Черепаха Золотая

Глава 1

О, моя дорогая, моя несравненная леди,

Ледокол мой буксует в снегах, выбиваясь из сил.

Золотая подруга моя из созвездия «Лебедь»

Не забудь, упади, обнадежь, догадайся, спаси…

Юрий Визбор

Затаив дыхание, Соня смотрела как черная лохматая грозовая туча выжимала свои растрепанные космы на притихшее золото берез. Осень пожелтелая выдалась в этом году рано, в начале сентября все уже заполыхало. Потом стояла непривычно теплая погода и вот, похоже, начинались дожди.

Грозовую тучу то и дело раздирали солнечные лучи, пробивалось голубое небо, но туча упорно огрызалась, грохотала, сверкала и лила мощный дождь.

Мгновенно заполнился таз на крыльце и расставленные по водосливу ведра. Туча выдохнула холодного воздуха и сырости, Соня поежилась, стоя босиком на крыльце. Вошла на террасу и закрыла дверь. Резиновые галоши никак не находились, любая другая обувь моментально промокнет. «Куда же они запропастились? – начинала она сердиться». На улице резко стало тихо, только слышно было, как бьется в крышу запоздалый шершень и отчаянно гудит. Но он был уже полусонный, осенний, короче – не страшный, хотя все виды жужжащих насекомых с детства были врагами Сони…

Словно повинуясь какому-то зову, Соня вернулась на мокрое крыльцо. Ступни ожгло холодной влагой. Туча, словно ждала именно ее, извергла новое рычание, рассеклась молнией, резко подул ветер, с новой силой полил дождь. Солнечные лучи пробивались возле самого крыльца, Соня ступила на мокрую траву и протянула руку к лучу. Стало странно тепло.

– Мам, с ума сошла, – на пороге ежилась сонная Настя, – итак все время мерзнешь, зябнешь, теперь еще и под дождем стоишь? Давно не болела? Иди, бабушка звонит…

Соня очнулась и побежала в дом. Ступни горели, дыхание сводило… Будто что-то случилось. На мамины вопросы Соня отвечала невпопад, слова доходили до нее через невидимую дымку, и она привычно бубнила: угу, сделаю, угу, помню, угу, поняла… Список поручений явно превышал ее возможности: они приехали только на выходные, Насте она обещала не приставать с хозяйственными делами, а теперь еще пошел дождь и все мокрое-мокрое.

Соня попрощалась с мамой до вечера, до очередного отчета о проделанной работе и неожиданно почувствовала сильную усталость. Будто бы она сделала много дел, а ведь они недавно только приехали. Пока перетряхнули уже отсыревшие постели, подмели, разобрали еду, пообедали, потом легли поспать. Соня так и не уснула, все ворочалась. Смотрела, как небо хмурилось все больше и больше. Встала, постояла на крыльце. Туча шла не с той стороны, откуда обычно приходят настоящие дождевые тучи, но выглядела она крайне агрессивно. Соня пошла и сняла развешенные вещи с забора и сделала прочие «дождевые приготовления». Предчувствия ее не обманули: туча приперлась и пролилась.

Теперь Соня ходила по террасе, вздыхала, вспоминая перечень «надо», потом выглянула в окно, помахала рукой уходящей туче, что становилась быстро удаляющейся кляксой и… Легла спать… У нее было серьезное оправдание – дождь… Эта небесная хулиганка осуществила полив, избавила Соню от необходимости таскать ведра с водой и предоставила ей прекрасную возможность отдохнуть… Пожалуй, впервые непогода не вызвала у нее досады. Она улеглась к Насте под бок, потому что та спала уже давно и нагрела кровать. Дочь, правда, пришлось растолкать и заставить читать детектив. Потому как если она будет много спать днем, то ночью будет только ворочаться и постоянно будить Соню. На вопрос Насти: через сколько минут разбудить? Соня только отмахнулась – когда встану, тогда и хорошо. Если проголодается, то сегодня можно отрываться по вредным супам или лапше, или пюре из пакетика…

