Падение

Глава 1

Сквозь сон слышу тяжелое дыхание, поэтому приоткрываю глаза, не сразу ориентируясь в темноте и слабом лунном свете, что пробивается через окно.

Приподнимаюсь и смотрю на Ника, что спит рядом.

Снова это.

Он весь в поту, волосы прилипли к вискам, грудь тяжело вздымается. Одеяло откинуто в сторону, поэтому я вижу, как пальцы Ника судорожно сжимаются.

Я знаю, что с ним, ведь это происходит почти каждую ночь на протяжении последних нескольких месяцев.

Кошмары.

– Ник… – шепчу я, осторожно касаясь его плеча. – Ник, проснись. Это всего лишь сон.

Он не реагирует. Лицо искажено, губы едва шевелятся, будто он что-то говорит, но звуки тонут в дыхании.

Я сильнее трясу его за плечо.

– Ник, проснись, – повторяю более настойчиво хриплым ото сна голосом.

Мои пальцы сжимают его руку, и это прикосновение обжигает. Я даже думаю о том, что у него, возможно, поднялась температура.

Всё происходит в одно мгновение.

Ник резко распахивает глаза, и в следующую секунду его рука оказывается у меня на шее. Я не успеваю даже вдохнуть. Пальцы сжимаются, перекрывая дыхание. Хриплю, хватаюсь за его запястье, чувствуя, как сердце бьётся где-то в груди.

– Ник… это я, – выдыхаю с трудом, почти беззвучно.

Парень моргает несколько раз, взгляд метается сначала по окружающей обстановке, затем останавливается на моем лице и только тогда хватка ослабевает. Его пальцы дрожат, и он отдёргивает руку, будто обжигается в этот момент.

– Прости… – выдыхает Ник, принимая положение сидя и закрывая лицо ладонями. Его плечи тяжело двигаются, дыхание сбивается, будто он только что вырвался из настоящего боя или пробежал несколько миль. – Я… прости, Шоу.

Я тянусь к нему и осторожно касаюсь его руки.

– Всё хорошо, – шепчу, прижимаясь ближе. – Всё хорошо, Ник. Это просто сон. Очередной сон… кошмар.

Обнимаю.

Парень молчит, всё ещё тяжело дышит, а я чувствую, как напряжение постепенно уходит из его тела.

Носом утыкается в мою шею и просто продолжает дышать, так, что по моему телу расползаются мурашки.

Ладонями провожу по его спине, двигаюсь выше и останавливаюсь в районе головы. Пальцами зарываюсь в волосы, ощущая, как он целует меня в шею. Нежно, но слишком ощутимо и остро.

Он отстраняется и заглядывает мне в глаза.

Сейчас лунный свет освещает лишь часть его лица, ту самую, где теперь тянется шрам, оставленный Дунканом. В полумраке он выглядит особенно резким, будто метка, разделяющая прошлое и настоящее.

Но шрам не пугает меня, когда других… да. Я часто замечаю, как люди смотрят на Ника. Как на монстра. В особенности, когда он выступает от лица Совета перед другими людьми. Или когда он предпочитает пообедать в общей столовой, вернее, предпочитал. Последние полтора месяца он более там не появляется. Вероятно, по той причине, что это его тоже напрягает, хоть он старается и не показывать.

Люди боятся. И всегда боялись того, кто отличался от них. Будь то внешне или по другим показателям.

Тени сосредотачиваются не только на коже, но и в самих глазах Ника. Там видно всё сразу… усталость, вину, боль и что-то ещё, тёмное, глубокое, от чего невозможно отвести взгляд.

Он смотрит прямо на меня, и этот взгляд будто прожигает изнутри. Иглами проходит сквозь кожу и заставляет задержать дыхание.

Мой любимый темно-зеленый оттенок почти не виден, сейчас он всё больше напоминает ночь за окном.

Ник продолжает смотреть так, словно ищет в моих глазах что-то, что поможет ему остаться здесь, в реальности, а не утонуть снова в том, что видит во сне.

Что он видит? Я не знаю. Он не рассказывает, продолжает держать всё в себе, хоть я и пыталась с ним поговорить на эту тему. Возможно, собственного отца… или Дункана, который и сотворил с ним это, с его лицом. Может быть, Леванта, что был повинен в смерти мистера Максвелла и чуть не убил всех нас. Поэтому да… я могу только догадываться.

