Митя, который всё время страдал

Любушке, у которой всё впереди

Пролог

В небольшом уютном городочке – преобычном, на самом деле, – в многоэтажке с красивыми, засаженными розами клумбами перед подъездами жили Марго и Михаил. Друзья звали их «эмэндэмс» или «сладкая парочка». Такими они и были. Ходили за ручку, встречали друг друга после работы поцелуем, выбирались на свидания в театр в вечерних нарядах, и Михаил дарил Марго весёлые букетики каждую пятницу. А потом появился сын. Папа решил, что это судьба, и предложил назвать его Митей. Вот так они стали «конфетной семейкой», глядя на которую радовалась вся округа.

Но детки такие детки, что не каждый раз всё «в шоколаде»: а и в такие разы нужно потрудиться для сохранения цвета и формы. И пахли б их будни сплошными бобами, если б так часто не пахли какао, а ведь это две стороны одной медали.

Митя постоянно придумывал что-нибудь (для себя, и для окружающих, соответственно), то есть, в общем и целом, чем-то страдал. И мама с папой (просто обычно рядом были именно они) очень старались его от этих страданий избавить, облегчив тем самым и свою участь. Но Марго с Михаилом все ещё летали во сне, и высоко.

Хитрилки

Митя был необычным ребёнком (а разве бывают обычные, для своих-то родителей?). С мягкими чёрными волосами и такими длинными ресницами, что божьи коровки могли сидеть в ряд (кстати, они его любили и действительно часто обнаруживались в шевелюре); всегда смотрел так внимательно, что даже знакомые ёрзали, мысленно замаливая грешки; и был ну очень подвижным. В целом, премилый ребёнок.

Марго намазывает сахарное печенье маслом и выкладывает поверх цукаты. С чаем. Красиво.

У сына завтрак затягивается, а сидеть ей некогда – труба зовёт, даром что выходной. Через полчаса он все ещё рисует пальцем на столе, чаем. Печенье, расхлёстанное, сиротливо лежит перед ним, уже без масла и без цукатов.

– А что это тут происходит? – перестаёт копаться в своих ручках мама.

– Рисую.

– Это я вижу, как раз это понятно. А что с печеньем?

– Не хочу больше.

– И чаю не хочешь?

– Ы-ы, – мотает головой мальчик.

– А что ты хотел на завтрак?

– Цукаты! – победно сияет он и убегает с кухни, хватая «чайными» руками ручку белой кухонной двери. Стеклянные вставки извиваются, а яркие цветы на них как будто лукаво подмигивают, хихикают.

– Хитрилки?!

Неподумки

– Ах… – пыхтит мама. Она наступила на разбросанные машинки, и левая нога уехала вбок.

Митя занят. Ему весело, и кавардак расползается по квартире.

На балконе раздаётся неимоверный грохот. Мальчик несётся посмотреть, что интересненького произошло без него, а там – мама, на тазике, под мокрой простынёй, а поверх – лыжи.

Декоративные герберы в ярких, пластиковых горшочках, с пучками сочной зелёной травы, чуть склоняют головы, ведь они стали свидетелями чего-то, чего не должно было быть.

Но мама похожа на привидение из «Малыша и Карлсона», и Митю начинает распирать. Он хрипит, и хрюкает, и уже бьёт ладошкой по стене. А привидение всё сидит, не шевелится.

Из-под простыни высовывается одна рука, потом вторая, и, наконец, показывается голова. Но щёки у мамы красненькие, и она не смеётся – расстроена.

– Что? – вертит головой Митя, не понимая, почему она так на него смотрит.

– Если что-то стряслось, сначала надо человеку помочь и спросить, всё ли в порядке. Если всё хорошо, вы посмеётесь вместе. А вот так, как сделал ты сейчас, делать нехорошо.

– Почему? Смешно же.

– Вот я упала, пока вешала бельё (наступила на разбросанных где не надо солдатиков, между прочим), мне больно, а ты смеёшься.

Мальчик смотрит на пол – и правда, окопы, бой…

– Ой… Не подумал… – говорит он.

– Ой, – говорит мама и распрямляет простыню на сушилке под потолком.

