Падение

– Нормально?! – я едва не кричу. – Ты хоть понимаешь, что говоришь?

– Он… – Тэйт говорит уже быстрее, громче, как будто оправдываясь не только передо мной. – Он уже был напичкан всякой дрянью! Не может человек так измениться за два года! Не может просто взять и излечиться от всех болезней! Он был ненормальным ещё до того, что произошло! Хотя он был ненормальным с самого детства. И ты такая же. Тронутая на всю голову. Вы друг друга всегда стоили!

– Ты вообще слышишь, что несёшь?! – я шагнула бы вперёд снова, если бы Джеймс так крепко не держал меня, что пальцы впиваются в мою руку.

Спор становится громче, злее, воздух между нами буквально искрит.

– Заткнись, Тэйт, – холодно бросает Джеймс, и его тон меняется настолько резко, что даже Тэйт замолкает. – Ещё одно слово в сторону Шоу, и я помогу тебе замолчать.

Парень резко дергает головой в сторону Джеймса и прищуривается так, что собирается вновь сказать что-то острое и нехорошее, но не успевает, так как раздаётся спокойный голос Сойера, как будто всё это его даже не касается.

– Надеюсь, – произносит он мягко, почти лениво, – я вам не мешаю?

Глава рейдеров стоит так, будто просто наблюдает театр. Как будто мы не угроза и не враги, а развлечение в его очередном сером дне.

Я часто моргаю и разрываю зрительный контакт с Роквудом, иначе точно не сдержусь. И правда. Сейчас не место и не время для выяснения отношений.

Сердце всё ещё колотится, а дыхание сбивается.

– Если человек наблюдал за обращением от начала и до конца… если он видел, на что вирус реагирует, в каком порядке происходят изменения, по крайней мере раньше, потому что сейчас всё немного иначе. Те люди в центре, как он говорил, обратились слишком быстро, кто оказался рядом с Николасом. Нужно понять, что провоцирует откат, а что ускоряет мутации… – вдруг отвечает Сойер на мой вопрос и делает короткую паузу. – То такой человек знает не теоретически, а практически, что именно нужно блокировать. Или, напротив, активировать.

Он склоняет голову чуть набок.

– А значит, он знает, что именно делает нулевого… нулевым. И как это повторить контролируемо.

На секунду становится слишком тихо.

Будто воздух между нами густеет.

Джеймс рядом напрягается так, что я чувствую это даже через его ладонь на моей руке.

– Ты хочешь сказать, – медленно произносит он, – что вам нужен Ник не просто как образец. Вы хотите… воссоздать его состояние? Понять, что было в нем до изменения и попробовать сделать что-то похожее с людьми?

Сойер улыбается едва заметно. Улыбка спокойная, почти уставшая, но от неё по коже проходит холодок.

– Воссоздать? – он чуть качает головой. – Нет. Мы не настолько самоуверенны. Но повторить частично можем попробовать. Сделать людей менее уязвимыми. Дать им шанс выжить после укуса.

Он делает акцент на слове «шанс».

– Уверен, что кто-то согласится? Это практически стать подопытным. А тот, кто в ответе за это, будет заниматься тем же, что и играть в Бога.

– А то, что сделали Максвеллы, отличалось? Они изменили ход истории. Случайно, неосознанно, но изменили. Если последствия нельзя отменить… их можно перенаправить. Или хотя бы попытаться. А желающие всегда найдутся.

То, что предлагает Сойер – возможное повторение начала конца.

Он хочет сначала попытаться ввести то, что было в Нике до безумных, а именно разные вакцины и прочее, в том числе даже сам вирус, который помогал Нику измениться и излечиться после всех болезней. Но что будет со здоровом человеком в таком случае? Он может умереть.

После Сойер хочет экспериментировать, пробовать подбирать разные варианты формул, вакцин и прочее, в том числе таблетки, что тогда дал Тэйт (хотя думаю, что парень тоже тут не просто так. Вероятно, он уже сообщил, что подсыпал нам тогда), которые тот ученый должен воссоздать и повторить в определенной последовательности.

Ник же им нужен, чтобы посмотреть не только его ДНК, но и сам процесс, то, как его организм реагирует на раздражители, на вирус, на внешние факторы.