Она проснулась около семи вечера. Да‑а, подвиги сегодня отменяются. Соня еще раз посмотрела на часы и нахмурилась. Сережа так и не позвонил… Замотался, наверное, дела. Самой теперь звонить нельзя… Вот бы он сейчас был с ней… Сделали бы все дела скоренько… Соня грустно вздохнула. Украдкой смахнула слезу. «Нечего раскисать… Это все от безделья… Почему мне кто-то должен помогать? Я все должна делать сама!»

На крыльце было мокро, как впрочем, и везде. Летом бы уже все просохло, участок на бугре, открытый всем ветрам. И они, эти ветры, постоянные сожители. Жарким летом – спасительные, весной и осенью скорее утомительные.

Закат зарделся горделиво, со знанием дела, горели красные листья клена и черноплодной рябины у самого забора. Низко к земле клонились ветки со спелыми ягодами. Соня вздохнула. Вот оно, доступное дело. Пока начнет смеркаться, она успеет собрать черноплодку.

– Ма-ам, – донеслось из комнаты.

– Ну, чего еще? – нехотя отозвалась Соня.

В окне появилась довольная мордашка дочери.

– Ма-ам, ты собираешься что-то делать?

– Ну, должен же кто-то что-то делать, – зевнула Соня. – Ягоды пособираю, пока не стемнеет… А ты что, хочешь мне помочь?

– Честно?

– Ясно… Вопрос риторический, ответа не требует…

Настька испарилась от окна, слышно было, как она прыгает на одной ноге, впихивая ногу в резиновый сапог, который уже стал маловат. Спустя пару минут, ежась и кутаясь в Сонину куртку, на крыльце возникла живая картинка «Ну, что я тебе плохого сделала?». В руках она держала ножницы и миску.

Соня засмеялась и затолкала ее обратно на террасу.

– Иди, малолетний сельхозник, читай дальше свой дюдик… В качестве помощи сваришь на ужин макароны…

– А ты, правда, не обидишься? – ребенок сиял. Как же мало иногда надо для счастья…

– Правда, не обижусь…

– Мам, а ты можешь делать «ничего»?..

– Теоретически могу, но практически… Надо, Насть…

– А то бы полежали, поболтали… Ты так давно со мной не шутила, не разговаривала о моих проблемах… Только ругаешься…

Соня моментально начала заводиться.

– Еще одно слово, и ты пойдешь со мной шутить на мокрую улицу! Не забудь губы черной помадой накрасить! И вообще, как тебе не стыдно! Ты что, не видишь, что у меня минуты свободной нет! Проспала, теперь завтра придется рано вставать, чтобы все успеть… Бабушка будет недовольна, оправдывайся опять… Ну, как я ей скажу, что вместо того, чтобы дела делать я лежала рядом с тобой и шутила… Что вы меня все доканываете…

Соня неожиданно почувствовала подступающие к горлу слезы, потому что больше всего ей сейчас хотелось залезть в теплую постель и делать «ничего»… Но…

Настька опять выскочила из дома и обняла Соню.

– Мам, прости… Я не хотела тебя рассердить… Ну…

– Ладно, ты не виновата, это у меня судьба такая…

– Мам, а я в одной книге читала, что девочки повторяют судьбы матерей…

– Хрен его знает, Насть… Вообще-то я тоже об этом слышала… А ты это к чему? К тому, что ты куришь, потому что я курю?

Настя захихикала.

– Нет, к тому, что, когда я вырасту, я под дождем ягоды собирать не буду…Мам…

– Ну?

– А долго у тебя в сумке будет лежать запечатанная пачка сигарет?

– Ах, вот оно что! Стрельнуть не получается?

