Снежность Иве, или Господин Метелица

Пролог

Эта история произошла давным-давно в удивительном сказочном мире, за которым приглядывала одна весьма капризная, своенравная, но по-своему справедливая богиня по имени Селестина.

В те времена можно было запросто столкнуться нос к носу с настоящим волшебником, превратившимся в чудесного зверя, отведать хмельного мёда на пышном королевском пиру или даже заполучить драгоценные сокровища, пройдя испытания на честность и добрые помыслы. Принцессы были столь прекрасны, что затмевали собой солнечный свет, а рыцари так храбры и благородны, что только и мечтали отыскать своего собственного, ну хоть самого ленивого и непутевого дракона, дабы бросить ему вызов во имя возлюбленной.

“Эх, вот бы мне туда, в сказку!” – наверняка, воскликнете вы. Но не все было столь радужно. Чародеи не всегда были добры, по дорогам тут и там бродили лихие люди, свирепые тролли и прочие хулиганы, а правители государств так и норовили развязать друг с другом войну ради всякого пустяка.

Да еще и не ровен час, попадешься на глаза самой Селестине, вставшей с утра не с той ноги и удумавшей прогуляться среди простых смертных, чтобы выпустить пар. Такой коллизии мы и вовсе завидовать не станем, ибо не было судьбы печальнее, чем участь навлекшего на себя гнев богини.

Но вернемся к нашему рассказу. На самом краешке мира разместилось северное королевство Фьоренхолле, славилось оно самыми искусными мастерами-оружейниками на свете, лучшие из которых носили королевский знак отличия и были в большом почёте среди населения. Природа там была бесхитростна и сурова, как и люди, которые населяли страну, но подобно им же, имела свое неповторимое очарование.

В наречии саата (saata), коренной народности, населявшей изначально эту местность, “fiorre” означало “чистый”, а “haollen” – “берег”.

Именно во Фьорренхолле, близ небольшого городка Мюлля, с незапамятных времен обосновалась одна чудаковатая старушка с таким непроизносимым именем, которое никто уже и не помнил. Все знали ее как госпожу Метелицу.

Да и была она не самой приветливой и симпатичной дамой. Те, кому удавалось побывать в домике старушки, в один голос твердили, что творятся там всякие диковинные дела: время запросто может пойти вспять, посреди зимы зацвести яблоня во дворе, а дождь лить строго туда, куда ему велит хозяйка.

Каждую осень по одному ведомому ей принципу выбирала она себе из местных девушек помощницу на срок до весны. И если та была трудолюбива и прилежна, то Метелица всегда одаривала ее в конце службы дорогими подарками и драгоценностями. С таким приданым и рекомендациями девушка сразу попадала в ряды самых завидных невест в Мюлле, а бывало, становилась женой даже какого-нибудь знатного вельможи из столицы. Случалось и так, что девица оказывалась ленивой и грубой неумёхой, и тогда возвращалась домой, размазывая по щекам слезы и липкую смолу, которая проливалась на нее вместо драгоценных каменьев и золота.

Так или иначе, но чародейку в окрестностях уважали и побаивались, а когда на землю падал снег, всегда с благоговением говорили: “Знать, госпожа Метелица велела девчонке хорошенько выбить свою перину!”.

Глава первая

в которой финал для одного становится началом для другого

Фьорс, столица Фьоренхолле. Королевский дворец.

Молодой принц вихрем ворвался в зал и легкими шагами миновал узкий коридор: перед отцовскими покоями уже собралась толпа придворных.

– Пропустите наследника! – крикнул советник короля, высокий и полнотелый Тивальд. – Отходит батюшка ваш, – тихо сказал он принцу.

Максимилиан поблагодарил вельможу за пояснение кивком, и стал искать глазами среди столпившихся своего друга и наставника, придворного волшебника Дагмара, но того среди присутствующих не было.

Тогда принц рывком распахнул двери в отцовскую опочивальню, увидел бледное восковое лицо родителя, потерявшегося в подушках и перинах, и ставшего за время болезни крошечной и худощавой копией самого себя в былое время.

Мачеха его, Адалин, на которой отец женился совсем недавно, сидела здесь же, приложив к изящному носу платок с нюхательной солью.

– Где ты бродишь, неблагодарный сын? Когда твой отец возлежит на смертном одре, а наше королевство стоит на пороге серьезных перемен? – прошипела она Максимилиану, не отнимая платка от лица.

