имею. Но вряд ли наш ректор имеет отношение к убийству. Если бы он, например, хотел расправиться с надоевшей любовницей, то сделал бы это подальше от академии, а не в своем кабинете. По-моему, логично.

– По-моему, тоже, – угрюмо поддержал ректор. – Да даже если и в кабинете, зачем мне потом собирать народ? Есть множество способов избавиться от тела, не привлекая чужого внимания.

Следователь посмотрел на него очень выразительно, и ректор решил воздержаться от сарказма.

– Да и если бы это был он, то я бы уловил нити его остаточной магии рядом с телом, – добавил Эрон, который все это время рассматривал причудливый золотой брелок на цепочке для часов. – А их не было. Вообще ничего не было, словно бедняжку убил призрак.

Следователь вздохнул. Поднялся, убрал блокнот в карман.

– Когда все начинают валить на призраков, начинается самое интересное, – сказал он. – Что ж, господа, благодарю за откровенность. Думаю, мы встретимся еще не один раз. Кстати… – он перевел взгляд на меня, и я невольно ощутила пронизывающий холод, словно была преступницей и наконец-то попала в руки правосудия. – О вас много пишут в газетах, госпожа Торнфилд. Ну и скандал вы устроили!

Кассиан сжал мою руку, и под его взглядом следователь стушевался, словно понял, что заговорил о том, к чему не имел права касаться.

– Моя жена спасала свою честь и жизнь, – ледяным тоном произнес он. – И если вы будете марать языком его имя, он у вас почернеет и отсохнет. И не только он.

Ректор посмотрел так, словно хотел сказать: “Так его, так!” Следователь нахмурился.

– Угрожаете?

– Предупреждаю. Чтоб вы потом не говорили, что ничего не знали и ни в чем не виноваты.

Следователь кивнул и пошагал к двери. Ему, видно, был дорог и язык, и все остальное. Когда он вышел, то ректор из растерянного подозреваемого снова стал владыкой и правителем академии и с нажимом сказал:

– Господа, я полагаю, вы понимаете: все, что было здесь сказано – тайна.

Мы дружно кивнули и на этом встреча подошла к концу. До начала четвертой пары еще было время, и мы с Кассианом направились в столовую.

– Спасибо, что заступились за меня, – сказала я, когда нам принесли обед: суп с телятиной и картофелем и свиные отбивные с овощами. Девицам положено есть, как птичкам, чтобы сохранять стройность стана, но я решила, что теперь могу пусть не забыть об этом правиле, но ненадолго отложить его.

Кассиан вздохнул.

– Флер. Вы моя жена. Вы меня спасли минувшей ночью, – произнес он, купая ложку в супе, но так и не принимаясь за еду. – Неужели вы думаете, что я позволю кому-то вас обидеть? Хоть этому следователю, хоть самому Господу Богу.

– Вот она! – воскликнул звонкий молодой голос, и Кассиан выпустил из пальцев ложку и взялся за нож. – Вот эта распутница!

***

Перед нашим столом возник молодой человек, будто сошедший со страниц модного романа – слишком уж безупречный и холеный, слишком ослепительный, чтобы быть настоящим. Его волосы, завитые в модные локоны, отливали медью при свете люстр, а черты лица казались выточенными резцом мастера – высокие скулы, насмешливый изгиб губ, пронзительные глаза цвета морозного неба.

Он слегка наклонил голову, словно оценивал меня с высоты своего положения и был не один, а с целой компанией – приятели и прихлебатели держались чуть в стороне и смотрели на меня с нескрываемым презрением, словно я была девушкой из дома с зеленым фонарем, по ошибке попавшей в высшее общество.

– Поосторожнее, Гевин, – посоветовал Кассиан, и его пальцы, сжимавшие нож, побелели. Голос звучал тихо, но твердо. – Ты говоришь о моей жене.

Гевин усмехнулся. Я заметила золотую печатку на его среднем пальце: судя по гербу, он был из семейства Лонгхорн, знаменитых промышленников – их заводы обеспечивали металлом королевство, производя все, от оружия до ложек. И да, я его вспомнила: когда-то мы встречались на балу, и он хвастался, что отец купит ему всю академию магии.

Получается, все-таки купил, судя по тому, как нагло держится Гевин.

