© Пичугин Д.В., 2025
© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2025
* * *
А мы из МУРа, и это значит, что
с нами вместе и победа, и удача!
Одна из самых загадочных и таинственных тем для обсуждения – безвестное исчезновение людей. Сколько вокруг нее слухов и домыслов, неизведанного и загадочного, непонятного, неведомого и мистического. Чего только не рисует нам воображение. Здесь и похищения инопланетянами, и переходы в другие миры, измерения и аномальные зоны. Но легко рассуждать, пока мы наблюдаем за всем со стороны и это не касается нас лично. А когда пропадает твой близкий человек, ты понимаешь, как это страшно. Жить в неизвестности и неведении. Беспрерывно думать об этом. И, конечно, в таком состоянии мы готовы обратиться к кому угодно, от частных детективов до экстрасенсов и даже «колдунов», лишь бы помогли найти.
Итак, для кого эта книга? Как ни удивительно, практически для всех! Ни один человек в мире не застрахован от безвестного исчезновения близких людей: детей, родителей, жен, мужей, друзей, однокурсников, сослуживцев и т. д. Ведь самое страшное в жизни – потерять близкого человека и ничего не знать о его судьбе.
Мы рассмотрим, кто считается без вести пропавшим, как их ищут, я расскажу истории о безвестных исчезновениях, в каждой из них будут описаны судьбы людей, семей, их переживания, страдания, истории дружбы и любви, предательства и подвигов, самоотверженного служения стране и людям сотрудников уголовного розыска. Кроме того, книга будет очень интересной и познавательной. Но самое главное – книга научит вас тому, как обезопасить себя и своих близких, не допустить их безвестного исчезновения, а если это все же, не дай бог, произойдет, вы будете знать, как действовать и чем помочь себе и близким!
Книга основана только на реальных событиях и будет интересна широкому кругу читателей, в том числе сотрудникам уголовного розыска, занимающимся поиском без вести пропавших людей и раскрытием убийств, и добровольцам, помогающим полиции искать пропавших, читателям практически всех возрастов и даже детям, хотя с детьми я погорячился. Поставлю на книге ограничение по возрасту 16+, так как истории будут рассказаны разные…
Повествование будет вестись не в хронологическом порядке, что никак не изменит его смысла, так как каждая из них – это законченный рассказ, но с одними и теми же героями. Это реальные оперативники Московского уголовного розыска, занимающиеся поиском без вести пропавших и установлением личности неопознанных трупов. По понятным причинам практически все их фамилии будут изменены.
Вырученные от издания книги средства будут направлены на развитие Добровольческого поисково-спасательного отряда «МоскваСпас» (ДПСО «МоскваСпас»), Службы поиска и спасения пропавших людей (СПиСПЛ) и проекта «Поисково-спасательная система „Браслет безопасности“» (ПСС «БраБез»). Так что, приобретая книгу, вы вносите вклад в поиск и спасение пропавших без вести людей и участвуете в развитии добровольческого движения.
В общем, начнем.
История первая
Пропавший солдат
В кабинет влетел Крошкин с огромной папкой документов и бросил ее на стол с фразой:
– Подпиши, Владимирыч.
Я поднял на него взгляд.
– Это что?
– Ну я же в отпуск через три дня, не забыл? А меня канцелярия не отпускает, пока документы исполненные не сдам.
– Правильно делает. Ты исполнил?
– Ну я же с утра до ночи на мероприятиях.
Я сурово посмотрел на Крошкина.
– Значит, ты у нас один, бедненький, трудишься на передовой, а остальные только штаны просиживают?
– Да я не это имел в виду, Владимирович. Я, в общем-то, уже все исполнил. Там исполнять-то нечего, одни формальные запросы. Я по учетам всех пробил. Все чисто, у нас никогда не «светились». Справки вывел, штампик «В дело» поставил. Тебе только расписаться.
С его лица не сходила радостная улыбка. Конечно, уже практически в отпуске. Счастливый.
– Хорошо, Дениска, все подпишу.
– Спасибо, Владимирович, – сказал Крошкин и так же стремительно вылетел из кабинета.