– Мам, ты чего? Я никогда у тебя не стреляла, – деланно обиженно пожала плечами Настя, но не выдержала Сониного пристального взгляда и засмеялась.

– Мам, я когда говорю правду, всегда вру… Ой!

Теперь Соня от души смеялась и кивала головой.

– То есть я хотела сказать: всегда ржу…

И она довольно юркнула в дом.

Соня машинально стригла мокрые веточки с черными гроздьями. Миска наполнялась быстро, рука устала, ножницы натирали пальцы. Становилось все холоднее, темнело. Соня смотрела в сторону заката, исчезающего в тучах. Скоро нарисуется луна, если будет ее видно…

А если попросить Настю раздвинуть шторы, то света хватит, чтобы продолжать собирать ягоды, а если…

Соня опять посмотрела на небо. И ей показалось, что та туча, небесная хулиганка, недовольно дохнула на нее вечерней сыростью. Словно она напрасно старалась…

Соня бросила ножницы в миску и пошла в дом.

А на следующий день, в воскресенье, совершенно неожиданно позволила себе делать «ничего»… Поздно проснулась, долго смешила Настю, та даже позволила маме немного поглумиться над готами, чего в обычной городской жизни даже нельзя было предположить. Соне подумалось, что может надо уехать с ней недели на две, гулять, болтать, спать. Хотя только начался учебный год, и отпуска уже не было…Глядя, как дочь с удовольствием трескает макароны, трудно было предположить, что она охотно рассуждает о смерти, одиночестве и т.д. Потом часа два Соня просто сидела на крыльце и смотрела на небо… Затем, словно, опомнившись, носилась по дому и участку как электровеник, почти все успела, но спина разболелась просто невыносимо. Закрывая дом, воюя со старыми замками, Соня будто чувствовала на ноющей спине чей-то недовольный взгляд. Наверное, это подглядывала та туча, ставшая теперь невидимкой после своего небесного бунта. Она столько выплакала, столько выплеснула, но Соня, похоже, так ничего и не поняла.

Всю дорогу им сопутствовала удача. Сперва их взяли в машину до станции, и это еще и получилось гораздо дешевле, чем заказывать самим, затем сильный ливень позволил им успеть накупить пирожков и вкусностей и полил стеной только тогда, когда они уже уселись возле окна в электричке. Они рискнули ехать без билетов, но контроДашов, видимо, тоже смыло дождем. Люди заходили промокшие насквозь, не спасали ни зонты, ни плащи. Промокшие люди – совсем другие, у них какая-то душевность повышенная что ли. Поэтому ехали очень мирно, трогательно советуя, друг другу, как согреться сейчас и как грамотно поставить блокаду простуде дома, как-то всем было тепло, несмотря на то, что большинству было мокро и холодно.

Глава 2

Ксения Леонидовна вышла из подъезда и прислонилась к двери, жадно вдыхая дождливый воздух. Капли прыгали по лужам, вздрагивали плавающие в них мокрые листья. В маминой квартире всегда тяжело дышалось, плохо спалось, а сейчас, после того, как только что накричалась, вообще свело грудную клетку. Людмила Николаевна недавно овдовела и упивалась своим горем, нещадно мотая нервы старшей дочери. Ксения Леонидовна мать жалела. Но только что сорвалась и накричала. Наверное, вообще первый раз в жизни накричала. Теперь было стыдно. Надо же сдерживаться. Да и чего теперь орать на беспомощную старуху?

Вчера она приехала к маме ночевать, хотя с утра приходила помощница по хозяйству Ангелина, сводила маму погулять, сделала массаж, убрала квартиру и покормила обедом. Но к вечеру мама позвонила на работу, сказала, что она упала, ударилась головой и не может встать. Ксения Леонидовна позвонила Соне, но старшая дочь неожиданно резко отказалась менять свои планы на вечер. Она уже договорилась с друзьями и к тому же, была у бабушки в пятницу перед отъездом на дачу, приволокла полные сумки продуктов и наготовила еды. А у младшей Ляли совсем маленький Петя, ей и звонить с этим бесполезно.

