Защитите, мой паладин!

Глава 1

Я смотрела на них и не могла поверить в происходящее. Это все со мной? Это на самом деле?

Я не верила, не могла осознать.

И все же это происходило.

Боль в руках не позволяла забыться, не давала отрешиться от всего происходящего. Я очень старалась. Закрывала глаза, бормотала молитвы, чтобы как-то отвлечь разум, чтобы сделать вид, что меня здесь нет. Ничего не выходило.

Болели тонкие порезы на ребрах, оставленные дознавателями. Ныли суставы. Гудела голова.

У меня не было ответов на те вопросы, что задавали клирики, не было нужных слов для них. Но это не имело значения.

Меня признали виновной во всем, не объявив преступления. Просто все дело было в моей крови. В том, от чего я открещивалась всю свою жизнью. Я старалась поверить, что это меня не коснется, не заденет, но все пошло не по плану.

– И так, Ирмена, вы уверены во всех своих словах? – я медленно подняла голову, оторвавшись от созерцания сырой травы под ногами. Осень была в своих правах и на тонких нитях зеленой, еще сочной травы, лежали капли утренней, такой свежей и холодящей ноги, росы.

Клирик, что подал голос, был похож на стог сена. Такой же толстый и желтый. Я была уверена, что всему была виной несдержанность в пище. Кожа клирика была похожа на пергамент, сухой и потемневший от времени, такая же тонкая и прозрачная. За те дни, что мы провели «рядом», я успела приметить, как он потирает огромный, вздутый живот, и иногда морщится. Можно было без сомнения сказать, что толстяк изрядно маялся кишками и ему стоило бы на какое-то время уйти в пост. Ради собственного здоровья. Но никто не спрашивал меня об этом. Интересовали клириков совсем другие вещи.

– Да, я подтверждаю правдивость собственных слов, – медленно понимая, что это ничего не изменит, все же произнесла в ответ. За молчание могли наказать плетью, а я больше не хотела боли. Я ее не заслужила.

В стороне, в десяти шагах от моего позорного столба, уже складывали охапкой хворост. И я прекрасно понимала, что это все действо для меня одной. Я бы, может, почувствовала какую-то свою значимость в этот момент, если бы не знала, какой итог меня ждет.

– Но это не соответствует тому, что мы выяснили в ходе расследования, – все тем же тихим, мягким, словно пел колыбельную, голосом, проговорил клирик.

Я криво усмехнулась.

Фарс, комедия.

– Как мы установили, вы, все же, являетесь кровной родственницей прежнего короля. А это говорит о вашей виновности…

– В том, что я внебрачная его дочь, никогда не имевшая претензий и даже обращений к трону? В этом моя вина? – я откинула голову, пока затылок не коснулся столба, и громко рассмеялась. Больше не было смысла сдерживаться. Нет, плеть мне больше не грозила. Только костер. Словно какой-то деревенской ведьме самоучке, что насылала проклятия на младенцев.

Мне самой слышалась в этих звуках истерика, но я не могла остановиться. Хохот рвался из груди, распирая ребра.

– Наши источники свидетельствуют об ином, – промурлыкал клирик. И взгляд его был таким мягким, словно у родной матери. Только я больше не обманывалась подобным. Прекрасно знала, что с таким же выражением лица он без сомнения в собственной правоте, выносит смертные приговоры.

Надежда?

Нет. У меня ее больше не было. Не после нескольких недель, проведенных в подвалах.

Первые дни я все еще ждала, надеялась, что это ошибка, что меня отпустят…

– Наши люди не могут ошибаться, – проворковал председатель суда. И улыбнулся.

Все верно. Мои слова не имели значения.

Я смотрела на него, и все крутила в голове одну и ту же мысль. За что?

А, может, стоило, как говорила мать, пойти и лечь с первым встречным, родить дитя? Может, тогда бы я смогла отстраниться от родной, такой опасной теперь, крови. Будучи принятой в иной, даже не сильный род, я бы избежала этой судьбы?

Но больше это не имело значения.

Небо над моей головой вспыхнуло красным, после того, как они прибыли и дали в руки два предмета… и это решило все.

Дверь, ведущая во внутренний двор поместья, скрипнула. Звук был тихим, но мне показалось, что он перекрывает все на свете. Перекрывает громкое пение птиц, шепотки обслуги, что сновала в одежде послушников вокруг.

