- -
- 100%
- +
© Дмитрий Пименов, 2019
ISBN 978-5-0050-6662-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Скай. Часть первая
В семнадцать лет серьезность не к лицу,
И как-то вечером оставьте свои полные бокалы,
И шумные кафе, и свет слепящий люстр,
Под липами пора гулять настала…
(Артюр Рембо)
12 мая 2005-го года.
«Хм, отличное сочинение… Ну, четверка гарантирована» – подумал про себя семнадцатилетний парень, держа в зубах ручку, а под рукой черновик с работой на тему «Проблемы отцов и детей в произведениях писателей двадцатого века». Комната была окутана полумраком, хоть на улице было светло. Толстые зеленые шторы, казалось, могли защитить от холода даже в самый лютый мороз, если ими укутаться словно одеялом. Кроме прочей спальной утвари в комнате здесь и всюду стояли, некоторые лежали, деревянные скульптуры: какие-то достигали тридцати сантиметров, какие-то были не больше ладони, но они все были лакированы и подписаны белым фломастером. Его отец, будучи практичным человеком, каждый раз, когда Слава приносил из гаража новую фигурку какого-нибудь животного, советовал подписывать ножом или сносить на завод, где работал глава семьи, чтобы выгравировали инициалы мальчика. Но Славе это не нравилось, или он упирался из принципа, и каждый раз, когда инициалы наконец-то теряли свою яркость, подросток подписывал свои творения снова. Раз за разом. Ему нравилось подновлять их таким образом. Такие ритуалы уносили его в страну воспоминаний, когда он мучался, вытачивая каждый уголочек скульптуры, каждый волосочек на гриве лошади или чешуйку на панцире черепахи. Его отец хоть и старался быть как можно мягче, но отнюдь не разделял эту идею мальчика. Отец на все закрывал глаза, потому что мальчик работал руками, и всегда, когда Слава порезал руки или отбивал пальцы в гараже, ему, папе, это грело душу, как бы это дико не звучало.
«Рабочие руки строят будущее! – говорил Владимир, отец Славы, – Они строят фундамент!». Сыну это высказывание никогда не казалось остроумным, однако он все размышлял над ним… Если он «строит» скульптуры, значит они – фундамент? Значит искусство фундамент будущего? Но он работает и головой в то время, как творит. Головой – значит воображением. Фрезеровщик не думает, как сделать так, чтобы болт вызвал восхищение у какого-нибудь механика, который будет собирать очередную русскую развалюху. Дорожный рабочий не станет возделывать на дороге скульптуры из асфальта, чтобы она стала объектом искусства, на который будут пялиться проезжающие, которые, в общем-то ничего и не замечают, хотя смотрят всюду и везде. Поэтому мальчик считал себя больше, чем частью «рабочих рук будущего», он чувствовал себя вдохновителем.
С этими мыслями Слава взял фигурку ангела, единственную скульптуру, связанную непосредственно с религией. Рассмотрел: повернул вправо, влево, «спиной» к себе, потом осмотрел подставку, на которой стояли тонкие ножки маленькой девочки. Надпись стерлась. Мальчик схватил фломастер со стола, открыл его зубами и застыл на месте. «Что ж, – подумал он. – не сегодня».
В тот майский вечер погода шептала и звала гулять на улицу всех, а одиннадцатиклассники никак не могли противиться этому зову. И Слава не мог. Еще в четыре часа вечера, когда он с ребятами вышел из школы, отсидев двухчасовую консультацию, договорился погулять в этот чудный вечер четверга. Но, когда сел за сочинение в пять часов вечера, то обнаружил, что у него нет идей, и поэтому ему пришлось отложить вечернюю прогулку и взяться за сочинение. Отнюдь, идеи не заставили себя долго ждать, и к семи часам он уже был свободной пташкой. Слава на отличника не тянул, а на писателя уж тем более, но проблема отцов и детей… Какому подростку эта тема не близка? Решил прогуляться до Большого театра, срезать половину Большой Дмитровки и вернуться домой. На набережную его не тянуло, его буквально убивал запах этой реки, поэтому посещал это место только при условии, что придется идти туда пешком, видимо надеялся, что друзья устанут и повернут к другим улицам. Они всегда пытались ему угадить. Нет, это не было подхалимством или чинопочитательством (какой тут чин в семнадцать лет?). Слава был душой компании, и не только… Помимо основного набора «хорошего мальчика» в его качествах числилась уверенность с нотками хамоватости, но никто и никогда его в этом не упрекал. Друзья знали, что в этом мире нужно вести себя подобным образом, иначе тебя ЗАДАВЯТ.