Когда Ксения Леонидовна приехала к маме, усталая и дерганная, потому что надо заканчивать срочную работу, никаких следов падения на голове или на других частях тела мамы не обнаружила. Хорошие показатели давления и пульса та объяснила неимоверным количеством лекарств. После чего поела с аппетитом жизнерадостной девушки, выпила коньячку, запросила кофе с мороженым. Потом немного театрально повыла, но быстро отвлеклась на интересную передачу. Вроде бы все было хорошо.

Но с утра снова было объявлено сверхскверное самочувствие, всячески намекалось, что Наташенька должна не пойти на работу. После неудачных намеков в ход была пущена тяжелая артиллерия новых рыданий. Людмила Николаевна выплыла в коридор, облаченная во все черное, даже поверх головы был небрежно наброшен черный кружевной шарф.

– Ты не понимаешь, какое меня постигло горе! Зачем мне теперь жить?

– Ну, конечно, – остатки терпенья уступали место рвущемуся крику, – где мне тебя понять?

Она бросила на пол сумку с рефератами, которые вчера так и не хватило сил посмотреть.

– Где мне тебя понять! Как у тебя вообще язык поворачивается мне все это говорить? Я похоронила мужа, если ты вообще об этом помнишь, когда девчонкам было 13 и 5 лет! И я у тебя не спрашивала: зачем мне жить и как мне жить?

– Что ты на меня кричишь? – Людмила Николаевна вжалась в кресло. – Я в этом не виновата…

Она начала плакать по-настоящему, испуганно и беззащитно. Наташенька никогда на нее не кричала.

– И я не виновата! Да ты посмотри, как ты живешь! В своей шикарной квартире, все у тебя убрано, приготовлено, я вокруг тебя прыгаю…

– Не переживай, я скоро умру, чтобы не мешать тебе жить! Я никому не нужна, я всем мешаю!!!

– Все, хватит! – Ксения Леонидовна хлопнула дверью.

– Ты забыла мусор… – неслось ей вслед.

Мусоропровод в элитном доме на Фрунзенской набережной давно не работал, поэтому мешки с мусором нужно было выбрасывать на помойку во дворе.

Ксения Леонидовна последней реплики не слышала, лифт сразу же распахнул двери. Улица встретила проливным осенним дождем. Он начался в воскресенье вечером, когда девчонки, Настя с Соней вернулись с дачи, и с тех пор все лил и лил. А вчера поздно вечером, говорят, был даже небольшой снег, но моментально растаял. Ему еще рано. Небо было затянуто совершенно беспросветно. Ксения Леонидовна поискала сумку, где кроме рефератов был еще и зонт. Так и есть – забыла! Возвращаться не хотелось, но мокнуть не хотелось еще больше. Она немного постояла и вошла обратно в подъезд. Дверь мама открыла неожиданно быстро, она уже переоделась в обычную домашнюю одежду. Явно не ожидала, что Ксюша вернется.

– Я забыла мусор. И сумку с работой не взяла. Я сейчас на работу иду, и меня всею трясет…

– Доченька, прости меня, – без всякого энтузиазма завела Людмила Николаевна.

– Захочешь есть, – перебила Ксения Леонидовна, – все для завтрака на столе, остальное в холодильнике, все уже разложено по плошечкам для микроволновки, потрудись хотя бы подогреть…

– Наташенька, но мне уже так много лет… Я уже сумасшедшая старуха…

– Это не дает тебе права так доводить меня!

– А кому еще я могу поплакать?

Ответ Ксения Леонидовна привычно проглотила. Именно в такие пафосные минуты очень сильно хотелось напомнить мамочке о существовании еще и младшей дочери…

Ксения Леонидовна второй раз вышла из подъезда. Устроилась под козырьком, чтобы не сильно капало, и набрала мобильный Сони.

