Сладкоголосая птица любви

Светлана Петровна Морозова (девичья фамилия Левых) родилась 7 августа 1941 года в Хакасии. По окончании школы в 1958 году работала маляром, электрообмотчицей, пионервожатой, лаборанткой. С 1960 по 1963 год училась в Магнитогорском Горно-Металлургическом институте, из которого ушла, так как решила стать архитектором. С 1964 по 1969 год учеба на архитектурном факультете Казахского Политехнического института в Алма-Ате, Профессия –архитектор. После окончания учебы была направлена в Военморпроект во Владивостоке.

Светлана участвовала в проектировании штаба Тихоокеанского Флота, общественных и гражданских объектов Владивостока, г. Большой Камень. По ее проекту в 1972 году создан памятник на Камчатке в г. Вилючинске в честь погибших в районе острова Гуам моряков первой атомной подводной лодки К-129. С 1972 по 1974 годы работала в Алма-Ате над проектом института Алмаатагипротранс, автовокзала в г. Новый Узень, микрорайонов в г. Сары-Шаган. С 1974 по 1976 год работала в институте Приморгражданпроект г. Владивостока над проектами микрорайонов Владивостока, школы и городской санэпидстанции. По ее конкурсному проекту построен санаторно-курортный комплекс в бухте Шамора.

В 1976 году по приглашению работала главным архитектором г. Свободного Амурской области, откуда уволилась из-за конфликта с руководством города, Госстрой РСФСР предложил ей работать главным архитектором нового строящегося города Усинска – Всесоюзной ударной комсомольской стройки для разработки нефтяных месторождений на границе Полярного круга в Коми АССР. Она заставила строителей красить строящиеся дома по ее цветовым решениям в духе супрематизма. По проекту Светланы Морозовой построен памятный знак города Усинска на границе Северного полярного круга.

С 1981 года член Союза Архитекторов СССР.

В 1986 году отказалась согласовать строительство микрорайона Усинска вопреки генплану города, о чем настаивал первый секретарь обкома. Начиналась Перестройка, иона перевелась из горисполкома в Худфонд Коми АССР, работала по интерьерам строящихся зданий Усинска.

В 1987 году вышла замуж за Льва Аркадьевича Морозова, он приехал в Усинск из г. Балахны Нижегородской области. Решила создать мастерскую при отделе культуры горисполкома и работать с мужем над интерьерами общественных зданий Усинска. Денег зарабатывали много по расценкам Худфонда, поэтому зав отделом культуры и главный архитектор города всячески мешали работать, препятствовали заключению договоров. Пришлось защищать свои права в суде, они выиграли два иска у горисполкома, им выплатили большой материальный ущерб, но опять пришлось уволиться.

1990 году Светлана Морозова открыла Усинский филиал Городецкого художественно-производственного комбината под эгидой Советского Фонда Культуры, возглавляемого Раисой Максимовной Горбачевой. Работали с мужем по декоративно-монументальному оформлению интерьеров общественных зданий Усинска, офисов, столовых, школ, детских садов, аэровокзала, сельских клубов в селах. В1993 году филиал закрыли в связи с ликвидацией Советского Фонда Культуры. Светлана Морозова вышла на пенсию. Все рушилось, работы не было, настали тяжелые времена, люди покидали Север. В 1994 году Морозовы выехали в г. Балахну Нижегородской области.

В 2011 году муж умер, Светлана Морозова пишет картины и книги. Участвовала в художественных выставках в Коми АССР, Нижегородского Дома Архитекторов, Дома Ученых, на Нижегородской ярмарке, в Нижегородской мэрии, в Балахне, в Нижегородском Выставочном комплексе, и областных выставках Союза художников России, в выставках галереи «Русский век».

ШАЛЬНАЯ МОЛОДОСТЬ МОЯ

На четвертом курсе Бэлка сказала:

– К Жунусову приехали друзья из Баку. Парни – во!! Вагиф – строитель, Ариф – электронщик. Сегодня идем в ресторан.