Тот не удостоил женщину взглядом, потому что знал, что вопрос наследования королевства заботит ее гораздо больше, чем тревога за здоровье супруга.

Он взял отца за руку и легонько пожал ее, пытаясь передать тому хоть каплю своей жизненной энергии и сказал:

– Все будет хорошо, пап, ты поправишься.

– Я сделал все, что мог, к сожалению… – тенью выступил из угла комнаты первый придворный лекарь, – … но ни традиционные средства, ни магические снадобья не возымели на этот раз даже кратковременного эффекта.

Король устало зажмурил веки и выдохнул:

– Позови советников.

Максимилиан исполнил просьбу, и три королевских советника: уже знакомый нам Тивальд, а также невысокий лысоватый Кирон и худощавый рыжий Луц, проследовали в опочивальню, выстроившись в ряд перед королевской постелью.

– Фьоренхолле всегда правили мужчины, – с большим усилием заговорил король, и все присутствующие напрягли слух и даже задержали дыхание, чтобы невольно не нарушить царившую тишину. – И я передаю престол своему сыну… Такова моя последняя во…ля.

От Максимилиана не укрылось, как в этот миг Адалин сжала платок так сильно, что костяшки пальцев побелели, а острые ногти впились в ладонь, пачкая белоснежный шелк красными каплями крови.

Договорив, король запрокинул голову на подушку и испустил дух, в чем тут же заверил всех присутствующих лекарь, приложив к губам последнего маленькое круглое зеркальце.

Максимилиан опустился на колени и положил голову на постель, рядом с телом отца.

На плечо теплой тяжестью легла дружеская ладонь:

– Все, Дагмар. Всё хуже некуда. Это конец! – сквозь слезы воскликнул принц.

– Нет, мой дорогой друг, – покачал головой маг, – все только начинается.

Из королевской опочивальни, шелестя пышными юбками, стремительно вышла Адалин, одарив друзей взглядом, полным неприязни.

Вечером принц и маг стояли на одном из полюбившихся для дружеских бесед мест – небольшом балкончике, облицованном белоснежным мрамором и увитом плющом, и задумчиво глядели на приспущенные флаги

– Но ты же понимаешь что из меня не получится хорошего короля, такого, каким был мой отец? Я слишком вспыльчив, непоседлив, сумасброден. И ты, и отец, вы так часто это говорили мне! Приемы, политика, все эти сложные вопросы, которые не имеют правильного решения… Не мое это, да и не хочу я власти… – тихо произнес принц.

– Из тебя получится замечательный правитель, я уверен, – сказал Дагмар тоном, вселяющим уверенность в юношу. – И твой батюшка когда-то был молод! Никто не рождается сразу мудрым и опытным королем. У тебя будут советники, рядом буду я, а со временем ты женишься…

– И вот еще и это. Жениться! Почему все короли должны обязательно жениться? Зачем отец женился на мерзкой Адалин, лишь только минуло три месяца после смерти матушки?

– Такие правила, Максимилиан. Король должен быть образцом семейного счастья, иначе, если даже сам король не может устроить свою жизнь на что надеяться его подданным? Неважно, что у тебя на душе, в каком ты сегодня настроении, каково твое самочувствие и любишь ли ты свою жену. Каждое утро ты должен выйти на балкон вместе со своей супругой, излучая всем видом счастье, благополучие и взаимную любовь, и поприветствовать жителей Фьоренхолле. Так они поймут, что в королевстве все хорошо и спокойно, и можно жить дальше, растить детей, возделывать землю, печь хлеба, шить одежду, ловить рыбу, сохранять и дальше свой привычный уклад.

Максимилиан задумался, вспоминая, как отец, будучи уже совсем слабым от съедающей его болезни, прикладывал колоссальные усилия и даже прибегал к некоторым косметическим ухищрениям, чтобы каждое утро показаться на балконе и с благой улыбкой помахать людям, пришедшим на площадь только ради того, чтобы удостовериться перед рабочим днем: все во Фьоренхолле неизменно.

Как странно! Завтра состоятся пышные похороны старого короля, а уже послезавтра – торжественная коронация его, Максимилиана.

– Ну а почему ты сам не женился? Сколько тебе лет уже, двести, триста? У тебя была семья? – спросил он мага, пытаясь уличить того в отстаивании точки зрения, которая ему самому была не близка.

