Тринадцать

Наталья Григорьевна Платонова – вдумчивый, наблюдательный автор. Её новый литературный труд «Тринадцать» можно назвать книгой «про нас» – про то, как мы живём; про наши добрые дела и нашу чёрствость; про наши радости и смешные стороны жизни; про любовь и безутешное горе. Книга написана Н. Платоновой в оригинальной манере: всего тринадцать литературно-художественных произведений, и в каждом из них присутствует автор. Читателю дано право самому решать, что является автобиографией автора, а что собирательным образом, приближённым к реальности. Несомненно, оригинальной является авторская манера письма, подготавливающая читателя к продолжению книги – к новым рассказам «про нас».

Книга «Тринадцать» написана зрелым, состоявшимся писателем.

Литературный критик В. К. Сигуненко

Не тот твой друг,

Кто за столом с тобою пьёт,

А кто в несчастии любом

На выручку придёт.

Кто руку твёрдую подаст,

Избавив от тревог,

И даже вида не подаст,

Что он тебе помог.

Омар Хайям

Вряд ли кто-то не знает пословицы: «Не всё то золото, что блестит». Испокон веку людей привлекал блеск в любом его проявлении. У каждого из нас свои ценности, и не мне давать людям советы. Но ведь есть же в жизни каждого человека то неоценимое, что делает его счастливым. Счастье – оно не извне, оно живёт внутри нас. И главное, вовремя понять, что и кто является таким счастьем; не принять дешёвый блеск мишуры за золото.

Это очень непросто, но это возможно.

Искренне Ваша Наталья Платонова.

Ванечкина родня

Моя приятельница Люсичка – успешная женщина и успешный врач. Люсичка – доктор медицинских наук и зав терапевтическим отделением крупной клинической больницы. А ещё я Люсичку люблю за то, что она – Люсичка. Как была с детства Люсичкой, так ею и осталась. А то, что она испокон веку и доктор наук, и зав отделением – и вообще, умница и красавица, ставить во главу угла Людмила Николаевна и в мыслях не имеет.

Лето, воскресенье… В Москве – никого… Не люблю я, когда никого. У Люсички дежурство. Сдаётся мне, что она уже несколько суток дежурит. Летом врачи или болеют, или что-то у них такое-этакое непременно случается. Опять же, есть у Люсичкиных докторов очень и очень близкие родственники, которые именно в июле, как назло, недомогают. Одним словом, дежурь, заведующая, в своё удовольствие. Мешать некому, все тобою довольны – ну, и ладненько, ну, и хорошо…!

Это сейчас в больницу не войдёшь, а в благословенные времена нашей с Люсичкой молодости никаких драконовских ограничений не существовало. Входили и выходили по собственному желанию. Надо сказать, что к Люсичке в гости я никогда не ездила с пустыми руками. Лекарства конечно же, были, но только самые необходимые. И любое грамотное и дефицитное подспорье стационару ну никак не мешало.

Как сегодня помню то жаркое июльское утро. Вынесла в коридор сумку на колёсиках, и стала складываться: три бутылки «Ессентуков» – всенепременно Нагутского месторождения; сборы трав, да ещё и пять-нок – очень модное в то время лекарство; на всякий случай прихватила новенькую кружку Эсмарха – уж очень они быстро рвались… Себе и Люсичке по-быстрому напарила яблочки. Мы с ней этот «деликатес» с детства любили. Да, ещё но-шпу засунула в боковой кармашек. Это для Люсички. В отделении таблетки пользовались у пожилых пациенток повышенным спросом, и моя приятельница вечно побиралась у коллег.

Самым главным моим гостинцем был редкий сбор трав. Выпустил это необыкновенное чудо Новосибирск, и подходили волшебные травки всем и от всего. Три пачки всего-то и было в наличии. Все и взяла. Повезло…!

Где-то через час я переступила порог клиники, и первый человек, которого я увидела, была моя подруга Люсичка. Прелестная блондинка – изящная, с тонкими чертами лица, длинными прозрачными пальцами, мыла пол в приёмном покое, облачившись в синий халат и халдейские резиновые перчатки аспидно-сизого цвета.

– Бог в помощь, Милочка! У тебя ещё один халат есть?

– Здравствуй, Тальчик. Ты никак с подарками?

– А то…!

– Никак и пол собираешься мыть?

– Собираюсь-собираюсь… Давай халат, тряпку и перчатки.

– Слушаюсь, моя хорошая. В туалете в шкафу возьми.

