Буданинский стрелочник

– Может, оно, конечно, и верно, да уж привычка давняя держит и не отпускает, – отозвался Иван Спиридонович.

– Тут не в привычке дело, чтобы бросить, воля нужна крепкая! – проговорил Ромашкин.

– Твоя правда, Степан Савич! Но, видно, не хватает нам с Игорем воли-то ентой! – улыбаясь, ответил Иван Спиридонович.

– Что, тепловоз исправен, все в порядке? – поинтересовался стрелочник больше для порядку и в целях поддержания разговора, чем с профессиональным интересом.

– Да все вроде в норме, сегодня с Игорем каждый узел проверили и прозвонили, а что? – спросил машинист.

– Нет, я просто для себя, для информации спросил! – ответил Ромашкин.

– Эх, не тот стал разъезд, как-то спокойно, тихо… А было время, когда вот так просто не посидишь, только и катали вагоны туда сюда, – рассуждал Борисов.

– Верно говоришь, Спиридоныч, и мне приходилось побегать со своими стрелками, а зимой особенно тяжело приходилось, – посетовал Степан Савич, на пару мгновений вспомнив о тех былых годах.

– Да, было время, Степа! Но зато работали и гордились своим делом. Эх, да что там теперь говорить? – произнес машинист, а потом добавил.

– Вот что, Игорь, а давай обкатаем нашего стального коня, пока свободное время имеется, и поездов никаких нет! Негоже тепловозу просто так без дела постоянно стоять, надо размять его железные кости, оно что машине, что человеку не повредит.

– Согласен, Спиридоныч, думаю, Варвара не будет против, я сообщу ей по рации, что мы только в пределах разъезда, до семафоров покатаемся, – бодро ответил помощник машиниста, мгновенно поднялся со скамейки и по железным ступенькам забрался в кабину маневрового, а следом за ним то же сделал и машинист.

– Степан Савич, айда с нами, прокатишься, время скоротаешь, а заодно и стрелки проверишь, переведешь, где надо! – через смотровое окно крикнул Ромашкину машинист, и тот не раздумывая заскочил на подножку тепловоза, сразу же перейдя по трапу в переднюю часть, чтобы удобнее было по ходу движения смотреть за стрелками.

Запущенный тепловоз взревел двигателем, выбросив из выхлопной трубы столбик черного едкого дыма и, несколько минут спустя, начал движение из своего тупика. Бригада старенького маневрового локомотива начала не торопливо прогонять свою машину по всем имеющимся на разъезде свободным путям, разумеется, кроме главного и занятого вагонами, а Степан Савич в нужный момент спрыгивал с подножки и переводил правильные стрелки. Несколько раз тепловоз приходилось выгонять за границу разъезда, чтобы потом перейти на соседний путь. Обкатка заняла часа полтора, а по завершении прогона маневровый вывели обратно на тупиковый путь и заглушили двигатель. Ромашкин покинул своих коллег и снова с проверкой обошел все те стрелки, которые позволяли составам непременно пройти по главному пути, а потом вернулся в здание вокзала в комнату дежурной по станции.

– Ну, что, обкатали тепловоз? – спросила Варвара Семеновна у Ромашкина, когда тот зашел в комнату и расположился на мягком диванчике у стены.

– Да, сама понимаешь, нельзя, чтобы агрегат без работы застаивался, а то при такой малой амортизации и сломаться ему не долго, поэтому необходимо время от времени запускать двигатели, давать ход механизмам, чтобы не допускать длительного простоя, – объяснил Ромашкин тоном профессионала.

– Оно машинистам-то виднее, как дежурная, я не возражаю, пусть обкатывают, все одно движения пока нет, – невозмутимо ответила Кузина.

– Семеновна, гляди-ка, скоро и грузовой проследует, пойду, пожалуй, к путям, проверю, – взглянув на свои командирские наручные часы, сообщил Степан Савич.