И все вздрогнули.

Как от удара.

**

Председатель комиссии медленно повернул голову, и его бледно-желтая кожа выглядела в этот момент настолько тонкой, что сквозь нее синими полосами просвечивали жилы на висках.

Я не знала того, кто нарушил странную, гнетущую атмосферу, но сердце тревожно замерло. В груди проснулось нежеланное, такое не нужное сейчас, чувство надежды.

Белая хламида, высокий, какой-то невероятной силы и стати, мужчина замер в шаге от двери, окинув двор колючим взглядом. Светлые, коротко стриженые волосы. Ни единого украшения на одежде, ни медальона, что говорил бы о его статусе, ни рисунка на одежде клирика.

– Кто старший? – словно это не было ясно с одного взгляда, тихо произнес мужчина. Слова подхватил ветер, разнося их по всему двору, во все углы.

– Милорд? Чем мы обязаны такой чести? – председатель комиссии медленно, опираясь на стол руками, поднялся, опрокинув кресло, в котором только что вальяжно сидел.

– По воле неба и моей семьи, – отмахнувшись, словно от мухи, обронил мужчина и только теперь посмотрел на меня. – Ирмена Лимейсая?

– Мне не был дарован титул принцессы это страны, – я не знала, откуда взялись силы ответить так, спокойно и прямо, но видно что-то все же было в этом мужчине, что не позволяло молчать. Та сила, которую я чувствовала даже своим слабым, неразвитым даром, давила на плечи, на ребра сильнее, чем веревки.

– И все же… Развязать, – не глядя ни на кого, спокойно, осознавая собственную власть, приказал вошедший клирик.

Вот только никто не осмелился двинуться с места. Все были в каком-то трансе, коротко, рвано дыша и не делая ни единого лишнего движения.

– Ваше превосходительство, – глава комиссии дернулся в сторону высокого, во всех смыслах, гостя, но запнулся о подол хламиды и всем весом рухнул на мокрую утреннюю траву.

И снова никто не пошевелился, не бросился поднимать упавшего инквизитора.

Высокий мужчина поджал губы, еще раз окинул взглядом двор и двинулся в мою сторону. В груди, словно цветок, глотнувший воды, подняла голову вера в лучшее. Из пепла, из кучи золы, в которой я больше ничего не ожидала отыскать. Из широких складок белой хламиды каким-то неуловимым движением выскользнул клинок. Тонкий, длинный, покрытый позолотой! Рыцарь Веры!

Я смотрела на тонкое, острое лезвие, и дрожала всем телом. Надежда и страх смешались воедино, не делая разницы между чувствами. Медленно, словно время между нами замерло, я подняла взгляд. И утонула. Золотые глаза, будто внутри горят сотни светильников, смотрели прямо на меня. Безо всякого выражения. Спокойно, отстраненно.

– Винсен Лимейский, Рыцарь Веры, – тихо сорвалось с губ. Это мог быть только он, никто иной. Но ему тут было не место. Как?

– Верно, – на тонких губах второго принца появилась, и тут же пропала улыбка.

В свете солнца блеснуло лезвие, рассекая мои путы. Ноги ослабели и я едва не рухнула в траву, как до этого глава моей обвинительной комиссии. Но крепкие руки подхватили, не дав мне удариться, не дав мне упасть. Одна рука скользнула под колени, другая поймала за плечи. Словно я ничего не весила, а может так оно и было, после недель заточения и дознаний, принц понес меня прочь из этого мрачного, залитого солнечным светом, места моей несостоявшейся, пока, казни.

** Я ждала, что мы вернемся в подземелья, где из удобств было несколько досок, ворох соломы да старое, драное одеяло, но я не угадала. Винсен Лимейский, Трианонский Лорд и Рыцарь Веры, понес меня вверх по лестнице, и словно точно знал расположение всех комнат, и решительно толкнул одну из дверей.

– Как ноги? – спокойно, словно меня не намеревались сжечь еще несколько мгновений назад, поинтересовался принц.

– В п-порядке, – сбиваясь, не понимая, что происходит, слыша в ушах все через грохот неуспокоившегося сердца, отозвалась я.