Вечером навели марафет и пошли. Мы с Арифом сразу понравились друг другу и лихо выплясывали под джаз без устали. После ресторана веселье продолжили в трехкомнатной квартире Жунусова, потом разошлись по комнатам. Родители были на курорте.

Ариф – уверенный, стильный, в модном, невиданном в Алма-Ате пальто из джерси, дорогом костюме, лакированных туфлях и ослепительно белой нейлоновой рубашке, которую невозможно купить, оказался интересным собеседником. Мы болтали о живописи, литературе, театре, электронике, стихах, книгах…

На ночь он постирал свою рубашку и повесил на плечиках на люстру, чтобы до утра высохла. Рассказал про себя. Он из семьи Алекперовых, одного из старинных кланов Азербайджана. Аспирант, электронщик, и калымит ремонтом телевизоров.

– Зарабатываешь?

– А как же! Клиентов – тьма, меньше червонца за вечер не бывает.

– Ого, да ты богатый жених!

– Еще бы, живу в двухкомнатной квартире с видом на Каспий.

А утром решительно заявил:

– Я люблю тебя и женюсь!

Такой вот самодовольный, не сомневался, что осчастливит.

– А это ничего, что я русская? – родители переживут?

– Еще бы! У меня мама русская, она татарка.

– Ага! Но я учебу не брошу.

– В Баку на архитектурный факультет переведешься. Сдавай сессию и готовь документы!

– Да как-то все галопом!

– Нормально! Я ждать не хочу.

Он меня даже не спросил, согласна ли я. Ну, ладно, посмотрим, зачем огорчать – время есть. К полудню мы привели себя в порядок, попили кофе и отправились на двух такси в ресторан Кок-Тюбе, расположенный на горе по дороге на Медео. Здание ресторана по архитектуре напоминало юрту, и было полностью застеклено открытыми настежь окнами. Вид с Кок-Тюбе был потрясающий! – весь центр Алма-Аты с новыми современными зданиями площадей. Красотища!

Неделя пролетела – Медео, рестораны по вечерам, и квартира Жунусова. Заботливый и внимательный Ариф украдкой подкидывал в сумку будущей жене червонцы. Лекции и проекты возобновились только после отъезда Арифа. Он вызывал меня на переговоры каждый день, жаловался, что скучает, торопил с документами по переводу. А я уже точно не хотела никакого Баку. Жена, да еще азербайджанская, нет, это не про меня. А папа вряд ли смирится с мужем, который незаконно левачит.

Мне было хорошо с Арифом, как с надежным другом и любовником, но иметь его как мужа?!! – ну уж нет, ведь с ним надо жить и спать все время, а это не для меня! Брак, семья, дети с творчеством несовместимы, свобода и – точка, замуж не хочу! И я перестала бегать на переговоры. Думала – отцепится, но он стал слать телеграммы, а потом прилетел. Но я уже свалила на каникулы домой, в комнате была одна Грассиха, хвосты сдавала. Наверняка она ему наплела про меня, что я стерва, и хотела отбить. Ариф улетел, оставив записку: «Света, ты не права! Ариф». Как просто! -я обрадовалась.

Грассиха пела мне:

– Ну, ты и жопа! Такой кадр! -одет так, красивый, богатый, семья знатная! Привез кучу – торт, конфеты, шоколад, шампанское, фрукты, а ты усвистела! Он так любит тебя, балда!

– Ну, не нужен он мне, не хочу в Баку, себе зацепила бы!

– Да на фиг я ему! Чай пить не стал, все оставил, погоревал и исчез. Чтоб не пропало, я все съела. Дура! – вся в шоколаде бы была!

– Знаешь, Люсенька, можно, наверное, жить без любви. Но если она была, то на меньшее я не согласна, ты уж поверь!