Я улыбнулся. Вот же метеор! Открыл увесистую папку и начал подписывать документы. Много же накопил, засранец. Но в основном действительно запросы на «проверку по учетам». Вот, из Следственного комитета Хабаровского края, где возбуждено уголовное дело по ч. 1 ст. 105[1] по факту безвестного исчезновения 53-летнего мужчины, который три года назад ушел в лес на охоту и не вернулся. Маловероятно, что он объявится вдруг в Москве, но запрос на проверку нам прислали, как и в другие регионы России. Вот из УВД[2] по Нижегородской области, где заведено разыскное дело о пропаже тридцатишестилетней женщины. Вот по факту обнаружения в Ленинградской области неопознанного трупа мужчины возрастом 60–70 лет и т. д. По всем запросам Денис подготовил справки, что «проведенной проверкой по оперативно-справочным и разыскным учетам местонахождение разыскиваемых в г. Москве не установлено и не подтверждено». Некоторые запросы приобщались к делу, некоторые возвращались инициатору.
Примерно в середине папки я нашел стандартный ответ заявителю, выполненный на бланке УУР ГУ МВД России по г. Москве[3].
Уважаемая Светлана Игоревна!
Управлением уголовного розыска Ваше обращение о розыске сына Порошина Ивана Сергеевича рассмотрено.
Проведенной проверкой его местонахождение в г. Москве не установлено и не подтверждено. В оперативно-справочных учетах ГУ МВД России по г. Москве имеется информация, что ранее Порошин И.С. находился в федеральном розыске по ст. 338 УК РФ «Дезертирство», но 3 года назад Магаданским областным судом был признан умершим.
По имеющимся вопросам вы можете обращаться в органы внутренних дел по месту Вашего жительства.
Начальник 8-го отдела Д.В. Большов
Прочитал ответ, исправил ошибки. Перевернул и стал читать само обращение, которое оказалось очень большим:
Уважаемые сотрудники Московского уголовного розыска!
Пишет вам мать солдата, рядового Порошина Ивана Сергеевича, призванного в армию шесть лет назад из Магаданской области. Службу проходил в войсковой части в Московской области.
Через три месяца службы Ивана отпустили в первое увольнение. В письме, написанном перед этим, сын с гордостью сообщил, что за прилежную службу его поощрили первым увольнением, и собирался в этот день посмотреть Москву, Кремль и обязательно позвонить мне с Центрального телеграфа. Я радовалась, волновалась и очень ждала звонка. Накрыла стол и собрала соседей и родственников. Мы все очень гордились нашим Ванечкой.
Но сын все не звонил. Я прождала до глубокой ночи, но звонка так и не было. Конечно, я очень расстроилась, но меня все успокаивали, это же Москва, наверное, не смог добраться до телефона или загулялся, засмотрелся на город, а когда опомнился, надо было бегом возвращаться в часть. Решили подождать, что напишет в следующем письме, или, может, позвонить сможет. На том и разошлись.
Утром меня разбудил звонок. Я, еще не проснувшись, радостная закричала в трубку:
– Алло, сынок, ты почему так долго не звонил?
В трубке прокашлялись и строгий мужской голос спросил:
– Порошина Светлана Игоревна?
– Да, – растерянно ответила я.
– Это командир части, где служит ваш сын.
Почувствовав, как онемело все тело, я села на диван.
– Что случилось? Что с моим сыном?
– Да вы не волнуйтесь. Мы не знаем. Он вчера просто не вернулся из увольнения.
У меня затряслись руки.
– Как не вернулся? Где мой сын? – закричала я.
– Он вам не звонил?
– Не-е-ет! – кричала я в трубку. – Где мой сын?
– Да вы не волнуйтесь. Найдем его. Я вам позвоню.
И в трубке послышались гудки.
Не буду описывать, что со мной происходило. Но вы должны меня понять. Я мать! Растила сына одна, так как его отец погиб. Он был моряком. Отдала своего единственного сына в армию, защищать Родину. А мне звонят и говорят, что он пропал. В мирное время. В общем, словами описать, что я пережила, просто невозможно.