Не только анализы… динамика. То, что невозможно получить у любого другого человека. В том числе и у меня, потому что во мне была начальная стадия вируса до всех этих изменений и прочего. Правда, им это неизвестно.

– Сначала можно попробовать на зараженных, кого уже укусили. Возможно, это даст определенный результат, – продолжает Сойер. – И я не собираюсь заставлять людей идти на этот шаг, но как только они узнают, то поверьте, что желающих попробовать будет предостаточно.

Да, я понимаю, о чем он говорит. Что найдутся смельчаки, которые захотят стать неуязвимыми против безумных. Вероятно, их будет сначала много, но с каждой неудачной попыткой число желающих будет сокращаться. Сойер должен это понимать и, скорее всего, он понимает.

Я не знаю пытались ли люди мистера Максвелла повторить что-то подобное или нет.

– Только непонятно, почему ты не заражена, мисс Брайс, – говорит дальше Сойер, при этом смотрит всё также чуть в сторону, по крайней мере, его голова повернута всё так же. – В тебе ведь не было того, что было в Николасе, как я понял. Про что-то такое мы не знали. Это делает тебя ценным объектом.

– Даже не думай, – Джеймс резко делает шаг вперед, частично загораживая меня, а Сойер усмехается и приподнимает руки.

– Я не собираюсь её трогать. Лишь интерес, не более.

Чтобы наверняка развеять сомнения Сойера, то я прикусываю на секунду кончик языка, после чего собираюсь ответить. Ну, вот почему я должна сообщать об этом так? Тем более, когда тут одни… мужчины.

– Да, укусы и царапины безумных мне также не страшны, но лишь по той причине, что во мне частично было то, что изначально было в Нике и как он объяснил, то он передал мне это… половым путем, поэтому у нас с ним всё же вирус отличается.

Я умалчиваю о том, что на Ника даже не реагируют безумные, похоже, рейдерам это неизвестно. А на меня реагируют.

Сойер впервые поворачивает голову куда-то в сторону и молчит почти минуту, но не он прерывает тишину, а Роквуд.

– Тогда не легче было бы создать то, что было в Максвелле изначально, то, что он передал ей после секса, и таким образом у других тоже будет иммунитет?

Впервые я не удивляюсь его вопросу или просто предположению, потому что оно кажется вполне логичным, ведь это действительно будет легче.

Сойер слегка наклоняет голову, почти незаметно, но я улавливаю движение по тому, как чуть смещается линия его подбородка. Он всё ещё смотрит куда-то мимо, только в другую сторону, словно всматривается в пустоту, не во что-то конкретное.

– Нет, Тэйт, – произносит он наконец тихо, но с какой-то хрипотцой, как будто голос исходит не из груди, а глубже. – Было бы легче… если бы это было воспроизводимо. Если бы мы могли взять именно исходный материал, а не подбирать похожие комбинации, смешать, повторить, наложить по аналогии.

Он делает короткую паузу.

– Но то, что вступило в контакт с мисс Брайс это аномалия. Случайность. Комбинация, которую… невозможно предсказать. Во-первых, играет роль группа крови. У Максвелла крайне редкая. Стечение обстоятельств. Потом генетическая совместимость. Некоторые цепочки взаимодействуют как две детали одного механизма… но у другого человека тот же механизм может просто развалиться. В-третьих, состояние самого Николаса на тот момент. Предположу, что большая часть того, что он передал ей, могла вообще не прижиться.

Я хмурюсь из-за всех его ответов. Кто он такой? Военный? Ученый? Всё, что он говорит, не может знать просто обычный человек.

У меня от этих слов холодеют руки. Могла не прижиться.

– Так что нет, – подытоживает Сойер. – Для других это не сработает. Это… уникальное совпадение. Почти невозможное. Поэтому повторить нужно именно исходный процесс Николаса.

Его голова вновь медленно поворачивается в нашу сторону с Джеймсом.

Никаких эмоций.

– Скажи, Шоу, а Николас или ты способны заражать также, как и безумные? Если вы укусите кого-то. Если ваша кровь попадёт в кровоток другого человека. Слюна. Любая биологическая жидкость.

После его слов мне кажется, что температура понижается на несколько градусов.