– Да знаю я тебя, что взбрело – не своротишь. Не пожалеешь?

– Лучше что-то не сделать и жалеть, чем сделать, а потом всю жизнь каяться.

Летом началась строительная практика. Как-то мы с Валей, после дня рождения, который отмечали до полночи, еле притащились на работу. Меня послали белить потолки в санузлах, где я привела себя в порядок ледяной водой из-под крана, приняла душ из шланга. А Валю отправили на улицу красить газгольдерную установку на солнцепеке. Она была еле живая от нитрокраски. Я примчалась к ней, опрокинула на голову полведра воды и оттащила в тенечек.

Потом нашла прораба Леню и уговорила отпустить нас домой. А этот Леня имел глаз на Стрельчиху, он пригласил нас в гости к приятелю, у которого жена и дети уехали на море. Молодой Стас был управляющим треста, вальяжный крепыш, любимец женщин.

В роскошной огромной квартире его была стереосистема. Стас развлекал нас – пробегал ногами по стене до потолка и, сгруппировавшись, падал, приземляясь ногами. Я ему показала свой приемчик самообороны от Валерки Сухорукова. Правда, неудачно, Стас бережно крутанул меня, и прижал к себе так, что я запищала. Пока мы занимались этими фокусами, на кухне взорвались две закрытые банки тушенки, которые Леня поставил на огонек. От страшного грохота мы рванули на кухню. Красивый интерьер был испорчен брызгами мясных ошметков. Зрелище было еще то! Но Стас достал из холодильника все вкусное и дефицитное.

С тех пор я не расставалась со Стасом. Веселый и внимательный, с ним было легко и интересно, я привязалась к нему. А через месяц вернулась его семья, и я прекратила встречи. Не надо мне любовных страданий и семью разрушать не буду! Он хотел снять квартиру, но быть любовницей на содержании? – ну нет! И решительно ушла прочь.

Снова учеба, проекты, зачеты, и опять вскоре мимолетный роман. В институте меня догоняет красивый грузин Валико, из-за которого девки сходили с ума. А я уже отрастила конский хвост и встряхивала этой рыжей гривой. И Валико не устоял, когда мой хвост порхнул перед ним, обалдуем. Раньше не замечал, а тут:

– Девушка, как Вас зовут?

Свидание назначил. Я подумала – да пошел ты, ловелас заштатный и на свидание не пошла. Он тогда стал случайно попадаться мне на глаза и звал в кино, в ресторан. А я все отнекивалась – занята, не могу! Думала – насколько его хватит? Неделю пудрила мозги, а потом пожалела грузина – он не обижался, улыбался, уверенный, что уломает меня, смотрел горячими глазами, и я согласилась на ресторан.

После ресторана пошли к его другу. Друг сразу собрался куда-то, и мы провели веселую ночку. В перерывах между любовью Валико сажал меня на спину и на четвереньках бегал по квартире, я хохотала и стегала его ремнем, а он фыркал как мерин. Сажал на плечи и носился по квартире так, что я чуть не сбила головой хрустальную люстру, таскал меня как куклу. Я визжала в восторге, а он рычал, целовал и тискал меня. По субботам его соседи по комнате уезжали домой, и мы проводили ночи вместе. А потом пошли зачеты и я сказала:

– Валико, давай расстанемся. Спасибо за любовь, но зачем тебе это? Ты парень видный, девки от тебя без ума, а я старше, и не люблю страдать, ревновать. Нам было хорошо, но давай расстанемся, мой дорогой.

Валико погладил мой рыжий хвост, поцеловал, улыбнулся, медленно отступил, и пошел, не оглядываясь. Все понял!

Сколько потом было случайных встреч, флиртов… Они проходили, не зацепляя. Разрывались отношения – я не горевала! – спасибо за любовь и адью!