Несколько дней я была как в бреду. Везде писала, звонила. Обзванивала по справочнику все больницы Москвы и Московской области, все отделы полиции. Но безрезультатно. Каждый час звонила в часть сыну, но ответ был один: его ищут, как найдем, с вами свяжутся.
А потом позвонил следователь из военной прокуратуры и сообщил, что мой сын сбежал со службы и в связи с этим возбуждено уголовное дело по статье «Дезертирство», Иван объявлен в федеральный розыск.
До этого момента я думала, что страшнее уже быть не может. Но, оказывается, может. Моего сына объявили предателем. Его ищут по всей России как преступника. Мой сын, которого я воспитывала в любви к Родине, у которого даже в мыслях не было, как у его сверстников, «косить» от армии. А после армии Ванечка собирался поступить в мореходное училище и стать моряком. Что могло случиться, раз он сбежал? Может, над ним издевались? Но почему он не рассказал мне об этом, когда звонил? Не написал ни разу? Конечно, переписку могли читать, а разговоры контролировать. Но сын всегда держался бодро и говорил, что ему нравится служить.
Но самое главное, почему не выходит со мной на связь? Даже если допустить, что он действительно сбежал, почему не приехал домой? Не прислал никакой весточки? Он же знает, что мама всегда поймет и поможет. Как бы там ни было, мы бы всегда нашли выход.
Потом начались допросы. Меня почти каждый день вызывали то в прокуратуру, то в полицию. И все время спрашивали, не выходил ли на связь, не приходил ли, когда последний раз общались, что говорил перед исчезновением. Я отдала им все письма. Также допрашивали всех родственников, друзей сына и соседей. Несколько раз приезжали с обыском. Даже думали в квартире устроить засаду. Развесили по всему району ориентировки: «Внимание! Разыскивается преступник! Статья УК 338 „Дезертирство“. Все, кто его видел или обладает любой информацией, просьба сообщать в полицию!» И на всех фото моего сына в форме.
Я перестала выходить на улицу. Рыдала не переставая. Не знала, как смотреть людям в глаза. Я мать дезертира, предателя. Я не знала, как жить дальше, да и стоит ли.
Прошло два года. Но ни одной весточки от сына так и не поступило. Все как-то успокоились. Меня стали намного реже вызывать на допросы. Но я сама стала еще больше везде ходить и обращаться, куда только можно, чтобы мне вернули сына, но все без толку. Сын как в воду канул, а его фото продолжило висеть у входа в нашу полицию на стенде «Внимание, разыскиваются преступники». Но один адвокат, к которому я обратилась, рассказал мне, что в законе есть такая возможность – признать человека умершим, если он длительное время находится в розыске. И я поняла, что, наверное, это лучший выход. Пусть лучше все будут считать Ванечку погибшим, чем предателем и преступником. И я через суд признала его умершим. После этого все успокоились и про меня больше не вспоминают.
С момента, как пропал мой сын, прошло уже почти шесть лет, но сердце матери никак не успокоится. Каждую ночь я вижу сына во сне. И он всегда говорит одно и то же: «Мам, я не виноват». Каждый раз я просыпаюсь в слезах.
Дорогие сотрудники Московского уголовного розыска! Я знаю, что вы раскрываете все преступления и всегда всех находите! Я как мать солдата, а не предателя умоляю вас! Я уверена, что он ни в чем не виноват! Найдите его! Куда я только не обращалась, отовсюду приходят только отписки: «Как найдем, сообщим, и вообще, ваш сын умер». Умоляю, разберитесь, что же случилось. Только вы можете это сделать. Мне больше не к кому обратиться. Вы моя последняя надежда!
С.И. Порошина
К письму было приложено фото. Юный веснушчатый парень, совсем ребенок, в форме рядового внимательно глядел на меня серьезным взглядом.
Я долго смотрел на письмо. Сколько же в нем было боли и страдания. И действительно, вообще непонятно, куда делся солдатик. Если сбежал, почему за шесть лет ни разу не связался с мамой? Как вообще столько лет можно жить без денег, без общения с любимой мамой, да еще и находясь в федеральном розыске. А если с ним что-то произошло в части и это скрыли? Да-а-а… Вопросов много.