Солнце золотом отливалось на куртке Славы. Весна выдалась ранней и жаркой, так что вечерами можно было накидывать легкую кофточку или пиджак, но Слава всегда заглядывал вперед на сто километров: вдруг дождь, вдруг загуляемся, вдруг – решим укатить в другой город. Но в этом его почти никто не слушался, все одевались, как можно легче… Точнее, как можно красивее. Новое время, ничего не поделаешь. Слава не любил длинные прически, даже средние, потому что у него были кудрявые волосы, как и у отца, как и у деда (которые давным-давно выпали). Длинные кудри скрывали красоту мальчика, он этого стеснялся. Стеснялся ходить будучи «неприбранным», потому что хотел внимания девчонок, которые до шестого класса на него внимания не обращали: они были маленькими и не понимали ничего; Слава носил кудри до бровей. Но к одиннадцатому классу ему проходу не было от прекрасного пола. В школе было немного таких парней, и все они были нарасхват, но Слава теперь не мог этого позволить. Его сердце заняла Саша Семенова из двести тридцать второй школы. Славе всегда казалось странным, что живут они в соседним домах, а учатся в пяти километрах друг от друга, а, между прочим, двести первая школа всего в одной автобусной остановке от их домов. Ну, одинаковые дома, ну возраст одинаковый, но родители разные. И социальный статус их был разный…
Спустя два часа, когда солнце уже скрылось за горизонтом, а небо только-только начинало сереть, Слава приметил одну девушку. Он не знал, чем она его зацепила. НО ЗАЦЕПИЛА!
«Нет, я не пытаюсь ее догнать, – уверял себя парень, – ну увижу и увижу, что такого? Ну что такого, если я заговорю с ней, что такого, если обниму ее, приглашу в кафе? Хотя кого я пытаюсь обмануть? Я хочу ее догнать».
Сквозь толпу Слава пытался не потерять девушку в ярко-красном пальто. Белые волосы нежно раскачивались туда-сюда за спиной в такт быстрым шагам. Она обернулась, когда переходила дорогу, мальчика это немного встревожило. Спина покрылась испариной, а мошонка поднялась выше к животу. Ну осмотрелась девчонка на светофоре, ну и что такого? Слава двинулся дальше вслед за незнакомкой. Вот была бы умора, если бы Саша увидела его щенячьи глазки и бледное, но счастливое лицо, устремленное в спину девушке в красном. Он даже не ведал, куда идет, он просто шел за нею по пятам. После двухчасовой «дополнительной прогулки Слава наконец остановился – ведь остановилась девушка. Осмотрелась, и двинулась вниз по лестнице. На набережную. Затем она прошла еще около ста метров, после чего, облокотившись на перила, наблюдала за пароходами, в которой, по большой части, пассажирами были приезжие.
Слава сел в пяти шагах от нее на лавочке, буквально на минуту. Она вновь осмотрелась, их взгляды пересеклись… и снова разошлись. « Сколько я за ней шел? Уже темно. А вдруг она подумает, что я маньяк? – колебался Слава, – А если я ей не понравлюсь? Ну и что, есть же Саша. А вдруг эта девушка моя настоящая любовь?» – размышлял про себя Слава. В итоге он встал и облокотился на перила подле девушки в красном.
– Хорошая погода, – сказал он вслух. «Идиот, какая погода?» – сказал он про себя.
– Да, отличная… Для того, чтобы следить за незнакомыми девчонками. – произнесла девушка в красном.
– Не понимаю, о чем вы. – удивился Слава.
– Ну да, а кто шел за мной от Большого? – спросила незнакомка.
– Ну, может быть, те тысячи людей, что спешили куда-то? – отшутился Слава.
– Не очень-то смешная шутка. – произнесла девушка.
«Ну вот, я ей не понравился, даже над шуткой не смеется» – размышлял про себя Слава.
– Хэй, ты чего молчишь? Язык проглотил? Может познакомишься со мной? – предложила девушка.
– А, да так, ничего. А, нет, то есть, да. То есть, меня Слава зовут. А тебя? – волнение начало закипать еще сильнее.
– Я Скайфорт, дочь Карри. – ответила девушка, вытянув одну ногу вперед, а руки уперев в бок. Слава смутился. – Да расслабься, меня зовут Лилия.