Она молчит, а он быстренько собирает армию в коробку и уносит в детскую.

Через пять минут голова Мити просовывается в ванну, где мама всё ещё что-то мылит, пенит и полощет.

– Прости, мамочка… Тебе очень больно?

– Прощаю, – улыбается мама и целует его в ушко. – Вот ты извинился, и всё прошло.

Глазелки

На столе стоит тарелка с цветными кукурузными буквами и молоком. Аппетитно! Ярко!

Митя плюхается на стул, отправляет полнющую ложку в рот и тихо посапывает. И вдруг замечает мягкие ириски. Они похожи на кирпичи… Из них вполне можно построить что-нибудь необычное. Он встаёт на колени, ёрзает, пристраивает «кирпичики» попой и бочком…

– Идея! – мальчик вскидывает руки вверх.

В момент светлого озарения ложка шлёпается изо рта, а тарелка взлетает к люстре. Что тут скажешь? Он чешет за ухом и начинает жевать «кирпичики»: буквы-то улетели…

– Держи, – протягивает тряпку мама, которая уже пляшет рядом, с метёлкой.

Но что-то не хочется ему пока играть в уборку, на голодный желудок. Он вытягивает губы и поднимает глаза к потолку.

– А вот так делать мы не будем. Мой сын не страдает глазелками. Договорились?

– Да, – говорит Митя, которому, под маминым взглядом, уже даже капельку стыдно, ведь и мама с папой такого не делают, где-то подглядел. Митя, как и все, не любит стыдиться, и от стыда старается избавиться. Мама с папой научили его, по такому поводу, делать что-нибудь полезное, доброе, так что он берёт, наконец, эту тряпку и помогает прибирать.

Мама целует сына в макушку и, уже напевая что-то, отправляет размокшие буквы в помойку.

Мыслечиталки

У Марго с сыном была своя, особенная игра – «Липучки-поцелуйки». Почти как воздушные поцелуйки, но не совсем, лучше: нужно было поцеловать пальчики или ладошки, а дальше поцелуйки можно было приклеить на любимого человечка руками или сдуть, и они бы сами приклеились. И это обязательно происходило с «лип-лип», иначе никак!

– Со мной сегодня нельзя играть! – заявляет Митя.

Красные золотые рыбки (и кто их только так обозвал?) смотрят на него из квадратного аквариума на квадратной тумбочке (тяжёлой, резной, красивой), построившись в ряд, и ждут, чем это закончится. С Митей зверья посложнее завести ещё не пробовали (он и к этим, скользким, периодически забрасывал пластиковую удочку из «Магнитной рыбалки»), но папа уже поставил на полку, «лицом», книгу про домашних животных и иногда читал Мите оттуда что-нибудь. Для начала Марго с Михаилом решили подарить сыну муравьиную ферму (а что, герметично, чисто, познавательно!). Папе тоже было жутко интересно, а потому приглядывать за сыном и всем этим было заранее поручено ему.

– А почему? – Марго заинтригована. Сын молчит; она тоже молчит и смотрит на него глазами с точно такими же ресницами.

– Ну всё, с меня хватит! – вдруг кричит он.

– Дорогой, у меня аллергия на бешеных огнедышащих драконов. Скажи нормально: что тебе нужно, чего ты хочешь? Никто не умеет читать мысли – и говорить нужно прямо. Ты же это понимаешь?

– Я хочу сам… – бурчит мальчик.

– Ну, вот. Я тебя услышала.

Мама улыбается и молчит. И он тоже улыбается – нехотя, но улыбка ползёт тоненькой змейкой и уже растягивается от ушка до ушка. Мама целует кончики своих пальцев и сдувает поцелуйки; они летают по комнате и со звонким «лип-лип-лип» садятся ему на макушку. Митя хохочет (громко, визгливо, как умеют только маленькие дети), кивает и запускает руки в игрушки.

Лжезнайство

Папа кладёт перед Митей книгу. Большую такую, толстую, с картинками.

– Это энциклопедия, – поясняет он, – чтобы ты больше всего знал.

– Я и так всё знаю, – отмахивается Митя и убегает пускать кораблики в раковине, чего мама делать, вообще-то, не разрешает…

Папа удивлён – сыну нравятся книги, и эта – необычная. Может быть, дело не в книге?