– Потому что, слава Селестине, я не король, – улыбнулся Дагмар одними краешками губ, оставляя вопрос про возраст без ответа. Но улыбка вышла грустной. И он задумчиво посмотрел вдаль, размышляя о чем-то глубинно своем, личном.

Сколько принц себя помнил, маг всегда выглядел одинаково: мужчина среднего роста, средних лет, средней комплекции. Всегда спокойный и аккуратный, он предпочитал носить темные цвета и терпеть не мог привлекать к себе лишнего внимания. Единственное, что отличало его от обычных фьоренхольцев, это верность короткой прическе с высоко выбритыми висками на саатский манер. Хотя, известное дело, что истинные сааты все были высоки, голубоглазы и белоголовы, в то время как в темноволосом Дагмаре угадывалось присутствие южных кровей. Глаза у него хоть и были голубыми, но светлую радужку, окружал темно-серый ободок, что придавало взгляду удивительную цепкость и внимательность.

Этот-то взгляд и выдавал порою в маге непростого человека: иной раз так зыркнет, словно всю душу вывернет наизнанку, походит, побродит он по этой душе, да и вынырнет из нее, как ни в чем ни бывало. На эмоции Дагмар был скуп со всеми без исключения, даже с Максимилианом, при котором состоял наставником, но на самом деле был лучшим другом и поверенным даже в сокровенных сердечных делах. Но если принц понимал натуру мага, то для всех остальных придворных Дагмар слыл угрюмым недружелюбным сухарем,что, впрочем, не особенно его заботило.

– Ну вот, – загрустил снова принц. – Тогда я хотя бы имею право выбрать невесту себе по душе?

Дагмар, словно не слыша, провожал сосредоточенным взглядом парящую в небе птицу, потирая привычным жестом плетения золотого браслета на левой руке.

– Я вообще-то задал вопрос! – сердито нахмурился принц.

Маг медленно перевел взгляд на своего молодого друга и коротко ответил:

– Имеешь. Устроим тебе отбор невест по всем правилам.

Глава вторая

в которой спорят две очаровательные сестрицы

Окрестности Мюлля.

Иве, затаив дыхание и не произнося ни звука, аккуратно достала из большой холщовой сумки палитру, баночки с красками и кисти. Утреннее солнце заливало всю поляну теплыми лучами. Уже третий день приходила она на это место в ранние часы, стараясь не упустить свет. Матушка и Рози за это на нее страшно ворчали, потому что утро в доме – самое хлопотное время. И пока Иве здесь “малюет свои картинки”, они хлопочут над завтраком и обедом, приводят в порядок дом, делают необходимые покупки в городских лавках и на рынке.

Весна во Фьоренхолле была короткой и очень долгожданной. Всю нескончаемую зиму Иве мечтала, как сумеет поймать и перенести на холст то быстрое мгновение, когда на деревьях только-только распустятся почки и дадут самую нежную и молодую листву, а грязь от талого снега сменится жизнерадостной зеленой травкой с яркими желтыми головками мать-и-мачехи на лужайках.

Сегодня природа преподнесла ей настоящее чудо в подарок: на лужайке, подставляя серый бок теплу, сидел заяц. Иве внутренне возликовала! Такого натурщика у нее еще не было. Только бы не испугался и не стрельнул обратно в лес. Она стала быстро набрасывать угольком эскиз, стараясь запомнить облик дикого зверя как можно лучше, чтобы затем дорисовать по памяти. Заяц в это время совершенно спокойно разглядывал Иве за ее занятием.

– Зайка, зайка, здравствуй, мой дорогой, – шепотом приговаривала Иве, – только не убегай, дружочек. Посиди здесь еще чуть-чуть.

Заяц повел носом, а затем повернулся к художнице другим боком.

– Да ты совсем не боишься! – восхитилась девушка, а затем удивилась еще больше. На передней лапе ушастого золотом блеснул обруч драгоценного украшения. – Ты еще и непростой! Верно, сбежал из зверинца какого-то очень богатого человека? Даже и не знала, что зайцев держат в домах…

Она продолжала рассуждать вслух, а рука тем временем спешно рисовала. Легкими штрихами Иве наметила браслет.

Со стороны дороги послышался шум и сдавленное женское хихиканье. Иве, не оборачиваясь, могла сказать наверняка, что это ее младшая сестра.

– Ух! – Рози подскочила со спины и обняла ее за плечи. – Напугалась?