Принц кивнул и поставил меня на пол, не мгновение придержав за талию. Желая угадать, что последует дальше, я посмотрела в золотые глаза, и сглотнула. Я ждала, что их цвет изменится, станет более привычным, но этого не произошло. Как и до того, они сияли мягким огнем.

– Сейчас вы приведете себя в порядок и мы поговорим, – обернувшись к двери, принц поманил кого-то рукой.

Юноша с темными волосами и мрачным лицом, с длинным шрамом через всю левую сторону, тут же шагнул в комнату. Серая хламида, руки спрятанные длинными рукавами. Он не произнес ни слова, не сделала ни единого жеста, но я чувствовала, что он ждет приказа.

– Найди одежду для принцессы. И полотенце.

Короткий кивок и юноша стремительной тенью исчез. Тихо скрипнула дверь, закрываясь.

– Поговорим? – невольно я обняла себя руками, пытаясь защититься от неизвестности. Комната была большой, богато украшенной. Возможно, она даже предназначалась главе судебной комиссии, но казалось, что принцу здесь все равно недостаточно места. Хотелось отступить к стене, подальше от его пугающе-нечеловеческих глаз. Незнание собственной судьбы давило на плечи, усиливало не проходящую головную боль.

– Именно, – пройдя к дальней стене, принц толкнул неприметную дверь и удовлетворенно кивнул, сделав приглашающий жест. – Но сперва – мыться.

И я не смогла ничего возразить. Как бы мне не хотелось спрятаться, укрыться от этих глаз, я медленно подошла ближе, заглядывая в соседнюю комнату, стараясь не коснуться белого одеяния рыцаря своими лохмотьями.

В лицо пахнуло влагой и ароматом лаванды. Тело, оживая от какой-то спячки, покрылось мурашками предвкушения.

– Проходите, принцесса.

– Я не принцесса, – от одного этого обращения страх вернулся с новой силой, словно ждал где-то в одном из самых темных закоулков тела.

– То, что титул вам не был пожалован официально, не делает вас кем-то другим.

– Зачем тогда все это? – я обвела дрожащей рукой комнату и самого Винсена.

– Потому что это не делает вас и причастной к вине вашего отца. А насколько во всем этом вашего участия… предстоит определить мне. Жизнь – не лист с дерева, чтобы обращаться с ней так легко.

Это была самая длинная фраза, которую я слышала от Рыцаря, и мне даже показалось на мгновение, что ему вовсе не просто далось столько слов разом. Но прозвучали они спокойно и уверенно. И я немого выдохнула. Если этот человек так ценит жизнь, может мое дело на самом деле еще может считаться нерешенным.

– Мыться?

Винсен только кивнул, отступая с прохода.

Глава 2

Вода была горячая, словно кипяток. В первый момент я даже подумала, что не смогу опуститься, но тело, лишено возможности вымыться в течение нескольких недель, выдержало. Стоило воде сомкнуться над плечами, как из горла вырвался тихий стон удовольствия. Ссадины на ребрах запекло, мышцы на мгновение свело. А затем напряжение отступило.

Аромат, густой, насыщенный, паром вился над большой деревянной купелью, пробирался под кожу и щекотал волосы. Очень хотелось их быстрее промыть, чтобы почувствовать себя свободной от всего, что уже случилось, но я пока не могла даже пошевелиться. Руки мелко подрагивали от многодневного напряжения.

Двадцать восемь лет я провела в деревне, в небольшом поместье, подаренном когда-то матери. Ни разу не бывала при дворе и не участвовала в балах. Мои учителя рассказывали и о прежней династии и о государственном перевороте, который почти как десять лет назад свершили молодые Трианонские лорды. Я знала, что это стоило жизни моему отцу, но он был так далек от моей реальности, что это воспринималось не больше, чем часть истории. Как вполне ожидаемая и логичная судьбы в разрезе страны.

А когда действия Роана Лимейсого и его деятельной семьи стали приносить плоды, я и вовсе забыла о своей причастности к королевскому роду. Но оказалось, что не забыли обо мне. Не могли найти, это да. Но не забыли. Кровь, слабая, едва наделенная силой, проявила себя после смерти мамы. И это стало моим концом.

С чего клирики решили, что я буду угрозой новому, уже вполне установившемуся порядку? Может, их пугало будущее, в котором один из моих отпрысков станет претендовать на трон? Я не знала. И не понимала, как такое возможно, при силе нынешней правящей семьи.