– При всем уважении, профессор, я говорю о той распутнице, о которой пишут все газеты, – парировал Гевин, явно наслаждаясь ситуацией. – О той, которая сбежала из дома и бросила жениха. Я знаю Элдриджа Уинтермуна, он порядочный человек и такого точно не заслужил!

В горле возник ком. Конечно, Элдридж заслужил новую жертву. Новую игрушку для своих извращенных забав, с которой будет играть, пока она не сломается.

Вот только я не собиралась быть такой игрушкой. Сбежала, спаслась.

– Мне жаль вас, честно говоря, – продолжал Гевин. – Вы хороший человек, профессор, и тоже не заслужили такого… падения.

Во рту сделалось горько. Я сидела, окаменев, не в силах пошевелиться и хоть слово сказать – зато Кассиан поднялся из-за стола, и по лицу Гевина я поняла, что он ждал этого.

Он хотел скандала. Или дуэли.

Он, возможно, был из тех парней, которых Кассиан наказал змеиным шампунем, и теперь жаждал реванша.

В столовой сделалось тихо-тихо. Помощники поваров, которые готовили столы к ужину, замерли с тарелками в руках. Компания девушек, которые лакомились пирожными у окна, застыла, испуганно глядя в нашу сторону. Гевин стоял, слегка откинув голову назад, будто предлагая Кассиану ударить его, и я вдруг поняла: у него что-то есть. Он пришел не просто для того, чтобы поболтать.

– Правый карман, – едва слышно пробормотала я.

Кассиан расстегнул пиджак, сбросил на стул и принялся демонстративно заворачивать рукава белоснежной рубашки. Скандал будет неимоверным, на всю столицу, на все королевство!

– Значит, падение, – задумчиво произнес Кассиан. – Забавно это слышать от человека, которому отец купил место в академии и оплачивает экзамены и зачеты. Сколько раз ты пересдавал зельеварение на прошлом курсе? Кажется, четырежды?

Гевин побледнел от гнева. В правом кармане его пиджака что-то дрогнуло, зашевелилось, будто хотело вылезти.

Движение Кассиана было молниеносным: он содрогнулся всем телом, и на мгновение мне показалось, что пространство сдвинулось, отталкивая Гевина и прихлебателей. Карман его пиджака задымился, и Кассиан довольно усмехнулся.

– Волтонский краб. Так я и думал.

Голос звучал глухо и отдаленно, словно и Кассиан, и Гевин с компанией вдруг переместились в другой слой мира. Зельевар дернул правой рукой, и…

Я не сразу поняла, что случилось. Смотрела туда, где мгновение назад стоял Гевин и думала: куда это он успел убежать так быстро? И почему это его компания окаменела от ужаса, разинув рты.

А потом перевела взгляд и увидела…

Кто-то из помощников поваров выронил тарелку и охнул, выразительно помянув мать и перемать. Одну из девушек отчетливо начало клонить в обморок.

На полу вместо Гевина красовался огромный волтонский краб размером с лохматую горную овчарку. Его панцирь переливался всеми оттенками синего, изредка вспыхивая багровым. Узорчатые тяжелые клешни беспомощно повисли, дюжина глаз шевелилась, глядя во все стороны, сверкающий клюв открывался и закрывался в безмолвной мольбе.

– Ну вот, – вздохнул Кассиан. – Так я и думал. Волтонские крабы недаром запрещены к добыче, друзья! Их магический фон так силен, что человек, который их ловит, сам принимает облик краба! Кстати, господа: он хорошо сегодня пообедал?

Один из прихлебателей, тощий темноволосый парнишка, в ужасе уставился на Кассиана и ответил:

– Ну да, профессор. Три порции стейка.

– Тогда не отпускайте его далеко, – ухмыльнулся Кассиан. – Волтонские крабы испражняются жемчужинами размером с человеческую голову.

Я прикинула размеры краба, человеческой головы и поняла, что Гевину сегодня будет очень невесело.

– Все жемчужины – собрать, принести в мою лабораторию, – скомандовал Кассиан и взял пиджак. – Доктора Даблгласса предупредить: у него сегодня пациент с повреждением кишечника.

Он вздохнул и процитировал стихи из старой сказки о поповском работнике, который справился с бесами:

– Эх, чертушка, какой ты дурак, что ж ты на нас полез вот так? Идем, дорогая, у нас еще пара впереди.