Облачившись в кургузый халат, я рьяно принялась за неквалифицированный труд.

– Люсь, что это за фря в шестом кабинете сидит?

– Мой ординатор.

– А помочь заведующей слабо?

– Так она же врач, а не санитарка.

– Ах, да, простите великодушно! Я и забыла, что вы доктор наук, вам же по штату положено полы скрести.

– Да ладно тебе! Она молодая, с гонором. У меня две санитарки в отпуске, а третья запила.

– Молодая, говоришь, ещё не объезженная?

– Ну..у, этого я, Натуличка, не знаю. Она и пальто, поди, мыть не умеет. Одна доченька у мамы с папой. Уж очень быстро переутомляется…

– Ясно… Везёт тебе, Люсичка.

– И не говори…

Не успели мы руки вымить, как на пороге появилась процессия. Зарёванная мамаша несла на руках малыша лет двух. Малыш уж и плакать не мог. Дышал надрывно, тоненькие рёбрышки ходуном ходили под рубашонкой. Рядом шёл молодой красивый мужчина. Отец – подумала я. Шествие замыкал осанистый не по возрасту заведующий детским отделением, некто Арнольд Аркадьевич Кискин. Кискина я терпеть не могла! Самовлюблённый малознайка. А гонору-то, а гонору…! Ради справедливости замечу, что Кискин отвечал мне тем же и так же.

Я повернулась к малышу. Бледный, с испариной… ему явно было больно. Ребёнок как-то нехорошо вскрикнул, изогнулся и прижал ладошки к анальному отверстию.

Геморрой? Трещина? Пронеслось у меня в голове.

Люся осторожно снимала с мальчика одёжки, стараясь не напугать малыша. Маленький пациент не боялся. Он страдал…

– Малыш, а глаза умные, как у взрослого…, бормотала я, помогая расстёгивать помочи у штанишек. – Какие-то мудрёные, на двойных кнопках…, да ещё и «карабинчики»… вертелось у меня в голове. Взрослый не сразу сообразит… Какой дурак придумал такие комбинезончики? А..а, на кнопку нажать надо. Всё. Отстегнулись…

– У..ух, ты! – Ахнули мы с Люсичкой. Оголившийся животик малыша напоминал футбольный мяч. Твёрдый, горячий, с вывернутым пупочком. Куда смотрел Кискин?! Да ребёнка оперировать надо! Как через стекло – голос Люси:

– Когда у ребёнка последний раз был стул?

– Сегодня утром – Прошелестела мамаша. – У Ванечки каждый день стул. Женщина заплакала.

Люся осторожно пальпировала животик. Почти не касаясь гладила, слегка надавливая… Малыш молчал… Я не понимала: ему что, не больно? Он уже ничего не чувствует? Или привык, что животик – это плохо? И меня вдруг осенило!

– Мамочка, а вы не можете показать, какое количество бывает в горшочке каждый день?

Женщина удивлённо вскинула брови – могу. Вот, приблизительно столько.

– И каждый день именно столько? – Продолжала я допрашивать.

– Да, почти всегда одинаково…

– Людмила Николаевна, со стулом у ребёнка всё в порядке. – Влез в разговор Кискин.

– В порядке?! Да у него многолетний застой! Разве это стул?! – Почти кричала я. Меня трясло! Я ненавидела тупоумного Кискина.

– Наталья Григорьевна, что привезла?

– Секунду, Людмила Николаевна.

Быстренько стала выкладывать на стол всё своё богатство… Пачки трав и но–шпа всё время куда-то скатывались, из кружки Эсмарха выскочила трубка, а бутылки с минералкой вообще чуть не разбила. Я нервничала…

– Прекрасно! – Услышала я голос Люси. – Давай восходящую «Ессентуками» семнадцать.

– Но ему же два годика?

– Ничего, можно, даже нужно. И выпить сколько сможет.

– Не много, Люсичка?

– В самый раз. А травы какие..? То.. что.. надо..! Молодец, Таличка. Так, электрочайник на окне… Разогреваем минералку и начнём, с богом …

– Я, как зав педиатрическим отделением, категорически против …

– Арнольд Аркадьевич! Очень прошу вас, не мешайте оказывать реанимационные мероприятия..!

Я посмотрела на Ванечку. Ребёнок бледный, испарина…; носогубный треугольник какого-то сизого цвета; безвольный, глазки полузакрыты…

– Лю…ся…!

– Вижу. Таличка, быстро!

