Воскресшая тень

Доусон

Четыре года назад.

Я выбегаю из здания школы и вижу несколько вертолетов, людей в медицинской форме и толпу учащихся. Среди всех них пытаюсь взглядом отыскать сестру и понимаю, что её нет. Не вижу. Дурное предчувствие оплетает сердце, когда я спускаюсь уже по ступенькам и останавливаю Майка.

– Что происходит?

Меня выпустили из карцера раньше Рована или Кайдена, не знаю с чем это связано, но так решил директор.

– Я слышал, что кто-то из учеников сорвался с обрыва… Туда отправились врачи с носилками, вертолет не приземлился бы, так что скоро узнаем…

– Кто? – чувствую желчь и нервно сглатываю.

– Не знаю, чувак, – я отпускаю плечо Майка и продолжаю идти в самую гущу событий, всё ещё не замечая Нору.

Я продолжаю останавливать других учащихся и спрашивать у них, кто это до тех пор, пока кто-то не отвечает, что это девушка.

Замираю, чувствую, как всё больше надежда на то, что это не сестра тает… Пожалуйста, Нора, пусть ты будешь где-то ещё, но не в лесу.

Замечаю макушку Вэйл и понимаю, что бегу к ней.

– Вэйл, – она дергается от моих слов и смотрит на меня своими шоколадными глазами, – где Нора?

Я касаюсь её плеч, сжимая их.

– Не знаю… и мы были на занятии, она первой отправилась на бег, а после… мы разминулись и я не знаю, Доусон. Она будто исчезла, а после появились вертолеты… и урок закончился… Господи, что происходит? С Норой что-то случилось?

Я сглатываю и отпускаю её плечи, отступая на шаг и всё понимая. Вэйл продолжает задавать вопросы касаемо моей сестры, а я поворачиваю голову и вижу врачей, которые несут на носилках… тело Леоноры.

Не двигаюсь, слыша, как разговоры других людей становятся всё громче. Они гадают, кто это, потому что не могут отличить свисающую руку с носилок от других. А я могу. Потому что это моя сестра.

– Боже… – шепчет Вэйл, – это… это… Нора…

Я не понимаю как, но иду в сторону врачей и сестры. Ноги держат меня, когда мозг не соображает, кажется, моя походка напоминает сейчас пьяного человека.

Всё шатается перед глазами и даже на секунды темнеет, когда я вижу её тело. Она вся мокрая, кожа бледная, а губы синеватого оттенка. Кровь окрашивает одежду и кожу, особенно лицо… Повязка на голове замотана так, чтобы остановить кровотечение, но она несильно помогает. Одна из её рук неестественно выгнута, вероятно, сломана. Глаза, когда-то полные жизни, теперь кажутся безжизненными, как и вся она.

Каждый шаг отзывается болью в голове, словно молот колотит по черепу. Я иду до тех пор, пока путь мне не преграждает один из врачей.

– Нельзя подходить.

– Это… – не узнаю собственный безжизненный голос, – это моя сестра.

Когда я отвечаю, то даже не смотрю в его глаза, продолжая наблюдать за Норой. Он пропускает меня, и я хочу коснуться её, что и делаю, чувствуя насколько она ледяная…

– Ей холодно, – глупые слова вырываются изо рта прежде, чем успеваю их осознать.

– Нора!!! – слышу крик Вэйл и то, как она пытается прорваться, но её останавливают.

– Мы доставим её в больницу и окажем помощь. Если вы родственник, то летите с нами, – говорит один из врачей, когда мы идем по направлению к вертолетам.

В ту сторону движется и мистер Абрамс, и миссис Леклер, замечаю их краем глаза.

Лишь киваю, совсем слабо понимаю, что говорит мужчина.

Когда подходим к вертолету, то мистер Абрамс подходит к нам и его лицо стремительно бледнеет при виде сестры.

Он начинает расспрашивать и меня, и врача о том, что случилось.

Хотелось бы мне тоже узнать ответ на данный вопрос.