Волтонский краб проводил нас тоскливым стоном.

***

– Это возмутительно! Это скандал! Я вас на тряпки тут всех разорву и полы вымою!

Питер Лонгхорн ворвался в академию сразу же после четвертой пары: к тому времени Гевин отложил уже пять жемчужин и собирался отложить шестую. Ректор, который был в курсе приключений такого важного студента, готов был разорваться на части: надо было и защитить своего преподавателя, и не упустить драгоценного спонсора.

Я стояла за плечом Кассиана и удивлялась: как ему удается сохранять столь невозмутимый вид, когда над нами грохочет такая буря? Как он сохраняет спокойствие, когда разъяренный магнат собирается нарезать его на ломти?

– Я отдал сюда сына для того, чтобы он учился! А не для превращений в монстра! Засужу ваш сарай! Закрою его навсегда! – Лонгхорн топал ногами и тряс кулаками, но зельевар и бровью не повел, словно видел такую картину сто раз на дню и давно к ней привык.

– В монстра он превратился и без нашего участия, исключительно своими и вашими стараниями, – равнодушно произнес Кассиан. – Скажите, вы были этим летом на побережье Виалайя?

Лонгхорн уставился на него колючими маленькими глазками. Провел ладонью по лбу.

– Были. Мы всегда там отдыхаем. Можем себе позволить лучшее, в отличие от некоторых.

– И вы, конечно, не проконтролировали, что ваш сын собирал на берегу моря?

Лонгхорн ухмыльнулся.

– Да лишь бы не триппер.

– А лучше бы триппер! – воскликнул Кассиан. – Волтонский краб запрещен к добыче и вывозу! Мало того, что он ядовит, одного укола хватит для полной парализации на несколько суток. Он еще способен превратить человека вот в это! Ваш сын долго таскал его в карманах, как я погляжу.

Краб со стоном исторг из себя шестую жемчужину и обмяк на лабораторном столе. За большим окном в другой кабинет стояла целая толпа с записными книжками: биологический факультет пришел наблюдать за такой редкостью в полном составе. Пинкипейн, их куратор, тонкий и гибкий, похожий на сказочного эльфа, что-то записывал в блокнот.

– Это ваша вина! – Лонгхорн ткнул Кассиана в грудь. – Это вы использовали чары!

– Конечно, я использовал чары, – не стал отрицать Кассиан. – Изолировал вашего Гевина, чтобы отдача от такого оборота не оторвала ноги его приятелям! Я, видите ли, преподаватель. Я не могу не думать о своих учениках и их безопасности.

Краб зашевелил клешнями, издал тонкий стон, и Лонгхорн, который готовился исторгнуть очередные угрозы, вдруг как-то обмяк, словно из него выдернули стержень.

– Долго он будет так страдать?

Кассиан надел толстую кожаную перчатку, поднял одну из задних клешней и отрицательно покачал головой.

– Жемчужин больше не будет, если его не кормить и не поить. Человеческий облик Гевин примет завтра, примерно в это же время. Советую пока оставить его здесь под наблюдением.

Кассиан вздохнул и произнес с неожиданным теплом и сердечностью:

– Я искренне вам сочувствую. И вам, и ему. Но нужно же быть как-то внимательнее к сыну. Ни курорты, ни деньги не заменят ему вашего живого участия. Пока это кончилось вот так, нелепо и по-дурацки. Но может случиться настоящая беда.

Лонгхорн угрюмо кивнул.

– Он очень разозлился на вас из-за тех пересдач. Я не знал, что он притащил с собой эту пакость.

Кассиан понимающе качнул головой.

– Что ж, будет ему урок. Лучше, чем чтение нотаций.

Лонгхорн мрачно посмотрел на меня и произнес:

– Вы тоже извините, госпожа Торнфилд. Мне сказали, что он говорил вам какие-то гадости.

Я холодно кивнула, принимая извинение, но не забывая о проступке, и мы покинули лабораторию. Ректор остался с Лонгхорном, что-то успокаивающе приговаривая и убеждая, а мы с Кассианом вышли из главного корпуса и неторопливо двинулись по дорожке в сторону жилого. Навстречу шли студенты – видя нас, останавливались и здоровались, глядя с опаской, интересом и уважением.