Таличку два раза просить не надо. Минута – полчайника нагреты до нужной температуры. Подогреваю «Ессентуки»… Готово!

Люся переливает минералку в красивую чашечку.

– Ванечка, это водичка. Выпей пока… Ребёнок не дослушал, выпил горько-солёную водичку и даже не поморщился. Смотрел синими глазками на добрую тётю, а в глазах… ужас конца.

Боже мой, даже так?! Что происходит? – Люсенька, спаси… Пожалуйста! – У меня перехватило горло.

– Наталья Григорьевна, возьмите себя в руки!

В Люсином голосе металл.

– Да-да, Людмила Николаевна. Простите.

– Завари траву.

– Новосибирскую?

– Да. Отвара – полстакана.

– Не много?

– Нет. Даже мало, но для начала хватит. И наполняй кружку. Через пять минут поможешь сделать восходящую…

Не буду вдаваться в подробности – скажу только, что всё получилось. Важно было не травмировать кишечник. Конечно, в ход пошли и тонкие Люсичкины пальчики – проспиртованные, без перчаток. Ребёнок маленький, какие ещё перчатки? Слизистую латексом согрёшь – что тогда..?

Ванечка порозовел и даже улыбнулся хорошей тёте. Но.. история только начиналась! Через тридцать минут подействовали выпитая минералка и травяной чай. Началось извержение «вулкана»! Я быстренько сбегала в смотровую за ведром. И вовремя!

– Я, пожалуй, …э..э.. пойду, Людмила Николаевна. – Проблеял Кискин.

– Ку..у..да…!? – Пантера не шла ни в какие сравнения с моей злостью и запредельной грацией, с которой я забаррикадировала входную дверь.

– Вы педиатр. Это ваш пациент! Помогите вынести ведро в туалет.

– Подожди, Тальчик. Арнольд Аркадьевич, нанесите материал на предметное стекло. И в лабораторию.

– Но сегодня воскресенье.

– В.. лаборатории… есть… холодильник. – Люсичкин голос не предвещал ничего хорошего… Ванечка застонал и обхватил животик…

– Быстро выносите ведро. Что, не видите? Сейчас опять начнётся… – Тявкнула я, оттесняя Кискина от двери на лестничную клетку. – Вам в эту дверь с ведром. И побыстрее, пожалуйста.

Два часа длились Ванечкины мучения. Ребёнок не плакал, и мне казалось, что малыш даже рад.

По всем правилам медицинского искусства Люсичка всё-таки сделала ещё одну восходящую. До чистых вод, как положено. И опять малыш не проронил ни звука.

– Всё, мой хороший. Ты настоящий мужчина – улыбалась Люсичка своему пациенту. Ванечка приподнялся и обнял … кружку Эсмарха. Мы с Люсей остолбенели. Это как же ребёнок мучился, если смог в два года осознать, кто его спаситель? Ну, Кискин, погоди..!

– Людмила Николаевна, я в минздрав жалобу напишу. Уж очень педиатры странные в клинической…

– Наталья Григорьевна, готовьте ванну со сбором. Пожалуй, мята, липовый цвет и.. ромашки добавь.

– Люсь, я ещё немного листа смородины принесла. Хорошо дезинфицирует… Может, добавим?

– Умница ты моя! Конечно. А сколько ты принесла?

– Да граммов тридцать.

– Добавляй.

Ванечку выкупали, завернули в стерильный халат и уложили спать в Люсичкином кабинете. Мне было не по себе. Люся прекрасный врач, но ведь не педиатр. Ребёнок крохотный, процедура не из лёгких… Два часа длилась! А если сердечко откажет?

– Люся, и каким он проснётся?

– Посмотрим…

– Не боишься?

– Боюсь… – Люся слушала Ванечкино сердечко.

– И…?

– Нормально.

– Люсь, ведь ещё немного, и не спасли бы.

– Илья Пророк, не трави мне душу. Завари-ка лучше крепкий чай, Натуличка. С ног валюсь.

– Люсь, давай Кискина под суд отдадим. Люсь, ну давай… Пусть сидит!

– За что? Стул был, но-шпу он прописывал, диету тоже расписал.

– Он идиот, Люся.

– Идиот. Всё, что я смогу, избавить отделение от такого зава.

– Избавь, Люсенька. Я тебе своё колечко с серым камушком отдам.

– Правда, что ли?

– Отдам, Люсь. За сегодняшнее – с удовольствием!

– Ловлю на слове.

– Не надо, Люсичка. Завтра же и привезу.