Вода немного остыла, и я погрузилась в лохань с головой, перебирая пальцами волосы. Грязные, спутанные, они тут же окрасили воду в серый неприятный цвет, но ощущения оказались невероятными. Словно я переродилась.

Сложно было уследить за временем. Кажется, я даже задремала, так как вздрогнула всем телом от резкого стука в дверь. Не дожидаясь ответа, она отворилась и в уборную вошел Рыцарь Веры. Все в том же белом одеянии, с непроницаемым лицом, он смотрел на меня, не произнося ни слова. Когда молчание стало почти невыносимым, тихо, спокойно, принц велел:

– Поднимитесь, Ирмена, – и, видя мое замешательство, добавил: – Я должен оценить, какой урон нанесли вашему телу наши доблестные дознаватели.

Сердце вновь пустилось вскачь. Еще немного, и оно просто разучится ровно и мерно стучать, такие ему довелось пережить забеги за последние недели.

За это время меня раздевали не раз и не два, и я почти перестала ощущать свое тело чем-то сокровенным перед этими страшными людьми в хламидах клириков. Их не интересовала ни моя нагота, ни красота, только уязвимость, которую от женщины добиться проще всего именно этим путем.

Но в этот раз все было иначе.

Во взгляде мужчины напротив не было ни намека на похоть или желание, только спокойная строгость. И все же, я чувствовала себя женщиной, а не подсудимой.

Винсен молчал, давая мне видимо время свыкнуться с этой мыслью. А может просто не привык, что его приказы требуют повторения. Об этом отпрыске новой династии ходили легенды, и ключевыми словами в них всегда были «строгость» и «справедливость». Поговаривали, что в воинском искусстве с ним может сравниться только старший брат короля, но тот занимался приграничными вопросами и о нем говорили не иначе как с тихим ужасом…

Медленно, ухватившись дрожащими руками за края лохани, я поднялась. Мокрые волосы прилипли к плечам, к груди, но это не помогало. Защита была такой слабой, что за ней не получилось бы укрыться при всем желании.

– Уберите волосы, – спокойно, словно мы обедали за большим столом, велел принц.

Пальцы путались в серо-золотистых мокрых прядях, те цеплялись за кожу, но я все же собрала их на одну сторону, скрутив неровным жгутом.

– Поднимите руки. Вас били кнутом? – взгляд золотых глаз остановился на длинных, тонких ссадинах на ребрах.

– Это была какая-то палка. Но не деревянная, а хлесткая, как из кожи, – едва слышно ответила, прикрывая глаза. Говорить было тяжело, словно я опять была привязана за запястья к высокому потолку подвалов.

– Повернитесь.

И все то же спокойствие в голосе. Ни намека на эмоции.

Стараясь не поскользнуться в воде, я медленно повернулась спиной.

– Каленое железо?

– Только какие-то иглы. Ими протыкали родинку на пояснице и под рукой, – чувствуя, как тело начинает мелко дрожать, я все же нашла в себе силы ответить.

– Проверка на темное ведовство. Но и без нее можно было обойтись, – мне показалось, что в голосе Рыцаря промелькнуло недовольство. – Садитесь и покажите мне ваши руки.

С невероятным облегчением я опустилась, почти упала в воду. И едва не поскользнулась. На пол выплеснулась волна, окатив подол белого одеяния Винсена. Я не ожидала, что принц подошел так близко.

– П-простите, – чувствуя свою вину, прошептала едва слышно. Принц не ответил, только протянул большую, покрытую старыми мозолями ладонь в мою сторону.

– Руки.

Вот на них было смотреть страшнее всего. Коричневые полосы на запястьях, тонкие длинные, уже потемневшие следы до самых плеч. И свежие еще, сине-фиолетовые пятна от чужих пальцев.

Принц медленно, с осторожностью, поймал одно мое запястье и повернул руку, рассматривая со всех сторон.

– Ясно, – осмотрев таким образом и вторую, кивнул своим мыслям Рыцарь. – Одевайтесь. Поговорим.

– О чем? – теплая вода больше не успокаивала. Я сложила руки на груди, хоть так пытаясь прикрыть наготу. Теперь она ощущалась особенно остро, словно я стояла в таком виде на площади под сотней глаз.