– … мы достали её из воды, но она пробыла там слишком долго. Пульс есть, но слабый… удары и травмы слишком сильные…

Я слабо касаюсь своими пальцами руки Норы и едва сжимаю её. Сам хочу, чтобы она ответила на моё прикосновение, но этого не происходит.

Сейчас она всё меньше похожа на живую. Дыхание Норы едва уловимо, и каждый вдох даётся ей с трудом, словно воздух стал тяжёлым, как свинец. Её пальцы, когда-то такие ловкие и нежные, теперь неподвижны, будто скованы невидимыми цепями. Она лежит, словно статуя, созданная для вечности, но лишённая жизни.

Всё внутри меня разрывается на части, когда я смотрю на сестру. Больно. Больно так, будто кто-то сжимает сердце в кулаке, не давая дышать.

Мы взлетаем, и я отворачиваюсь, смотря в окно и видя, что директор и другие, в том числе и Вэйл, остались внизу. Мистер Абрамс начинает кому-то звонить, вероятно, нашим родителям.

Меня просят отодвинуться от сестры, чтобы продолжить следить за её состоянием.

Её грудь вздымается слишком медленно, и с каждой секундой меня напрягает это всё сильнее. Больница находится в десяти минутах полета отсюда, но… возможно, у Норы этого времени нет.

Я не верю в Бога, но сейчас, смотря на бледную сестру, находящуюся на волоске от того, чтобы покинуть этот мир, я поверил и мысленно начал умолять. Просить, чтобы смерть оставила её, чтобы обошла стороной. Всё, что угодно, чтобы она жила.

Вдруг я вижу, что грудь Норы перестает подниматься и опускаться, а врачи тут же начинают суетиться, когда я лишь спрашиваю:

– Что… что с ней?

– Дыхания нет, – говорит один из них, когда подносит пальцы к носу, – что-то не так…

Мне не нравятся его слова. Женщина, сидящая рядом, начинает ножницами резать одежду на Норе и позже её переворачивают на бок, а я вижу сзади слишком много крови и синяк.

– У неё сильное кровотечение, – говорит женщина, – возможно, разрыв внутренних органов и повреждение тканей.

Она что-то пытается с ней сделать, но крови становится только больше.

– Дыхания всё ещё нет! – кричит сквозь шум вертолета мужчина.

Нору перевернули обратно и к её лицу прислонили кислородную маску, а врач тем временем нащупал её пульс, и я уловил то, что промелькнуло в его глазах. Страх.

– Пульса нет.

Я схватился за голову, когда мужчина начал делать ей непрямой массаж сердца.

– Сильнее! Почувствуй, как прогибаются ребра! – сказала женщина и подключила какой-то аппарат. – Уровень кислорода ниже пятнадцати!

Что это значит?!

Я продолжил лишь наблюдать, как он надавливает на ребра с краткими перерывами, стараясь заново запустить сердце сестры.

Не могу ничего сделать, лишь смотреть и видеть, как жизнь покидает её… От собственного бездействия хочется закричать, но я лишь смотрю. Внутри нарастает чувство безнадежности, и я ощущаю, как сердце замирает, отказываясь принимать этот ужас.

Они всё пытаются и пытаются завести её сердце обратно, но ничего не выходит.

Мне хочется рвать на себе волосы.

Я даже слышу треск, кажется, её ребра не выдерживают и ломаются.

Время длится слишком долго, словно пытка, и мы уже приземляемся, когда тело Норы перекладывают на каталку и везут в неизвестном направлении.

Врачи обсуждают что-то между собой, а я могу лишь следовать за ними, видя, как рука Норы так и свисает, а с неё на белую плитку капает кровь.

Они скрываются за дверьми, куда меня дальше не пускают, говоря, что сейчас будет проводиться операция и я буду только мешаться.

Остаюсь стоять в коридоре, где мимо меня проносятся люди.