Проснулся Ванечка. Сел и заулыбался.

– Ах ты мой сладкий! – Засюсюкала я. Не тут-то было! Малыш всем своим существом потянулся к Люсе, совершенно игнорируя меня. Прижался головкой к доброй тёте и закурлыкал-замурлыкал на каком-то своём, таком трогательном языке. Вот она, бескорыстная благодарность! Попробуй, заслужи такую!

– Люсь, его покормить надо и во что-то одеть.

– Точно! Забыли… А родители где?

– Да в коридоре маются.

– Зови.

Увидав своего сыночка розовым и довольным жизнью, мамочка впала в истерику. Классическую, не поддельную – с хохотом, всхлипываниями и прочими причинаалами. Ванечка заплакал…

Умная, интеллигентная Люся, развернулась, и… звонкая пощёчина вернула молодую женщину в происходящую действительность. Я услышала спокойный Люсин голос:

– Извините, необходимость.

– Это вы меня извините, Людмила Николаевна. Я очень испугалась.

– Всё позади, ребёнок здоров. Успокойтесь.

– Нам можно идти домой?

– Нет, ребёнка неделю буду наблюдать.

– В детском?

– В моём. Наблюдать будут педиатры, которых я приглашу. А вы идите. Да, одежду мальчику принесите, а еду не надо. Навещать будете с пяти до семи. Что-нибудь из одежды принесите прямо сейчас.

Незадачливый папочка принёс всё, что нашёл. И мутоновую шубку тоже. Отобрав нужные вещи, мы вежливо, но настойчиво, выпроводили родителей восвояси.

– И чем кормить будем?

– Ты же обычно что-то привозишь…?

– Точно, Люська, я пареные яблочки привезла. А Ванечке можно?

– Даже нужно! Какая же ты у меня умница!

– Смотри, Люсичка, перехвалишь.

– Зазнаешься?

– Завтра, сегодня некогда. Давай, что ли, парня покормим?

– Давай-давай, неси свои деликатесы. Попробуем… Ты из нового урожая напарила?

– Так точно, Люсичка. Как знала…

Принесла банку, свинтила крышку, развернула пакетик… Кабинет моментально наполнился ароматом яблочек и свежего хлеба.

– Ты и булочки напекла?

– Нет, это соседка угостила. Она хорошо печёт. Дадим?

– Ванечка, это яблочки. Они очень вкусные. А с булочкой… Я недоговорила. Сообразительный малыш залез пятернёй в банку, и если бы не Люся – грохнулась бы баночка на пол.

– Люсь, ложка есть? Смотри, как вымазался. – Ванечка, подожди, пожалуйста, тётя Люся тебе ложечку даст.

Не тут-то было! Маленькая ладошка загребала как хороший ковш. Пока Люсичка мыла, да вытирала ложку, мы уж и с булочкой расправились, и баночку ополовинили.

– Наташенька, хватит. Полбанки съел, многовато.

– Люсь, а как хватит-то? Не отнимать же. Да брось ты эту ложку! Мы и без ложки с аппетитом… Сама, Люсичка, отнимай. Не могу я.

– Ванечка, давай мы яблочки… – Люсичка не договорила. Запустив в очередной раз ладошку в вожделенную баночку, малыш улыбнулся и отчётливо сказал: «сё!», но банку держал крепко.

– Ванечка, эти яблочки я для тебя приготовила. Их никто не тронет. Давай поставим баночку в шкафчик. Давай? – Малыш улыбался, но расставаться с яблочным сокровищем не хотел.

– Люсичка, он не слушает. Как ты с ним неделю договариваться будешь…? Интересно, как педиатры работают…?! Люсь, они несчастные люди… Лично я в педиатры за миллион бы не пошла! – Деточка, ну отдай банку, пожалуйста. Ты зачем булку в стакан с градусниками засунул? Милочка, подойди, а…?!