Ощущаю, как напрягается Джеймс. Его пальцы сжимают мою руку сильнее, да, почти незаметно, но этого достаточно. Напротив слышится короткий, грубый выдох Тэйта. Рейдер рядом с Сойером переступает с ноги на ногу.

Голова начинает пульсировать, будто внутри кто-то начинает долбить по черепу.

Грудь сжимает так, что новый вдох дается с колоссальным усилием.

Пальцы становятся ледяными.

Джеймс чуть подается вперёд, словно хочет закрыть меня собой полностью, но ждет моего ответа.

Сердце ударяет так громко, что кажется его слышно.

– Да.

Я тоже отвечаю коротко, как и он в начале разговора.

Специально не уточняю, что насчет себя до конца не уверена, потому что это можно узнать только по факту. Если я кого-то решу заразить. Случайно или специально.

Мне кажется, что Джеймс после моего ответа сразу отпустит мою руку или отступит на шаг, ведь даже просто находиться рядом это уже риск, но парень не делает этого. Всё также крепко продолжает держать меня за руку, словно он это единственный якорь или, скорее, спасательный круг. Ведь якорь всегда тянет ко дну, а спасательный круг не дает утонуть.

Сойер выдает кивок на мой ответ и не кажется удивленным. Конечно, он не просто так же задал такой вопрос.

– Чтобы всё провести или хотя бы попытаться, то требуется определенное оборудование, которого нет ни в одном из городов, что находятся под нашим контролем. Нам даже удалось добраться до бывшего медицинского учреждения, что принадлежало Максвеллам, но и там не оказалось ничего подобного, – продолжает Сойер, возвращаясь к основной теме. – Но нужное оборудование есть в Авалоне и ещё в нескольких местах, что находятся под вашим контролем.

– Это ещё одна причина, почему ты согласился на встречу, – говорит Джеймс, а Сойер соглашается.

– Верно. Без Николаса, без знаний ученого и его некоторых разработок, без оборудования ничего не получится. Мы нужны друг другу.

Сойер делает несколько медленных шагов, будто прислушиваясь к звукам пола, а не выбирая направление. Его ботинки тяжело шуршат по бетону. Он замолкает на секунду, словно собирает слова в правильной последовательности, и затем продолжает, голос чуть ниже, но отчетливо:

– И ещё, – говорит рейдер, – я предложил не просто сотрудничество. Я предложил попытку сделать единственное, что никто до нас не решался сделать. Подарить этому миру шанс. Арис и Дункан действовали в своих эгоистичных интересах, а именно из-за власти. Оба хотели её и оба лишились жизни из-за этого.

– А ты, то есть не хочешь власти? – спрашивает Джеймс, но не усмехается при этом.

– Для чего она мне? Власть… – повторяет он мягко, почти задумчиво. – Это инструмент. Опасный, шумный и слишком непостоянный. Люди гонятся за ней как за чем-то вечным, но власть это всего лишь иллюзия контроля, – Сойер впервые четко смотрит прямо на меня и Джеймса. Да, я так и не вижу его глаза, но чувствую взгляд. – Я не заставляю кого-то следовать за мной и никогда не заставлял. Если люди идут за мной, то это их выбор, не моя прихоть. Они могут уйти. Некоторые уходят. Некоторые остаются. Мне не нужно, чтобы на коленях передо мной ползали толпы. Мне нужно, чтобы завтра мои люди проснулись живыми. Чтобы послезавтра было тоже самое.

Сойер поднимает руку и касается своих очков, чуть приспускает их, а сам продолжает:

– Дункан хотел построить империю из руин. Арис же сохранить свою. Но они забыли главное правило, что власть ослепляет, – тут он снимает свои очки, но взгляд оставляет опущенным. – Не в буквальном смысле, конечно, ведь тогда они бы были куда честнее, хотя бы сами с собой. А я желаю лишь одного. – Пауза. И его глаза встречаюсь с нашими. – Чтобы через год или пять лет вообще было что сохранять.

Замираю, когда смотрю на него. Сначала мне кажется, что свет так странно просто подсвечивает его лицо и глаза, но приглядываясь я всё больше убеждаюсь, что нет. Это не освещение и не какая-нибудь тень.

