- -
- 100%
- +
– Ясно, а куда мы сейчас едем и где? Я обратил внимание, что все окна в вагоне постоянно наглухо закрыты, и снаружи невозможно ничего разглядеть, – произнес Ромашкин, неторопливо пережевывая бутерброд с вареной колбасой и запивая чаем.
– Действительно, окна закрыты, причем, это в каждом вагоне, раздвинуть эти плотные шторки невозможно, но того требует специфика службы. Насколько мне известно, во время своего движения поезд проходит не только разные участки пространства, но и переносится по каналам времени, поэтому сами понимаете, наружу никому выглядывать нельзя. А куда мы сейчас движемся, сказать не могу, потому что поезд сам выбирает маршрут в зависимости от необходимости Системы и, разумеется, заданий пассажиров, которые они обязаны выполнить, и их следует доставить в нужную точку, – пояснила проводница.
– Интересно! Только за многие годы службы я не раз замечал, что в кабинах локомотивов, тянущих прибывающие на наш разъезд пассажирские составы, никогда не бывает ни машинистов, ни помощников. Вроде как ими никто не управляет.
– Вы серьезно? Честное слово, не знала об этом! – удивилась проводница, но значит, там все полностью автоматизировано, насколько я понимаю, потому что мы каждый раз останавливаемся именно на тех станциях, которые нужно, поезд еще никогда не совершал ошибок, – не совсем уверенно произнесла проводница, потому что у нее не было точных данных об этом. И это выглядело вполне логично, в ее компетенцию знание этой информации не входит, и ей еще никто и никогда не рассказывал о том, что происходит в кабинах этих особых локомотивов.
– Вот видите, товарищ проводник, и Вы узнали от меня кое-то новое! Кстати, огромное спасибо за бутерброды! – учтиво буркнул Ромашкин, изобразив на лице некое подобие искренней улыбки.
– На здоровье! – вежливо ответила проводница, насколько позволяла ей мера ее природного обаяния.
И в этот момент ее электронные часы с надписью «Монтана», весьма популярные в восьмидесятых годах двадцатого века, издали звучный ритмичный частый писк, похожий на сигнал-напоминание, и женщина взглянула на табло.
– Ну вот, сейчас мне надо сообщить одному из пассажиров, что через десять минут будет его станция и что ему пора собираться и готовиться к выходу.
– Ага, значит, вот это и есть Ваш специальный прибор? В виде часов! В самом деле, удобно и практично! – заметил Ромашкин.
– Да, вы правы, уважаемый гость!
– Интересно, в какой точке пространства-времени находится эта станция? – тут же продолжил Степан Савич.
– Насчет времени, сложно сказать, там все зависит от миссии пассажиров поезда. Но по поводу станций, я давно заметила, что все остановки поезда, на которых мы высаживаем и принимаем своих пассажиров, как правило, расположены не в крупных городах, я еще ни одного ни разу не видела во время стоянок. Обычно это мелкие станции, полустанки, разъезды. Думаю, так заведено для удобства исполнения служебных обязанностей, ну и, разумеется, в целях соблюдения секретности. С другой стороны эти поезда и так скрыты от обычных людей в полночном мраке, и все сохраняется в глубокой тайне!
– Могу согласиться с Вами, я ведь работаю на маленьком разъезде, и одновременно с этим служу, то есть служил хранителем портала перемещения, через который мои клиенты попадали туда, куда им было нужно. Подобные поезда каким-то неведомым образом могут, меняя окружающую обстановку, корректировать реальность и «приносить» с собой возможность добраться до этого портала и его использовать, но без такого поезда я бы не смог этого сделать. Насколько я смог понять, это Система обеспечивает инверсию реальности на конкретном участке пространства во время прибытия составов и сохраняет ее в течение определенного времени после того, как поезд, высадив пассажира, покидает станцию. У меня всегда оставалось примерно пара часов, чтобы успеть провести гостя к порталу, – задумчиво, как бы говоря сам с собой, произнес бывший проводник с нотками сожаления о возможно навсегда потерянной службе.
– Вот видите, об этом я тоже не знала! Ладно, мне пора к пассажиру, отсюда не высовывайтесь… – строго произнесла проводница и вышла из купе, на всякий случай, заперев за собой дверь на железнодорожный ключ.
Степан Савич остался в купе наедине со своими мыслями, которые надо было привести в порядок и стараться воспринимать все происходящее с ним хладнокровно и рассудительно, иначе в подобной ситуации можно было запросто лишиться здравого рассудка. Вдруг он всем телом ощутил, что поезд начинает торможение. Из коридора донеслись негромкие голоса, один из которых принадлежал проводнице, а второй, очевидно, пассажиру, который собирался сойти с поезда на этой конкретной станции. Спустя полминуты голоса стихли, очевидно, люди перешли в тамбур. Вскоре поезд остановился, в окружающем воздухе повисла полная тишина, но через несколько мгновений Ромашкин издалека расслышал, как открылась наружная дверь, с лязгом пружины механизма поднялась тамбурная площадка, одновременно опустив ступеньки вагонного трапа. Примерно через минуту площадка была с таким же скрипом опущена, и дверь с хлопком закрылась, значит, пассажир благополучно покинул вагон на своей станции. И там его, вне всякого сомнения, встретит один из многочисленных проводников системы, такой же, каким до недавнего времени служил Степан Савич, и он обязательно поведет его к порталу, чтобы тот смог выполнить свое секретное задание…
Сейчас проводница вернется обратно, однако сидящий в купе нарушитель служебного режима Системы не мог не заметить, что хозяйка вагона так и не сообщила ему, что именно это была за станция, где она находится и в каком времени, но он обязательно спросит ее об этом. По мягкому гулу колесных пар и их звону на рельсовых стыках стало понятно, что поезд тронулся и начал покидать станцию, с каждым мгновением набирая скорость. В это время щелкнул замок на двери в купе, и она с мягким металлическим звуком отъехала в сторону, внутрь зашла одетая в ватник проводница, молча сняла его с себя, повесила на крючок, и снова уселась на полку напротив Ромашкина. Вместе с ней в купе проникло стойкое ощущение свежести и далеко не летней прохлады.
– Все, этого проводила! – произнесла она с чувством исполненного служебного долга, и как бы отвечая на немой вопрос гостя, а потом нажала какие-то кнопочки на своих необычных электронных часах.
– Это я отчет посылаю о том, что пассажир вышел! – пояснила проводница, видя, как ее гость пристально наблюдает за ее манипуляциями.
– И все-таки, что же это была за станция? – с ехидцей спросил Степан Савич, – Вы ведь мне так ничего об этом и не сказали!
– Да тут и говорить особо нечего, обычная небольшая станция, мой пассажир вышел на перрон, на улице как обычно была ночь, кстати, зимняя морозная ночь, если Вам интересно. Название же вряд ли Вам что-нибудь скажет, это вообще деталь не существенная, таких станций, как эта, я проехала уже очень и очень много.
– И все-таки, мне просто любопытно! – настаивал Ромашкин.
– Хорошо, станция называется Шкотово, Вам легче от этого? – произнесла проводница.
– Интересно, что-то знакомое! Позвольте, да ведь это название как-то связано с Приморским краем! – немного подумав, проговорил Степан Савич.
– Может быть, я точно не знаю, – безразличным тоном буркнула хозяйка вагона, отхлебнув из своего стакана глоток почти остывшего чая.
– Значит, мы на Дальнем Востоке, да еще и в зимнее время, а буквально час назад была осень. То есть, это я к Вам в вагон сел, когда у нас в Буданино была осень, – радостно и даже с некоторым азартом констатировал удивленный Ромашкин.
– Поверьте, все это не имеет для нас никакого значения, сейчас мы оказались в Приморье зимой, потом остановимся где-нибудь в Воркуте летом годах этак в тридцатых или пятидесятых, а может и еще в каком другом месте и времени! Уважаемый коллега, Вас не должно это волновать, во время движения поезда пространственно-временные параметры постоянно меняются, в этом заключается специфика деятельности Системы в целом, и нашей службы проводников вагонов в частности, – невозмутимо пояснила проводница, доедая бутерброд.
– Конечно, я в состоянии все это понять и даже определенным образом осознать. Однако мне все же хотелось бы более-менее достоверно знать, а может ли когда-нибудь так получиться, что этот или аналогичный поезд снова появится в наших краях и остановится на разъезде Буданино, но непременно в моем настоящем, где я живу и ощущаю себя, как личность, чтобы я вернулся домой?
– Вот об этом мне уж точно ничего не известно, товарищ, разумеется, теоретически такая случайность возможна, но проблема в том, что никто не ведает, когда именно это может произойти!
– Здесь я с Вами соглашусь, – ответил Степан Савич, отрешенно глядя куда-то в сторону, – остается только надеяться.
– Ничего не попишешь, сами решили нарушить инструкцию, теперь вот и пожинайте плоды Вашего чрезмерного любопытства, – произнесла проводница, но в ее словах Ромашкин не заметил ни тени упрека, а наоборот даже некое сочувствие к его ситуации.
– Кстати, а сами-то Вы из какого времени? То есть, я имею в виду, когда Вы начали служить проводницей в этом вагоне? – спросил Степан Савич.
– Впервые я села в этот поезд в семьдесят втором году, – ответила проводница.
– В тысяча девятьсот семьдесят втором, полагаю?
– Именно так!
– Понятно, почему мы едем в вагоне именно тех лет! Будет логичным предположить, что другие поезда тоже имеют привязку к своему времени и их сотрудники тоже?
– Да, насколько я представляю! – ответила проводница.
– Кстати, а Вы постоянно курсируете именно в этом поезде, без перерыва?
– Ну почему же, у проводников тоже бывает отдых, в данный момент я здесь на смене или в командировке, если так будет проще понять!
– Хорошо, а как же Вы попадаете обратно в свое время и в свой родной город, где живете и можете отдохнуть от работы?
– Попробую объяснить как можно проще, товарищ. Длительность командировок каждый раз бывает разная, а когда приходит время окончания рейса, Система предупреждает меня об этом, и я готовлюсь сдать смену другой проводнице. Это касается всех сотрудников, которые работают в каждом из таких поездов. Передача смены происходит не на какой-нибудь случайно выбранной станции, а в специально отведенном для этого месте, где каждый поезд оказывается в нужное время, опять же, благодаря действиям Системы. Насколько я поняла, это место находится в ином измерении и не привязано ни к пространству, ни ко времени, а внешне напоминает обычную станцию с закрытым дебаркадером, путями и перронами. Туда поезда если так можно выразиться, «прибывают», все мы покидаем свои вагоны, а в них заходят наши сменщики – другие проводники, начальники поездов и прочий персонал.
– Это мне понятно, а что же дальше? Как Вы оказываетесь дома?
– Все просто! Системой это предусмотрено и четко отработано! Покинув свой поезд, все мы заходим в здание вокзала, где находятся телепорты, похожие на те, куда Вы сопровождали своих клиентов для их перемещения, и, благодаря использованию все тех же наручных электронных часов, каждый из нас в конечном итоге оказывается в одном из безлюдных или закрытых помещений вокзала своего населенного пункта. Потом выходим в свою настоящую реальность. И ошибок в данном случае никогда не бывает.
– Почему вы попадаете именно в помещение на вокзале, а не прямо домой?
– Все логично, мы ведь железнодорожники, и на этой территории можно спокойно ходить в своей железнодорожной форме, не привлекая никакого внимания. Домой же мы и сами можем добраться от вокзала, и это не вызовет подозрения ни у кого из окружающих людей, в том числе и знакомых или соседей, которые знают, что я работаю проводником и, например, возвращаюсь с очередной смены или снова оправилась в поездку.
– Значит, когда Вам надо снова отправляться в командировку, все происходит в обратном порядке, верно?
– По сути, так оно и есть. Система меня извещает о времени начала моей смены, я прихожу в известное мне определенное место, расположенное на вокзале своего города, и, благодаря наручным часам и порталу, добираюсь до той же самой перевалочной станции и сажусь в свой секретный поезд! Для всех нас эта очень простая, удобная и эффективная система.
– Выходит, Ваши часы это не только средство связи с системой, но и навигатор, идентификатор и источник информации, – подытожил Ромашкин.
– Вам виднее, как это назвать, я таких слов не слышала, – весело ответила проводница.
– Понимаю, в ваше время такие термины, пожалуй, не часто встречались в обычной человеческой речи, – произнес стрелочник и на некоторое время замолчал, очевидно, осмысливая услышанное.
– Кстати, а Вы сами из откуда? – скорее тоже из простого любопытства поинтересовалась проводница после паузы.
– Двадцать первый век, двадцатые годы… – ответил Ромашкин, отведя взгляд в сторону от своей собеседницы.
– Ух ты, как далеко! Ну и как там? – непринужденно спросила проводница больше для поддержания беседы, нежели ради серьезного интереса, хотя где-то в глубине души ей было очень интересно знать об этом.
– Вы знаете, насколько я разбираюсь в путешествиях во времени и возникающих в связи с этим парадоксах, лучше бы Вам ничего не знать об отдаленном будущем, которое для вашего поколения еще не наступило. Так всегда говорится в фантастических фильмах и книжках, – уклончиво ответил Степан Савич.
– Я не увлекаюсь фантастикой, но все-таки по специальности я инженер и имею некоторое представление о том, что Вы имеете в виду. Но не буду ничего спрашивать о вашем времени, однако согласитесь, у Вас все же есть преимущество!
– В каком смысле?
– Ну как же, Вы-то знаете, что происходит, точнее, что происходило в наше время в Советском Союзе, а про ваше я ничего не знаю, – весело с наигранным сожалением ответила проводница.
– Могу сказать только одно – Ваше время мы вспоминаем с нежностью и любовью, наслаждайтесь им, цените его…
– Я ни с кем из пассажиров не говорю о том, кто они и куда и с какой целью направляются. Это не мое дело! А с Вами можно затронуть и эту тему. Хочу сказать спасибо за совет, товарищ! В связи с этим могу предположить, что Ваше настоящее не особенно Вас радует? – осторожно предположила собеседница Ромашкина.
– Не то, чтобы… как бы лучше Вам объяснить… у нас не так все просто, как было когда-то раньше… то есть, как в ваше время, – снова уклончиво ответил Степан Савич, – но мы живем, это ведь наша жизнь, наше настоящее, мы ему принадлежим, у меня там семья, поэтому я не хотел бы застрять где-то в чуждом мне прошлом, и мечтаю обязательно вернуться обратно…
После этих слов в разговоре возникла небольшая обоюдная пауза, нарушаемая стуком колес и покачиванием вагона несущегося на полном ходу поезда. Проводнице возможно и хотелось ради интереса узнать, чем и как живет этот ее неожиданный пассажир и коллега, но из вежливости не хотелось расспрашивать гостя о чем-то личном, а у него явно не было желания раскрывать собеседнице подробности своей жизни в его настоящем. Помолчав минуты две, проводница вдруг взглянула на свои часы и произнесла тоном человека, только что вспомнившего о чем-то важном.
– Ой, мне напомнили, что еще одного пассажира скоро надо будет высаживать. Если Вам интересно, то ближайшая станция называется Выборг, время – самый разгар лета, но вот точную дату сказать не могу, у меня об этом ничего не сказано, это знают только сами пассажиры, – произнесла проводница, все еще с долей недоверия глядя на сидящего напротив Ромашкина.
– Конечно, делайте все, что нужно. Большое спасибо, уважаемая хозяйка вагона, за интересную информацию, которую Вы мне сообщили. Только сейчас мне пришла в голову мысль, что не так уж много я узнаю, если буду постоянно в Вашем вагоне кататься. Сижу здесь как в подземелье, ничего не могу отсюда увидеть, бездельничаю, а может быть, мне взять и выйти на этой ближайшей станции? Как Вы полагаете? Все одно терять мне нечего, а?
– Это уж как Вам угодно, товарищ, не имею права чинить препятствия! – ответила проводница, – если решите выйти, то тогда смотрите, как только мой пассажир из вагона сиганет, то и Вы сразу за ним, идет? Только без обмана, а то если кто обнаружит, что я нелегала провезла, то мне… сами понимаете…
– Хорошо, договорились! – с печальной улыбкой произнес Ромашкин, внутренне готовясь сделать новый рискованный шаг к познанию таинственных сторон Системы, который неизвестно куда его может привести и каким образом повлияет на его дальнейшую жизнь.
– Но учтите, товарищ, если вдруг захотите передумать, стоя на перроне, то назад в вагон не пущу! Такая у меня служебная инструкция, причем, для любых пассажиров, а я и так сегодня позволила себе нарушить часть правил! Начальство авось не узнает! А все через мою природную доброту, – посетовала проводница с наигранным раздражением в голосе, а потом вышла из купе предупреждать своего гостя о прибытии на нужную ему станцию.
Подумав еще немного, Ромашкин решился на очередную корректировку своей судьбы и твердо приготовился выходить, поэтому прислушивался к тому, что происходило в вагоне. Через несколько минут поезд ощутимо начал торможение, а в коридоре послышались голоса проводницы и покидающего вагон пассажира. Когда дверь в тамбур захлопнулась, Степан Савич буквально вскочил с полки, осторожно, стараясь не шуметь, медленно отодвинул дверь купе, вышел в коридор и направился к тамбуру, но остановился около двери и стал ждать, когда поезд полностью остановится и проводница откроет входную дверь…
Услышав произнесенную проводницей в адрес сошедшего пассажира фразу «Всего доброго», стрелочник сразу понял – пора! Уверенным движением Ромашкин открыл дверь и вышел из коридора в тамбур, где возле незакрытой двери все еще стояла проводница, ожидая его, так как обещала выпустить «безбилетного» пассажира из вагона.
– Решились все-таки меня покинуть? – вдруг спросила женщина с явным, но плохо скрываемым огорчением, но пытаясь улыбнуться.
– Вы не переживайте, уважаемая! Вы же знаете, всему виной мое неуемное любопытство! – безрадостно улыбаясь одними уголками рта, ответил Ромашкин, заметив оттенок грусти в ее карих глазах, а потом совсем серьезно добавил.
– Простите великодушно… но не могу же я все время кататься в одном вагоне… не подумайте, что мне неприятно Ваше общество, просто потому…
– Я все понимаю, товарищ, – резко перебила проводница Степана Савича, так как понимала, о чем он хочет сказать, а потом завершила свою фразу словами, сказанными с нотками недовольства, смешанного с плохо замаскированным сожалением.
– Что ж, не смею задерживать! Я уже давно привыкла работать в одиночестве… и жить тоже… Всего доброго и удачи в поисках истины!
– Спасибо! И Вам тоже всего наилучшего! – доброжелательно ответил Степан Савич, прощаясь, по-дружески дотронулся до ее плеча, перескочил с тамбурной площадки прямо на платформу и повернулся в сторону вагона, чтобы помахать рукой его хозяйке.
Проводница в последний раз бросила на Ромашкина многозначительный взгляд, с хлопком затворила вагонную дверь с затемненным оконным стеклом и защелкнула внутренний замок, чтобы больше никто случайно не смог проникнуть в вагон без ее ведома.
В это время поезд тронулся, вагоны стали все быстрее и быстрее покидать станцию Выборг, а Ромашкин остался на перроне, окутанном мраком глубокой летней ночи, и машинально продолжал смотреть вслед уходящему поезду. Во всяком случае, на улице было тепло, и это радовало стрелочника, потому что, пустившись в этот вояж, он был одет в кожаную осеннюю куртку, которую можно было теперь снять. Было бы гораздо хуже, если бы в этой точке пространства вдруг оказалось холодное время года…
Поезд почти скрылся из виду, показав напоследок три хвостовых красных фонаря последнего вагона, и вокруг стало тихо. Степан Савич оглянулся по сторонам и заметил на абсолютно пустынной платформе двух человек, беседующих под неярким светом вокзальных фонарей. Очевидно, это тот самый пассажир вагона, которого выпустила его новая случайная знакомая хозяйка вагона, а другим вероятнее всего такой же местный проводник, каким до недавнего времени был и он сам. Это было абсолютно точно, так как в это время на перроне не могло быть посторонних, а только служители Системы. Увиденное вполне укладывалось в понимание того, что у Степана Савича до сих пор сохранилась способность видеть то, чего не могли видеть обычные люди. Вполне возможно, что и должность в системе за ним пока еще осталась. Кто знает?
Таинственный поезд только что покинул станцию Выборг, значит, с этого момента в окружающей местности включилась пространственно-временная инверсия, и пошел отсчет времени, чтобы местный проводник системы успел довести гостя до портала перемещения, тем самым выполнив свое предназначение. Спустя полминуты, Ромашкин заметил, что эти двое после короткой беседы куда-то направились по перрону, прошли мимо здания вокзала с вывеской «Выборг», и чтобы попытаться узнать хоть что-то новое о работе Системы, стрелочнику ничего не оставалось, как осторожно и незаметно последовать за ними.
В полной тишине окружающей обстановки пассажир и проводник двигались со средней пешеходной скоростью, не говоря друг другу ни слова, не оглядываясь и не озираясь по сторонам, потому что были абсолютно уверены, что в этих особых условиях им не требовалась соблюдать конспирацию. Сначала они проследовали мимо здания вокзала, потом вышли за пределы станции, пересекли привокзальную площадь, а дальше, по представлениям Степана Савича, их путь лежал в сторону одного из ближайших к станции жилых строений. Чтобы убедиться в этом, Ромашкин на небольшом, но незаметном удалении от незнакомцев продолжал их преследовать. В данном случае скрываться ему имело смысл, потому что они не должны были заметить, что рядом находится еще кто-то владеющий информацией о подобных поездах и об инверсиях, надежно скрывающих от посторонних глаз местных жителей время от времени происходящие подобные события.
Метров через сто парочка свернула с улицы во двор, на короткое время скрывшись от глаз преследователя, но Ромашкин, прибавив шагу, быстро оказался на месте их исчезновения. Он прошел в тот же самый двор и даже успел заметить, куда те двое направились потом. Проходя мимо двух стоящих рядом многоквартирных четырехэтажных «сталинок», Степан Савич отметил, что ни в одном из окон домов не было света, все вокруг поглотила полная темнота, сквозь которую на асфальтированную дорожку пробивался слабый свет от одинокого фонаря, висевшего на деревянном столбе. И главное, кругом стояла абсолютная тишина. Окружающая обстановка лишний раз подтверждала тот факт, что в данный конкретный момент они втроем находились в области пространственно-временной инверсии, созданной в другом измерении и скрытой от посторонних глаз обитателей данной местности…
Ромашкин продолжил преследование по сути своих коллег по службе в Системе, завернул за угол очередного строения и увидел, как двое заходят в подъезд расположенного в глубине двора двухэтажного кирпичного дома, такого же пустынного и темного, как и все остальные стоящие рядом. Степан Савич догадался, что это и было то самое строение, где располагался портал. Значит, один из этих двоих должен вскоре выйти обратно, и надо его непременно дождаться. Проводник, работающий на станции Выборг, и понадобится Ромашкину для разговора.
Стрелочник со станции Буданино не ошибся в своих предположениях, и долго ждать ему, в самом деле, не пришлось. Несколько минут спустя, пустой дом покинул тот из двух, который был одет в железнодорожную робу стрелочника. Эту форму Степан Савич уж точно бы никогда не спутал бы ни с какой другой. По расчетам Ромашкина, у них еще должно остаться время, пока реальность не вернется в это пространство. Но как бы ему завести разговор так, чтобы не испугать своего коллегу, потому что тот гарантированно никак не ожидает, что вместе с ним в тайном пространстве находится еще один проводник. И Степан Савич решил для начала окликнуть его негромко, почти шепотом.
– Коллега! Послушайте! – практически прошипел Ромашкин, и его потенциальный собеседник остановился, начиная настороженно вертеть головой по сторонам и прислушиваться к окружающей тишине.
– Да, коллега, я к Вам обращаюсь! – снова прошептал стрелочник из Буданино, спрятавшийся за стоящий неподалеку тополь с толстым стволом, хотя в такой плотной темноте можно и не использовать естественные объекты, чтобы спрятаться.
– Кто здесь? – обычным голосом спросил проводник, все еще оглядываясь по сторонам в поисках говорящего, в то же время, судорожно прикидывая в уме, не послышалось ли ему, потому что ничего подобного в этой ситуации случиться просто не могло.
– Вы не волнуйтесь, пожалуйста! Меня зовут Степан, я Ваш коллега, стрелочник, только со станции Буданино, – проговорил Ромашкин уже обычным голосом, выходя из своего временного укрытия.
– Не понял!.. Слушай, мужик, как ты здесь оказался? – заметив постороннего, с предельным нескрываемым удивлением спросил незнакомец, будто и не слышал предыдущих слов.