Я не шевелюсь и могу смотреть лишь на ту дверь. Мыслями не здесь, а с Норой. Хочу понять, что произошло, но сейчас это волнует меня меньше, чем её состояние. Главное, чтобы она выжила. Да. Моя сестра борец, у неё обязательно получится. Я верю в неё. Она не умрет так легко.

Меня задевают плечом, и я сажусь на ближайший стул, смотря на руки, которые окрасились кровью Норы.

Теряюсь во времени и только прихожу в себя, когда слышу родной голос.

– Доусон! – я поднимаю взгляд на своих родителей, видя, как они движутся по коридорам в мою сторону.

Их одежда говорит о том, что они были на каком-то мероприятии и сразу же поехали сюда, как только узнали.

Я встаю, а мама кидается в мои объятия.

– Что случилось? Что с сестрой?

– Она на операции, – отвечаю тихо, замечая, как родители вздрагивают.

Они молчат и садятся в полной тишине на свободные стулья, и я рядом.

Мама сжимает мои пальцы до такой степени, что они становятся белыми.

Позже появляется мистер Абрамс и… Рован с Николасом.

Изнутри меня охватывает злоба, когда вижу первого. На кой чёрт он здесь? Я всё ещё виню себя за то, что не сразу увидел, что он сделал с моей сестрой. Что он посмел причинить физическую боль. Грин, сторонний человек, заметил, а я – родной брат… нет.

Мои родители подходят к мистеру Абрамсу, а я к парням.

– Что ты здесь забыл? – спрашиваю у Рована.

Ранее я считал его другом. Да, Рован человек непростой, со своими тараканами в голове, однако ранее я никогда не думал, что он способен причинить вред девушке. После произошедшего уже в этом не так уверен.

– Я узнал, что случилось. Что с ней?

– Тебе то какое дело, Рован. Ты не член семьи, и вы даже с ней не друзья…

– Что с ней? – перебивает и не дает договорить мне, а я только сейчас обращаю внимание на его глаза. В них слишком много тьмы. Эта тьма, как бездонная пропасть, поглощает свет, оставляя лишь холодное свечение страха. Он смотрит на меня, и в этом взгляде я чувствую, как пульсирует нечто тревожное и незримое.

Николас молча наблюдает за нами, и он слишком бледный, что совсем непохоже.

– Почему ты такой бледный? – игнорирую Рована и обращаюсь к Нику.

Последний бросает взгляд на Гарнета, будто спрашивая разрешение на то, чтобы ответить.

– Что, мать вашу, происходит?! Почему ты смотришь на него, Ник?

– Нора упала со скалы.

– Я знаю.

– Да, но не знаешь, почему именно… Я был там.

– Что?

– Что с ней, Доусон? – перебивает вновь Рован, и я хватаю его за плечи, ощущая потребность в том, чтобы хорошенько врезать ему. Сдерживаюсь. Ведь мы в больнице.

– Она на операции! И я также пока, как и вы, ничего не знаю. А теперь, Ник, ответь мне. Что там случилось?

– Это был несчастный случай, Доусон, – начинает он, – парни хотели запугать Рэйвен… ту девчонку Грина, а после появилась Нора и помешала. Рэйвен собиралась спрыгнуть, но Нора остановила её, а сама… оступилась и упала. Рэйвен сбежала, а мы с парнями сразу же спустились и вытащили её.

Я замер и опустил руки, пустым взглядом взглянув на пол.

Несчастный случай.

Сестра всегда искала приключения на свою задницу и в этот раз тоже нашла. Она всегда пыталась помочь тому, кто слабее… Чёрт, Нора. Хренов Грин и Рэйвен. Если бы он лучше присматривал за своей девчонкой, то этого всего могло не быть. Освальд с Уэсли не лучше, тоже нашли кого запугивать.

Я вновь опустился на стул, больше не смотря на них. Лишь позже почувствовал, как Рован сел рядом.