Я сама тянусь к нему, не раздумывая, почти инстинктивно. Кончиками пальцев касаюсь его щеки, чувствуя под кожей неровность шрама, и в следующую секунду прижимаюсь к его губам. Хочу таким образом помочь ему справиться с тем, что происходит внутри него. Хочу облегчить его боль.

Я ощущаю то, как тянет внизу живота и как Ник заставляет меня лечь на спину, на матрас, а сам нависает сверху, едва разрывая поцелуй и шепча:

– Иногда мне кажется, что всё это очередной сон.

– Почему? – на последней букве мой голос срывается, когда между нашими губами остаются считанные дюймы.

Он замирает, словно обдумывая ответ на мой вопрос, а мне это мгновение напоминает затишье перед бурей, из-за которого воздух полыхает напряжением.

– Потому что ты рядом.

– Эй, – провожу пальцами по его лицу и заставляю вновь посмотреть на себя, потому что ранее он опустил взгляд на мою шею. – Я всегда буду рядом. Была и буду.

Когда Ник всё-таки вновь тянется ко мне, поцелуй выходит резким, почти болезненным. И я чувствую металлический вкус крови… Своей или его? Не знаю. Но сейчас это и неважно.

Рука парня опускается мне на талию, пробирается под майку и в следующий миг ощущаю его подушечки пальцев на своей коже, как они очерчивают тело, так словно заново изучают его. Будто оно могло за пару дней измениться.

Мыслями меня бросает в разные стороны.

Я думаю о крови, о том, что мы больше с ним никого не можем целовать из-за того, что находится внутри. Ни с кем не можем иметь связь… И именно это что-то поднимает во мне, я ещё больше чувствую то, как мы связаны.

Именно это иногда и пугает. Осознание того, что теперь, кем бы мы ни стали, всё равно останемся частью друг друга.

Я чувствую, как бьётся его сердце. Слышу, как дыхание постепенно замедляется.

Откидываю голову на подушку, когда губы Ника продолжают блуждать по моему телу, спускаясь всё ниже.

А я в это время смотрю вверх, в потолок, который из-за теней кажется таким же темным, как и остальное пространство вокруг. Хотя за столько времени я уже с закрытыми глазами смогу здесь ориентироваться. Однако, меня всё равно что-то тревожит… Так и кажется, что из темноты появится новый монстр. Нет, не безумный. Я их уже не считаю монстрами. Тот, кто всё уничтожит… нарушит покой и хрупкое равновесие, которое удалось восстановить.

Я сжимаю простыню под пальцами и заставляю себя выдохнуть.

Ник рядом. Его тепло, его дыхание, его руки, всё это реально.

И пока это так, я ещё могу верить, что мир не рухнет.

Глава 2

Утром, сидя за столом, я приступаю к еде, смотря на Ника, который находится прямо напротив, только с противоположного конца.

С тех самых пор, как всё изменилось, то мы завтракаем здесь. Где? В главном здании Авалона, где находится Совет.

Ранее я не могла и мечтать о таком. О том, что мы с Ником будем спокойно завтракать почти на самом верхнем этаже, что мы сможем вот так просто сидеть за одним столом. Без страха, без спешки и без необходимости постоянно оглядываться.

Когда-то даже внутри Авалона не существовало безопасного места. Опасность поджидала повсюду. Тогда Ник делал всё, чтобы скрыть нас, наши отношения, чтобы… обезопасить меня.

Прошло почти три года с тех пор, как всё началось.

Три года с момента, когда привычный мир рухнул и начался настоящий апокалипсис. Где мы с папой ещё не знали, переживем ли ночь или умрем.

И вот теперь – утро.

Мирное, настоящее утро.

Такое, какими они когда-то были до всего этого. В другой жизни.

Я беру стакан с апельсиновым соком, наблюдая, как солнечные блики играют на поверхности жидкости, и делаю небольшой глоток. Ник прекрасно знает, как я люблю апельсиновый сок, и не знаю, как ему удается доставать его, но… теперь сок почти каждый день есть на нашем столе, будто напоминание, что мы всё же смогли вернуть себе частицу нормальности.

Отвожу взгляд в сторону, к окну. Отсюда виден почти весь город, купол и то, что находится за всем этим, там, где ещё живет опасность. Леса и всё остальное, где остались рейдеры.