– Ничуть! – засмеялась Иве, легонько шлепая сестру по руке. И тут же с досадой воскликнула: – Зайца спугнула! О, нет! Ну зачем?

Лужайка пустовала, словно Иве примерещился пушистый компаньон.

– Какого еще зайца? Опять выдумываешь все, фантазерка! – укорила ее Рози.

– Настоящего! Он сидел прямо здесь, и не боялся! У него еще на лапе было золотое украшение.

– Эх, вот бы и мне украшение! – вздохнула Рози.

– У тебя ухажёров целая толпа! Разве они тебе не дарят? – Иве стала собирать все обратно в сумку, понимая, что Рози не даст ей спокойно заниматься любимым делом.

Здесь нужно сказать, что обе дочери вдовы Эдегор были на редкость хорошенькими, хоть и противоположными по характеру.

Темноволосая Рози обладала веселым и жизнерадостным нравом, который привлекал к ней кавалеров даже сильнее очаровательного личика. Она с самого детства была дружелюбной и водила за собой ватаги мальчишек и девчонок, с которыми учиняла разные детские забавы. И хоть была младше Иве на пару лет, несведущий человек мог бы подумать совсем обратное.

В старшей, Иве, которая больше пошла в отца лицом и фигурой, всегда читалась некоторая отстраненность, излишняя задумчивость. Этот меланхоличный образ довершался молчаливостью, вызванной стеснительной и скромной натурой девушки. Конечно, исконно саатская внешность, когда белокурые волосы дополнены светло-голубыми глазами, вызывала среди мюлльских парней большой интерес, но после того, как несколько женихов друг за другом получили от ворот поворот и отправились восвояси, поток желающих знатно поредел, превратился в иссякающий ручеек, а затем и вовсе пропал. Большого приданого за девушкой не водилось, ну а симпатичных девушек в окрестностях Мюлля всегда было предостаточно, притом попроще да поприветливее.

Было в Иве еще одно качество, расстраивающее матушку в довершение всего. В отличие от шустрой Рози, в руках которой горело и спорилось любое дело, вечно витающая в облаках Иве проявляла в домашних делах гораздо меньшее усердие.

“Эх, нехозяйственная она у нас! – сетовала матушка, у которой сердце болело за каждую из дочек, но особенно за старшую. – Останется ведь девках! С таким характером бы менее разборчивой быть. Хоть бы Рози пристроить получше, авось будет и мне какой-то прок и довольствие на остаток жизни”.

Но вернёмся к нашим сёстрам, которые сейчас оживленно болтали на поляне под ласковыми лучами весеннего солнца.

– Пусть и дарят, да только что же это за украшения? Коралловые бусики? Ракушка на цепочке? Такое и ломаного грошика не стоит! Что наши мюлльские парни вообще могут предложить красивой девушке? Похороводиться, погулять, цветочки-веночки подарить, а потом что? Замуж? – Рози уперла руки в бока и зашла на излюбленную тему. – Сиди в четырех стенах, дом убирай, детей им рожай да с хозяйством управляйся, света белого не видя?

Она мечтательно подняла глаза к небу и продолжила.

– Мне бы замуж за столичного вельможу, побогаче, чтобы прислуга была в доме, чтобы на наряды мне денег не жалел… Чтобы на руках меня носил. А у нас даром, что папенька был славным оружейником, да только богатства особенного все равно не нажил, а что нажил, то мы потихоньку проедаем. Твои картинки даром никому не нужны, а я себе даже платья простенького справить не могу.

– Это в Мюлле они никому не нужны. А как было бы славно показать работы главному королевскому художнику! Там ведь совсем другое отношение к искусству! Во Фьорсе и галерея художественная есть! Там выставки, вернисажи именитых живописцев и портретистов не только Фьоренхолле, но и из Балмондая, Вулфдорна, Бремена, Ютрона, да со всего света!

– Ты думаешь, в столице своих художников мало? – с сомнением в голосе спросила Рози. – И вообще, где это видано, чтобы девицы картины малевали? Во дворце посмеются над тобою всего-навсего да в лучшем случае предложат посуду на кухне мыть или золу выгребать из печек.

– Может, и немало, – обиженно согласилась Иве с сестрой, и мстительно добавила. – Как и красивых девушек.

– Ах ты, злючка-негодяйка! – Рози возмущенно замахнулась на нее корзинкой с покупками. – Пойдем уже, дома дел невпроворот! Итак все утро прогуляла.