Я нажал кнопку селектора:
– Наташа, срочно найди мне Крошкина.
– Конечно, Дмитрий Владимирович.
Через три минуты Крошкин влетел в кабинет.
– Что случилось, Владимирович? Куда едем? Тревога?
Показал ему обращение Порошиной.
– Ты это читал?
– Ну, конечно, про солдатика. Маму, конечно, жалко, но мы-то при чем? Она живет в Магадане. Солдат дезертировал в Московской области. Москва тут вообще никаким боком. По учетам я, конечно, все проверил. В больницы не доставлялся, ни по «уголовке», ни по «административке», ни в Москве, ни в области не задерживался. В СИЗО[4] не содержится. Разыскивался как дезертир. Потом его признали «умершим». Мы-то что можем сделать? Это вообще дело военных, да еще и из Московской области.
И формально он был прав. Таких писем и обращений в МУР поступает сотни ежемесячно со всей России и СНГ. И людей-то понять можно, они верят в легендарный МУР, что он поможет. Но дело в том, что Московский уголовный розыск отвечает только за территорию Москвы. В Московской области есть свое Управление уголовного розыска, в Ленинградской – свое, и в Магаданской тоже свое. И если человек пропал не в Москве, то мы в принципе сделать ничего не можем.
– Ладно, Дэн, иди.
– Владимирович, ну ты чего? Ты чего так расстроился? Маму очень жалко, но где мы, а где Магадан? Нам бы с нашими, московскими, разобраться.
Ну да, у нас своих без вести пропавших больше четырех тысяч.
– Хорошо, иди. Я подумаю.
– Владимирович, я у себя, – сказал Крошкин и выбежал.
Я просмотрел приложенные документы с результатами проверки. Прочитал рапорт. Порошин Иван Сергеевич, родился в Магаданской области, учился, призван в армию 15 ноября, службу проходил в войсковой части такой-то, расположенной в Московской области, поселок Щербинка, рядовой, 20 февраля был отпущен в первое увольнение, из которого не вернулся. Проверка в части показала, что неуставных отношений не было. Характеризовался положительно. 25 февраля военной прокуратурой Московской области возбуждено уголовное дело по части 1 статьи 338, и Порошин И.С. объявлен в федеральный розыск как дезертир. Приметы: рост 175 см, волосы русые, короткие, глаза серые. Особых примет нет. Через три года решением Магаданского областного суда Порошин И.С. признан «умершим».
И вроде все. Можно было бы поставить подпись и отправить матери очередной ответ, что информацией о вашем сыне не располагаем. Но… Мы же действительно из МУРа, и что-то не давало мне поставить подпись на документах. Очень хотелось помочь убитой горем матери. Мы действительно ее последняя надежда.
Я нажал кнопку селектора.
– Ваня, зайди.
Вскоре в кабинет зашел Ваня Княжин, начальник отделения по неопознанным трупам.
Я показал ему письмо.
– М-нда-а-а… Дела. Маму жалко. Но мы-то что можем сделать?
– Василич, а поднимите-ка все трупы мужчин, обнаруженные в Москве и области в том году с 20 февраля и в течение следующего месяца.
– Сделаем, Дмитрий Владимирович. Разрешите идти?
– Конечно.
Иван ушел. Я стал дальше изучать и подписывать документы, которых, как всегда, было очень много.
Как наступил вечер, я и не заметил. Постучали в дверь.
– Дядя Дима, разреши?
Заглянули Княжин и Олег Кошкин, «важняк»[5], лучший специалист в России по неопознанным трупам.
– Конечно, заходите.
– Дядя Дима, мы принесли все по обнаруженным трупам мужчин, как ты просил.
– Выкладывайте.
Всего в год исчезновения Порошина, с 20 февраля по 20 марта, в Москве и области было обнаружено пятьдесят три неопознанных трупа мужчин в возрасте от восемнадцати до тридцати лет. Из них сорок восемь уже были опознаны, осталось пять. Мы стали рассматривать фото трупов, сравнивая с Порошиным, но ничего даже близко похожего не было. Пересмотрели еще раз, но снова ничего не нашли.