– Да, мамуль, привет… – вяло отозвалась дочь.

– Ты можешь говорить?

– Конечно, я же дома. Давай я тебе перезвоню.

«Как дома?» – чуть не задохнулась от нового возмущения Ксения Леонидовна. «Ну, пришла вчера очень поздно, но надо же встать и идти на работу… Ведь уволят же», – пронеслось тут же в ее голове. Телефон затренькал.

– Это я. Мам, я решила сегодня дома остаться. Высплюсь, Настьку из школы встречу, покормлю, уроки проверю. Ты не волнуйся, я отпросилась, все в порядке. У меня за выставку отгулы… Что у тебя такой убитый голос был?

– Я с Люсей поссорилась…

Когда маленькая Настя окончательно запуталась в своих бабушках и приставкой «пра» и без оной, в семье самое старшее поколение стали называть просто по именам. Люся и Сеня, Зина и Миша. Еще с Сониной легкой руки ее бывшая свекровь именовалась исключительно «Верунчик».

– Что, – зевнула Соня, – достал театр одного актера?

– Соня!..

– Ладно, прости. Чего случилось то? Ты сейчас где?

– У подъезда под козырьком стою… В общем… Ну… Короче я на нее накричала…

– И?..

– Теперь переживаю. Она сказала, что умрет, чтобы не мешать мне жить. Сонь, я боюсь, вдруг она правда с собой что-нибудь сделает?

Соня засмеялась.

– Мам, ну ты чего? Люди с таким эгоизмом никогда ничего с собой не делают… Она просто разряжается, использует тебя при этом. Ты не хочешь меня слушать, а она развлекается. Ей просто скучно, нужна аудитория…

– Сонь, ну она же моя мама…

– Я в курсе. Если бы она еще хоть изредка вспоминала, что ты тоже мама, и уже, Слава Богу, бабушка… Ладно, не переживай. Сейчас я еще посплю и ей позвоню… Наверное послезавтра смогу подъехать, даже переночевать. Хотя я нифига не сплю в той квартире…

– Я тоже.

– Плохо. Тебе же на работу… Ой, какая я сегодня счастливая!.. Сегодня работа живет без меня, а я без нее… Давай, все хорошо…

Когда на улице противно завыла сирена, Соня попробовала еще раз проснуться.

О, какое тяжелое утро… Как же болит голова… И пить хочется… И надо же было вчера так отличиться… Мама теперь будет пилить наверное месяц… Она знает от Настьки, что пришла очень поздно… Ох, Макс – великий провокатор… «Хватит сидеть дома… Давай выберем кабак рядом с твоим домом»… Интересно, который час? Наверное, уже глубокий день, потому что утром Настька ее будила и велела позвонить на работу… Значит, дочь ушла в школу без Сониного участия. Естественно, голодная, с голой шеей и с голым пузом… Поганка… О, Боже! На что пришлось угрохать честно заработанный отгул? Да, кажется, еще звонила мама… плохо соображается… Что-то опять было про Люсины истерики… Надо будет позвонить…Бр-р‑р… Соня прислушалась… Ого, Настя уже дома… Значит точно – глубокий день.

Закутавшись в одеяло, Соня направилась на кухню. Из-за закрытой двери неслось довольное хихиканье. Соня распахнула дверь и попробовала придать лицу строгое выражение. Настька с кем-то быстро распрощалась.

Соня зевнула.

– Мам, иди спи… Хочешь я тебе чаю принесу?

Соня поморщилась. Чаю ей не хотелось точно… Соня уселась на стул, Настя встала рядом и обняла ее… Так, надо было срочно завязать какой-то разговор… Ах, да… Нужно выяснить подробности возвращения домой… Соня потерла лицо руками.