Они немного еще поспорили друг с другом, но в итоге дружно зашагали в сторону Мюлля, каждая со своей ношей: Рози несла покупки, а Иве мольберт и сумку.

Девушки вышли из леса на главную дорогу, по которой до городка идти было совсем недалеко.

У широкого резного столба-указателя возился знакомый паренек Дигон, сын местного бакалейщика, приколачивавший под большой табличкой с надписью “Мюлль” объявление поменьше.

– Дигги, привет! Что там такое? Какие-то новости? – подбежала к нему Рози, пытаясь оттеснить юношу в сторону.

Парень сначала покраснел, а потом собрался с духом, загородил собой получше объявление и выпалил:

– А не узнаешь, пока не поцелуешь! А коль поцелуешь, тут же отойду!

– Еще чего! – возмутилась Рози. – Еще такого дурака, как ты не целовывала!

– Тогда вон пусть она целует! – парень ткнул пальцем в Иве.

– Иве, может, ты его немножечко поцелуешь? – без особенной надежды спросила Рози у сестры. – Ну очень интересно узнать, что он там приколотил.

– И не подумаю, – заявила Иве.

– А ну отойди! – топнула Рози ногой на Дигона.

– Не-а, – загоготал Дигги.

– Тогда мы будем тут сидеть до бесконечности, кто кого пересидит! У нас с Иве хотя бы еда есть, – она ткнула пальцем в корзину с припасами. – А еще ты один, а нас двое, как навалимся дружно! Давай, Иве, с разбега!

И Рози, в подтверждение своих намерений, стала пятиться назад, беря разбег.

– Да гляди ты, гляди! – не выдержал Дигги и отошел в сторону, подпуская девушек к табличке.

На той голубыми буквами с красивыми завитками было написано:

“Осьмого полетника в два часа пополудни г-жа Метелица будет осуществлять в Мюлле очередной отбор помощницы для грядущего сезона, просим всех заинтересованных незамужних девиц в возрасте от шестнадцати лет и старше явиться на площадь у храма Селестины”.

– Иве! Это мой шанс! – возликовала Рози и запрыгала вокруг столба.

– Она тебя не выберет! – решил насолить ей Дигги, – ты на саатку-то даже не похожа! Скорее сестрицу твою возьмет! Она, вон, белобрысая и голубоглазая!

– И что, что не похожа? Вилька была вообще чернявая, и глаза, и волосы, а ее выбрала!

– И вернула домой в смоле, – не отступал от своего парень.

– Что вы раскричались, – возмутилась Иве, – у меня голова от вас разболелась уже. Идем Рози домой!

– А в прошлом году она вообще выбрала рыжую Матти, та в очереди третья стояла! И двух минут не выбирала, сразу пальцем в нее ткнула, мол, эта сгодится! Та вон сколько золота принесла, богатая невеста теперь!

– Токмо все равно рябой и осталась, как была! – хохотнул Дигги.

– “Токмо” уже посватался к ней из Бермига паренек! С таким приданым она теперь не рыжая, а золотая! – передразнила его неграмотную манеру речи Рози. – А я уж Метелице буду перину так выбивать, не жалея рученек, да все поручения выполнять, что вернусь такая богатая, такая богатая! Как куплю себе юбку шелковую, да кафтанчик парчовый, и поеду в столицу, в меня там сам принц влюбится! Спорим?

– Ох, Рози, хватит уже хвастать и фантазировать о принцах! – не выдержала Иве. – У принцев очередь стоит из принцесс, одна другой краше и благороднее, а девчонку из Мюлля в какую юбку ни наряди, она все равно так и останется простолюдинкой из захолустья.

– Слушала бы сестрицу, да не задирала нос! – поддакнул Дигги.

– Ты как был деревенским дураком, так и останешься! – надулась Рози. – Буду проезжать в золоченой карете мимо, так и быть, брошу медячок! А ты, Иветта, предательница!

И сестры, надувшиеся друг на друга, отправились домой в полном молчании.

Возле аккуратного домика, подновленного известью, они остановились. Калитка отчего-то не была закрыта на крючок, а болталась на ветру, издавая легкий скрежет. Девушки с тревогой переглянулись: для педантичной матушки оставить калитку распахнутой было немыслимо.

Глава третья

в которой мы узнаем поближе семейство Эдегор

Фьорс, столица Фьоренхолле. Королевский дворец.