– Ванечка, посмотри какая у тёти Люси трубочка. Блестит! Хочешь сердечко послушать? Наташа, банку забирай… Давай сердечко послушаем? Твоё сердечко у тебя за рёбрышками живёт. Слышишь, как стучит? Тук-тук, тук-тук…

Яблочная диета дала хороший результат. Колики прекратились, стул восстановился… Казалось бы, поучительная история со счастливым концом закончилась. Да нет, история только начиналась…

Итак, Ванечка – пациент восьмого терапевтического отделения клинической больницы № К. Ведущий врач – доктор медицинских наук, заведующая отделением Людмила Николаевна Оболенская – врач от бога, и моя любимая подруга детства. Отдаю должное Люсичке – каждый день Ванечку осматривали педиатры. И не просто педиатры – цвет московской педиатрии! И вынес этот цвет свой вердикт: ребёнок здоров! Однако… Люсичка не спешила расставаться с непоседой. Надо сказать, моя подруга не совершала необдуманных поступков. Во всяком случае, я такого не помню. Что же касается меня, я каждый день являлась в Люсичкино отделение с банкой пареных яблок. Как Ванечка распознавал именно мой кулинарный шедевр – я не понимаю, но кушал он только мои яблочки. Я и старалась…

Маленький пациент отчаянно мешал работать всем отделенческим врачам. Он ревновал! Он ревновал добрую тётю Люсю ко всем без исключения. Кто-то из пациенток сшил Ванечке белый халатик, и первым в палату входил, конечно же, крохотный Иван Иванович. И горе несчастному, поведением которого доктор Людмила Николаевна была недовольна! Действовал строгий Люсин защитник дедовским методом: подбегал к провинившемуся, и… маленькие кулачки наводили порядок. Пожилые дамы были от Ванечки без ума! Баловали до бесчувствия. И избаловали, конечно.

Лучшего психотерапевта, чем двухлетний малыш, в природе не существовало. У стойких гипертоников нормализовалось давление, джентльмены-заядлые курильщики умерили свой пыл. Пожилые дамы готовы были их со свету сжить. Как же! В отделении ребёнок, а от дедушек махоркой несёт! Дедушки кряхтели, но повиновались.

Навещала свою бабушку маленькая Лёлечка. Золотоволосая, вся в нежных кудряшках, а глазки неожиданно зелёные. Тёмно-тёмно зелёные, почти чёрные. Трёхлетняя малышка знала, что хороша, и на пришлых кавалеров смотрела свысока. А ежевечерние Лёлечкины спектакли воистину были достойны пера Мольера! Весь отделенческий медперсонал стекался в малый холл, где, собственно, и происходило действие. Ванечка в ухаживаниях участия не принимал.

– Люсь, он, наверно, ещё маленький.

– Да нет, Тальчик, дело здесь совсем в другом.

– В чём?

– Присматривается.

– Даже так?

– А что ты хочешь? Ивану Ивановичу почти три. Взрослый мужчина.

Всему есть предел. И взрослый мужчина почти о трёх годах начал действовать! Принёс банку с яблочным пюре и любимый горшочек с красной надписью: пятая педиатрия. Затем счастливый поклонник с помощью мимики и жеста объяснил неприступной красавице Лёлечке, как важно кушать паренье яблочки ручной работы тёти Тали, и зачем нужен такой замечательный горшочек. Лёлечка была покорена! Осмотрела со всех сторон ночную вазу, и с помощью Ванечки откушала из баночки. Незадачливые поклонники тоже было хотели присоединиться, но их отвергли. Рёв несчастных потряс восьмую терапию! Хорошо, что у тёти Наташи в сумке всегда много-много вкусных конфеток. Именно через это испытанное средство разобиженное сообщество и пришло к консенсусу.

Лежала в Люсином отделении женщина, которую невозможно было вылечить. Она не хотела жить. У несчастной почти одновременно умерли сын и муж. Да и как тут жить? Её мальчику, её единственному сын, едва исполнилось двадцать пять… Молодой, спортивный, уже с учёной степенью – жить бы да жить. Тромб у парня оторвался. Умер во сне… Людмила Аркадьевна – так звали женщину, встретила горе внешне спокойно. Это и настораживало. Несчастный отец и муж старался оградить жену от всех тягот, связанных с похоронами, старался окружить жену вниманием. Не отходил от неё, следил за каждым изменением настроения. О себе не думал. Обширный инфаркт… Смерть… И тоже во сне. Умер с разницей в три дня. Всё, что смог – успел похоронить сына.

Кто и как хоронил мужа, Людмила Аркадьевна не знала. Очнулась в реанимации. Не знала она и кто нашёл её и вызвал «скорую». Да ей это было и неважно. Из реанимации Людмилу Аркадьевну перевели в самое лучшее отделение – к Люсе. Всё, что Люсичка могла делать – держать на плаву. Выписывать пациентку домой не представлялось возможным. Но и не выписывать… Второй месяц пошёл…

Лежала Людмила Аркадьевна в отдельной палате. Именно лежала. Вставала только в туалет, да ещё принимала душ. Есть отказывалась, инъекции делала медсестра, молча поворачивая пациентку на бок. Консилиум создавался регулярно, да что толку…? И Люсичка решилась на последнюю меру. Посадила Ванечку на колени и рассказала, какая хорошая тётя Мила из маленькой комнатки у окна. Просто она заколдованная спящая красавица, поэтому и не выходит гулять. Её надо разбудить! Разве можно столько спать?! Надо же ещё вкусно кушать и смотреть мультики по телевизору.