Его глаза имеют не четкий оттенок, они немного мутные, совершенно неподвижные зрачки, такие, какие бывают у…

– Ты слеп, – озвучивает Джеймс. Он говорит это также спокойно в своей привычной манере, просто констатирует факт. А я удивляюсь. Но не его предположению, которое совершенно верно, а тому, что Сойер действительно слеп. Он не видит нас. И не видел с самого начала, тогда это объясняет его немного необычные действия.

Сойер делает шаг вперёд, точный, выверенный, будто он видит всё вокруг иначе, чем обычные люди.

– Да. Именно поэтому я знаю, что не вижу угрозу. Поэтому слушаю. Анализирую. Доверяю тем, кто может подсказать направление. И поэтому никогда не позволю себе решать в одиночку за тысячи людей, что им всем нужно.

– И ты предлагаешь объединиться, – заключает Джеймс, на что Сойер выдает короткий кивок и вновь надевает очки.

– Мир слишком быстро скатывается в хаос, чтобы один человек мог его остановить. Но если собрать тех, кто знает о вирусе больше всех… то вместе мы хотя бы попробуем изменить траекторию падения.

Сойер замолкает, и я впервые смотрю на него не как на одного из главных среди рейдеров. А как на обычного человека.

Вероятно, я не первая и не последняя, что задаст мысленно вопрос: как ему удалось выживать на поверхности столько времени при условии, что он ничего не видит?

Я не представляю. Сразу же вспоминаю себя и миссис Прескотт, как женщина набросилась на меня, и думаю о том, что если бы я ничего не видела, то там бы и умерла. Она загрызла бы меня или исцарапала до смерти.

Не представляю.

И именно это впервые за всё время заставляет меня почувствовать к нему не страх, а что-то похожее на… любопытство.

Этот человек живет в мире, где даже зрячие умирают быстро.

А он… нет.

Сойер чуть поворачивает голову, снова не глядя на нас, но точно нацелено.

Как будто слышит наши мысли.

– Я дам вам время, – произносит он ровно, почти тихо. – Передайте моё предложение Николасу и подумайте. Я буду ждать его ответа. Мир может измениться только через того, кто стоит в его основе. Хотим мы того или нет, но с большей долей вероятности нулевой пациент остаётся ключом.

Джеймс чуть сильнее сжимает мою руку.

Он явно понимает, если Ник согласится, всё вокруг изменится.

И если Ник откажется… тоже.

Сойер продолжает:

– Если Николас примет моё предложение, – его голос становится на тон ниже, – я обеспечу полный доступ к территориям, к людям и постараюсь обеспечить всем необходимым, – Сойер делает короткую в этот раз паузу. – Но не все рейдеры, как и не все люди, хотят мира. И не все похожи на меня. Некоторые… такие, как был Дункан или Арис. Те, кто верит только в силу и хаос. Помните об этом, Джеймс и Шоу, – он как-то странно выделяет наши имена и чуть улыбается.

– А если он откажется? – этот вопрос озвучиваю не я, хотя он едва проскальзывает в мыслях. Я просто не хочу об этом думать. – Ты попробуешь действовать иначе?

Джеймс не уточняет, как именно "иначе".

– Нет. Ничего подобного я не допущу. Ни я, ни мои люди. Если Николас откажется, то на этом всё и закончится. Я не собираюсь разрушать его жизнь или втягивать в чью-то игру. Это будет его выбор. А также я не хочу, чтобы между нами и вами, людьми из городов, началась полноценная война, – вероятно, это главный факт. – В таком случае мы будем искать другие возможные варианты, как и делали до этого.

Мои глаза тут же останавливаются на Тэйте, и я почти усмехаюсь. Потому что именно его я подозревала бы первым, если бы речь шла о сохранении секретов.

Он замечает выражение на моём лице, поднимает бровь и фыркает:

– Не переживай, я не расскажу, – лениво произносит он. – Я не настолько глуп и не настолько болтлив. Да и… – он щёлкает пальцами, будто подбирая слово, – в случае чего мне первым свернут шею.

На его странное высказывание я лишь приподнимаю бровь, когда Сойер едва поворачивает голову в его сторону, но никак не меняется в лице.

– Где твоя подружка, Брайс? – из-за того, что Тэйт резко меняет тему разговора, то я не контролирую свои эмоции и похоже, что Тэйт уже знает мой ответ до того, как я произношу вслух.

– Мэди умерла.