– Настя, последний раз спрашиваю: кто вчера принес меня домой? Бабушки не было дома, дверь открывала ты… Хоть и смутно, но я это помню…

– А еще что ты помнишь? – Настя строго посмотрела на нее и встала «руки в боки» – ну, само праведное негодование нехорошим маминым поведением.

– Ну‑у… Кому-то же я сказала: Спасибо, до свидания… И кто-то мне с лестницы сказал: Берегите себя, Соня… И это был кто-то… В смысле не Макс… Да, это точно… Потому что Макс неудачно уронил себя в грязную лужу, когда пошел ловить такси… Это я помню… Катька еще сказала, что его теперь даже в трамвай не пустят… А он завелся, начал орать, стало ясно, что сейчас они опять разведутся… Причем прямо здесь… Даже может домой поврозь поедут…

Настя продолжала ехидно хихикать.

– Но хотя бы имя ты можешь мне сказать? – продолжала пытать дочь Соня. – Интересно, чем тебя подкупили… Как ты говоришь, крепкий, колоритный… Что у нас еще на букву «к» бывает?.. Кроме «козла» ничего на ум не приходит… Да, еще коньяк, будь он неладен… Хотя, если этот «мистер К» доставил меня до дому в таком неинтересном для мужика состоянии, то козел пока отменяется… Интересно, где он меня подобрал… Как из кабака вышли помню, первый момент, холодно было… А потом опять тепло и уже ничего не помню… Но, раз я так расслабилась, значит было можно… Так, давай, колись быстро, видишь, мать страдает… Тебя что, обещали взять на «Фабрику звезд?»

Настя отрицательно покачала головой, давясь смехом.

– Ну, Слава Богу! Мое главное жизненное достижение остается со мной… Да‑а… – Соня хмурилась, словно усиленная работа бровями растолкает память… – Но то, что ты описываешь, явно не из моего гардероба…

– А жаль, – простонала хохочущая партизанка-дочь. – Мам, а у тебя правда вчера китайцы цыганочку танцевали?

– Ну, – икнула Соня, – пардон… Допустим, не у меня, а в «Разгуляе», а откуда информация?..

– Тетя Катя звонила.

– А, ясненько… Давно?

– Не, не очень…

– И подробно она тебе про цыганочку рассказывала?

– Нет, только спросила: не болят ли у тебя плечи и голова… И велела тебя не будить, потому что ты вчера устала быть художественным руководителем китайско-цыганского танцевального коллектива…

– Понятно, словом, оторвались по полной сами, и еще зачем-то оторвали китайцев от мирного ужина. – Соня опять зевнула, потянулась и легонько шлепнула дочь. – Давай, топай уроки делать… Сегодня у тебя день родительской любви…

– За что? – мгновенно помрачнела Настя.

– Было бы за что… Давай, все уроки, дневник и все тетради на стол…

– Все то зачем?

Соня уже набирала Катькин номер.

– Давай, топай отсюда и не зли меня.

– Ты итак сегодня вряд ли добрая… – продолжая бубнить, Настя направилась в комнату.

Катя долго не брала трубку. Потом скорее зевнула, чем сказала «алло».

– Привет, – Соня одновременно жадно пила сырую воду, – давай краткую сводку событий. Похоже, вам вчера удалось меня напоить…

– Н‑да… Мы тоже сегодня долго сверяли показания, после того как разругались, развелись и немного поспали… Тебе с исторического экскурса начинать? Ты решила устроить «бунт на корабле», хотела приехать к нам, но Максу дома было тесно, и он решил развернуться, тебе было предложено выбрать: китайские пельмени или цыганские пляски…

– Насколько я помню, – Соня попыталась сесть поудобнее, но коварная табуретка вывернулась из-под сложной конструкции «Соня, закутанная в плед». – Я выбрала цыган. Тогда сразу же вопрос: откуда там взялись китайцы, и чем они мне мешали? – Соня потирала ушибленную спину. Плечи действительно побаливали. Смутно вспоминался вчерашний праздник жизни.