Я замечаю, как Ник опускает взгляд в свою чашку, задумчиво водя ложкой по краю. Он выглядит спокойно, но я знаю, что внутри него всё не так просто.

Мы оба стали другими.

И, наверное, ни один из нас уже не умеет по-настоящему расслабляться.

– Никаких новостей касаемо Сойера так и нет? – спрашиваю я, разрывая тишину.

– Нет.

Я и так догадывалась об этом, но всё равно решила узнать.

Сойер, тот самый, что является одним из самых главных среди рейдеров на нашем континенте, возможно, даже самым главным, не выходит на связь.

После того, как Дункан тогда умер и Сойеру удалось спастись, то после о нем ничего так и не было слышно. Он словно исчез, растворился. Почему это так важно? Потому что, чтобы вести переговоры с кем-то, то этот человек должен присутствовать на них.

Именно Джеймс и Аксель с группами занимаются поисками некоего Сойера, пытаются ему передать сообщение, чтобы он вышел на связь с Авалоном, с членами Совета, а позже и вовсе сюда приехал для заключения мира между рейдерами и людьми из городов на поверхности.

Если он не выйдет на связь, то… ситуация с рейдерами после произошедшего с Дунканом остается крайне шаткой. Людям неизвестно всей правды.

Время идет, от Совета ждут какого-то решения, и я замечаю, как это влияет на Ника.

Так как он теперь занимает место в Совете, как и мой отец, то они оба практически не покидают пределы Авалона. Как и я. Хотя последний факт меня сильно тревожит. Я могла бы помочь с той стороны, а не находясь здесь и… просто тратя время в пустую.

Сойера ищет не только Авалон, но и другие города на континенте. Но именно Ник желает до него добраться, он словно хочет поставить точку во всём, что случилось. Договориться обо всём, о хрупком мире, что еще можно сохранить.

Ранее он в обход другим городам и в обход остальных членов Совета велел раздать устройства, тем, кто выходят за пределы Авалона. Нечто среднее между старым коммуникатором и мобильным телефоном, только теперь они работают на защищённой линии. Задача этих людей – отдать это рейдерам, тем, кто согласится взять, конечно, и передать Сойеру. Возможно, у кого-то получится выйти на него… И тогда у Ника получится с ним связаться. Как бы не считали города, но все понимают, что отчасти зависят от рейдеров. Последние контролируют важные объекты. Например, несколько дамб, которые если захотят взорвать, то сотрут с лица земли пару крупных городов, где постепенно удается восстанавливать жизнь и где уже зачистили территории от безумных, построив высокие стены. Электрические вышки, бывшие заводы и многое другое… это находится под контролем у рейдеров.

Если Сойер или тот, кто уже находится на его месте (я так считаю по той причине, что, возможно, Сойер уже мертв) решит объявить войну людям из городов, то… будет слишком много потерь. Это понимают абсолютно все. Однако, повторюсь, по неизвестной причине Сойер продолжает молчать.

Второе устройство для обратной связи лежит у нас в тумбе рядом с кроватью. Ник держит его при себе почти постоянно. Иногда, когда я просыпаюсь ночью, замечаю, как он сидит на краю кровати, держа этот маленький чёрный прибор в ладонях, будто тот способен ожить и заговорить.

Будто Сойер вот-вот свяжется.

Я знаю, если это случится, то он ответит сразу.

После он собирается рассказать Совету, что действовал в тайне от них. Это не… незаконно.

Сейчас в Совет входят ещё трое, за исключением моего отца и Ника. Один представитель из города Сайфера, выбранный их собственным Советом, женщина по имени Рейна Хеллман, хладнокровная, всегда сосредоточенная, с аналитическим умом. Двух других выбрали Ник и мой отец. Первый мистер Морри, человек, который знал Феликса Максвелла. Я точно не знаю, как Ник нашел его, но мистер Морри не из Авалона. Последний член Совета – мистер Грей. Он из Авалона. На его кандидатуре также настоял Ник, а отец его поддержал.

– Я знаю, ты считаешь, что тебе стоит быть там, снаружи, – говорит Ник тихо. – Но если Сойер действительно ещё жив, лучше, если мы будем готовы здесь.

Я молчу. Потому что понимаю, что это не просто осторожность. Это страх. Страх снова потерять.

Между нами повисает короткая пауза, только лёгкий гул работающих фильтров для очистки воздуха как-то разбавляет тишину.