А во время подготовки к защите диплома на вечеринку к Жене Прохорову заскочил парень, Жора Волков, Женя звал его Американцем. Похожий на Юла Бриннера, он носил с особым изяществом широкополую серую шляпу, прикрывая ею совершенно лысую голову. А еще он в лотерею выиграл Москвич! Вот такой везучий, всем хвастался документом этим. Мы с ним ездили каждый день на Медео. У него всегда было что-то вкусненькое, дефицитное. Дело в том, что Жора преподавал английский в тюремной школе, там платили больше. Про тюремную жизнь много интересного рассказывал, я понабралась много интересных словечек из тюремного жаргона, но использовала его только ради развлечения. Ушлый Жора еще и катал на своей машине тюремное начальство, за что они ему подкидывали дорогую дефицитную еду, как видно, ворованную из посылок заключенным сидельцам. Диплом на носу, а я по горам раскатываю, любовь кручу! Жора катал, катал меня 2 недели, а потом я получила стипу, и он выпросил 10 рэ на бензин. Получила перевод от мамы, он подвез до общаги, и просит пятак подкинуть. Ну, тут я не стерпела и выдала:

– Да катись ты к чертям собачьим, лысый петух бесхвостый!

Сдернула с его голой башки шляпу и запулила в арык. Выскочила, и рванула на крыльцо. Юл Бриннер! – козел!

И вся любовь!

ПОЗОВИ МЕНЯ

В 1969 году, получив диплом архитектора, я по направлению поехала с подругой Валентиной в Военморпроект – вч 31072 во Владивостоке, мы его звали Фирмой. Проектировщиками там работали выпускники ВВИМУ Ленинграда и гражданские женщины. Нас поселили в гостинке для молодых специалистов, на Эгершельде, недалеко от Фирмы. Из окна гостинки была видна бухта Золотой Рог. Блеск! Работа была интересная. Первая моя работа была по фасадам и интерьерам строящегося штаба Тихоокеанского флота на берегу бухты Золотой Рог!

Город был невыносимо прекрасен! Дома на улице Ленинской в стиле Русского модерна, словно Шехтель поработал. Голова так и заворачивалась смотреть на эту красоту. Куда там нынешним посохиным? – муть серая! По выходным загорали на пляже Амурского залива в ста метрах от нашего дома.

В начале сентября мы пришли с Валентиной домой на обед. Денег пред зарплатой хватило купить только банку кальмаров и батон. Подходим к двери комнаты, а она открыта! Входим. В моей кровати кто-то лежит под одеялом, рядом на стуле аккуратно сложена мужская одежда. Я взвыла:

– О, Боже, неужто кого-то мужеского пола Ты послал мне прямо в мою кровать?!!

И точно! – мужик! Проснулся, потянулся, повернулся, глаза протер и сказал:

– Привет, красавицы! Я в этой комнате жил до отпуска, вот, прилетел, пока все на работе – приземлился. Да вы проходите, не стесняйтесь!

– Ну, спасибо! А это ничего, что мы здесь живем?

– Потерплю, обещаю освободить Ваше ложе до вечера.

– Да, неплохо бы! Я свою койку делить с Вами не собираюсь! Пообедаете с нами? – правда, у нас перед зарплатой скромно, по-студенчески.

– Ничего, у меня в портфеле колбаса, сыр и масло. Отвернитесь, оденусь.

Представился:

– Честь имею! Слава Шефер – капитан второго ранга, зам начальника ВЧ, главный инженер проектов.

Пообедали, Слава сказал:

– Приглашаю после работы отметить знакомство, приду с другом.

– Отлично! Только у нас сухой закон, выпивона не достать.

– Нет проблем, на Русском острове есть все!

После работы Слава с капитаном проектировщиком из нашей фирмы Лешей ждали нас у щедро накрытого стола. Бравые ребята развлекали нас анекдотами, пили водку и шампанское, У нас был проигрыватель и одна пластинка с Муслимом Магомаевым. Когда Муслим пел песню «Позови меня», Слава сказал, что это его любимая песня. Мы танцевали, Слава со мной, Леша с Валей. Я сходу влюбилась в Славу.       До поздней ночи веселились, потом мы со Славой ушли в другую гостинку, у него был ключ, который ему его оставила пара, уехавшая в отпуск на полтора месяца.