– Я‑то откуда знаю, чем они тебе мешали? После того, как пошел в расход второй литр коньяка, тебя почему-то сильно возмутило, что они проявили постыдное равнодушие к русскому народному цыганскому творчеству…

– А как они проявляли это самое равнодушие постыдное?

– Да сидели тихо в углу, ели, пили…

– Ясненько… А «как меня зовут?» я у тебя спрашивала? Правда, что ли? А сколько раз? А как ты думаешь, почему: не могла буквы на слух воспринимать, или проявляла бдительность, присущую мне в трезвом состоянии…

– Из нас трезвым был только снег, да и тот к утру растаял… От стыда, вероятно…

Соня нахмурила лоб, старательно что-то припоминая…

– Кажется, к Максу кто-то подошел… Вроде бы он мне понравился… Какой-то кураж дурацкий… Не помню, но почему-то у нас открылось второе дыхание…

– Или третье горло…

– Да, надо было хотя бы на улицу выходить… Вот как в марте, помнишь? Низкобюджетный день рождения: из кабака в кабак на троллейбусе…Подожди, ты что сказала про снег? Образно, что ли?

– Да, мать… Тяжелый случай… Вчера же резко похолодало и снег пошел. Мы еще пили вначале за первый снег…

– Судя по состоянию, мы пили за каждую снежинку в отдельности… Боже, у меня же там топчан примерз на даче, и велик так и стоит на улице… Надо срочно Серегу доставать, ехать закрывать сезон… Если он, конечно, соизволит…

– Вот как?

– Да, он опять такой противный стал… Собственно, это, наверное, я в себя прихожу… Ладно, про него уже старая песня… Так кто к нам присоединился?

– Леха. Он же доктор.

– Врач что ли? Вот оно что! У меня же врожденная симпатия к докторам мужчинам. Или он, как Макс, имеет визитку «доктор Леха»?

– Там какая-то странная история. Он вроде бы из серьезных докторов ушел, но на скорой подрабатывает.

– А почему из докторов ушел?

– Как Макс говорит – он лечить не любит.

Соня прыснула.

– Может, мы рановато с ним познакомились?..

– Не, ты не то подумала. В смысле ему интересно только диагноз поставить, в этом он и спец, уникальный просто. Они все к нему обращаются, когда чего заболит…

– А вчера кому-то из нас вызывали скорую? Наверное, замученным китайцам.

Теперь хохотнула Катя.

– Слава Богу, тебе китайцы быстро надоели… Хотя, конечно, любой мастер комедийного жанра вчера умер бы от творческой зависти… Когда ты требовала от них больше чувства и эмоциональной раскованности…

– Кать, – перебила Соня, – а Алексей эти пляски видел? – Соня почему-то почувствовала легкое смущение.

– Честно? – Катя немного помолчала. – Я не помню… Кажется, видел… Или не видел… А тебе…

– Ладно, фиг с ним, – Соня снова сладко зевнула, – у меня проблема поинтереснее. Меня вчера кто-то до дома практически донес…

– О как! – оживилась Катя.

– Ага, – продолжала Соня, – но дело в том, что я совершенно не помню, кто это был. Это был Он, я точно помню… Да и никакая тетка меня бы не донесла, наверное… Дверь открыла Настька, потом я ничего не помню, но Настьку подкупили на корню… Все мои попытки выяснить личность ангела-сопроводителя безуспешны. За это пойду проверять уроки… Особенно литературу…

– Может, это Леха? Я, честно говоря, смутно помню, как мы уходили…

– Не, я бы его запомнила.

– Понравился?

– Да ну тебя!

– Спрошу у Макса, но, по-моему, они что-то говорили, что он зализывает раны после развода.

– Таки Бог ему в помощь… Два раненых придурка – одна зияющая рана… И потом, какая мне разница, я лично замуж не собираюсь… Надоели вы мне все!