Ванечка всё понял… С аппетитом позавтракав и разбив в процедурной склянку со спиртом, Иван Иванович отправился будить тётю Милу. Тётя Мила не будилась – лежала с закрытыми глазками и не хотела вставать. Ванечка добросовестно рассказал всё, что знал: и про яблочки, и про горшочек, и про тётю Люсю с тётей Талей, и даже пространство Лёлечку. Не просыпается…! Ребёнок призадумался… Я не знаю, о чём думал малыш, но ведь о чём-то же думал? Люся занималась отделением, а я стояла в коридоре за кадкой с фикусом и наблюдала, что будет дальше. Эксперимент был более чем рискованный. И непредсказуемый. Честно говоря, я нервничала… Я не уследила за тем моментом, когда Ванечка запустил пальчик в ухо Людмиле Аркадьевне.

– А..а…!

– Людмила Аркадьевна, что случилось?!

Женщина слабо улыбнулась. – Да вот, решил мне уши прочистить.

Ванечка с интересом смотрел на свой пальчик. Волшебный..?

– Как тебя зовут?

Маленький волшебник не отвечал. Он наблюдал…

– Людмила Аркадьевна, простите, пожалуйста, ребёнка. Он не со зла. Это тоже пациент отделения. Ему два годика. Зовут его Иван Иванович – Ванечка. Добрый, ласковый малыш. И очень смышлёный.

– К-как вы сказали? Иван Иванович?

Людмила Аркадьевна села в постели. Чуть качнулась.

– Осторожно, пожалуйста, не волнуйтесь. Я сейчас заберу ребёнка.

– Зачем? Не надо. Ванечка, меня тётя Мила зовут. Дай ручку. Какая горячая…!

Женщина оживала… Я заволновалась: не много ли нагрузки? И сидит долго… Люсичку бы позвать, да как оставить? Люся появилась сама.

– Познакомились? Я рада.

– Людмила Николаевна, а где он раньше был?

– Ванечка? Здесь и был. Уже две недели проказничает.

– А что у него?

– Я вам обязательно расскажу, но без пациента.

– Поняла. Можно он со мною побудет?

– Можно, только не долго. Уж очень шустрый. Утомит вас.

Пока взрослые ворковали, да радовались переменам, предприимчивый Иван Иванович залез в тумбочку, нашёл тюбик зубной пасты, и…

Полагаю, не стоит пояснять, что было дальше. Срочно вызванная санитарка оттирала стены, пол и томик стихов, спокойно пролежавший на тумбочке месяц. Людмила Аркадьевна улыбалась, поглаживая головку маленького нарушителя порядка. На нас она не смотрела… Я думаю, нас она уже и не видела. В её жизни появилась любовь…

Покинув палату что, называется по-английски, не прощаясь, мы обе с облегчением вздохнули. Вернее, выдохнули.

– Сработало!

– Люсичка, ты гений!

– Гений-то гений, да только всё это палка о двух концах. Ещё неизвестно, что завтра будет. У тебя когда отпуск заканчивается?

– Через неделю. У меня ещё отгулы есть. Работать, правда, некому. Лето, сама понимаешь.

– Недели, Тальчик, хватит. За глаза.

– Думаешь?

– Знаю.

– Люсь, давай я с Ваняткой под предлогом буду к ней захаживать.

– Ни в коем случае! Ты знаешь, её сына звали Иван Иванович.

– И ты рискнула? А мне специально не сказала…

– И рискнула, и не сказала… Ничего не оставалось.

– Люсь, я бы не смогла.

– Смогла. Это тебе кажется, что не смогла бы. Помнишь, как Сергея вытаскивала?