– Смотри, какой самолёт маленький! – кричит Митя в детском саду, тыча пальцем в небо.

В песочнице возится много ребят. Один мальчик поворачивается к нему:

– Папа говорит, что самолёт далеко, поэтому он кажется маленьким, а на са-а-амом деле он во-о-от такой большой! – и он разводит руки так, что грудь колесом.

– Сам знаю! – выпаливает Митя и пыхтит, уставившись в песок.

– Ух ты, как надулось! – Митя скачет у кастрюли, из которой высовывает бока ароматное тесто. – Это вам не тощая пицца!

– Это потому, что мы использовали дрожжи, – делится секретом Марго, опуская тесто руками.

– Знаю! – супится сын и уже разворачивается, чтобы бежать дальше.

– Погоди, – останавливает его мама. – Почему ты сердишься?

– Я не сержусь… – сопит он.

– Ну, я же вижу…

– А чего они все меня поучают? Учат, учат. А я не глупый!

– Вот оно что…

Она вытирает руки и присаживается рядом.

– В мире много всего интересного. И всего обо всём мы знать просто не можем. Если кто-то делится тем, что узнал, для начала просто послушай. Если тебе интересно, задавай вопросы. А грубить не надо: никто не будет дружить с лжезнайкой. А то попросят тебя рассказать побольше, а рассказать и нечего…

Он подозрительно смотрит на крышку кастрюли.

– А что, оно больше не надуется?

– Надуется. И мы опустим его ещё раз, а потом сделаем булочки с курагой, – целует его в щёчку мама.

Дрожалки

Неделька выдалась непростой. То ли туча нашла какая-то радиоактивная, то ли что-то в ребёнке сломалось, но каждый день, и по несколько раз, сын заставлял родителей бегать – от нервов, к нему.

– Ой, муха, боюсь-боюсь!

– А вот это зелёное (светлячок) меня съест!

– Ну, ма-а-ма-а-а, включи в ванной свет!

– А-а-а, соседи ломают дверь!

И взрослых всё это так утомило, что пришлось завести разговор.

– Митя, послушай… Если что-то тебя беспокоит, подойди, давай мы это обсудим. А кричать, убегать, ударяться в слёзы – занятие, всё-таки, бесполезное.

– Но ведь я страдаю! – говорит сын, выделяя последнее слово.

Мама с папой переглядываются – и бежит искра.

– Да. Дрожалками, – говорит мама. – Но ведь это так скучно – постоянно бояться и сидеть в сторонке! Может, стоит во всём разобраться? И мы с папой всегда готовы помочь.

Он хмуро смотрит на их лица, по которым уже почти струится улыбка, и самая нежная.

– Всегда-всегда?

– Да.

– Честно-пречестно? – требует он, как будто ещё не совсем убеждён.

– Конечно, – и мама разводит руки для крепкого, знакомого объятья, а папа обхватывает их обоих своими большими руками.

Когда-нибудь они перестанут вот так скреплять уговор, наверное, но этот момент ещё не настал, и сын прижимается к маме.

Незналки

По вечерам «конфетная семейка» каталась на велосипедах. Все вместе. Каких только трюков Марго с Михаилом ни вытворяли. Мите тоже хотелось, и его учили, и он точно знал, что когда-нибудь станет настоящим мастером велотриала!

Гуляют на площадке во дворе.

«Круговорот детей на горке», – думает Марго, краем глаза наблюдая за приходящими и уходящими.

– Ой, пузырей наелась… – и она вежливо-невежливо морщится от вкуса мыльных «шариков». Марго слышит настойчивую трель, достаёт, наконец, телефон и чуть отворачивается, чтобы ответить.

– Уф, – надувает она через, казалось бы, секундочку щёки, пряча мобильник в карман рюкзака, и видит, как Митя посыпает песком соседа. Сосед в кепке, копает и ещё не понял, что что-то не так, но песочный водопад иссякает подозрительно медленно. Марго смотрит удивлённо, даже заворожённо, и не сразу вспоминает, что происходящее неправильно, хоть и красиво.