Покинув комнату дежурной, стрелочник вышел на перрон и прошелся вдоль разъезда сначала ко входной, а потом к выходной стрелкам главного пути. Убедившись, что беспрепятственный проход составам обеспечен, Ромашкин вернулся к зданию вокзала и присел на скамейку в ожидании грузового. Точно в шесть вечера где-то вдалеке за лесом послышался локомотивный гудок, возвещающий о приближении поезда, а дежурная по станции сразу же вышла на перрон, развернув желтый флажок, подтверждая локомотивной бригаде, что на данном перегоне все в порядке. На входном и выходном светофорах сигналы были зеленые, что говорило машинисту – «путь свободен», он может смело продолжать движение через буданинский полустанок и следовать дальше по своему маршруту.

Находясь уже в границах разъезда, локомотив издал громкий короткий предупреждающий гудок, разнесшийся гулким эхом по округе, а потом уверенно пошел по главному пути, и все вокруг наполнилось характерным мелодичным металлическим шумом и звоном колес, издаваемых казалось нескончаемой вереницей тяжелых грузовых вагонов, а по земле «гуляла» мелкая дрожь. На подходе Степан Савич заметил марку локомотива – тепловоз 2ТЭ25 в цветах РЖД, который тянул большой состав с разнотипными вагонами. Мимо здания вокзала, стоящей на перроне дежурной и сидящего на скамейке стрелочника с лязгом сцепок и колесным перезвоном на приличной скорости пробегали полувагоны и крытые вагоны, цистерны и платформы с контейнерами. Поистине любой, кто искренне влюблен в железную дорогу, способен нескончаемо наслаждаться этой поездной музыкой, ласкающей не только слух, но и саму душу…

Как правило, такие крупные составы направлялись обходным путем через Буданино не так уж и часто, а лишь в случае высокой загруженности основной магистрали, поэтому Степан Савич каждый раз с упоением наслаждался этими редкими моментами, напоминающими ему о том, что любимая дорога продолжает жить. Стрелочник сидел возле здания вокзала до тех пор, пока последний вагон скрылся за поворотом путей, а шум постепенно и окончательно затих. Потом Ромашкин неторопливо поднялся со скамейки и вернулся в комнату дежурного по станции, чтобы подкрепиться провиантом, что был приготовлен на ужин, а Варвара Семеновна как обычно составила ему компанию, не преминув снова угостить Степана Савича своим ароматным чаем с клубничным вареньем…

В восемь вечера, когда уже начинало смеркаться, наконец, прибыл и пассажирский состав, из трех вагонов которого сошли на перрон жители Буданино, довольные очередным вояжем в очаг цивилизации. Нагруженные полными покупок сумками, пакетами и рюкзаками, люди стали не торопливо расходиться по домам, продолжая оживленно обсуждать промеж собой последние новости о том, кто что видел и где побывал, что приобрел в магазинах. Находящийся на перроне Ромашкин, встретив состав, тоже успел перекинуться со своими знакомыми парой слов. Локомотив издал длинный гудок, и неторопливо отправился от перрона, чтобы потом набрать необходимую скорость, а Степан Савич под звуки покидающего разъезд поезда отправился вдоль линии в будку стрелочника, чтобы прихватить там железнодорожный фонарь и небольшую кожаную сумку с необходимыми для работы инструментами. Стрелочное дежурство переходило в ночную фазу. Разумеется, в это время суток освещение на разъезде функционировало, и было достаточным для проведения маневровых работ, но свет ярких фонарей перекрывал не все участки территории разъезда, поэтому на всякий случай, если вдруг окажешься в темном местечке, всегда не помешает иметь дополнительный источник света, который одновременно послужит и световым сигнальным оборудованием…

Стрелочник отправился на очередной обход путей и стрелок по всему разъезду, дополнительно освещая фонарем дорогу и все то, что ему следовало проверить. С каждой минутой сумерки становилось все плотнее, постепенно переходя в ночную мглу, а вокруг стояла оглушительная и почти ничем не нарушаемая тишина летней безлунной ночи. С каждой минутой всепобеждающая темнота пусть и на некоторое время поглощала все вокруг, а на ясном безоблачном небе бесконечные россыпи звезд, как и миллиарды лет до этого, завораживали взгляд своим загадочным и трепетным вечным мерцанием.

По предварительной информации, на оставшуюся половину суток движение по станции не планировалось, значит, ночь обещала быть спокойной, и появилась возможность даже немного вздремнуть в дежурке на мягком кожаном диванчике. Однако Степан Савич Ромашкин во время прохода по вверенной ему территории, вдруг ясно почувствовал, что именно сегодня ночью на разъезде Буданино снова должно случиться нечто из разряда тех необычных событий, о которых знал только он.