Что-то в его взгляде тоже меняется.

Я догадывалась, что Мэди в детстве нравилась Тэйту, но полагала, что с годами это прошло, однако, судя по тому, что я сейчас вижу, то ошибалась. Вероятно, она была единственным человеком на свете, к кому у него были хоть какие-то положительные чувства.

– Как?

– От пули. Она умерла… человеком.

Впервые я просто отвечаю ему, хотя в другой ситуации послала бы.

Он тихо втягивает воздух через зубы. Даже это звучит непривычно, без издёвки и без привычного пренебрежения. Так ничего более и не говорит. Не уточняет, как именно это случилось, ничего подобного, просто… молчит.

Я отвлекаюсь, когда Сойер приподнимает голову вверх, к потолку, в котором во многих местах зияют дыры. Рейдер стоит в таком положении несколько секунд.

– Сюда летит вертолет. Ваш? – тут его взгляд вновь возвращается приблизительно в нашу сторону с Джеймсом.

И в этот же момент срабатывает рация того рейдера, стоящего рядом с Сойером, по которой сообщают то же самое, что только что сказал нам Сойер про вертолет.

Как он понял это раньше, чем ему сообщили?

– Не знаем, – отвечает за нас Джеймс. – Однако, я предполагаю, что да.

– Кто послал? Николас? Хочет проверить, что вы ещё живы?

– Да, – здесь Джеймс отчасти врет. И это понимаю не только я, но и Роквуд, который возвращает прежний взгляд и смотрит на меня. Только так ничего всё ещё не говорит.

– Тогда идите.

Сойер кивком головы указывает в том направлении, откуда мы пришли, то есть за наши с Джеймсом спины.

Последний тянет меня в сторону, когда никто из рейдеров не двигается.

Делаю несколько шагов назад, после останавливаюсь и задаю последний вопрос:

– Так тот, кто нас спас это был ваш человек, да? – задаю такой вопрос, потому что он так прямо и не ответил. Но и не опроверг ранее моё предположение.

– Да. Мой.

– Тогда передайте ему… спасибо.

Если бы тогда не те выстрелы в замки, то меня, вероятно, здесь не было. Всё вообще было бы по-другому.

Сойер никак не реагирует на мои слова, а я ухожу вслед за Джеймсом.

Как только мы отходим на достаточное расстояние, то я произношу:

– Что думаешь? Над его предложением и всем тем, что он сказал? Стоит… верить?

Джеймс поворачивает голову, когда я наоборот поднимаю, чтобы взглянуть ему в глаза.

– Доверять кому-либо сейчас опасно, но… Сойер действительно отпустил нас. Без требований. Без давления. Это значит, что либо он уверен в себе, либо… он и правда хочет попытаться что-то изменить.

То есть пока мы доверяем Сойеру и его предложению.

Мы сворачиваем, оставаясь в тени, но пока не доходя до Заина, и в этот же момент ощущаю, как рука Джеймса сжимает мою.

Не больно, но резко. Достаточно, чтобы остановить.

Вновь смотрю ему в глаза, которые даже при таком освещении имеют яркий голубой оттенок.

– Ты знала про центр Максвеллов, что там практически похоронили заживо людей, – утверждение, а не вопрос. – Ты ведь понимаешь, что они могли быть спасены? Пусть не все, но хотя бы кто-то. Или хотя бы предупреждены. А их просто… списали.

– Я знаю, но… мистер Максвелл пытался предотвратить распространение вируса. Он думал, что если уничтожить центр, то это поможет, Джеймс. Слишком поздно поняли, что распространение было в том числе и по воздуху, поэтому то было лишь… – я осекаюсь на мгновение, после чего продолжаю, – несчастным случаем.

Джеймс сначала усмехается на мои слова и так, словно то, что я сказала, разозлило его.

– Знаешь, в первый день в школе, какое было моё первое мнение о тебе, Шоу?

Я даже не сразу понимаю его вопрос, так как не ожидаю такой резкой смены темы. Отрицательно качаю головой.

– Я сначала подумал, что ты тихая, замкнутая и держишь всех на расстоянии, – говорит он ровно, но в голосе чувствуется легкое раздражение. – Такой… правильный человек, который боится сделать лишний шаг, чтобы не нарушить правила.

Моргаю, потому что слышать это от него странно.