Первый труп – гнилостно-измененный, части зубов нет, но есть несколько вставных металлического цвета. В медицинской карте у Порошина все зубы свои. Сразу в сторону – не наш.
Второй – весь обгоревший, трудно на нем вообще что-либо рассмотреть, обнаружен в сгоревшем заброшенном доме первого марта. Место обнаружения: деревня Крюково Химкинского района Московской области. Конечно, район не подходит, находится ровно в противоположной стороне от Щербинки. Но отложил в сторону. Изучим подробнее.
Третий труп – молодой парень лет двадцати пяти, одет в зимнюю куртку и джинсы, что-то общее вроде с солдатиком есть, правда, волосы длиннее, чем уставные, и Порошин в форме был, хотя, конечно, мог и переодеться. Посмотрел дату обнаружения: 21 февраля, Люберцы, в подъезде жилого дома. Причина смерти – «передозировка наркотиков». На всякий случай отложил к предыдущему для подробного изучения.
Ребята согласились, что сходство есть. Дал указания:
– Ну-ка подготовьте телеграмму по нашему солдату и отправьте по всей России. Пусть тоже проверят все свои трупы по приметам Порошина, а близлежащие области пусть пришлют нам всех своих неопознанных мужчин восемнадцати-тридцати лет. Не может быть, чтобы вообще за шесть лет с матерью не связался. Значит, одна из основных версий – он умер. Конечно, если сбежал, то мог и позднее скончаться. Но начнем со дня пропажи. Идите, готовьте пока бумаги, а я еще подумаю.
Взял комплект на четвертый труп. На фото – изуродованное тело, вся одежда в крови, от лица ничего не осталось. Без обуви, без документов. Дата обнаружения – 20 февраля. Причина смерти – ДТП, сбила машина на МКАД, район ЗАО[6]. Возраст определить не удалось. Причина смерти – травмы, несовместимые с жизнью, вызванные ДТП.
Та-а-ак! Вот это уже интересно. 20 февраля – день исчезновения Порошина. И в принципе не так далеко от Щербинки.
Разложил фотографии, взял увеличительное стекло, стал подробно рассматривать. Волосы русые, короткие, головной убор отсутствует, одежда защитного цвета, вся в крови и грязи, без отличительных знаков.
Постоянно кто-то заходил, звонил. Я сбегал на совещание к генералу. Подписал много документов, какие-то «завернул». В общем, текущую работу никто не отменял.
Уже всех сотрудников отпустил домой, но почти никто, как всегда, не ушел: было много работы, часть ребят уехали в город на оперативно-разыскные мероприятия.
Когда разобрался со всей срочной и текущей работой, на часах было 20.00. Посмотрел в окно: стоял мартовский вечер и падал снег.
Письмо мамы солдата не выходило из головы. Опять пододвинул к себе фотографии, включил настольную лампу с зеленым абажуром, которой было, наверное, лет шестьдесят, я ей очень дорожил и гордился, представляю, сколько дел было раскрыто в ее мягком свете, сколько человеческих судеб она видела, сколько горя от утрат и счастья от приобретения, какая в ней должна заключаться сильная энергетика, взял лупу, тоже старинную, массивную.
Разложил перед собой фотографии и стал каждую внимательно рассматривать. Взял фотографии погибшего от передозировки наркотиков и Порошина, положил рядом. Что-то общее между ними было. Открыл блокнот, разделили лист на две половины, подписал колонки «За» и «Против». В колонку «За» записал возраст, хотя и выглядит старше лет на шесть, но умершие часто кажутся старше своего возраста. Цвет глаз совпадал. Цвет волос тоже, но длина отличалась, так что записал волосы в обе колонки, все-таки три месяца службы, это совсем еще «молодой» по армейским меркам – и никто не позволит ходить с неуставной прической, тем более перед увольнением. Рост 177 см тоже занес в колонку «За». Одежда была полностью гражданская. Где Порошин мог бы ее раздобыть, если приехал в часть три месяца назад и еще не был ни разу в городе. Хотя, мог кто-то из сослуживцев одолжить. Ладно, пока решил это дело отложить.