Всё ещё не понимаю, что он тут делает. Он вообще должен быть ещё в карцере. Взглянул на него, понимая, что на лице не отражается ни единой эмоции. Мне всегда было непонятно, что они с сестрой не поделили. Почему возненавидели друг друга? Рован никогда, кроме Норы не мстил девчонкам. Он видел в них только тех, кто может помочь с определенными физическими потребностями. Я сразу предупредил его насчет сестры, что, повзрослев, она не пополнит его ряды похождений, иначе я убью его, однако это и не потребовалось. У них была только ненависть до тех пор, пока не появился Кайден. Тогда Рован переключился на него, а парни на Рэйвен. Их бесило то, что кто-то из бедняков обрел шанс на бессмертие, но не Рована… нет… Он будто испугался, ведь заметил потенциал в Грине. Я видел, каким взглядом он смотрел на Грина. Так, будто способен на убийство в таком возрасте.

Я прикрыл глаза всего на секунду, как мне показалось, а когда открыл, то увидел врача, выходящего из тех самых дверей.

Мне не понравилось выражение его лица, которое выражает скорбь. Его губы плотно сжаты, а брови слегка нахмурены.

Я вскочил со стула и подошел, как и мои родители. Рован тоже остановился рядом, а Николас и мистер Абрамс немного поодаль.

– Что с нашей дочерью? – спросил отец, и в его голосе прозвучали властные нотки.

– Она жива, – тут же ответил врач, и из моей груди, как и у мамы, вырвался выдох облегчения, – однако… возникло множество проблем. Так как она упала с высоты, то в воде ударилась о камни, так как там было недостаточно глубоко. У неё был разрыв некоторых органов и внутренние кровотечения, – всё во мне напряглось, – также у неё была сильна повреждена голова и сломано несколько костей. Сердце Леоноры останавливалось три раза и три раза мы запускали его заново. В общей сложности, кислород не поступал ей в мозг в районе пятнадцати минут, а это очень много. Я говорю вам всё это для того, чтобы вы поняли. Мы сделали всё, что было в наших силах и даже больше…

– Что с ней?

Мне хочется врезать Ровану, его как будто заело.

– Леонора находится в медикаментозной коме, – я перестал дышать, слушая его следующие слова. – И пребывания в такой коме может иметь последствия для здоровья. Сейчас она даже дышать не может сама, поэтому ей в этом помогают аппараты. Будь она обычным человеком, то уже была бы мертва, – эта больница одна из немногих, где в курсе нашей особенности, – а так у неё есть шанс очнуться, но он слишком низок. Пребывание в коме способно привести к атрофии и слабости мышц, что может затруднить восстановление сил и подвижности после пробуждения, поэтому, возможно, если Леонора очнется, то не сможет более ходить…

Мама вздрогнула при этих словах, а я отступил на шаг, осознавая смысл слов, озвученных врачом.

– Также у некоторых людей в таком состоянии могут наблюдаться когнитивные нарушения, такие как потеря памяти, спутанность сознания или трудности с вниманием и концентрацией. Точнее будет известно, если Леонора очнется.

– Когда, – раздался голос Рована, и все взглянули на него.

– Простите?

– Не если, а когда.

Рован поднял взгляд и взглянул на доктора, отчего тот медленно кивнул и нахмурился только сильнее, после чего выдал вежливую улыбку и удалился.

– Тебе лучше убраться отсюда, Рован, – сказал ему, – и Нику тоже. Это не ваше дело. Оставьте нас с родителями наедине.

Николас кивнул и уже хотел тронуть Рована, когда тот покачал головой.

– Нет. Пока я не увижу её, то не уйду отсюда.

Меня разозлили его слова.

Я тыкнул ему в грудь и попросил следовать за мной, потому что не желаю разбираться с ним при родителях и других людях.

Когда мы зашли в пустую комнату, то я сразу перешел к сути:

– Слушай, я не желаю тебя видеть здесь. Не после того, что ты сделал с моей сестрой. И уверен, Нора была бы со мной солидарна. Уйди по-хорошему, Рован.