– Но потом ты врезала Тэйту, – продолжает Джеймс, уголок его губ чуть поднимается, но это не улыбка, а воспоминание. – И, знаешь, я был искренне удивлён и восхищен. Тогда я подумал, что, возможно, ошибся. Что у тебя есть принципы. Что ты умеешь отличать правильное от… удобного.

Он делает полшага ближе, и от его голоса становится холоднее, чем от самого воздуха вокруг.

– А потом вернулся Ник, – тихо добавляет Джеймс. – И я видел только одно: ты либо защищаешь его, либо повторяешь всё так, как он хочет. Следуешь каждому его слову так, будто иначе мир рухнет, Шоу.

Его слова бьют так, что в груди заканчивается весь воздух. Я испытываю что-то наподобие возмущения, но не могу опровергнуть или сказать то, что не будет казаться оправданием. Только слушаю дальше.

Я могла ожидать подобных слов, например, от того же Акселя, но не от Джеймса. Точно не от него.

– Я не пытаюсь тебя обидеть, Шоу, – говорит он почти мягко, так, словно догадывается, о чем я сейчас думаю, однако это только усиливает напряжение между нами. – Но каждый раз, когда дело касается Максвелла… ты себя не слышишь. Не видишь. Ты оправдываешь любое насилие. Любую жестокость. Любой приказ, даже если он равняет людей с землёй. Например, когда мы попали в плен к той ненормальной семье и Ник убил двоих детей, – Джеймс делает короткий вдох, будто слово застревает. – Ты оправдала это, Шоу. Даже не задумалась. – Нет. Я задумалась. – Не спросила, можно ли было иначе. Ты просто приняла его версию, потому что он её сказал.

Грудь сжимает так, что я не сразу понимаю, дышу ли.

– Джеймс… я…

– Я знаю, – перебивает он мягко, но в этой мягкости больше боли, чем в крике. – Ты веришь, что Ник делает лучше. Что он старается защитить. Что у него есть причина для каждого шага.

Он качает головой.

– Но иногда… иногда он делает вещи, которые нельзя оправдать. Это не стратегия. Не необходимость. Это выбор. Его выбор и прихоть.

Парень чуть отступает, всего на фут, отпуская мою руку, но этого достаточно, чтобы между нами образовалась трещина.

– И я надеюсь, Шоу, что когда ты поймешь все мои слова, касаемо Ника, то не будет слишком поздно.

Он замолкает.

Мои пальцы медленно сжимаются в кулак. Там, где несколько секунд назад была его рука.

Грудь снова сжимает, как будто внутрь засунули раскалённый комок, который не даёт ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Я чувствую, как в животе что-то опускается, тяжелое и неприятное. Сама пытаюсь посмотреть на него, но взгляд предательски дрожит.

Слова, которые я должна сказать… которые хочу сказать… они исчезают, как только я приоткрываю рот. Может, потому что часть меня знает, что он не совсем неправ. А другая часть… яростно, болезненно и отчаянно отказывается это принять. Мне слишком многое хочется ему, чёрт возьми, сказать, а лучше прокричать!

Что я умею мыслить объективно.

Что я знаю Ника лучше, чем кто бы то не был.

Что у него были на все его действия, пусть даже жестокие в некоторых моментах, причины.

Но каждое слово, какое я бы сейчас не произнесла, снова прозвучало бы как оправдание. А оправдываться сейчас, значит подтвердить всё, что Джеймс произнес.

Жжение в глазах становится опасно сильным, поэтому заставляю себя моргнуть несколько раз.

Джеймс же переводит взгляд куда-то в темноту помещения, но я чувствую, на самом деле он смотрит прямо сквозь меня.

Мы так не говорим более друг другу ни слова.

Через пару минут уже доходим до Заина, который сообщает, что мы долго.

Втроем выходим из здания, и только тогда я действительно слышу вдалеке звук вертолета.

Навстречу из соседнего здания выходит Аксель, который произносит:

– Вы знаете насколько плохой обзор был оттуда? Я видел только вас и несколько теней, поэтому если бы вас пристрелили там к чертям, то я бы даже не понял, кто именно из вас упал первым. – Аксель вскидывает голову к небу. – И какого черта сюда летит вертолет? Вы кого-то вызывали?