Все тайное, что время от времени с разной периодичностью происходило на этом разъезде, было определенным образом связано с железной дорогой, а точнее, с ее возможностями, но видеть это мог только Степан Савич, причем, не только видеть, но и осуществлять контакт с теми, кто в определенный момент появлялся на перроне полустанка. Но надо было на все сто процентов быть уверенным, что никаких составов в течение ночи через разъезд проходить не будет, поэтому, когда время близилось к полуночи, Ромашкин, оставаясь на путях, связался по рации с дежурной, чтобы в этом удостовериться.

– Варвара, прием! Это Ромашкин! – произнес он, нажав нужную кнопку.

– Да, Степан Савич, слушаю! – бодро ответила Кузина.

– Можешь проверить еще раз график движения, у нас точно не будет ночью никаких проходящих?

– Точнее не бывает! Раз за последние пару часов корректировки с узловой не вносились, значит, никого не будет до самого пассажирского, который к нам прибывает как обычно в девять ноль-ноль утра! – уверенно подтвердила Варвара Семеновна.

– Принято! Это я на всякий случай спросил, мало ли, чтобы быть всегда наготове!

– Ты зря волнуешься, я бы тебя сразу известила, если бы что-то поменялось!

– Кстати, а машинист и помощник с маневрового где сейчас? – спросил Степан Савич, чтобы заодно понять, кто будет находиться на разъезде в ночное время.

– Если ночью не требуется вагончики катать, то они оба, как водится, по домам почивают! У нас все по-простому! А сегодня сам понимаешь, ночь обещает быть спокойной.

– Ну да, логично! Хорошо, спасибо! Тогда жди, скоро я приду отдохнуть на твоем диване! Отбой! – ответил Ромашкин и отключил рацию, дежурная сделала то же самое.

Теперь стрелочнику только и оставалось, что находиться на территории разъезда и ждать, потому что ему не было точно известно, когда, на какой путь и вообще что именно прибудет оттуда. Термином «оттуда» Степан Савич обозначал неизвестную даже ему некую область пространства, откуда по каким-то загадочным причинам на разъезде периодически появляются необычные составы, из которых выходят весьма странные пассажиры. Кто они такие и зачем все это происходит, Ромашкин не знал, да и вряд ли кто-то мог все это ему подробно и доходчиво объяснить. Однако Степан Савич всегда верно и безошибочно чувствовал момент, когда кто-то должен здесь оказаться, а потом в зависимости от конкретной сложившейся ситуации выбирал тот или иной вид реагирующих действий.

На этот раз пребывать в ожидании особенно долго не пришлось. Едва командирские часы показали несколько минут после полуночи, как Степан Савич ощутил слабое колебание воздуха, а потом почти сразу услышал вдалеке звук, напоминающий паровозный гудок. Через несколько секунд он повторился уже более отчетливо, и стрелочник убедился, что со стороны узловой станции к разъезду приближается поезд на паровозной тяге. Но пока не было полной уверенности в том, что происходит именно то самое, «загадочное», чего ждал железнодорожник. Однако Ромашкин был убежден, что все стрелки переведены с таким расчетом, что если видимый только его глазам поезд зайдет к нему на станцию, то непременно окажется на главном пути. Разумеется, если он не был способен летать по воздуху прямо над рельсами. Понимая все это, Степан Савич как можно скорее обошел стоящий на путях состав с полувагонами и поспешил к перрону, чтобы встретить то, что вот-вот должно появиться.

Вскоре из-за поворота, скрытого за густым лесом, темноту пронзили яркие лучи лобового прожектора и двух мощных фонарей, расположенных в виде треугольника, и ясно послышалось истинное характерное учащенное «дыхание» паровой двигательной системы, что окончательно подтверждало факт приближения к станции самого настоящего паровоза. Само по себе это обстоятельство ни у кого из случайных наблюдателей не вызвало бы ни малейшего удивления, ведь какая-то часть из этих тружеников железных дорог прошлого века до сих пор остается в строю. И, тем не менее, прибытие в эту ночь на разъезд «Буданино» локомотива подобного типа с целым составом, ну никак не вписывалось в привычные рамки. По этой причине Ромашкин все же испытывал некоторое внутреннее волнение перед тем, что должно было сейчас произойти.