Дождь перестал, сегодня несколько раз выглядывало солнце, и осенний мир казался спокойным и умиротворенным. Кассиан молчал, я шла рядом с ним и чувствовала себя по-настоящему защищенной.

Должно быть, это было то самое чувство, что должен приносить брак – ты за каменной стеной человека, который никому и никогда не даст тебя в обиду.

– Вы ведь придумали все это, – негромко сказала я, и Кассиан едва уловимо улыбнулся.

– Разумеется. Волтонский краб немыслимая редкость, он ядовит, но люди в него не превращаются. Вернее, превращаются, если хамят мне и обижают мою жену.

Это было сказано очень спокойно и просто, но слова согрели меня, окутав сердечным теплом и надеждой. Я никогда и ни к кому не испытывала такой благодарности.

Как же мне повезло!

– Это наука Гевину – не лезть к тому, кто может превратить тебя в немыслимое чудовище, – продолжал Кассиан. – И всем остальным. Больше никто не вспомнит о вашем женихе, Флер, и не оскорбит вас ни словом, ни взглядом, не беспокойтесь.

– Мы спасли друг друга, – сказала я. – Несколько раз. Спасибо вам.

– Не стоит благодарности, – ответил Кассиан, открывая дверь и пропуская меня в жилой корпус. – Сварите еще зелья от моего недуга на всякий случай.

***

Зелья я наварила столько, что в нем можно было купаться. Кассиан перетащил котел к кровати, и я заметила:

– В колледже нам никто не помогал. Мы все котлы таскали сами.

– Ну так вы теперь и не в колледже, – произнес Кассиан. – Куда вам тащить такую тяжесть?

Он отряхнул ладони, вышел к рабочему столу, а я расположилась в одном из кресел и спросила:

– Что это за лунные лисы? Оборотни?

– Примерно. Оборотень не способен сдерживать свою природу. Превращается в животное в зависимости от фаз луны. А лунные лисы принимают звериный облик, когда захотят. Или вообще не принимают.

– Получается, можно и не узнать, что ты лунная лиса, – пробормотала я. – И зачем ему ее кровь, если сейчас много новых чар?

Кассиан пожал плечами и собирался было ответить, но в это время в дверь постучали. На пороге обнаружился Пинкипейн – в руках он держал большую банку, наполненную розоватым сияющим порошком.

– Твоя доля! – звонко произнес он, и я в очередной раз подумала: настоящий эльф. Только у них такие звонкие чистые голоса, словно они не говорят, а постоянно поют. – Волтонский краб отложил еще одну жемчужину, ректор решил истолочь их в порошок. Часть на внутренние эксперименты академии, часть на продажу.

Кассиан отступил, пропуская Пинкипейна в комнату – тот вошел, с интересом посмотрел на меня, и я невольно ощутила смущение.

– Разве папаша Лонгхорн не хотел их забрать? – спросил Кассиан. – Вроде он из тех, кто не упускает того, что плывет в руки.

– Конечно, хотел, – рассмеялся Пинкипейн. – Но ректор сразу сказал, что жемчужины очень ядовиты, и Лонгхорн не стал рисковать. Ну и уроки ты задаешь своим студентам!

Кассиан вздохнул.

– У меня на родине говорят, что дурака и в церкви бьют. Раз он такой дурак, что лезет к сильному магу, раз он так глуп, что не думает о субординации, то что поделать! Приходится учить!

– Мои студенты в восторге. Волтонский краб, который откладывает жемчужины! Где еще такое увидеть?

– Это мерзко, честно говоря, – призналась я. Пинкипейн взглянул на меня с тем же теплым интересом, мягко прищурившись, и казалось, будто он пытается прочесть мои мысли или заглянуть в душу так глубоко, куда я сама не заглядывала.

– Простите мою дерзость, но я покорен вашим поступком, – признался он. – Сбежать от навязанного жениха, предложить первому встречному взять вас в жены… Для этого нужна отчаянная смелость!

– Для этого нужно лишь желание жить, – сдержанно ответила я. – Уже сбилась со счета, сколько жен похоронил Элдридж Уинтермун. И не собиралась пополнять список.