– О вашем будущем. **

Винсен

Я был на другом конце страны, когда пришло послание от Филиппа. Кузен получил какие-то важные новости от одного из своих многочисленных шпионов, но сам не мог заняться делом.

Клирики. Они очень неохотно кого-то допускали в свою вотчину, что и было одной из причин выбрать именно эту стезю, когда передо мной встал выбор. Я был еще совсем юн, когда Роан занял трон, и наша семья довольно быстро подмяла под себя все, начиная от финансов и заканчивая военной сферой.

Но клирики… их упрямство и независимость ото всех, могли стать угрозой. Слишком своенравные, подчиняющиеся только им одним ясным правилам, они могли пойти наперекор даже королевской воле.

И тогда я выбрал путь Рыцаря. Годами я вгрызался в старинные тексты, изучал правила и военное искусство, которое так сильно отличалось от привычного нам. Не тупая сила и мастерство. Эти люди развивали чутье, силу крови и волю. И при этом так истязали себя упражнениями, что даже мне, после подготовки в Твердыне, было не просто. Но я выстоял.

Темные ведьмы, злые колдуны, опасные настолько, что я побеждал на чистом везении и иногда благодаря силе семьи. Мне потребовалось восемь лет, чтобы получить титул. Но теперь мое слово имело неоспоримый вес. А семья получила влияние в последней, незакрытой сфере.

И вот теперь Филипп весьма встревожено писал, что наши святые отцы самостоятельно решили обезопасить династию. Убить душу ради мнимого блага. Ни я, ни братья не верили, что девушка, пусть и внебрачная дочь прежнего короля, способна нанести хоть какой-то вред стране своим существованием. А вот навлечь на нас праведный гнев и накрыть семью черной вуалью «невинной жертвы», без слов проклясть своих убийц, она была способна. Какой бы слабой ни была кровь в ее венах. И допустить этого я не мог.

Я едва не опоздал, почти загнал лошадей. Дверь внутреннего двора скрипнула, и мне потребовалось несколько мгновений, чтобы глаза после полумрака привыкли к свету. Но когда это случилось, я чуть не зарычал от злости. Они уже все подготовили. Стол, председатель комиссии, секретари и помощники… и костер за ее спиной. Большой и внушительный, почти собранный по всем правилам.

И в центре всего этого стояла невысокая, явно исхудавшая за последние недели, девушка. Грязные волосы непонятного цвета космами свисали по обеим сторонам бледного лица. Изодранные лохмотья, когда-то бывшие платьем, едва прикрывали тело. Исколотые ноги и исцарапанные, даже под слоем грязи, руки.

Но под налетом отчаяния, боли, ее глаза сверкали праведным гневом.

Невиновна.

Мне не требовалось видеть ни протоколы допросов, ни проводить дознание. Мне не нужно было даже слышать ее слова, чтобы это понять. Ирмена Лимейская, принцесса не по титулу, но по крови, не могла причинить вреда моей семье. И она должна была жить. Ради блага страны, ради будущего семьи.

Позже, осматривая ее тело и оценивая вред, что нанесли ей доблестные святые отцы, я поймал себя на мысли, что никогда не видел такого необычного, золотисто-серого цвета волос. Девушка дрожала под моим взглядом, но стояла ровно. В ней была немалая внутренняя сила, и этого нельзя было не признать. В груди невольно всколыхнулось восхищение. Что бы ей не пришлось пережить, она встретила это с достоинством. И уже даже одно это стоило моего времени и моих усилий.

**

После того как Винсен так бесцеремонно заявился в уборную, пока я приводила себя в порядок, я не могла почувствовать себя уверенно и спокойно даже в одежде. Простое, но плотное и чистое платье, словно бы не скрывало меня от его странного, золотого взгляда. Казалось, принц видит каждую клеточку моего тела, каждую ссадину на ребрах и плечах даже через ткань. Но прятаться дальше я не могла. Это было бы просто глупо. От судьбы, пусть пока и не ясной, не убежать, скрывшись за дубовыми дверями.

Я, как была босая, вышла в покои, стараясь хоть как-то прочесать сырые волосы руками. Очень хотелось надеть белье и привести себя в нормальный вид, но это пока не казалось возможным.

– И что же меня ждет? – стараясь не смотреть на Винсена, тихо спросила я. Принц так и стоял посреди комнаты, словно ему не было места ни в здешних креслах ни на краю постели.