Взял комплект на неизвестного, погибшего в ДТП. Лица практически нет. Надо же, какая глупая смерть. Зачем перебегать МКАД? Сто процентов приезжий, не представляющий, какая это смертельная опасность. В крови алкоголя и наркотиков не обнаружено. Зачем ему понадобилось перебегать МКАД? Видимо, очень спешил куда-то. Понятно, почему найден без ботинок: слетели от удара в момент столкновения. Документы, скорее всего, были в сумке или пакете, которые могли отлететь от удара, и в результате их не нашли.
Все это время что-то не давало мне покоя, в голове крутилось, что я упускаю нечто важное. Стал рассматривать фотографии миллиметр за миллиметром. И тут… Вот оно. Взгляд выцепил на кофте под курткой, в районе сердца, какие-то едва различимые под слоем грязи светлые знаки. Внимательно всмотрелся. Да это же цифры! Только сильно запачканные кровью и грязью. Я набирал Кошкина.
– Олег, зайди срочно.
– Бегу, дядя Дима.
Через несколько секунд Крошкин уже был в моем кабинете.
– Смотри.
Подвинул ему фото, отдал лупу и показал еле различимые цифры.
– Сможешь максимально увеличить это место?
– Конечно. Сейчас сделаю.
Он убежал и вскоре вернулся. На фото была увеличена область сердца, и уже можно было разглядеть цифры. 1.84…3. Меня как током ударило! Да это же номер!
Насколько я помнил по своему опыту службы в Вооруженных силах, мы выводили на своей форме личные номера. Залез в интернет, чтобы убедиться, и, действительно, в первой же статье нашел подтверждение: на вещах и предметах одежды, находящихся в подразделении (фуражки, куртки, мундиры, сорочки верхние солдатские, галстуки, брюки), обуви и снаряжении, которые выдаются военнослужащим срочной службы, проставляется клеймо № 3 с обозначением номера военного билета военнослужащего.
Вызывал Крошкина, Княжина и всех, кто еще оставался на работе. Провели мини-совещание. Все согласились, что это личный номер, да и защитный цвет одежды стал понятен.
– Крошкин, срочно готовь запрос в часть, какой у Порошина был личный номер, сейчас подпишу, и завтра рано утром ты должен быть там. И фото трупа покажешь, может, еще остались, кто служил тогда.
– Иван Василич, Олег, выясните завтра, что с трупом. А теперь быстро все по домам.
Следующим утром в 7.30 я уже подходил к своему кабинету, между ручкой и дверью заботливо была вставлена скрученная в рулон сводка преступлений по городу[7], которую по нашей линии каждое утро отрабатывала Наташа Крысанова, приезжавшая для этого на работу в 6.30. Подумал, что надо бы ей при жизни памятник поставить. Только успел снять пальто, раздался звонок, Наташин голос в трубке звонко произнес:
– Доброе утро, Дмитрий Владимирович. Кофе готов, заходите.
Взял папку с документами на подпись, сводки и спустился на четвертый этаж, к Наташе. Пахло свежим кофе и домашним печеньем.
– Доброе утро, Натуля. Опять вкусняшки? Мы же договаривались: вы с Маришей меня каждый день сладким кормите. Хотите, чтобы я стал толстым и ленивым?
– Доброе утро, Дмитрий Владимирович. Так это не я. Это мама напекла, вам и ребятам передала. Ну и еще, честно говоря, все же знают, когда вы сладкое едите, становитесь добрым и все подписываете. А у меня вот много документов вам на подпись.
Я с улыбкой сел за стол.
– Ну раз мама, тогда передавай ей большое спасибо.
Начинаю изучать сводки и пить кофе.
– Резонансы есть?