Через полминуты Степан Савич ясно увидел, как паровоз приближается к станции и, миновав входную стрелку, выходит на главный путь и начинает постепенно замедлять ход, ярко освещая колею перед собой и испуская во все стороны обильный густой пар. В тот момент, когда локомотив проходил мимо стоящего на перроне стрелочника, он успел прочитать на черном корпусе «Э» №2578 Окт. ж.д., что означало номерной паровоз типа «Э», приписанный к Октябрьской железной дороге. Над буквами располагалась эмблема советских железных дорог, состоящая из цветного герба Советского Союза, прямо под которым находились скрещенные между собой символизированный молоточек и разводной ключ. Когда-то много лет назад, годах этак в сороковых и пятидесятых прошлого века такие локомотивы были массовыми и повсеместно курсировали по железным дорогам СССР. Мгновенно прочитав тип и номер парового локомотива, Степан Савич сразу перевел взгляд выше, чтобы рассмотреть машиниста, который по всем понятиям должен был выглянуть из смотрового окна, но почему-то этого не сделал, а внутри заметить никого не удалось. Создавалось ощущение, что паровоз двигался сам по себе, но тогда кто же его остановил, и кто подавал предупреждающие гудки? Впрочем, Ромашкину не это было сейчас важно…

Паровоз протянул пассажирские вагоны почти до окраины разъезда и замер на месте, то же самое сделали и сами вагоны, как только затих мучительный скрежет тормозов. В повисшей тишине можно было слышать только частое и сбивчивое пыхтение где-то вначале состава. Стрелочник бросил оценивающий взгляд в обе стороны, а потом принялся ждать гостя или гостей, потому что кто-то должен был непременно сойти с этого странного поезда, раз уж он здесь появился и сделал остановку. Ромашкину даже показалось, что коль скоро этого мистического состава кроме него никто на разъезде видеть не в состоянии, то возможно, и сам он исчезает из привычной реальности, и его в этот момент как бы затягивает вместе с поездом в некую параллельную действительность. Вполне возможно, это именно так все и происходило, а может быть и совсем не так…

В течение оставшихся минут ожидания момента появления гостей, Степан Савич оставался на перроне и смог внимательнее рассмотреть пассажирский состав. Первое, что ему бросилось в глаза, это абсолютная темнота в окнах всех без исключения вагонов, включая служебные купе, но этот факт как раз и не показался столь удивительным, в середине ночи по логике все пассажиры должны были спать, само собой, кроме дежурного проводника. Но Ромашкина все же поразило нечто иное. Несмотря на свою не высокую мощность, освещение разъезда позволяло достаточно четко разглядеть вагоны, мирно стоявшие возле первой платформы и готовые в любую минуту тронуться с места под тяговым усилием локомотива. Степан Савич сразу обратил внимание, что они не были современными, привычными нашему взору с серо-красной расцветкой и логотипом РЖД, и более того, даже не относились к моделям семидесятых-восьмидесятых годов двадцатого века. За всю свою жизнь таких раритетов Ромашкин воочию никогда не видел, кроме, как, пожалуй, в кинофильмах о Великой Отечественной войне.

Через пару мгновений Степан Савич понял, что весь поезд состоял из тех самых вагонов, которые возили пассажиров по железным дорогам еще в стародавние времена, в тридцатых – сороковых годах прошлого века. Однако на самый беглый взгляд они очень даже неплохо сохранились, а точнее, выглядели совсем как новенькие, будто только вчера с завода, и стрелочнику даже на мгновение показалось, что он ощутил в воздухе присутствие запаха свежей краски. Нет, вне всякого сомнения, это были те самые старинные вагоны, имеющие в основе металлическую раму, скатную крышу, утопленные скошенные тамбуры и неубирающиеся ступеньки для входа, корпуса которых построены по давней технологии с хорошо заметными швами между прилегающими друг к другу металлическими вставками и встроенными в них окнами. Но при этом, все происходящее в данный момент на разъезде Буданино казалось не менее странным, чем само появление в наше время такого необычного поезда в духе ретро, выглядевшего, как новый, и которого никому не дано было увидеть на станции, кроме Ромашкина.