«Неужели какая-то сумасшедшая попалась» – подумал про себя Слава.
– Очень приятно, Лили.
– А мне-то как приятно. За мной еще никто так упорно не следил. – подала предлог для комплимента Лилия.
– Я думаю, это странно, за тобой должны толпы бегать.
– Ты как моя бабушка. – ответила девушка, – да расслабься, я поняла.
– Поняла, что ты красивая? Я вот сразу…
– Может уже познакомимся?
– А мы разве не знакомимся? – ответил Слава. Девушка ухмыльнулась. – Я вот ненавижу набережную, просто выносить не могу.
– Но все-таки ты здесь, – заметила Лилия. – хотя мы то с тобой знаем, почему ты здесь.
– Да. И все из-за этого гребанного сочинения. – наигранно стукнул он ладонью по перилам.
– Значит я должна быть благодарна сочинению? – осведомилась Лилия.
– Это комплимент? Еще никто не делал мне комплиментов. – смутился Слава.
– Неужели? Насчет прически – да. Но тебе самому…
– Это очень смешная шутка. Да. – ответил парень. – Когда девушка шутит с тобой подобным образом, то это значит, что ты ей нравишься.
– Самоуверенный какой, – она на мгновение прикусила кончик мизинца, – ты вроде бы ничего. У такого, должно быть, есть девушка, а ты тут за незнакомками гоняешься.
– А с чего ты взяла, что она у меня есть?
– А с чего бы тебе так волноваться? – парировала Лилия.
– Я не волновался. Я просто выжидал момент. – ответил Слава.
– А если бы я подумала, что ты маньяк и выбрызгала тебе в лицо баллончик? – предположила девушка.
– Тогда бы это было не очень удачное знакомство. – отшутился Слава. Может прогуляемся? Или мы еще недостаточно знакомы?
– А у тебя немного опыта в знакомстве, верно? – парень кивнул, а девушка ему нежно улыбнулась.
После они отправились в парк и около двух часов гуляли под деревьями, обошли все, что можно и по нескольку раз, но они того не заметили, потому что малыш с крыльями и голой попой уже натянул тетиву. В воздухе витал запах лип, а также роз, которые продавали в местном цветочном ларьке, но Лилия сказала, что если Слава купит ей хотя бы один цветок, то его лицо будет выглядеть не очень приемлемо для школы, потом игриво улыбнулась. Затем они просидели около часа под огнями фонарей. Они были близки к тому, чтобы поцеловаться, но Слава понял, что лучше не торопиться и подождать.
В итоге он проводил ее домой, но до самого подъезда не дошел – она не разрешила. Когда вернулся к себе, то было около часа ночи, а он еще забыл взять ключ, а отец очень уж не любит просыпаться ночью, ведь завтра на работу, а его разбудил загулявшийся подросток. Ну, может, тогда мама… Но дверь ему открыл младший брат. Славе даже не пришлось стучать или звонить в дверь. Ведь его на кухне ждал брат. Всегда ждал, потому что не хотел, чтобы папа с мамой ругали старшего брата. Никогда не хотел. Славе едва хватило сил раздеться, так что о позднем ужине речи быть и не могла. И он уснул. Так закончился первый четверг мая для семнадцатилетнего парня, который в этот вечер нашел, кажется, нового друга… Или не просто друга.
Глава 1: Похищение
В дорогу, в дорогу!
Нет силы терпеть.
Лишь ведомо Богу,
Куда нам лететь,
Лететь или мчаться,
А может, идти,
И с кем нам встречаться
На долгом пути.
(Александр Суслов)
1
Осень. Конец октября. Зима даже и не думает надеть свои валенки и ввалится в город. И хорошо. Шестилетний мальчик идет под ручку с девочкой. В правой руке ее портфель, и пусть он розовый, зато она поцелует его в щечку. Она так обещала, а Саша никогда не врет. НИКОГДА.
Мальчик открывает дверь, пропускает спутницу, затем заходит сам. Девочка просит его подняться на лифте, уже в который раз, но он все не соглашается, ну не любит он их. Уже в который раз они поднимаются на девятый этаж по лестнице. Оба молчат, стесняются заговорить в этом месте, каждое слово на лестничной площадке раздавалось эхом, и разговор их могли услышать. Хотя чего им бояться? Однако они боялись и стеснялись, они ведь маленькие дети, а маленьким детям не принято дружно ходить под ручки, особенно первоклашкам. Маленьким детям принято дразнить друг друга, особенно девчонок. Но эта пара к той категории не относилась.