– Дмитрий Владимирович, ничего необычного. Все как всегда. Двадцать два пропавших без вести, из них восемь детей, пять домашних, трое – из детских домов. Почти все ранее уходили, только шестнадцатилетний мальчик из Строгино первый раз, но там родители признались, что был конфликт из-за девочки, с которой он хочет встречаться, а родители против, так как она из неблагополучной семьи, плохо учится и уже курит. СЗАО[8] уже работает по нему, я поставила им на контроль. И по остальным детям тоже округа и «земля»[9] уже работают. Из четырнадцати взрослых – восемь пьющие и ведущие антисоциальный образ жизни. Криминала[10] нет. И обнаружено семь неопознанных трупов, все лица БОМЖ[11], без внешних признаков насильственной смерти[12].
Я слушал Наташу, изучал сводки, а сам все время думал о пропавшем солдате. Неужели нашли? Хоть бы это он оказался.
В 7:55 набрал начальника МУРа.
– Товарищ генерал, доброе утро. Большов. Разрешите зайти, доложить по сводкам и подписать документы?
– Доброе утро. Что-то серьезное есть? Документы срочные? Я сводку смотрел, у меня вопросов нет, сам знаешь, что делать.
– Никак нет, товарищ генерал, ничего срочно.
– Тогда работай. Детей, как обычно, на контроль, вечером доложишь, и подпишу тебе все.
– Есть, товарищ генерал.
Ну и хорошо. В кабинет влетела Марина Любимова, опер по особо важным делам.
– Доброе утро, Дмитрий Владимирович, привет, Натусик.
И положила на стол коробку с пирожными.
– Во, успела к кофе.
Я посмотрел на коробку, потом на Марину, затем на Наташу. Та прыснула.
– Вы чего? – недоуменно спросила Марина.
Я показал на большую коробку с печеньем.
– Если у тебя тоже много документов на подпись, вставай в очередь. Но теперь я спокоен. От голода мы точно не умрем.
Мы засмеялись.
– Дмитрий Владимирович, если сейчас не съесть, к обеду мальчишки все растащат.
Мальчишками она назвала наших оперативников.
– Ну пусть ребятки кушают.
Пока пил кофе, подписал девчонкам все документы. Печенье, правда, было восхитительное.
– Ладно, девочки, спасибо. Работаем.
Я поднялся, но, перед тем как выйти из кабинета, Марина все-таки сунула мне в руки пакетик с печеньем и несколькими пирожными.
В 9:00 собрал ежедневное оперативное совещание, выслушал доклады, поставил задачи на сегодня, собрал документы на подпись и всех распустил. Оставил только «спецов по трупам».
– Товарищ полковник, докладываем, – отрапортовал Кошкин, – труп неизвестного мужчины, которого на МКАД сбила машина, был доставлен в трупохранилище в Лианозово, находился там месяц, пока шло следствие по факту его гибели. В СК по ЗАО г. Москвы было возбуждено уголовное дело по части первой статьи 109 «Причинение смерти по неосторожности». Но следствием было установлено, что виновником ДТП был сам погибший, перебегавший МКАД в неположенном месте. Документов при нем обнаружено не было. Личность следствием не установлена. Обращений о розыске без вести пропавшего с такими приметами не было. В итоге через месяц было принято решение захоронить погибшего как неизвестного на Перепеченском кладбище, где хоронят всех неопознанных, обнаруженных на территории г. Москвы, труп № 24856, могила № 072541.
– Хорошо, спасибо. Идите.
Вот так. Мало того, что человек погиб так нелепо, да еще и похоронен как неизвестный и никому не нужный… Зазвонил мобильный. Это был Крошкин.
– Дмитрий Владимирович, доброе утро.
– Привет, Дэн. Ты в части?
– Так точно. В части. Сижу у командира, чай пью. Ждем, когда поднимут списки с личными номерами. Шесть лет все-таки прошло.
– Хорошо, сразу звони, как будет информация, очень жду.
– Конечно, Владимирович! Сразу позвоню.
Минут через десять на телефон пришло сообщение, и тут же Крошкин позвонил снова.
– Дмитрий Владимирович, я отправил фото.
С замиранием сердца я открыл сообщение и увидел фото из личного дела рядового Порошина с номером 1084263. Посмотрел на фото неизвестного: 1.84…3. Он! Сомнений быть не может. По телу побежали мурашки. Нашли! Меня наполнила радость.
Набрал Княжина, сообщил ему о находке.