– Иначе что? Выставишь меня?

– Не заставляй меня этого делать.

– Я уже сказал, что уйду лишь тогда, когда увижу её.

Я всё-таки не сдержался и врезал ему, потому что внутри меня творится не пойми что. Мне захотелось выплеснуть всю боль и ярость хоть как-то.

Рован не сопротивлялся, он принял удар, лишь повернул голову, когда из его носа и рта потекла кровь.

– Нужно было сделать это ещё раньше. Если бы она только сразу мне сказала…

Я тяжело задышал и покачал головой, когда Рован не пошевелился.

Чёрт с ним.

Потерплю его физиономию ещё немного, а после он уйдет. Не желаю устраивать разборки при всех.

– Я уступлю, но только из-за уважения к сестре.

Я развернулся и вышел отсюда, поправив кофту и заметив, что Ник и мистер Абрамс уже ушли. Опустился на стул рядом с родителями и стал ждать, пока нам разрешат войти к Норе.

***

Два месяца спустя после событий в больнице.

Она так и не приходит в себя. Прошло уже больше двух месяцев, а Нора продолжает лежать на этой чертовой кровати с этой трубкой во рту, которая заставляет её дышать. Рядом с ней находится множество разных аппаратов, а в руки воткнуты иглы.

Цвет её лица восстановился, как и сломанная рука с ребрами. Но она всё ещё не здесь.

Я продолжаю её навещать раз в несколько дней. Приезжаю на машине, так как пешком до сюда не дойти. Родители также приезжают, как только у них выпадает возможность. Иногда я езжу с Вэйл сюда и смотрю на то, как каждый раз девушка проливает тонну слёз, умоляя Нору очнуться.

Естественно, никакой полиции не было, только следователи и то формально, потому что сам директор заявил, что это был несчастный случай. Он поверил словам Николаса и остальных – Освальда и Уэсли, а также… девчонки Грина – Рэйвен. Она подтвердила рассказ Николаса, когда меня ещё терзали некоторые сомнения. Но это и правда – хреновый несчастный случай, произошедший с моей сестрой.

К Норе приходим не только мы. Рован бывает тут не так часто, но каждый раз меня охватывает злость при виде его, как и при виде другого… Кайдена. Он тоже здесь.

Я знаю, что Грину ещё можно запретить вход, с Рованом же такой фокус не пройдет. Однако, я не делаю этого, потому что… вспоминаю Нору и то, как она смотрела на Кайдена. Меня злит это, но я разрешаю быть ему здесь, зная, что она этого хотела бы.

Вот и сейчас, зайдя в её палату, вижу следующую картину: Грин сидит в кресле с какой-то книгой в руках и читает её. Останавливается лишь, когда чувствует моё присутствие.

Он выдает короткий кивок, как и я ему. Мы не разговариваем, как и в прошлые разы.

Я ставлю свежие цветы в новую вазу, потому что в старых ещё стоят предыдущие. Да и вообще её палата всё больше становится похожа на оранжерею.

Кайден продолжает читать, а я сажусь в ещё одно кресло, находящееся по другую сторону от Норы и лишь смотрю на сестру, мысленно призывая её очнуться. Конечно, этого не происходит.

***

Ещё два с небольшим месяца спустя.

Вчера родители разговаривали с врачами, которые сообщили, что прогнозы насчет Леоноры неутешительные. Уже прошло больше четырех месяцев, а она так и не пришла в себя. Возможно, этого так и не произойдет. То, что она бессмертна… усложняет ситуацию. Её тело продолжит жить, когда мозг может умереть. Если даже она и придет в себя, то, вероятно, не сможет ходить. Я не представляю, что с ней будет. Нора ненавидела бессмертие и уверен, никогда бы не хотела остаться навсегда прикованной к кровати.

Точно нет.