– Ну что ж, до завтра, сегодня выйти не смогу, – однако мальчик нарушил тишину. – надо дочитать книгу. Ничего не поделать, такой уж я. – сказал это с важностью взрослого человека.
– Ладно, пока, Гаврик – девочка чмокнула мальчика в щеку. Знала, что он не любит, когда его так называют, однако она относится к маленьким детям, и значит ей принято немного издеваться. Однако издеваются друг над другом и взрослые, но обижаются меньше.
Мальчик позвонил в свою квартиру – никто не открыл, пришлось использовать ключ, по всей видимости, отец сдержал обещание и до вечера не собирался приезжать. Тут все уже отработано до автоматизма: мальчик идет в туалет, затем в свою комнату, чтобы переодеться, затем на кухню, чтобы покушать, затем возвращается в свою комнату и ложится спать на полчаса, иногда на час. Его отец всегда говорил: «Что в жизни действительно важно, так это любовь. Шучу, сон, конечно же». Мальчишка и спорить не стал – что-что, а сон он любил.
Долго поспать не удалось, его разбудил отец.
– Майя еще не пришла? – спросил он, мальчик помотал головой.
– Она раньше двух не приходит, ты же знаешь – мальчику это показалось странным, папа никогда не спрашивал, пришла ли Майя, и никогда не спрашивал ее, где же Гавр, потому знал что его необычный сынишка гуляет по двору со своей одноклассницей.
– Ага, ты поел? – мальчик кивнул.
– Пап, можно вопрос? – не дожидаясь ответа продолжил – я слишком маленький для того, чтобы иметь даму сердца?
– Любить никогда не рано, – отца подобные вопросы не удивляли, они постоянно сыпались в его адрес или в адрес старшей сестры – и возвращаться никогда не поздно, тебя всегда будут ждать, я, по крайней мере, точно.
А вот это действительно ему показалось странным, но все же решил не задавать лишних вопросов. Эти взрослые вечно хранили какие-то тайны и говорили ерунду. Мальчик знал, что все люди хранят тайны и несут ерунду. И отец тоже.
Когда они оба пришли в гостиную мальчик задал один лишний вопрос.
– Значит и маме не поздно вернуться?
– Ч-что? Нет, ты… – отца оборвал стук в дверь. Наверное опять эта бабка Катерина. – « Ну что за калоша, для кого звонок?» – сказал про себя отец. Отнюдь, калош там не былы и пожилых Екатерин – тоже.
Он открыл дверь, бубня себе под нос что-то вроде « старая деревенщина, скольк…». Удар в лицо. Что-то хрустнуло. Нос как будто разрезало. А нет, он просто сломался. Отец закричал.
– Какого хрена, мать в-в…?
– Пап, кто там? – прервал его мальчик. Вошел в коридор, увидел лицо отца в крови, который пытается закрыть лицо руками. Потом тот, что справа достает из кармана что-то блестящее. Нож. Нож, который приходится отцу в область живота. Отец соскальзывает по стене, собирая руками одежду, висящую на вешалке. Затем ему приходятся еще несколько ударов. Но мальчик уже бежит на кухню, чтобы закрыться, ведь по кухонному балкону можно добраться к старой ворчунье – всяко лучше, чем быть убитым двумя мистерами кожаными куртками. Но все тщетно. Дверь выбивают, и это несмотря на то, что открывается она в коридор. Закрыв ладонью рот мальчику один из кожаных курток хватает его и тащит, ноги волокутся по полу, но кого это волнует? Никого. И где эта старая калоша Катерина? Что удивительно – на мальчика накидывают его куртку, застегивают.
– Чт… Что вколо-о-о-ль… – этот укол, увы, отключает мальчика. Просыпается он уже в машине.
– Куда вы меня везёте? Зачем убили папу? За-а-а-че-ем? – кричал мальчишка, пытавшись вырваться от двух мужчин, сидевших по бокам, но увы, всё бесполезно.
– Заклей ему рот! Пусть заткнется маленький идиот – сказал своему напарнику сидевший слева от мальчика.
– Подержи его. Так, малыш, больно не будет. Вот так. – ответил сидевший справа.
– Что вы мне вкололи? Что это? Объясните мне. Сейчас объясните! – мальчик не хотел, чтоб его отпускали, он лишь хотел, чтобы ему объяснили, – за что вы со мной так? Что сделал мой отец? Он только учи-и-те… уч… учите… – и глаза мальчика заплыли пеленой. Мгновение – подбородок мальчика падает на грудь. Мгновение. Глаза окутывает тьма.