Солнце поднимается выше, пробиваясь сквозь купол, и свет отражается на стеклянной поверхности стола.

Если бы хоть кто-то знал, как мне надоело сидеть здесь… Почти четыре месяца. Четыре чертовых месяца я безвылазно провожу здесь.

Раньше я мечтала о спокойной жизни. Возможно, я бы к ней и привыкла, если бы не одно большое «но». Опасность за пределами городов всё ещё сохраняется, а я… как уже говорила выше, могу помочь. Не только по той причине, что умею держать оружие и драться, нет, это умеют почти все в наше время, но и по ещё одной причине. По той самой, что отличает нас с Ником. Я практически неуязвима для безумных, конечно, не так, как Ник, которого безумные за своего принимают, но всё же. Иногда нужно куда-то пробраться, пройти сквозь толпу мутантов и много ещё чего, и обычные люди с этим могут не справиться. Одна царапина или укус… и их ждет болезненный конец. Такие ситуации уже были. Я наблюдала из центра через камеры некоторых людей, что отправлялись на задания.

Говорила ли я об этом с Ником? Неоднократно. Но его ответ всегда один. Он боится не только потерять меня, но и того, что кто-то всё-таки узнает правду. Что тогда меня или его, возможно, нас обоих отправят на опыты. Он потеряет место в Совете с большей долей вероятности, ведь по сути люди будут видеть в нем… живого мутанта и никакими словами, доказательствами не объяснить, что наша кровь, ДНК или нечто подобное никак не поможет в создании вакцины.

Именно поэтому каждый мой новый день здесь напоминает предыдущий. Я встаю, завтракаю, а после отправляюсь на очередную тренировку, это хоть как-то помогает поддерживать тело в тонусе. Иногда после отправляюсь к Клариссе и детям, которые теперь живут вместе с моим папой. Кстати говоря о родителе, то что он стал одним из членов Совета дало ему опору, твердую почву под ногами. Мы с ним видимся реже, но всё также близки. И я рада за него. Правда рада, что у них всё так получилось с Клариссой, мамой Мэди. Думаю, будь подруга на моем месте, то она тоже была бы счастлива за наших родителей. То, что им удалось создать кусочек счастья после того, как Кларисса потеряла мужа. А ведь мы с Мэди могли бы быть почти сестрами…

Всякий раз стоит мне только подумать о последнем, как я поджимаю губы и просто смотрю в одну точку. Зависаю. И Ник, конечно, это замечает.

– Шоу? Всё нормально?

– Да, – спешу отозваться я, – просто задумалась.

Как только завтрак заканчивается, то Ник подходит ко мне и целует в макушку. Он делает это всякий раз после утренней трапезы, а после уходит.

Я доедаю в одиночестве, до тех пор, пока не приходит Элиза, та женщина, что пела мне, когда я только впервые очнулась в Авалоне. Именно она и готовит, и убирает по большей степени. На этом настоял сам Ник, хотя я говорила ему, что могу всё это делать и сама. Хоть чем-то занялась бы… но он был против. Его можно понять. Он практически прожил всю жизнь с людьми в доме, помимо его отца, которые выполняли разную работу.

В течение дня мы с Ником почти не видимся, только под вечер, потому что он всё это время решает какие-то вопросы вместе с другими членами Совета. До этого я и не догадывалась, что всего может быть столько… Они утверждают маршруты для заданий на поверхности, отправляют людей проверять состояние энергетических станций, распределяют ресурсы между выжившими и находящимися за пределами Авалона, не рейдерами, следят за безопасностью границ и… за безумными. Совет обсуждает, как укрепить систему защиты, как усовершенствовать фильтры воздуха, как снизить уровень страха среди людей.

Я встаю из-за стола, и именно в этот момент заходит Элиза.

Тянусь к пустой тарелке, но женщина останавливает меня:

– Мисс, нет. Оставьте.

Как и каждое утро, Элиза сразу направляется к столу, берёт тарелки и начинает их складывать одна на другую.

– Я помогу, – говорю я и делаю шаг ближе.

– Не нужно, мисс, – мягко, но твёрдо отвечает она, как всегда.

– Элиза, я же говорила, что могу сама, – не сдаюсь я, забирая из её рук чашку.

– А я говорила, что это моя работа, мисс, – с той же добротой, но уже с ноткой упрямства говорит она и отнимает посуду обратно.