Родители тоже понимают это, поэтому и размышляют о том, что предложили врачи. Отключить её от аппарата жизнеобеспечения, избавить её и нас от мучений. Вчера я злился из-за этого, крушил то, что попадалось под руку, а сегодня всерьез размышляю об этом. Как бы мне не хотелось и дальше верить, но надежда с каждым днем только покидает нас. Шансов становится только меньше.

Я люблю свою сестру и не желаю ей такого будущего. Как бы мне хотелось отмотать время назад и оказаться в тот момент вместе с ней на обрыве, да я даже готов был с ней поменяться местами. Лучше бы я здесь лежал, а не она.

Родители тоже не знают, что делать. Отец плохо спит, я переехал к ним на несколько дней и каждую ночь слышу, как он встает и ходит по дому, размышляя. Станем ли мы убийцами, если подпишем согласие? А Нора? Вдруг, она всё же очнется, но позже? Вера в это разрушает изнутри.

Каждый раз, когда я прихожу к ней в палату, то испытываю лишь боль и сожаление.

Я не знаю, как мне поступить. Если сделаю это, то готов ли к тому, что мне придется жить с этим грузом в себе? То, что я подписал сестре смертный приговор.

***

Ещё несколько дней спустя.

Мы сделали это. Поставили свои чертовы подписи, чтобы Нору отключили от аппарата жизнеобеспечения. Стоит говорить, как хреново я чувствую себя?

Наша мама начала рыдать на плече у отца, когда врач лишь поджал губы.

Сегодня в семь вечера её сердце остановится и больше никогда не забьется.

Я смотрю на бумагу, которую доктор убирает к себе в ящик и дает нам время, чтобы прийти в себя и после выйти из его кабинета.

Ухожу первым, потому что более не способен здесь находиться. Воздух будто бы душит. Каждая минута затягивается в бесконечность, словно тёмная пелена окутывает разум, не позволяя вздохнуть полной грудью.

Уже на улице прошу у первого попавшегося человека сигарету и зажигалку. Ранее я лишь пробовал курить, но сейчас очень сильно нуждаюсь в этом.

Делаю затяжку и выдыхаю, начав кашлять, но это отрезвляет и приводит в некоторое чувство. Вновь теряюсь во времени, и это происходит всё чаще.

Телефон в кармане начинает разрываться от сообщений, поэтому я достаю его и смотрю на экран, видя, что это Рован.

«Что вы сделали?»

«Вы подписали согласие на отключение Леоноры от аппарата?»

«…»

«Перезвони мне.»

«Я не шучу, Доусон, и в твоих интересах перезвонить»

Я блокирую экран и ставлю телефон на беззвучный режим. Конечно, он узнал. Доктора, наверняка, отчитываются перед Гарнетами, ведь они являются спонсорами программы, в которой все мы участвуем. Однако… я не думал, что это произойдет так быстро. Но Рован ничего не сделает, не посмеет повлиять на наше с родителями решение.

Я не хотел, чтобы он или Кайден узнал. Последний по понятным причинам, а вот первый… наши когда-то дружеские отношения становятся всё более натянутыми.

Выкидываю окурок в мусорное ведро и ухожу в палату к Норе, чтобы провести с ней последние часы. Там уже сидят и родители. Отец тоже не курит, бросил много лет назад, но сегодня вернулся к старой привычке. Даже мама не попрекает меня, что я тоже притронулся к сигарете.

– А если мы совершаем ошибку, – слышу её тихий голос, – Нора нас не простила бы…

– Но она бы не хотела провести всю жизнь, прикованной к кровати, – заверяет отец, – зная её характер, то позже она сама бы просила нас о… том, чтобы её убили.

Палата вновь погружается в тишину, прерываемую лишь звуками аппаратов.

Я гипнотизирую сестру взглядом и надеюсь на какое-то чудо, чтобы она вдруг очнулась и заговорила с нами. Но этого не происходит.

Зарываюсь руками в волосы и их хочется рвать на себе.

Минуты сливаются в часы, и когда я вновь поднимаю взгляд, то стрелка часов показывает половину шестого вечера. Ещё каких-то полтора гребаных часа…

Дверь в палату резко открывается, и я вижу Рована с бешеным взглядом и врача, который залетает следом за ним.