Спустя где-то три часа мальчик вновь проснулся. Городской пейзаж сменился лесным. «Похитили. Везут в лес. Чтобы убить» – мысли одолевавшие мальчика.
– Ты смотри-ка, рано проснулся, иди сюда дорогой. Вот так. Спи дальше – сидевший слева вколол еще два укола.
Спустя пять часов мальчик просыпается от того, что его вытаскивают из машины. Он пытается вырваться, ведь он уже понимает, что это похищение, ему всего шесть, а он уже многое понимает. Достаточно умный, чтобы не любить ТВ и любить Булгакова, взрослый для того, чтобы получать хорошие оценки в первом классе и открывать дверь дамам. Достаточно взрослый для того, чтобы его вырвали из этого мира. В конце концов всех нас рано или поздно вырывают из этого мира, хотим мы того или нет. Иногда в восемнадцать лет, иногда позже, всегда до двадцати семи. Но по существу он ведь такой маленький. На улице темно и его куда-то тащат. Он чувствует запах моря. Это, хоть и немного, но успокаивает его – все же лучше быть похищенным под такой приятный запах, чем быть похищенным под запах городской жизни. Он оборачивается. Машина не та. Её сменили. Вероятно, не хотели вызвать подозрение, но вытаскивать мальчика из одной машины и засовывать в другую… Это, конечно подозрительно. Но и он всего лишь шестилетний мальчик, и это все лишь глупые детские догадки. Но действительно ли глупые?
Под руки его тащит все та же старая компания: мистер сидевший справа и мистер сидевший слева, мистер говнюк и мистер спи-мой-малыш. Ноги временами скребут сырые доски пирса. «Идиоты, похитили меня, так хоть несите нормально» – подумал мальчик. – «Света достаточно, чтобы это кто-то увидел. Но никого нет. Вообще. Что это за место? Около Москвы я моря точно не помню, около Одессы помню, но чтобы здесь…». Хотя где «здесь»? Он даже не знает, где находится. Его бросают в какой-то катер. Мальчик вдруг жалеет, что не удосужился почитать о катерах. Ох уж эта детская неосмотрительность, вдруг тебя похитят на катере, а ты о нем ничего не знаешь, у нас же каждый день такое, надо внимательней быть, вот беда.
– Так, больше никакого снотворного, а то он будет, как жижа, – сказал мистер сидевший справа своему напарнику. – но не болтайте при нем, ясно? То-то же.
Где-то через три часа катер остановился. Мальчика подхватывает мистер слева, тащит, и бросат на пирс.
– Ты совсем? ЛЕХА. ТЫ ДЕБИЛ. Ты че, а? – закричал мистер справа – ОН же предупреждал: никаких ссадин. Ладно. Бери ег… – вдруг он услышал стук дерева, – Твою ж. Оба посмотрели вниз: на бревне, видимо след старого пирса, лежал мальчик.
– Оно же не острое, да? ДА? – запаниковал мистер слева. – Ладно, пойдем за ним.
Они прошли по пирсу, спустились на берег. Мистер слева закатал штаны и зашел в воду. И вдруг он подумал: «Холодно. Как же холодно. Не так холодная, как мой труп после встречи с НИМ, но всё же».
– Иди сюда, вот так. – к счастью все обошлось, мистер слева осмотрел, ощупал, вроде крови нет, да и ран тоже. Хотя мальчик был без сознания. Или ему так показалось.
«Как же болит голова, ох, а живот то как болит, надеюсь, ничего не отбил, – ворчало у мальчика в голове, – вот бы сейчас воды. Как же хочется пить. О нет, наверное будет вонять» – пока мальчик лежал на бревне вверх спиной, то напружил в штаны то ли от страха, то ли от того, что брюхом упал на обрубок бревна, то ли того, что одиннадцать часов не ходил в штаны, кто знает.
Ноги опять скребут по пирсу, который тянулся метров двести, за это время можно многое обдумать, возможно, план побега, но мальчику не очень-то хотелось этого делать: его куда-то привезли по морю, до этого вези восемь часов на машине, он наделал в штаны, в желудке урчит. Какой тут план побега? Все его мысли были о горячем душе, еде и сне. Спать почему-то зверски хотелось.