Так началась наша любовь. На Камчатке у него остались жена и десятилетний сын, брак распался и он перевелся к нам. Приходилось скрывать свои отношения – начальство же, к тому же Слава – парторг любимой партии, строго следящей за чистотой рядов своих, а он женат, формально не разведен. Да разве что утаишь? Все только делают вид, что не замечают.

В октябре молодых специалистов переселили в новый 9-этажный дом, построенный прямо на берегу Амурского залива. В первых трех этажах были гостинки для одиноких специалистов, а на остальных этажах были квартиры. Меня поселили в 12-метровую гостинку, Валентина осталась одна в той, где мы жили. Слава получил квартиру на пятом этаже.

Из окна моей комнаты был виден Амурский залив. Закаты заходящего за сопочки солнца на западной стороне залива были обалденные, я писала акварельки и дарила их.

Слава был на десять лет старше меня. Чуткий, внимательный, интеллигентный и хрупкий на вид, он имел сильный характер, нахимовец, учился в ВВИМУ Ленинграда. Он очень любил меня. Но встречались мы тайно. Праздники он встречал с семейными друзьями, я с девчонками. Иногда ходили в ресторан, кино, гуляли по городу, на набережной.

В доме был отдельный вход в квартиры и отдельный в ту часть дома, где размещались наши гостинки. В цокольном этаже была огромная Ленинская комната, где мы долбали шарики в пинг-понг, собирались к телевизору болеть за хоккей, футбол и фигуристов, справляли дни рождения и праздники, крутя пластинки на радиоле Галки Мониной. Наши гостинки были с санузлом, раковиной в комнате в отсеке, встроенный шкаф для одежды, обставлены столами, тумбочками, радио и кроватями, раз в 10 дней меняли белье.

Галка Монина, одна из нас имела шикарную радиолу. Маленькая толстушка с огромной копной рыжих волос и кучей конопушек, обсыпавшых ее доброе личико, как и я тоже жила одна. Всегда с сигаретой в руке, она разговаривала, украшая речь отборным матом, который, однако, странным образом у нее звучал как-то ласково и не грубо. К ней можно было ввалиться кучей после ресторана «Волна», куда девки ходили гурьбой и возвращались продолжить кутеж. Подойдя к ее двери, я запевала жалостно, а девки подхватывали:

– Моня, Моня, что мы будем делать, коль начнутся зимни холода? У тебя нет теплого платочка, у меня нет зимнего пальта…

Моня открывала, и мы заполняли шесть квадратных метров Галкиной комнаты. Крутились пластинки, мы пили, пели песни, курили – балдели. Ночью бежали к заливу и купались голышом. Флюоресцентные искры морской воды сказочно вспыхивали на волнах и наших телах.

Уже прошел Новый год и другие праздники, которые мы со Славой праздновали отдельно друг от друга, встречаясь только по ночам. И наступили майские праздники, Слава улетел на Камчатку, где жила с сыном. Каждый день по дорожке от дома до берега залива, потом по шаткой лестничке, мы спускались к пляжу. Там, на крышах лодочных гаражей, загорали. Вечерами ходили на берег, где рыбаки пекли на костре корюшку и угощали креветками, распотрошив которых, макали в морскую воду и ели живьем.