– Что вы сделали? – он задает этот вопрос моим родителям и мне, когда я и отец одновременно поднимаемся со своих мест.

– Рован, это не твоя забота, – отвечаю ему. – Ты не имеешь…

Я вижу, как злая усмешка касается его губ.

– Ты уверен?

– Мистер Гарнет, лучше пройдемте в кабинет, – просит его доктор, но тот не реагирует, обращаясь к моему отцу.

– Когда она очнется, то возненавидит вас, вы же знаете, да? И тебя, Доусон, тоже.

– Рован, я понимаю, что ты также расстроен, но мы уже приняли решение, поэтому сбавь обороты и не забывайся, с кем разговариваешь.

– Вы тоже, мистер Эсмонд, – теперь я замечаю усмешку и на губах собственного отца. – Спешу напомнить, что именно мои родители спонсоры всей программы, на которую вы подписали своих детей, а это значит, что всё, что касается каждого из двести девяносто девяти детей проходит через них. И ничего не делается без их согласия, в том числе и отключение одного из нас от аппарата жизнеобеспечения.

– Не вам решать судьбу дочери.

– Но и не вам, мистер Эсмонд, – Рован достал из кармана куртки лист бумаги с печатью и каким-то текстом, – это документ, который подтверждает ваше и согласие миссис Эсмонд, что вы также передаете права на Доусона и на Леонору людям, ответственным за программу, – я нахмурился, как и мой отец, – наверное, вы уже и забыли о его существовании. А вот эта бумага, – тут он достал другую, – несогласие на то, чтобы Леонору сегодня… убили.

– Да как ты смеешь…

Я кидаюсь в сторону Рована из-за его слов, но он уворачивается и отходит на шаг, кидая свой злобный взгляд на меня.

– Спокойнее, Доусон. Мы всё же в палате твоей сестры, – Рован подходит к отцу и отдает ему документы, чтобы внимательно их прочесть.

Судя по лицу, то всё правда. Родители Рована также имеют право голоса.

– Также там сказано, что с этого момента всё необходимое оборудование, лекарство и другие расходы до момента, пока Леонора не очнется, являются обязанностью Гарнетов.

– Ты думаешь, что мы не в состоянии обеспечить нашу дочь? – задает вопрос отец, ведь это, как удар под дых для него.

– Конечно, в состоянии. Однако, раз вы отказались уже от неё, то думаю, справедливо будет не напрягать вас в данном вопросе.

Рован забирает из рук отца все документы и передает их доктору, после чего кидает быстрый взгляд в сторону Норы и уходит.

Я вижу, как родители смотрят ему в след, а сам позже выхожу за ним и догоняю уже на улице, когда он собирается садиться в машину.

Личный водитель ждет его, когда я окликаю Рована.

– Что ты себе позволяешь? – вижу, что парень тоже курит. – Ты думаешь, для нас это было простым решением, Рован? Ты унизил моих родителей.

Я слышу его очередную усмешку и наблюдаю за тем, как он оборачивается, кидая окурок на землю и туша его ногой.

– Если бы мог, то сделал больше.

– Что это значит?

– То, что пока у меня нет той власти, которая позволила бы забрать у вас Леонору, ведь вы не достойны её.

– Что ты говоришь? – я нахмурился.

– Да и отец бы не понял, – продолжил он, не обращая внимание на мой вопрос, – но позже… гораздо позже, когда мы закончим школу, тогда я её заберу. И не ты, ни ваши родители, никто либо другой не помешает мне. И вы не в праве более распоряжаться её жизнью. Запомни это, Доусон, и запомни, что я не сделал ещё очень многое из-за уважения к тебе и нашей дружбе.

Он сел в автомобиль, когда водитель закрыл за ним дверь, а я так и остался стоять на том же месте, обдумывая его слова.

Теперь я понимаю. Всё понимаю.