На рассвете Дагмар вышел из королевского дворца, миновал наряды зевающих стражников, которые при виде него тут же вытянулись по струнке, прошел по большому двору, затем – каменному мосту, и, наконец, выбрался за ворота королевской резиденции. Там он изыскал знакомое место, укрытое зарослями орешника, и нажал на крупный зеленый турмалин, вправленный в золотой браслет, что неизменно носил на левой руке. Резким движением повернул браслет камнем вниз, пробормотав короткое заклинание.

В тот же миг фигура волшебника стала сдуваться, уменьшаясь в размерах, и приобретать совсем иные очертания. Спустя пару мгновений вместо мага у куста орешника стоял крупный упитанный заяц, отличающийся от своих диких собратьев разве что присутствием на левой лапе диковинного золотого браслета.

Дагмар свою магическую способность ото всех предпочитал скрывать, хотя пользовался ей нередко: в облике волшебного зайца он мог проскакать без устали весь Фьоренхолле вдоль и поперек, да еще и так скоро, как не каждая птица может, не то, что лошадь, а человек и подавно.

Он повел длинным ухом и посмотрел на небо: над дворцом кружил коршун. Дагмар уже достаточно прожил на свете, чтобы иметь развитое чутье на разного рода неприятности. Коршун – птица очень распространенная по всей Люзиорре, и Фьоренхолле не исключение. Однако своим магическим взором волшебник видел, а точнее, чувствовал, что именно этот коршун является порождением недоброй колдовской воли, что не сулило ровным счетом ничего хорошего.

Дагмар знал, что над королевством, которому он долгие годы беззаветно служил, сгущаются тучи. И сейчас он нуждался в мудром совете и помощи. Он втянул носом майский воздух и припустил в сторону Мюлля, неподалеку от которого обосновалась племянница самого бога смерти Орфэуса, древняя, почти как сам мир, та, что дала начало первым саатам, мудрая ведьма по имени Ейлентиррнанскоолбьюнен-та-саа. Та, что звалась простыми людьми госпожой Метелицей.

Хищная птица сделала круг над замком и полетела вслед за зайцем.

г. Мюлль, дом госпожи Эдегор.

– Матушка! Мама! Ты где?

Взбежали сестры на крыльцо, то и дело окликивая матушку. В домике царила неприятная тишина. Кухонный стул почему-то был перевернут и лежал посреди гостиной, там же, в кресле, схватившись за сердце, сидела белая как мел госпожа Эдегор.

– Что произошло? – Иве бросилась к матушке. – Рози, принеси воды, и капли добрянки! Кто-то приходил? Кто?

Матушка раскрыла было рот, но, не выдавив из себя ни звука, затряслась вся, и снова его закрыла.

Рози уже стояла рядом и отмеряла в стакан с водой капли, которые действовали успокаивающе.

– Может быть, за лекарем сбегать? – озабоченно повернулась к ней Иве.

– Не нужно тревожить господина лекаря, я почти пришла в себя, – наконец-то заговорила матушка. – Никогда в жизни я так не радовалась, что мои девочки болтаются где-то на улице.

Она стала пить мелкими глотками воду и забормотала:

– Нигде нельзя чувствовать себя в безопасности. Даже в собственном доме. Надо бы второй замок заказать. Рози, сбегай-ка в артефакторию, узнай, не слишком ли дорого магический заслон поставить? Может, если продать отцов ржавый меч, да кое-что из оставшегося… А ты, Иве, наведи пока здесь порядок.

Иве взяла матушку за руки, в то время как Рози положила свои ладони женщине на плечи.

– Мама, немедленно расскажи, что произошло, мы с Рози уже большие девочки, вместе подумаем, как быть.

– Приходило два человека, по виду – сущие головорезы. Даром, что в сюртуках, а один даже в шляпе, но такие лица, что не удивлюсь, если они на большой дороге лихим делом промышляют, ох! – снова схватилась за сердце госпожа Эдегор. – Сунули мне под нос расписку, якобы ваш батюшка проигрался накануне своей гибели им в кости… Но я ведь итак все долги уже раздала. Монс был хорошим человеком, добрым и безобидным. Никогда на меня руки не поднял, даже голоса не повысил, и вас любил да баловал. Но и за такими водятся грешки. Наш вот мимо азартной игры пройти не мог. Только ведь и ставок больших никогда не делал, это что ж на него нашло за помутнение?