– Митя, – подзывает она сына. Мальчик окончательно переворачивает ведро над чужой кепкой, удовлетворённо роняет его рядом и идёт к маме, а его друг Гришка уже, высунув язык, наполняет своё ведро, чтобы повторить «трюк»…

– Ты зачем это сделал?

– Не знаю, – пожимает плечами он и бежит играть дальше.

А щёчки у него красные-прекрасные (сгорел пирожочек), и мамины мысли утекают в сторону «…не забыть намазать кремом, в шкафу как раз…».

– Мама, смотри: киса! – кричит сын на всю улицу по пути домой.

– Это, собачка, дорогой…

Марго суёт руку в рюкзак за ключами. «О, записочка!» – она смотрит на нежное послание этими папиными каракулями, улыбается.

Михаил третий вечер возится с компьютером. Что-то крутит, вертит, промывает.

– Наконец-то… – устало и довольно роняет он, запускает новую компьютерную игру и, на первом раунде, проверяет, всё ли теперь в порядке.

Митя наигрался в свою «Магнитную рыбалку» в настоящем аквариуме и идёт в зал. Ходит-бродит, лезет папе под стол, пищит тамагочем, а потом нажимает какую-то кнопку. Тишина. Под стол лезет папина голова; глаза бегают по всему и останавливаются на темноте – темноте там, где должна гореть лампочка.

– Ты зачем это сделал? – папа сразу догадывается, что тут без маленькой ручки не обошлось.

– Не знаю, – удивлённо смотрит на него Митя.

– А ты, всё-таки, подумай.

– Не знаю, – округляются глаза у мальчика. – Я тут, и она тут. Она просто горела, и я…

– Просто нажал… – папа смотрит на Митю, не отрываясь, и этот взгляд мог бы что-то внушить, не будь торчащая из стола голова столь комичной.

– Подумал – сделал. Не наоборот. И никаких «не знаю». – Папина бровь ползёт ближе к земле.

Митя смотрит на бровь, потом в левый глаз и кивает.

– Ну-ка повтори… – глядя на эту улыбку, папа не уверен, что до сына дошло.

– Подумал – сделал.

– Молодец, – подводит итог папа. – А теперь будь добр, нажми на кнопку.

Играть дальше папа, конечно, не будет, момент не сохранился, но всё точно работает как надо.

– Самое время помочь маме, как обещали.

И они вдвоём идут снимать тюль.

– Папа, а ты знаешь, – вдруг говорит Митя, – что у нас есть мусорный вор?

– Мусорный вор? – удивляется папа.

– Да. Я сегодня утром встал, а пакета в коридоре нету, его унёс вор!

Папа делает изумлённое лицо и, чуть помолчав, говорит:

– Иногда этот чудо-вор приходит и к соседям.

– Да? Откуда ты знаешь?

– Вот я выхожу из квартиры – их мусор стоит у двери. А через секунду, когда я выхожу из тамбура, мусора уже нет!

Забывашки

– Дорогой, а что это ты делаешь? – Марго смотрит на манипуляции сына в тарелке. Руки жирные, приборы отдыхают в сторонке.

– О, смотри! Вот так берёшь макаронину и засовываешь туда сы-ы-ыр… – он пыхтит, высунув язык, и длинная сыринка ползёт внутри изделия, как нитка в бусинке.

– Тоже, что ли, попробовать?.. – улыбается мама.

Папу задержали на работе, так что он пропускает веселье. Они играют и суют всю эту красоту в рот, пока сыр не потёк.

– Ты наелся? – спрашивает Марго, допивая свой чай.

Конечно, она видит, всё ли съедено и выпито, но отсутствие еды на столе не означает, что в планах у сына нет ещё одного бутерброда, когда-нибудь, позже, когда всё будет убрано и свет выключен.

– Да! – и он победно ставит чашку на стол.

– Давай чистить зубки, укладывать игрушки и ложиться в постель.

Митя соскакивает со стула, бежит по коридору, врезается в косяк двери в ванную… Там что-то грохается, и всё затихает. Минут через десять, после уборки на всех кухонных поверхностях, мама заходит в ванную. Горит свет, никого, на полу – тюбик с детской зубной пастой.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.