– Помню…

Людмила Аркадьевна и дамский угодник, почти трёхлетний Ванечка, сдружились накрепко. То есть, не просто сдружились, а превратились в одно неразделимое целое. Ванечка блаженствовал…! Каждое утро его осматривала добрая тётя Люся, не забывая при этом угощать малыша чем-то вкусным; потом приходила тётя Таля с банкой пареных яблок и сдобными булочками. Отведав того и другого, Иван Иванович отправлялся навещать спящую красавицу. Тётя Мила встречала своего спасителя натуральными леденцами на палочке. Соседка Людмилы Аркадьевны – добрейшая женщина – уж так была рада её выздоровлению, что и за труд-то не считала варить ягодные желе и наполнять ими специальные формочки… Коричневые мишки, белоснежные зайчики, розовые рыбки – да мало ли каких зверюшек и пичужек приносила добрая сказочная фея хорошему, послушному мальчику! Фея жила за окном и прилетала ночью, когда Ванечка крепко спал; обмахивала Ванечку опахалом, дарила добрые сны, а на тумбочке оставляла леденцы на палочке… Дело доходило до смешного: сказки про добрую фею приходили слушать и взрослые дяди и тёти-врачи, уставшие за жизнь от бесконечных стонов, гипертоний, и прочей повседневной прозаичной действительности. Да ведь и не просто слушали – ещё и «добавки» просили.

– Люсичка, у тебя, случаем, не филиал театра Образцова?

– Почти. Выписывать в конце недели буду.

– Кого?

– И Ивана Ивановича, и Людмилу Аркадьевну.

– Но они друг без друга жить не могут.

– И не будут.

– Вот как…?

– Подождите, детки, дайте только срок…¹ Промурлыкала Люсичка, поднимая не хилую стопку стационарных карт.

Первыми забеспокоились родители Ванечки. Вообще-то малыш должен был ночевать в Люсичкином кабинете. Ему и ширму там поставили, и кроватку. И даже тумбочку с игрушками и книжками. Ванечка в кроватке и засыпал. Только спал не долго. Как будто сила какая-то его поднимала!

Садился в кроватке, с минуту покачивался, потом сползал на пол, и через всё отделение, полусонный, добирался до палаты Людмилы Аркадьевны. Людмила Аркадьевна тоже была хороша! Вместо того, чтобы отдыхать, сидела и ждала своего названного сыночка. Она так и говорила: – Ты мой сыночек, ты моя ягодка, пришёл…?! – Малыш обнимал свою бабушку, глубоко и как-то удовлетворённо вздыхал, улыбался и тут же засыпал. Людмила Аркадьевна укладывала своё счастье на подушки, сама притулялась где-то сбоку, и спала до утра, не чувствуя ни металлического бортика кровати, ни отсутствия подушки под головой. Она была счастлива…!

Родители Ванечки были абсолютно не против такого поворота событий. У Ванечки не было бабушки, а Людмила Аркадьевна всем очень нравилась. Семья искренне хотела, чтобы малыш не расставался со своей «пробудившейся красавицей». Но Людмила Аркадьевна… Захочет ли она…?

Парламентёром выступила Люсичка. Пришла в палату к Людмиле Аркадьевне, села на стул, и говорит:

– Ну что, Людмила Аркадьевна? Я рада вашему выздоровлению. Готовлю вас к выписке. Вести вас будет не городская поликлиника, а наш стационарный врач – Николай Анатольевич. Вы его видели. Очень высокий, с бородкой. Специалист он отменный, вашу историю болезни знает прекрасно, живёт рядом с вами. Наталья Григорьевна тоже будет вас навещать. Так что всё отлично складывается.

Людмила Аркадьевна молчала, уставившись в одну точку. Глаза её из живых цветов-васильков превратились в мёртвый ковыль. Мне казалось, что они даже вытянулись. Я посмотрела на Люсю. Что это с Люськой? Инфаркт же пациентка схлопочет..! Уже и лицо синюшное. Мысли мои метались и бились как мухи на стекле. Я не понимала, к чему клонит моя подруга.

– Я не пойду домой, Людмила Николаевна. Оформляйте меня в дом престарелых.

– Не хотите домой – не надо. Можно, Людмила Аркадьевна, поступить по-другому. Семья Ванечки очень бы хотела, чтобы именно вы приняли участие в воспитании ребёнка. Но с условием: вы должны проживать у них в доме. Малышу нужна бабушка. Об оплате вашего труда вам беспокоиться не стоит. Люди состоятельные, порядочные – не обидят.

– Какой оплате? Брать деньги за заботу о собственном внуке? За кого вы меня принимаете, Людмила Николаевна?!

– Вот и хорошо. Вечером придут Ванечкины родители и два дедушки. Знакомиться будете.

– Бож-же мой! Людмила Николаевна, что же вы не предупредили? Я бы Васю попросила принести мне приличное платье.