«А вдруг это в самом деле какой-то военный эшелон, и появился он здесь прямо из того страшного времени», начал было предаваться размышлениям Ромашкин, но в этот момент в двух вагонах от того места, где он стоял, появилась невысокая темная фигура человека, которая быстрыми шагами стала приближаться к стрелочнику. «Наконец-то, а то мне уже ждать надоело! И так одни сплошные неясности и переживания…», промелькнуло в голове у Степана Савича, который и вправду начал сомневаться, дождется ли на этот раз кого-нибудь из необычных посетителей. Когда незнакомец стал подходить ближе, можно было разглядеть визитера более подробно. Гость был явно одет в офицерскую военную форму с портупеей и пистолетной кобурой, на голове была фуражка с кокардой и красной звездой, на ногах хромовые сапоги, однако вместо привычных погон на плечах, Ромашкин заметил знаки различия, расположенные на петлицах – четыре прямоугольника или как говорили в то время четыре «шпалы». Разбираясь в довоенных званиях, Степан Савич понял, что к нему приближался какой-то человек в форме полковника. Странно, что у него с собой не было ни рюкзака, ни портфеля, ни даже кожаной полевой сумки, как обычно бывает у военных командиров, и вообще никакого багажа. Стрелочник не отрывал взгляда от идущего по направлению к нему офицера, и когда, наконец, тот подошел вплотную, то первый сам поздоровался с гостем.

– Доброй ночи! – негромко произнес Ромашкин, глядя на офицера, черты лица которого не так-то и просто было рассмотреть при необычно тусклом станционном освещении.

– Здравия желаю! Вы кто? – четко по-военному, но, так же, не повышая голоса, спросил полковник, приветственно козырнув железнодорожнику.

– Стрелочник я, Ромашкин! – также четко и внятно ответил Степан Савич.

– Полковник Петров! – представился гость, при этом машинально оглянувшись в обе стороны, будто проверяя, нет ли рядом кого посторонних, правда, руки Ромашкину не подал, а тут же продолжил разговор.

– Для начала соблюдем формальность, будьте добры, предъявите жетончик! Как говорится, должен убедиться, что вы именно тот, кто мне нужен, – потребовал офицер.

– Простите, конечно, одну минуточку! – улыбаясь, ответил Степан Савич, суетливо сунул руку в глубокий правый карман своих штанов и достал оттуда что-то наподобие монеты желтого цвета и, держа на ладони, предъявил это гостю.

«Золотой жетон» служил идентификатором принадлежности человека к системе перемещений, подтверждая его полномочия, здесь все действовало по старинке, просто, примитивно и без использования каких бы то ни было электронных пропусков или карточек. Однако сложность была в том, что обладатель этого символа не имел права ни при каких обстоятельствах терять его, иначе он перестанет принадлежать к этой тайной организации. Жетон и в самом деле был изготовлен из настоящего золота 585 пробы в сплаве с палладием и выглядел, как обычная монета диаметром тридцать пять миллиметров. На аверсе изображены перекрещенные под прямым углом толстые восьмерки, а на реверсе скрещенные под тем же углом символические обоюдоострые и тоже толстые стрелы, а вдоль гурта отчеканена змеевидная канавка.

– Вижу, это то самое! – удовлетворенный представленным жетоном, ответил офицер.

– Теперь Ваш «Золотой жетон»! – в свою очередь попросил Ромашкин, который, как сначала показалось, вообще забыл о том, что при встрече с гостями следует всегда предъявлять такие пароли.

Офицер также достал из левого наружного кармана гимнастерки аналогичный жетон и показал его своему проводнику. Но потом каждый из них взял свой жетон большим и указательным пальцем и поднес один к другому, чтобы окончательно завершить идентификацию. Прислоненные жетоны гуртами друг к другу выдали электрический заряд в виде яркой светло-синей мерцающей вспышки, напоминающей слабую электрическую дугу при сварке.