Его закинули в машину, никакого снотворного, мистеры слева и справа договорились, чтобы мальчик шел сам через мост. Где-то через полчаса машина остановилась. Судя по диалогу мистера водителя и охранника он решил, что это какой-то пропускной пункт. Мальчика опять вытащили из машины, но тот и не противился. Даже до охранника дошел «запашок», удивительно, что мистеры слева, справа и водитель ничего не чувствовали, или чувствовали, но не обращали внимания, ведь успели итак натворить много неладного. Мальчика поставили на ноги.
– Итак, гаврик, иди по этому мосту прямо, прямо, прямо, медленно или быстро – без разницы, давай, а потом мы тебя накормим, помоем, – сказал мистер справа. – не бойся. Все хорош…
– Не люблю, когда мое имя так коверкают, мистер добрый, – заговорил мальчик. – очень не люблю.
– Что? Имя? Да это выражение такое. Ай, иди давай. – ответил мистер справа.
Мальчику вдруг решил, что если они притронуться к нему на это мосту, то тотчас сгинут. Мост был окружен клеткой. Мальчик оглянулся, двое «друзей» все также шли сзади, каждый со своей стороны. И тут он заметил, что кожаные куртки вдруг сменились пальто, обшарпанные «дедушкины» башмаки сменились туфлями. «Хмм, видимо я иду к какому-то уважаемому человеку, – подумал мальчик. – с дерьмом в штанах и мыслями воткнуть палец ему в глаз». Он решил, что никогда не видел таких высоких и длинных мостов, которые вместе с тем еще были окружены решеткой.
Как только они прошли мост, его завели один из домов, стоявших рядами на этой маленькой улочке, все почти одинаковые, дорога прямая до тех пор, пока горят фонари. Прихожая мальчику напомнила тетушку: все тот же запах и так же чисто. Хоть он и знал, что в каждом доме должно пахнуть чистотой и дышать чистотой, но его это удивило, что он, грязный, уставший, сейчас стоит в такой красивой и чистой прихожей. Кто бы мог подумать, что люди, которые похищают шестилетних гавриков сразу после школы, имеют такую хорошую квартиру, хоть снаружи все однообразно, однако это не отменяет чистоты.
– Пойдем, малыш, нужно помыться и переодеться, – присел на корточки перед мальчиком мистер справа. – не бойся, все будет хорошо. Мистер слева посмотрел, подождал, немного пошептался с напарником и вышел из дома. Теперь мальчик не увидит его одиннадцать лет. К счастью.
Мальчик не стал противиться, он был сломлен. Он ведь маленький мальчик. С вонючими штанами, потной рубашкой, порванным пиджаком и… и необычным умом. Его не заводили в ванную, он уже сам шел. Без всяких возражений, криков и вопросов. Очень уж хотелось помыться, дерьмо, знаете ли, само по себе неприятно, но когда оно котлеткой болтается под мошонкой, то это еще неприятнее.
За все время, что он находился в доме, ничего не сказал, разве что один раз задал вопрос мистеру справа, который сидел на табуретке возле ванны.
– Вы ведь не из отрицательных персонажей, мистер добрый?
– Что? Нет, малыш, таких не бывает. У всех есть только мотив, вот и все. Это только моя работа – ответил страж. Мальчик на это ничего не сказал, лишь кивнув.
Через несколько минут мальчик помылся, встал под душ, «сполоснулся», как говорил его отец, хотя тетушка всегда говорила, что «сполоснуться» это значит покончить с собой. Вот такая тетка. Пока вода стекала мальчик мечтал утечь вместе с нею, пусть с грязью, будучи вонючей, но уйти. Потом вспомнил, куда эта вода утекает и передумал, ведь здесь, по крайней мере, тепло и чисто, а в канализации… Мальчик насухо вытерся. «Какое больше полотенце» – подумал он. Удивительно большое, даже для взрослого. Мистер страж подал ему халат, и мальчик также беспристрастно и спокойно надел его, как будто находился у тетушки. Все-таки доброе слово может успокоить. Даже в такой ситуации. Даже шестилетнего мальчика.
– Так, вот сюда, направо, иди, иди. Налево. Заходи. – вел по коридору в комнату мистер слева. – Садись, поешь. – На столе стояли тарелка плова, стакан молока, немного хлеба и яблоко. Мальчик принялся за еду. Мистер слева все это время сидел напротив и наблюдал за ним. Но удивительно добрыми глазами. «Маньяк-добряк по имени Як… Бред какой-то» – пришло в голову мальчику.