– Не волнуйтесь. Я уже созвонилась с Василисой Леонидовной. Она спрашивает: – Люся близоруко прищурилась, разбирая каракули на каком-то клочке с обрывком рецепта. – Спрашивает… сомо или серо-синее?

– Конечно серо-синее. Неприлично даме знакомиться в несколько фривольном туалете. Пожалуйста, передайте Василисе Леонидовне, только синий крайола – волновалась Людмила Аркадьевна.

Вечером состоялись смотрины… И опять всё Люсичкино отделение обосновалось за кадкой с фикусом, стараясь в приоткрытую дверь увидеть как можно больше интересного. Скажу прямо, было на что посмотреть. Ванечка в матросском костюмчике и в берете с помпоном на белокурой головке, принаряженные Ванечкины родители и два пожилых джентльмена – сама корректность и элегантность! Людмиле Аркадьевне преподнесли цветы – один букет бордовых роз, второй – чайных. Сама виновница торжества выглядела утончённой светской дамой. Жемчужино-синее платье простого кроя выгодно подчёркивало прекрасно сохранившуюся фигуру его обладательницы. О деле никто не говорил. Мужчины делали комплименты дамам, Ванечка рассказал стишок, а Людмила Аркадьевна угощала гостей фруктами и интересной беседой… Светский раут, да и только! До полной картины не хватало разве что лакеев в ливреях, подносов с шипучим шампанским, – и можно было бы переименовывать восьмую терапию в салон Анны Павловны Шерер.

Не сказав друг другу ни слова, семья единодушно решила, что именно Людмиле Аркадьевне необходимо заняться воспитанием Ванечки. Что же касается Людмилы Николаевны – конечно же, она была только «за». Ванечкиной маме от роду двадцать один год. Что она могла знать? А Людмила Аркадьевна – мама с опытом и очень ответственная; да и глубочайшее несчастье не прошло бесследно – сделало её легко ранимой и ещё более чуткой к детям. Людмила Аркадьевна любила Ванечку. Немного болезненно, эксцентрично… Но она его любила! И со временем поняв, что ребёнка у неё никто не отнимает, она успокоится. И вырастет Ванечка, обласканный теплом любимой бабушки.

– Люсь, а не получится, что мальчика не поделят. Один на всех…

– Почему один? Через полгода появится у Ванечки сестрёнка или братик.

– И ты молчала? Подруга, называется.

– Не сердись, я недавно узнала.

– Слушай, как же хорошо всё складывается. Как в сказке.

– Сказка и есть. Людмила Аркадьевна – заснувшая красавица из тридевятого царства. Забыла?

Я засмеялась. – Сказки-сказками, а дело сделали хорошее.

Тут бы истории и закончиться. Ан, нет! Продолжение следует…

Повадился Кискин приводить детишек к Людмиле Николаевне на консультации. Люся не отказывала

– Люсичка, вообще-то ты не педиатр. Тебе не нагорит?

– Нагорит…

– Тогда зачем? Не лучше ли поставить вопрос о несоответствии Кискина…?

Люсичка улыбалась. – Поставлю, конечно, а пока пусть живёт… Жаль, что с понедельника тебе на работу. У тебя дежурств много?

– Через сутки, у нас все в отпусках. Но в случае чего я могу и отгулы взять, у меня их много. Главный точно не откажет. Может, сразу и взять несколько? Люсь, слышишь, что говорю?

– Не надо. Нам с тобой твои законные ещё пригодятся.

Проработала я неделю. С субботы на воскресенье у меня было дежурство. Я не очень устала; лето, время отпусков и дач. Тяжёлых случаев не было. Немножко отдохнула, собрала свой обычный «джентльменский» набор, состоящий из минеральных вод, хороших трав, да дефицитных лекарств, и отправилась к Люсичке. На предмет помочь. И вовремя! В дверях столкнулась с Кискиным. Господи! Как же я его терпеть не могу! Даже не поздоровался, но всё же открыл передо мною дверь, брезгливо посторонившись – подальше от моей авоськи на колёсах. Что меня заставило оглянуться? Профессиональная интуиция, полагаю. В отдалении семенила молоденькая медсестричка, перегнувшись под непосильной ношей. Сунув авоську Кискину, я мгновенно оказалась рядом. Заученным движением перекатила ребёнка на руки… Мальчик..? Девочка..? Пылающие щёчки, сухой лобик… Нагнулась, дотронулась губами… Сорок! Ещё полградуса – и судороги…