– Вот теперь все в порядке, товарищ полковник! – ответил Степан Савич, и убрал свой жетон в карман, а офицер свой к себе. Однако если бы при контакте жетонов такой искры не возникло, значит у кого-то из них они были поддельные, и продолжать дальнейший разговор нельзя. Причем, подделка могла бы оказаться в руках, как гостя, так и встречающего. Но при таком высоком уровне идентификации подделывать жетоны кому бы то ни было совершенно бессмысленно, главное в этом – не сама монета, которую всегда можно отлить из золота в сплаве с другим металлом в нужной пропорции, а та энергия, что содержится внутри «Золотого жетона», а это сымитировать невозможно.

– Теперь скажите, уважаемый, где я оказался? Какая это станция?

– Разъезд Буданино, расположен в Н-ском районе Н-ской области!

– Понятно!

– Вы ожидали нечто другого?

– Нет, все верно, это то самое место, которое мне и нужно!

– Позвольте полюбопытствовать о цели Вашего появления в наших краях?

– Я только что сошел с поезда! – ответил гость так убедительно, будто появление на этом полустанке и в самом деле было главной целью его путешествия.

– Кто-то еще прибыл вместе с Вами, я имею в виду, мне ждать еще кого-нибудь? – поинтересовался стрелочник.

– Полагаю, никого, на этот раз я один, – ответил офицер, и в это время с той стороны состава, где находился локомотив, послышался длинный паровозный гудок, сигнализирующий о том, что поезд отправляется, сразу после этого вагоны дернулись, состав тронулся с места и начал набирать скорость, мягко позвякивая колесами на рельсовых стыках. Ромашкин про себя отметил одну странность – в течение всей стоянки состава в тамбурах вагонов даже на долю секунды не появился ни один проводник или кондуктор, или, скажем, начальник поезда. Но объяснить это наблюдение стрелочник не мог.

В жизни Степана Савича такие эпизоды с появлением гостей случались неоднократно, но не очень часто, порой по разу в год, а то и в два года. И каждый раз составы и локомотивы были разных моделей и временных периодов. Разумеется, стрелочник всегда предчувствовал подобные ситуации и был к ним внутренне готов, но до сих пор ему так и не удалось определенно установить, с какой целью эти разные составы время от времени посещают их разъезд. Каждый раз попросту не хватало времени на выяснение, гости слишком торопились покинуть разъезд и отправиться по своим делам. Ромашкину в этой ситуации оставалось только встречать гостей, проверять подлинность их личности, а потом делать то, что они попросят. Вот и сейчас пассажирский из военных времен под методичное пыхтение паровоза в густых клубах пара увозил с собой очередной секрет…

– Ну что ж, я добрался до места назначения, – произнес Петров, когда последний вагон этого загадочного поезда, прозвенев колесами на стыках, прошел мимо стоящих на низком перроне стрелочника и полковника, и, отсвечивая тремя тускловатыми красными габаритными фонарями, быстро удалялся в ночную тьму и неизвестность…

– Смотрю, как-то Вы налегке, уважаемый! Вещей у Вас совсем нет, товарищ полковник? – вежливо спросил Ромашкин.

– Нет, как видите, все при мне! – невозмутимо произнес офицер.

– Почему именно в наше Буданино прибыли? Здесь в округе вроде бы нет никаких военных объектов, – спросил Ромашкин, прекрасно понимая, что задавать подобные вопросы гостям ему категорически воспрещалось, впрочем, как и уточнять их имена, однако в данном случае стрелочник ничего не спрашивал, а гость сам назвал фамилию, но не исключено, что она вполне могла быть и вымышленной. И, тем не менее, этому полковнику стрелочник почему-то доверился, решив, что, пожалуй, не произойдет ничего страшного, если он попытается узнать чуточку больше. Когда-то же надо расширять свою информированность, а то приходится все время работать вслепую.

– Вообще-то посетителям не положено докладывать вам о целях своего визита, уж вас-то должны были проинструктировать те, кто определил на эту должность, – с нотками недовольства ответил полковник, убивая Степану Савичу надежду на получение сведений.

– Нет, почему же, мне очень даже подробно объяснили, что я могу, а что нет, – ответил Ромашкин, немного смутившись, – впрочем, извините! Я не настаиваю, раз не положено!..

– Ничего страшного! Такова специфика вашей службы на этом месте, для того вы тут и проводник, чтобы сделать свою часть работы, то есть, помогать подобным мне! – назидательно пояснил офицер.