– Ваня, срочно отправь запрос на Перепеченское, на эксгумацию[13], сделаем официальное опознание, и тело маме передадим для захоронения.
– Есть, Дмитрий Владимирович, сейчас принесу.
Вскоре в кабинет вошли, как всегда, двое неразлучных друзей, Княжин и Кошкин, оба в очках, как профессора. Да в принципе в своей области профессора и есть. Лучше их никто не разбирается в теме идентификации неопознанных трупов.
Нетерпеливо протянул руку.
– Давайте запрос. Надо срочно ехать на Перепеченское. И вызывать маму. Ребята, мы его нашли! Мы лучшие!
Но они молча сели на диван, переглянулись и замялись.
– Вы чего? Запрос где? Почему не принесли? Что случилось?
Заговорил Олег.
– Дядя Дима, тут такое дело…
– Да что случилось? Говорите уже.
– В общем, это. Трупа солдата на Перепеченском кладбище нет.
– Как нет? Вы что? Куда он делся?
– Тут такое дело…
И Олег рассказал, что все неопознанные трупы, обнаруженные на территории Москвы, действительно захоранивают на Перепеченском кладбище, но оказывается, через пять лет после захоронения их выкапывают и перевозят на Николо-Архангельское кладбище, где кремируют.
– Олег, зачем? Это правда, Васильевич?
– Правда, дядя Дима. Делается это с целью освобождения места под новые захоронения, иначе негде будет хоронить следующие неопознанные трупы.
– Вот это новость! Сколько лет служу, не знал о таком.
– Не знал, потому что мы с этим практически никогда не сталкивались. Всегда раньше находили.
– Это да. Ну хорошо, слава богу, мы хоть по номеру его определили и тогда по фото опознание сделаем. Значит, получается, урна сейчас на Николо-Архангельском?
Они вновь переглянулись.
– Что еще?
– У нас еще есть не очень хорошая новость. Точнее, очень нехорошая.
– Что?
– В общем, после кремации урны хранятся там один год. А потом – все.
– Что – все?
– Их уничтожают.
– Как уничтожают?
– Ну, под бульдозером.
– Как так? То есть через шесть лет от человека не остается вообще ничего? Даже пепла?
– Ну такие правила, Дмитрий Владимирович.
Волосы у меня встали дыбом.
– Когда он был захоронен?
– Шесть лет назад, 20 марта.
Я посмотрел на календарь. 19 марта.
– То есть завтра урны будут уничтожены? И у нас остался всего один день?
– Точно. Завтра же! – взялся за голову Княжин.
– Срочно звоните в крематорий!
Олег вскочил. Набрал номер.
– Але, Лев Аронович? Здравствуйте, Олег Кошкин, МУР, сейчас передам трубку начальнику, Дмитрию Владимировичу.
– Лев Аронович, здравствуйте. Вы урны еще не уничтожили? – закричал я в трубку.
– Здравствуйте, Дмитрий Владимирович, – растерянно ответили в трубке. – Простите, какие урны вы имеете в виду?
– Урны с прахом неопознанных трупов с Перепеченского кладбища.
– А, эти. Дмитрий Владимирович, не извольте беспокоиться. Все уже готово, я все бумаги подписал. Завтра утром все уничтожим. Вы хотите приехать проконтролировать?
– Не-е-ет! – закричал я. – Отставить! Ничего не уничтожать. Завтра мы приедем.
– Хорошо, конечно. А что случилось?
– Лев Аронович, завтра мои сотрудники все вам объяснят.
– Дмитрий Владимирович, но мы же ничего не нарушили! У нас все по графику. Все документы в порядке.
– Лев Аронович, просто сделайте, что я вам сказал. Не уничтожайте урны.
– Да, да, конечно. Не извольте беспокоиться, все до единой урны будут в целости и сохранности.
– Спасибо. До свидания.
Я положил трубку. Сердце бешено колотилось. Неужели успели? Вроде дело о неопознанном трупе, да еще погибшем шесть лет назад, а адреналин зашкаливает как при боевой операции.
– Василич, Олег, идите, срочно готовьте запрос на изъятие урны.