– Я бы сказал, что свобода, не будь вы той, кем являетесь, – в голосе не было ни сожаления, ни печали, но мне все равно показалось, что Рыцарь не безразличен к моей судьбе. Впрочем, не стал бы он останавливать казнь и давать мне возможность помыться, не будь у него цели меня спасти. Так ведь?

– Но это не моя вина. И я не являюсь той угрозой, какой меня пытаются выставить клирики…

– Это верно. Но кровь все равно дает о себе знать. И если в их списках, в бумагах, вы значитесь, как опасная личность… с этим придется считаться

– А если я подпишу бумагу, в которой отрекаюсь от рода? Как и все мои потомки?

Словно я не предлагала этого на протяжении нескольких недель своим инквизиторам под темными потолками холодных подвалов.

И как представители трибунала до того, принц покачал головой.

– Это не поможет. Кровь, она как фонарь в темноте, сияет и влечет к себе. Теперь, после того, как дознание было проведено, как ее разбудили, кровь не заглушить.

– Что же тогда мне делать? – я и не заметила, что принялась заламывать в тоске руки, пытаясь унять тревогу и дрожь.

– Есть один вариант, – принц подошел к комоду и принялся перебирать какие-то мелочи на его поверхности. Переставил статуэтки, повертел в длинных пальцах флакон духов. Он стоял ко мне полубоком и я могла видеть его лицо. Вот только выражение оставалось нечитаемым, отстраненным, не давая мне подсказки касательно того, что будет сказано дальше.

Повисла тишина, словно Рыцарь выбирал слова, какими мне сообщить явно неприятную новость.

– И что же с ним не так? – я не выдержала молчания первой. Снова дало о себе знать тревожное сердце, ударив с внутренней стороны по ребрам.

– Это не безопасно и я не могу гарантировать, какой будет результат. И не будет ли он вам стоить силы и здоровья.

– Это опаснее, чем прекрасный, высокий костер, что для меня так любезно приготовили во дворе? – я не сдержалась и хмыкнула. Вышло совсем не весело, но смолчать было выше моих сил.

Тонкие губы принца дрогнули. Всего один уголок поднялся и опустился, но это было уже похоже на усмешку. Казалось, что этому мужчине не часто приходится улыбаться. **

– Нет. Определенно, костер несколько опаснее. И неотвратимее в конечном результате.

– Так не опасайтесь меня напугать. Кажется, большую часть своего страха я оставила в подземельях.

После сказанного, меня и правда отпустило напряжение. Я подошла к большому креслу, забравшись в него с ногами, намереваясь спокойно выслушать все, что собирался сказать мне принц.

– Тогда мне и правда не стоит волноваться о вашем душевном здоровье, – Винсен отступил от комода, спрятав руки в длинных рукавах белой хламиды, и прямо посмотрел на меня. – Есть один способ, о котором я прочел в годы обучения. О нем упоминалось всего дважды и если первый случай был больше похож на легенду… то второе упоминание скорее являлось выдержкой о свершившихся фактах.

Винсен помолчал немного, но я его больше не торопила. Принц не собирался замалчивать что-то, если я хоть немного поняла его характер. Все, о чем намеревается сказать, будет произнесено, рано или поздно.

– На юге есть Озеро Звездопадов. Оно расположено высоко в горах и, говорят, образовалось из-за упавшей звезды, от чего и получило такое название. Так вот, вода в этом озере так напиталась светом небесных огней и силой земли, что способная выжигать из крови силу предков.

– «Выжигать»? – слово мне не понравилось. По телу прошла неприятная волна, напоминая, что одно «выжигание», сегодня прошло мимо меня.

– Так сказано в текстах, – кивнул принц, слегка нахмурившись. Он явно заметил мою реакцию. – Но это единственный вариант избавить вас от наследия отца. И успокоить клириков. Иначе они не смирятся с вашим существованием. Даже если я запру вас в подвалах дворца, под присмотром своих братьев и кузенов, они доберутся. Святые отцы весьма изобретательны, когда у них есть цель.

– А если меня выдать замуж? Я не буду противиться, кого бы мне не назначили в супруги, – этот вариант мне тоже не нравился, но при таком скудном выборе, казался не таким уж плохим.