Я жутко тосковала по Славе. Напала бессонница. В башке что-то бзикнуло, я села и написала: «… не могу больше, надоело прятаться! Я люлю тебя, но мы не можем быть вместе, и у тебя сын-сердечник, он тебя любит, а ты…! Я так не могу, ухожу от тебя!» И далее плела всякую чушь! Кинула письмо в его ящик. Когда Слава вернулся, ко мне не зашел. Не виделись месяц, только встретились как-то на лестнице на работе. Он остановился, я застыла, но потом все-таки протопала мимо, на повороте заметив – смотрит мне вослед. Через некоторое время в пятницу, после дня рождения у одной девицы, который окончился после полуночи, я не выдержала, примчалась на такси и пошла к нему. Он открыл дверь, жестом показал войти. Я видела – обрадовался! Но молчит. Я молча прошла в комнату, он принес из кухни бутылку вина, конфеты и бокалы. Сели в кресла у журнального столика, выпили. Не сразу заговорили. Потом он спросил:

– Ты откуда?

– Отмечали день рождения у Семиной.

И снова замолчали. Я не выдержала, встала и вышла на лоджию. Море с грохотом катало волны, небо было фантастически красивым! Ноздри трепетали от запаха моря. Слава подошел и тихонько, осторожно обнял меня. Я повернулась и со стоном прижалась к нему. Слезы капали!

– Славочка, прости меня, дуру, дорогой мой, любимый! Я люблю тебя и не могу без тебя! Прости!

Ах, как мы целовались! Примирение произошло без лишних слов. В четверг через неделю Слава сказал:

– Иду на день рождения, вернусь поздно. Приходи завтра в десять.

Без пяти десять я стояла перед зеркалом, прихорашиваясь. И вдруг по радио Муслим запел любимую Славину песню «Позови меня». Я застыла. Какое-то дьявольское наваждение вдруг толкнуло меня! – а чего это я побегу? Был на дне рождения без меня, пусть сам придет, если любит! – и не пошла. Но ждала, долго ждала! А Слава не пришел!

Рано утром в субботу ко мне прискакали Валентина с Татьяной и мы умчалась на пляж. Я с гаражей все поглядывала на Славину лоджию, он не появлялся. Нажарившись под солнцем до полудня, мы с девками вернулись ко мне. Я сказала:

– Сбегаю, Шефера позову, вчера не виделись, я не пошла к нему, а он не пришел! Пойду, узнаю, может, заболел? У него бутылочка винца найдется.

Звонила-звонила, стучала в дверь – тишина! Потом бегала не раз до позднего вечера! – нет ответа! В воскресенье – тоже тишина. Мне уже было плохо. Кляла, винила себя, дуру! – что-то случилось!

Утром на работе приходит Славин друг:

Светлана, где Слава? Его нет на работе.

Сердце екнуло! Заикаясь, пролепетала:

– Я дд-ва дня его н-не – ви-идела…

– Да? – значит, что-то случилось! Пойду, на лоджию к нему от соседей залезу.

Мы с Валентиной поскакали следом. У подъезда дома я остановилась. Ноги дрожали, сердце колотилось. Я прислонилась к стене, сказала:

– Подожди! Дальше не пойдем – мне страшно!

Подъехал грузовик. Открылась дверь подъезда и четверо мужиков вышли, неся в закутанное в пледе тело Славы. Погрузили на грузовик и уехали. Я закрыла глаза и зарыдала, меня трясло.

      Через день хоронили Славу. Сначала доехали до военного госпиталя, забрали закрытый гроб, потом поехали на Морское кладбище. Я всю дорогу рыдала, не в силах сдержать слез. Народу было много, военные моряки, работники Фирмы, женщина в черном у красного гроба с кортиком на крышке – жена.

Прощальные речи закончились, матросики стрельнули три залпа из винтовок и толпа пошла к могиле. Сзади меня знакомая любовница особиста зашипела мне в ухо:

– Это он из-за тебя умер, Светка! Сердце схватило, и никого не было, чтобы помочь!

А я это и без нее знала, и безостановочно лила слезы, стирая их мокрым платком с горящих щек. У гроба, кинув горстку земли на гроб, глянула на вдову. Неприметная женщина с сухими глазами пристально посмотрела на меня, ревущую.