Пинкипейн понимающе кивнул, и мне подумалось, что он не носит очки, хотя и должен. Поэтому и смотрит так, прищуриваясь.

– А смелость мне еще пригодится, – продолжала я. – Здесь хватает опасностей. Убийства, например, происходят.

– Да, этот следователь Ренкинс допрашивал всех преподавателей. Кстати, я припомнил один способ опознать лунную лису! Когда я учился на первом курсе, нам рассказывали, что у оборотней и их подвидов кровь выглядит серебряной в лунном свете!

– Получается, у Кайлы было кровотечение, и кто-то заметил его ночью, – нахмурился Кассиан, и Пинкипейн снова кивнул.

– Да, я так и сказал Ренкинсу. Кто видел ее ночью?

– И снова мы приходим к ректору, – произнес Кассиан. – С кем еще девушка проводила ночи?

Пинкипейн только руками развел.

– Знаете, на что я надеюсь? Что душегуб остановится и не будет искать новых лунных лис.

– Я так и не поняла, зачем они ему, – сказала я. Комната медленно погружалась в сумерки, и мы были похожи на заговорщиков, которые обсуждают захват королевского дворца.

– Как только мы это поймем, то узнаем, где его искать, – откликнулся Кассиан. – Впрочем, давайте оставим следователю Ренкинсу его работу, а сами займемся своей.

Пинкипейн понял намек и откланялся. Когда за ним закрылась дверь, то я сказала:

– Он похож на эльфа. Хотя эльфов не бывает.

Кассиан усмехнулся.

– Зато бывают тролли. Вы заметили, какие у него глаза?

Я неопределенно пожала плечами. Вроде бы серые с прозеленью. Не всматривалась я в глаза Пинкипейна.

– Зеленые?

– Именно. Он тролль в девятом поколении. Его из-за этого едва взяли в академию.

Старые законы о чистоте крови запрещали потомкам троллей учиться в столице и работать на сколь-нибудь значимых должностях. Если у тебя был пра-пра-пра-и еще много раз прадедушка тролль, чудовищное порождение древней магии гор, то ты можешь хоть сто раз быть похож на эльфа – это тебе мало поможет. Все так и будут ждать от тебя зла и темной магии.

– Ректор взял Пинкипейна под свою ответственность, – продолжал Кассиан, – и не пожалел об этом. Видите, Флер, у каждого здесь своя тайна.

– Лишь бы они не заканчивались убийствами, – вздохнула я.

***

Ночью я проснулась от того, что Кассиан шевельнулся за стеной.

Дождь закончился, тучи разлетелись прочь, и растущая луна заглядывала в окно – полоса света казалась дорогой, ведущей к страшным чудесам и приключениям. Я села и некоторое время ждала, что Кассиан шевельнется снова.

Надо было просто встать и посмотреть, все ли с ним в порядке. Но меня вдруг охватил липкий парализующий страх.

– Quendele… – донеслось из-за стены. Я знала эту молитву: quendele tattus Glorina, все ради славы твоей. Кассиан говорит во сне? Молится?

Собравшись с духом, я все-таки поднялась с кровати и выглянула из-за стены, страшась снова увидеть Кассиана, изогнутого в дугу немыслимым страданием. Но он лежал спокойно, подложив одну руку под щеку, и его губы едва заметно шевелились – он говорил, но я не разбирала слов.

Одеяло он сбросил на пол – вздохнув, я подняла его, набросила на Кассиана и, поправляя, случайно дотронулась до его плеча.

Я так и не поняла, что случилось потом. Движение Кассиана было быстрым, словно бросок змеи: он каким-то непостижимым образом вывернулся, вмял меня в кровать и заломил руку болевым приемом.

Кажется, я закричала – вернее, замычала, уткнувшись лицом в подушку. Вскоре хватка ослабла, Кассиан выпустил меня и, перевернувшись и отползая от него подальше, я увидела, как он запустил руку в волосы, словно злился на самого себя.

– Флер? – окликнул он. – Это ты? Прости.

– Это я, – прошептала я. Боль разливалась от руки по всему телу – да смогу ли я завтра пошевелиться после такого? – Вы всегда так заламываете людей?

Кассиан ушел за шкаф, и я услышала, как он открывает одну из полок и звенит склянками. Вернувшись, он показал мне плоскую баночку с мазью и велел:

<1234>