Мы повторяем этот спор почти каждый день, как маленький ритуал. Ни одна из нас не выигрывает, но и не уступает до конца.

Наконец я вздыхаю и отступаю, зная, что она всё равно сделает по-своему.

– Хорошо. Тогда я пойду на тренировку, – произношу я, и Элиза кивает, даже не оборачиваясь, занятая делом.

Я прохожу по коридору, ведущему к нашей спальне, и задерживаюсь у дверей.

Мы с Ником живём в апартаментах, которые больше напоминают небольшую квартиру, чем обычную комнату.

Захожу в гардеробную, где аккуратно развешана одежда, часть моей, часть Ника.

С полки достаю тренировочную форму и переодеваюсь, после чего завязываю уже длинные волосы в хвост. Они отросли ещё за это время.

Затем направляюсь к выходу, чувствуя, как внутри просыпается то знакомое, почти успокаивающее ощущение… предвкушение тренировки.

На этаже есть ещё несколько апартаментов, но там почти никто не живет. Элиза вместе с семьей живут в другом здании, а отец вместе с Клариссой и детьми в новом доме неподалеку отсюда. Семьям чаще выделяют дома, чем просто комнаты.

Нажимаю на кнопку лифта и после вскоре уже спускаюсь почти в самый низ, где находится тренировочная.

Я прохожу внутрь и вижу привычную картину. Тяжелые вздохи, шумное дыхание, смех и легкую атмосферу, что всегда царит в этом месте.

Замечаю неподалеку Майки, что упражняется с боксерской грушей, поэтому прямиком направляюсь к нему.

– Может быть, потренируемся нормально? – спрашиваю я, когда останавливаюсь рядом и складываю руки на груди. Друг останавливается и одновременно переводит дыхание.

– Нормально? Тебе совсем не сидится на месте, Шоу.

– Это вы можете развлекаться за пределами Авалона, а я… пока нет.

Хотя Майки там в последнее время тоже редко бывает.

– Развлекаться? Я бы поспорил на этот счет… и точно назвал бы по-другому. Пошли.

Мы отходим в сторону матов, на которые встаем друг напротив друга, в привычной стойке. Немного согнутые колени, руки у лица, глаза нацелены друг на друга.

Мы не тратим время на отсчеты и прочее, почти сразу приступаем к борьбе.

Подходим, и я наношу серию ударов, которые Майки успешно отражает, но на этом не останавливаюсь. Скольжу в сторону, толкаю его плечом и пытаюсь опрокинуть через себя, пользуясь моментом.

Секунда.

Майки удается перехватить мою руку, и парень из-за того, что выше, даже чуть отрывает меня от земли.

Ну, уж нет.

Делаю подсечку и чувствую, как вес идёт в сторону, поэтому прижимаю, толкаю бедром и укладываю его на маты.

Я лежу сверху на нём, дыхание тяжелое, когда мои руки находятся на его плечах.

Получилось.

Прекрасно понимаю, что рукопашный бой даёт преимущество перед людьми, но не перед безумными. Я не уверена, что смогу пробить голыми руками череп или грудь мутанту, но все равно продолжаю тренироваться.

– Ну что, Майк, не слишком ли легко ты сдаёшь позиции девушкам? – раздается неподалеку голос Айрис, и я отпускаю друга, помогая ему подняться, когда тот улыбается.

Айрис подходит к нему, и в тот же миг целует в губы. Такой простой и тёплый жест. Я смотрю на них и чувствую тихую радость.

Они сблизились после того, как все мы чуть не умерли по приказу Леванта. Кого-то это скрепило, а кого-то… отдалило.

В мыслях настойчиво всплывает, но я гоню их прочь.

– Как и обычно, ты проиграл Шоу, – говорит Айрис и смотрит уже на меня с той же улыбкой.

– Это всё потому, что у неё был хороший учитель.

– Тебя он тоже тренировал. Ты мне рассказывал о вашей жизни в Возрождении, – Айрис легко ударяет его в бок локтем. – Так что не стоит сваливать всю свою неудачу на «хорошего учителя Шоу».

– Ладно. Свалю на двух сразу. Аксель и Джеймс. – Моё дыхание становится чуть медленнее, когда я слышу их имена. То, о чем старалась не думать. – Если бы они меня тренировали и гоняли также, то я бы сейчас был в победителях.

– Просто у кого-то есть природный талант, Майки, – стараюсь отшутиться я и сменить тему, но это не работает.

– Кстати, что о них слышно? Они все ещё на задании?

Этот вопрос Майки задает и мне, и Айрис. И если я пожимаю плечами, друг сразу улавливает перемены во мне, едва хмурясь, то Айрис спокойно сообщает:

– Да. Скоро должны вернуться. Обратись к ним. Может покажут пару приемов, а ты их уже покажешь мне.

Девушка подмигивает своему парню, а я всё-таки ухожу в себя.

Джеймс и Аксель… Ни с одним, ни с другим мы практически не общаемся с тех пор, как всё закончилось.

Джеймс вообще долго разбирался с Ником, однажды они даже подрались из-за отца Джеймса. Ник хотел того… отправить на верную смерть. Казнить. Убить. Без разницы, как это назвать. За всё то, что тот сделал, за то, что был причастен к Леванту, помогал ему и того, что отправил нас с Ником на верную смерть. Конечно, Ник хотел отмщения, только в таком ключе, против которого был против Джеймс. Последний согласился только на тюремное заключение Конрада Хадсона.

Двое из пяти членов Совета проголосовали против казни, а именно моей отец, что поддержал Джеймса, и миссис Хеллман. По правилам Совета любое решение должно приниматься единогласно.

Не четыре против одного. Не большинством. Только единогласно.

Из-за этого Конрад Хадсон остался жив. Его заключили под стражу, изолировали, ограничили доступ к информации, но Ник… Ему тяжело было это принять. В каждом слове чувствовалось, что внутри него всё кипит, что он до сих пор считает случившееся поражением.

Иногда я замечала, как он смотрит на Джеймса, не просто с раздражением, а с чем-то тяжелее, глубже. С тем напряжением, что нельзя описать словами.

Каждый раз, когда я пересекалась с Джеймсом, говорила с ним о чем-то, ощущала этот взгляд. Как будто Ник… был уже не Ником. С того момента между ними уже была не просто неприязнь. Это стало чем-то личным.

Именно поэтому я свела общение с Джеймсом на «нет». Снова. Только уже по другой причине.

Наверное, я испугалась того, чего ещё не понимала.

Что касается Акселя, то мы вообще с ним не говорили с того самого дня, когда умер Левант. Ни слова.

В те моменты, когда мы с ним пересекались, то лишь кидали друг на друга взгляды. Но не было никаких привычных глупых шуток с его стороны, не было… ничего. Кроме взглядов. Таких, что я первой старалась разорвать зрительный контакт. Потому что мне всё это не нравилось, а ещё в груди теперь как-то всё иначе. Так, словно мне этого не хватает? Боже, даже самой себе признаваться в этом как-то странно. Мне не хватает глупых и тупых подколов Акселя. Просто класс.

Я не знала изначально ли он планировал тот трюк с передачей ключа от наручников и почему не предупредил. Но я точно знала, что у Леванта была какая-то информация касаемо сестры Акселя, того, где она находилась. Это уже как-то выяснил Ник, но не выяснил, где она. Единственный, кто знал – был Левант, который умер. Вернее, которого убил Ник и которого теперь ненавидел Аксель. За то, что лишил его возможности узнать всё о Джин.

Ещё я знала, что Аксель не останавливался. Он продолжал делать запросы во все бывшие бункеры, в города на поверхности, но ответы либо приходили слишком долго, либо не приходили вовсе. Откуда я это знала? У меня тоже был доступ и… по какой-то причине я хотела помочь парню и тоже искала. Даже удалось наткнуться на Джин Андерс, но как только я увидела, что ей было пятьдесят семь, то поняла, что это не та самая Джин Андерс.

Оставалось ещё кое-что. Рейдеры. Она могла быть среди них, конечно, при условии если выжила. И, наверное, именно по этой причине Аксель просился почти на каждое задание, что было за пределами Авалона. Ведь найти Джин среди рейдеров… практически нереально. Ему должно очень сильно повезти.

Иногда, когда я думаю об этом, внутри всё сводит.

Не потому, что мне жаль Акселя, хотя и это тоже. А потому что я понимаю, насколько далеко всё зашло.

Каждый из нас потерял кого-то. И каждый теперь живёт с этой потерей.

– Шоу? – голос Айрис вырывает меня из размышлений.

– Да?

– Идешь с нами?

– А куда вы?

– Говорю же, не слушала, – произносит Майки и хлопает меня по плечу.