Потом были поминки в Ленинской комнате. Мы с девками посидели немного, и ушли к Моньке допивать прихваченное вино. Я курила и, сидя у окна, глядела в ночь. Казалось, что вижу то же небо с луной, облаками и море, что было в ночь, когда я примчалась к Славе каяться. А потом захотела испытать его и ждала, сама не пошла. А ведь это он звал меня песней Муслима! – и не дождался, решил, что я не люблю его и обманула! Не дождался и умер! – большая, хрупкая и нежная любовь моя!

АРСЛАН

В ноябре из профкома мне подкинули путевку в Дом отдыха ЦК КПСС в Мисхоре. Я уже работала на Севере, и свой большой северный отпуск делила пополам, проводила осенью и весной. У нас в это время зима и темень, а я наслаждалась теплыми денечками в Крыму или Абхазии. Дом отдых размещался в трех зданиях. Два красивых замка в стиле модерна Шехтеля и современный       корпус, куда меня поселили в одноместный номер с лоджией на седьмом этаже. Там был столик и тахта, а внизу с тихим шорохом плескались волны о стену открытого бассейна. Блеск! Я принимала массаж, бассейн и ультрафиолет. Вставала в шесть утра, бежала на разминку, потом в крытый бассейн, выплывала из него наружу и насаждалась холодной пятнадцатиградусной морской водой.

Разыскала шахматный и теннисный столы. Перворазрядница, я спокойно обыгрывала в шахматы мужиков. В теннис мне тоже не было равных, я ведь левша, била так, что правшам не отбиться, и подача убойная. Мужской контингент был в смятении – девица с рыжим хвостом давала фору большинству игроков! Появились поклонники. Но я пока не спешила.

В это время отдыхали секретари парткомов, летчики, горделиво ходившие в синей форме, бабы-учительницы и из общества «Знание», немного знатных колхозников и шахтеров.

На первом этаже был бар, где я познакомилась со стюардессой Ноной. Нагулявшись, и налюбовавшись окрестностями, мы ели мороженое и пили винцо. И тут появился Он. В сером моднючем твидовом пиджаке с разрезами на боках, белой рубашке и белых брюках. Копна черных волос и орлиный        профиль гордого кавказца привлек наше внимание, как только он вошел – красавец, киногерой! Мы с Ноной даже забыли, о чем говорили. Он прошел к стойке бара и заказал коньяк с орешками. Осмотрелся, заметил нас и направился к нам.

– Можно к вам, красавицы?

– Вполне, развлекайте нас, сэр!

– Я Арслан из Махачкалы, а вы откуда прилетели, птички?

Познакомились. Он, не смолкая, что-то говорил и глядел на меня. А я как будто вылетела из реальности, но быстро очнулась и обрела привычное состояние уверенности. Он интересно рассказывал о местных достопримечательностях, был здесь не раз. Когда мы покончили с мороженым, Нона, что-то поняв, деликатно сказала:

– Извините, я вас оставлю, мне пора.

Я тоже попрощалась и пошла за ней, но Арслан задержал меня, взяв мою руку:

– Светлана, подождите!

Встал, пошел за мной и остановил меня в тамбуре между стеклянных дверей. Нона обернулась, все поняла, махнула рукой и ушла. Арслан положив руки на стекла тамбура, заключил меня в круг, и стал говорить:

– Пойдем к тебе, я живу не один. Я люблю тебя!

– Шустрый какой, любит он! Отпусти, дай пройти!

В баре было еще трое посетителей. Барменша с интересом глядела на нас. Мне было неловко, а Арслан не отпускал рук, не давая уйти. Мне вдруг стало смешно, я захохотала. Это его отрезвило, он отпустил меня, и мы вышли на улицу. Он все уговаривал – пойдем да пойдем и я согласилась погулять с ним до обеда. Он, укрощенный, вел себя уже сдержанно. После обеда догнал меня и говорит: