По тропам Кромки

Пролог

Телефонный звонок потревожил тишину пыльной квартиры. Скель, дремавший на полу, шевельнулся, приоткрыл глаза, выбирая: «Вставать, идти в прихожую, снимать трубку со старенького аппарата или пропустить дребезжащий звук мимо ушей, возвращаясь в безмятежное окаменение?» Тело поднялось до того, как разум принял решение. Инстинкт заставлял двигаться, менять форму, спасаясь от превращения в безмятежную каменную глыбу, не ведающую страстей и забот. Скель и так уже растерял почти все потребности и желания, выбирался из дома раз в месяц, гонимый нуждой – за крохами чужих жизней.

Тело изменялось, роняя чешуйки щебня. Ладонь обрела подвижность, губы смягчились, горло вернуло возможность издавать звуки. Телефон терпеливо трезвонил, словно тот, кто дожидался ответа, знал, что трубку снимут не сразу. Может быть, и знал – по городскому номеру могли звонить только давние знакомцы, новых у скеля не было.

– Алло? – прохрипел он в трубку.

– Лев Евгеньич? Лев Евгеньич, вы? Это Мариванна с почты.

– Здравствуйте, голубушка моя! – вместе с голосом возвращалась манера поведения, соответствующая выбранной личности, особенности речи и употребляемые обращения. – Как поживаете? Как здоровье, как внуки?

Мария Ивановна разразилась трескучей речью, изобилующей перечислением хворей и радостей. Скель выслушивал ненужные известия, зная, что бывшая соседка сама доберется до причины звонка. Так оно и вышло – после очередного рассказа о непутевом внуке-студенте Мария Ивановна спохватилась, сообщила:

– Ох, чуть о главном не позабыла! Письмо пришло. На дедов адрес, на дедово имя. Я даже в почтовый ящик его кидать не решилась. Заливает ящик-то, козырек совсем сгнил и раскрошился. Что делать? С оказией вам письмецо передать?

– Отправитель указан? Не сочтите за труд, голубушка, скажите, кто дедову память потревожил?

Покойный получатель письма был наполовину вымышленным, наполовину существовавшим. Когда-то скелю удалось обменять сундучок самоцветов на паспорт Даниила Федоровича Бархатцева и свидетельство о рождении его внука, Льва Евгеньевича Бархатцева, погибших в железнодорожной катастрофе. Прикрывшись личиной Даниила Федоровича, он купил дом в захудалом уральском селе, из которого бежала молодежь, оставлявшая стариков умирать в ветшающих домах. Прожил там год, подружился с соседями – Мария тогда еще была звонкой хохотушкой, не ведавшей болезней и горестей. А потом уехал в город Свердловск и больше никогда не возвращался. Скель, таивший долгожительство от людей, сумел выправить официальный паспорт на имя Льва Евгеньевича Бархатцева. Сам у себя унаследовал дом, съездил в село, заново перезнакомился с постаревшими соседями, подкрепил коробкой конфет просьбу извещать его о письмах и людях, которые могут разыскивать деда. Мария Ивановна звонила ему трижды, докладывала о ходоках, дергавших двери старого дома. Аукнулись темные делишки, сбыт кладов и покупки паспортов. Как аукнулись, так и заглохли: скель сменил личину и сбил ищеек со следа. А теперь вот – письмо.

– Нету ни фамилии, ни полного адреса, – с сожалением сообщила Мария Ивановна. – Только город написан. Хрустальный Ключ. Посмотрела по штемпелям, оттуда и отправлено. Что делать? Ждать, пока вы приедете, или на ваш почтовый адрес переслать? Могу отдать внуку, он на выходные погостить приедет, в город вернется и вам передаст. Только вы уж сами с ним договаривайтесь, где встретитесь. Я этому охламону не указ, заставить его письмо вам домой отвезти не смогу.

– И не надо! – воскликнул скель. – Молодых заставлять – только нервы тратить. Отдайте ему письмецо, напишите на конверте мой номер телефона, чтоб он его не позабыл, и скажите, что благодарность будет выражена материально. А вам, голубушка, я посылочку с приятным сюрпризом отправлю, за потраченное время и заботу.

Мария Ивановна воспротивилась – куда столько трат из-за одного письма, да и воруют из посылок. Сошлись на том, что Лев Евгеньевич вручит внуку коробку конфет с черносливом, до которых Мария Ивановна была большой охотницей, а дальше уж как бог даст: если внук передачку съест, от бабушки сильно не убудет.

Скель положил нагревшуюся трубку на телефон. Размял шею, плечи. Дрема отступила. Вернулось почти забытое чувство – любопытство. Ворошилось, подталкивало к ненужной суете, нашептывало: «Зачем велел письмо передать? Поехал бы сам. И сейчас не поздно переиграть – выйди из дома, сядь в автобус, не придется неделю ждать, гадать, кто Даниила вспомнил спустя десятилетия после официальной кончины». Скель потряс головой, отогнал человеческие эмоции, укрылся каменной безмятежностью. Незачем спешить. Когда выяснится, тогда и выяснится. Адрес Даниила Бархатцева он в давние годы давал некоторым нужным людям – для связи в особых случаях. Никто из них не был родом из Хрустального Ключа. И сам скель в тех краях не удосужился побывать. Но нельзя забывать, что время тасует колоду людских судеб и каждый день раскладывает пасьянс в новом порядке. Кто-то мог переехать – не крепостные времена. Кто-то – нашептать адресок нуждающимся знакомцам.

– Нет надобности торопиться, – глухо проговорил он, обрастая каменными чешуйками. – Привезут письмо, тогда и узнаю, кто дернул ниточку из прошлого.

Глава 1. Ярослав. Знакомство

Все беды начались с больницы… нет, не так. Все беды начались с аварии. Не сам за рулем сидел, никто правила не нарушил – нападение на инкассаторов. В фирму-спрут, раскинувшую по городу щупальца – залы игровых автоматов – Ярослав устроился по знакомству. Сосед наводку дал, и поручился поначалу, потому что молодых и одиноких в тамошнюю охрану брали неохотно, опасаясь, что сбегут с деньгами.

Первые полгода Яр стерег девочек-кассирш, выручку и железные коробки, жадно глотавшие монеты и неохотно выплевывающие выигрыши. После этого пошел на повышение: встал в холле казино, в костюме и при галстуке, встречая жаждущих куша игроков, которых под утро приходилось деликатно выпроваживать вон – зачастую, промотавших все, до последней десятки. Еще через год его вызвали к начальнику охраны и предложили стать ночным инкассатором. Ни бронежилетов, ни спецмашин в фирме не водилось. Забирали выручку по-простому: трое охранников, дремавших в комнате отдыха при казино, получали вызов от кассира игровых автоматов, грузились в «Ниву» и ехали на точку, где скопился нал. Обменивались в подсобном помещении криво нацарапанными расписками: «Я, такой-то и такой-то, старший смены, принял у оператора N тысяч рублей», пересчитывали перетянутые резинками пачки и отвозили деньги в сейф казино. А в случае необходимости доставляли суммы на выплату выигрыша. Но такое случалось очень редко.

Нельзя сказать, что работа была проще или легче, чем стоять в зале или в холле. Зато платили больше. И два раза в месяц полагался дополнительный выходной. Яр тогда радовался: отлично устроился, деньги вовремя выдают, еще и премии в конверте перепадают, а что ночью не спать – какая разница? Где он, без высшего образования – за плечами только школа и армия – работу с хорошей зарплатой найдет? В супермаркете или ювелирном на дверях вполовину меньше платят, не говоря уже об автостоянке.

Радовался Яр без малого пять лет. Дорос до старшего смены, почти правой рукой начальника охраны стал – проверял салаг, перебрасывал охранников с точки на точку, если замечал, что спелись с кассиром, штрафовал, только не увольнял, и имел право голоса при любых разборках. Лафа закончилась, когда «Ниву» раскатал самосвал, едва не в лепешку. Нападавшие отжали заклиненную дверь ломом, забрали сумку с деньгами – выручку с четырех точек – и были таковы. Внутреннее расследование показало, что наводчицей оказалась тетка-кассирша, шумливая, всегда приветливая, угощавшая инкассаторов чаем. Вот тебе и не бери молодых и одиноких – тетка-то племянников на дело подтянула. Чем дознание кончилось, Яр не знал. Пока валялся в больнице с разбитой головой, сломанными ребрами и ключицей, его уволили по сокращению штатов: все чин-чином, запись в трудовой, печать, даже конверт с двойной зарплатой передали. Только эти деньги кончились быстрее, чем зажили швы на обритой голове.

Казалось, что жизнь разрушена. Ни денег, ни здоровья, ни личного счастья – подруга Жанна собрала свои вещи, которые по пакету перевозила в квартиру Яра пару лет, и оставила ключи у соседки, даже другу Андрюхе не удосужилась занести. И номера телефонные в черный список забила, чтоб не слушать претензии. Яр-то с левого номера прорвался, парой фраз душу отвел, однако эта мелочь ничего не меняла. Главный вопрос: «Куда податься немощному охраннику?» оставался открытым. Кости срослись, швы зажили, но голова кружилась так, что Яр сам понимал: не годен ни в зал, ни на двери. Врачиха в поликлинике говорила: «Все пройдет после периода реабилитации». Яр верил и надеялся, что не мешало ему, непривыкшему к немочи, злиться на собственное тело.

Вот странность: тогда, при шансах, что все выправится, лежал лицом к стене, а как вынесли приговор, зацепился за жизнь, считая дни. После больницы от его поддерживал Андрюха «Дрон». Приезжал с крестником, шевелил, вытаскивал на прогулки. Помог найти работу, подтолкнул зайти в детский сад, куда Яра охотно взяли сторожем. Пусть за копейки, зато напрягаться не надо, и зарплаты хватало на оплату коммунальных услуг и хлеб. Замаячило и личное счастье. Воспитательницы в детском саду смекнули, что у Яра только голова битая, а руки-ноги и прочий комплект не повреждены, и начали забегать по вечерам за забытыми сумочками. Хохотушка Света жила неподалеку, возвращалась чаще всех, пирогом к чаю покормить не забывала, и Яр решил – а чего ждать? Годы идут, квартира пылью зарастает, борщ самому варить уже надоело. Детский сад не игровые автоматы, Света не запрыгнет в постель, потому что проиграла три зарплаты в монетник, и ей надо недостачу прикрыть-перекрыть.

На Свете-то его первый раз и прихватило. Думал, сладкая смерть пришла. Не вздохнуть, ни выдохнуть, сердце болит, будто куски отрывают. Сполз, очухался, назавтра пошел в поликлинику. И завертелась чертовщина: ни кардиограмма, ни платное УЗИ, на которое у Дрона деньги занимать пришлось, ничего не показали. Сердце теперь болело чуть ни каждый день, а кардиолог только разводила руками и выписывала Яру бесполезные таблетки. Она-то, добрая женщина, Яра к биоэнерготерапевту и направила. Обычно таких специалистов в поликлинике не было, все сидели в платных центрах, бешеные деньжищи за астральную диагностику драли. А тут, можно сказать, свезло – прислали барышню молоденькую, только из Академии. Недели еще в поликлинике не проработала, то-то под кабинетом очередь и не сидела, не пронюхал еще народ, что бесплатную диагностику дают.

Барышня, когда Яр сунулся в кабинет, недовольно зафыркала. Прочла записку от кардиолога и выставила навязанного коллегой пациента в коридор, промариноваться на банкетке. Гнев на милость она сменила довольно быстро, минут через десять разрешила зайти, перелистала пухлую карточку, задала пяток стандартных вопросов: «Как давно начались сердечные боли? Головокружения после аварии остались?» Выслушала заученный наизусть список жалоб и велела снимать рубашку.

Сеанс диагностики затянулся. Сначала барышня Анна Алексеевна унимала бешено крутившуюся рамку, потом достала из ящика кольцо с подвеской на цепочке, долго водила им по груди, возле сердца – аж сосок затвердел, и шерсть дыбом встала. Судя по изменившемуся выражению лица – Анна Алексеевна стала хмурой и бледной, как форменный халат – то ли с кольцом, то ли с Яром что-то было не так.

Предварительный диагноз «хворец сердечно-сосудистый» Яра поначалу не напугал, а выписанное Анной Алексеевной направление в краевой Астрально-Диагностический Центр вызвало глухое раздражение. Чтобы подписать направление у главврача и поставить все нужные штампы, пришлось задержаться в поликлинике на лишний час. А завтра еще день коту под хвост – езжай через весь город, толкайся в очередях.

Осознание неотвратимой беды навалилось в коридорах Центра, после чтения памяток населению, где подробно описывались распространенные астральные паразиты. Обычные хворцы снимались биоэнерготерапевтами на «раз-два». А вот сердечно-сосудистые были не извлекаемыми. К сердцу присасывались старые, матерые особи, уже отправившие на тот свет пару хозяев. Присасывались, чтобы сдохнуть на пару с последним носителем.

В Центре диагноз барышни Анны Алексеевны подтвердили. Об отпущенном сроке не говорили, только посоветовали не тратить деньги на шарлатанов – хворца, мол, могут предложить снять, и обманут, если только прямо при попытке в могилу не сведут. После этих речей Яра чуть не разорвало от противоречивых желаний. Приперло поискать какого-нибудь шарлатана – в смысле, проконсультироваться с независимым специалистом. Если поманят обещанием снять и надуют, сил набить морду и отобрать уплаченное хватит. Но боязно стало, что угробят… жить хотелось со страшной силой, хоть с болью в сердце, хоть задыхаясь, хоть считая дни.

В поликлинике, увидев заключение из Центра, заохали. Сердобольные дамы и барышни в белых халатах дружно жалели Яра, уверенно говорили, где к нему мог прицепиться хворец – в больнице, там такого добра навалом. Толку от этих разговоров был пшик, Яр не чувствовал нужды вызнать, где именно он эту тварь подцепил. От предложения кардиолога «попытаться оформить инвалидность» Яр отказался. Шансы пройти ВТЭК малы, диагнозам биоэнерготерапевтов там не доверяют, волокиты будет много, и бесценное время потратится на сидение в очередях. Нет уж… не на поликлиники надо расходовать оставшийся хвост лета и последнюю осень.

А на что? Бурный секс сразу пришлось вычеркнуть – оттянуться по полной программе хворец не позволял, рвал сердце, когда улавливал хозяйское удовольствие. Дела Яр привел в порядок быстро. Написал завещание, чтоб квартира – невеликая ценность, однушка – досталась сыну друга, а не двоюродной тетке отошла. Тетка ни разу в больницу носу не показала, а Дрон жратву и компоты таскал, и деньгами помогал, отмахиваясь от слов: «Я тебе отдать не смогу». Теперь Яр умрет и разом расплатится – Дрону-младшему, когда вырастет, будет куда съехать, подарить папаше спокойную старость.

Оформив завещание, Яр наскреб денег и поехал в район – дали ему адресок бабки-ведуньи, которая, по слухам, людей из могилы вытаскивала, снимая всякую астральную погань легким щелчком пальцев. В очереди пришлось сидеть долго. Людей в маленький дворик набилось, как килек в банку, кто на своих ногах, кто в креслах-колясках, а одного мужика вообще на носилках принесли.

На заветную веранду Яра допустили вечером. Бабка велела покатать яйцо по треснутому блюдцу, поводила ладонью по спине, прошамкала:

– Снять не возьмусь. Иди, милок, с богом. И поостерегись. Ищет тебя кто-то с Кромки.

Недаром в Центре советовали на шарлатанов не тратиться! Для такого вердикта яйцо можно было и дома погонять, не трясясь в автобусе и не высиживая в очередях. Кто ищет, зачем ищет? Подпустила туману, прохиндейка старая, лишь бы плату за прием взять!

Вопрос: «Где ты, якорь?» прозвучал на следующую ночь, во сне. Яр сначала решил, что его зовет бывший напарник по инкассации, потом понял – не он. Голос ниже. И звучит властно – вроде и просит, и одновременно приказывает. Наглый мужик, не зря бабка поберечься советовала.

Сны с вопросами и мерцающей тропой, висящей над бездной, приходили каждую ночь: прямо как по расписанию, к пяти утра. Яр вскакивал с дивана в холле детского сада, прикасался к «тревожной кнопке», убеждаясь, что вернулся в реальность, и шел во двор, дышать свежим воздухом – в предрассветной мгле не было ни намека на дневную июльскую духоту. А небо какое! Черно-бархатное, подмигивающее звездами. Если бы еще сердце не болело, вообще бы красота.

Он усаживался на перила веранды, мял грудину, бесполезно надеясь – вдруг хворец возьмет, да и отвалится. К злости на паразита примешивалась обида на самого себя: надо было не ходить к биоэнерготерапевту. Не знал бы ничего, и дожил последние дни спокойно. Внутренний голос осаживал: «Дела уладить успел». Яр уныло кивал, обещал себе, что именно сегодня позвонит Дрону и зазовет почаевничать. Надо объяснить, как обстоят дела. Отдать завещание. Пожаловаться.

На пункте «пожаловаться» Яр слезал с перил и брел обратно в холл. Даже в мыслях не знал, как рассказать о бесцельно потраченных деньгах, бабкином предупреждении, голосе и странных снах. И малодушно откладывал разговор на прохладный день: какой чай, когда в тени плюс сорок градусов?

Дрон позвонил первым. За неделю до дня десантника начал выть в телефон: «Ты чо-о-о?.. Наш же день!» Какой уже «наш»? Дембеля пусть в фонтанах купаются. В такую жару водку пить – железное здоровье нужно. А потом подумалось: авось от экстремальной ситуации кто-то сдохнет.

– Или я, или этот паразит… – пробормотал Яр. – Есть шанс, что паразит, я-то к водке привычный.

Дроновы вопли и горячие речи разогрели, заставили изменить решение и пойти на встречу – однако, без всякой надежды на приватную беседу. Поздним утром второго числа летнего месяца августа Яр смыл ледяной водой паутину прилипчивого сна и вызвал такси, чтобы добраться до традиционного места сбора – Царских ворот. В пакетах позвякивали бутылки: беленькая, два пива в стекле и полтора литра газировки. Надо же чем-то запивать. Голова кружилась – ночь выдалась очень душной. На этот раз Яр увидел хозяина голоса. Распоясавшийся гость его снов вынырнул из бездны, выдохнул морозное облако, укрепляя мерцающие клочья тропы. Не человек. Крылатый змей, покрытый жесткой блестящей чешуей. Подлетел, потребовал: «Скажи, где ты!» Яркий, удивительно синий взгляд проник в душу, вывернул, добираясь до потаенных уголков. Яр не помнил, выдал ли он врагу военную тайну. Вроде бы, растерявшись, упомянул сбор на воротах. А может, и нет.

Первые сто грамм пропустили в половине одиннадцатого, даже не докурили – «между первой и второй промежуток небольшой» – и опрокинули в себя поминальную. От фонтана потянуло обманчивой прохладой, Яр вцепился в пиво, отгораживаясь от очередной пластиковой стопки. Уличный шум и журчание воды не заглушали, подчеркивали разгоряченные водкой голоса.

– Хотел в этом году в Брест съездить, да жена на дыбы встала. Не дам, говорит, дитё туда везти, у Брестской крепости биоэнергетика плохая, хандрецы по углам гроздьями висят и на экскурсантов спрыгивают. А я же думал на нашу часть глянуть, вспомнить, как там и что… Эх!.. Пришлось на море ехать, на пляже толочься, пиво с чебуреками жрать. Как будто на пляже энергетика лучше.

– Ничем не лучше. Что в толкучке, что в море, любую дрянь подцепить – как два пальца обоссать.

Голос, знакомый и незнакомый, заставил Яра вздрогнуть. Попытался разглядеть силуэт – перед глазами поплыло. По звуку и движению пятна понял только, что бутылка об парапет стукнула. Хворцу прибавление выпивки не понравилось, сердце одновременно разболелось и окаменело, выламывая грудную клетку тяжестью.

– Только бабы этого в упор замечать не хотят. Им лишь бы на море или по распродажам шастать. А на распродажах в очередях не душегрызы, так завистняки кишат. И вреда от них побольше, чем от брестских хандрецов.

– Дело говоришь! – взревел Дрон. – Ты с Гайжюнайской учебки?

– С Ферганской.

– А дослуживал где?

Ответа Яр не расслышал, не до чужих слов, когда ты одновременно сидишь на раскаленной лавке и балансируешь на краю обрыва, боясь промахнуться, наступить мимо мерцающей тропы. За спиной сухо зашуршала чешуя, змеиный хвост обвил плечи, заставил сделать шаг назад, на твердь. «Нашел!» Не голос, не крик – ликующее шипение.

– Эй, ты как?

Чьи-то пальцы сжали плечо, встряхнули.

– Не знаю.

Яр плыл и плавился, словно мед, выставленный на солнце. Все вокруг было приторным, липким: воздух – как кисель, разговоры – как блюдечко с вареньем, приманившее десяток назойливых мух.

– Пойдем в тень.

Расплывающийся силуэт потянул за локоть, помог подняться. Яр попытался вырваться. Движение отдалось дикой болью в груди, как будто сердце ложкой вынимали.

– Ах, твайум-м-м-а-а-а!..

– Яр, все нормально? – Дрон обернулся на вскрик, насторожился.

Сил хватило на то, чтобы отмахнуться – не напрягайся, мол, еще живой.

– Кто ты? Зачем пришел?

– Меня Владимиром зовут, – а глаза, как у того змея – синие, холодные, злые. – Я тебя искал, Яр. Ты мой якорь.

– Что?

Жара и алкоголь заставили пошатнуться. Владимир подхватил, удерживая, не то попросил, не то приказал:

– Пойдем, в машине посидим. Поговорим. Там кондиционер. В прохладе говорить проще. У меня вот-вот мозги через уши вытекут.

– Пойдем, – согласился Яр.

Заворошились и тут же утихли опасения. Это хорошим мальчикам и девочкам в машины к незнакомцам садиться вредно. А ему-то что? Маньяк бы к фонтану не поперся, в детский сад ночью зайти проще; на органы тело с сердечно-сосудистым хворцом не годится; в рабство не увезут – не довезут.

Пока ждали зеленый свет на переходе, Яр рассмотрел змея-искусителя повнимательнее – пока мерцающая тропа глаза застить перестала. Крепко сбитый, не каланча, не коротышка, движется уверенно, плавно. Короткий ежик черных волос промок от пота, на лбу тоже капли, грозят залить синие глаза – слишком яркие, цепкие, колдовские какие-то глазищи. Если бы не сила во взгляде, Яр бы повесил на этого Владимира ярлык «остепенившийся бандит». Перевидал таких в казино, больше чем хотелось бы. Но змей и мерцающая тропа заставляли не торопиться с классификацией.

На парковке их ждал здоровенный черный автомобиль с номерами соседней области.

– Я из Хрустального Ключа, – буркнул Владимир. – Ночью подорвались, в три выехали. Гнали, чтоб успеть. Ты же вирму сказал: «У ворот в десять».

– Зачем ко мне во сны повадился?

– Садись в машину, – или показалось, или в голосе действительно появилась жалобная нотка. – Выйти в любую минуту сможешь. А я на вашей жаре в лужу сейчас расплавлюсь.

Сели – как в холодильник нырнули. Владимир затащил на заднее сиденье, на водительском и переднем пассажирском сидели двое. Здоровенный жлоб-водитель вполне себе вписывался в бандитскую версию. Барышня – нет. Не подруга – ни волнения, ни интереса к новому человеку, вежливое равнодушие наемного работника на скуластом личике. Не секретутка, хоть и в легком деловом костюмчике – не такие у богачей секретутки, нет у них сильных плеч и характерно деформированных пальцев. Крепкие ладони, никакого маникюра, готовность к удару… в зеркало изучает искоса, удерживая маску безразличия. Телохранительница? Яр сам себе кивнул и повернулся к Владимиру:

– Что ты там говорил про якорь?

– Я все объясню. Но на это уйдет некоторое время. Давай познакомимся?

Руки расстегивали барсетку, доставали документы, змей, притаившийся на обрыве, раздраженно шипел.

– Я уже говорил, что живу в Хрустальном Ключе. Насчет Ферганской учебки не врал, можешь в военном билете глянуть. Держу ЧОП, город у нас курортный, ребята мои в гостиницах и санаториях стоят, если беру контракты – грузы сопровождают. Все чисто, бухгалтерия в ажуре, – в синих глазах мелькнули и пропали смешинки. – Я не бандит.

– Верю, – Яр почти не соврал. – О себе рассказывать? Я тоже не бандит.

– Верю, – Владимир улыбался натянуто, словно разрывался между необходимостью быть вежливым и немедленно придушить. – Расскажи, что хочешь. Не хочешь – промолчи.

Яр решил расставить точки над «и», а то мало ли, вдруг его перепутали с кем? Дослушав про хворца, Владимир кивнул:

– Вирм сказал, что тебя кто-то на Кромку тянет. Он мне все время твердил – найди, а то будет поздно.

– Ну, вот, нашел. Дальше что?

Владимир наклонил голову, словно к кому-то прислушивался. Перед глазами поплыли облачные клочья. Змей на обрыве закружился вьюном, словно пытался сам себя поймать за хвост.

– Он может снять хворца.

Даже неинтересно стало. Захотелось выйти из машины, врезать еще сто грамм, вытравливая ложную надежду. Яр все-таки задержался, спросил:

– И что взамен? Квартиру подписать?

– На хрен мне твоя квартира? – пожал плечами Владимир. – Давай так договоримся… я хворца сниму, а ты на меня год поработаешь.

– У вас в Хрустальном Ключе нехватка сторожей в детских садах? – деланно удивился Яр. – Приходится из других городов завозить? Ай-ай-ай…

Водитель и телохранительница оказались вышколенными – не шевелились, как и не язвил за спиной никто.

– И здесь мы возвращаемся к якорю, – Владимир вздохнул, свел густые брови и вдруг предложил. – А поехали в гостиницу? Я тут одну знаю, останавливался, когда по делам приезжал. Ребят-девчат отправлю отдохнуть, а мы с тобой пообедаем, выпьем за наш праздник и обо всем спокойно поговорим. И ты остынешь, пока доедем, и я правильные слова подберу.

– Поехали, – неожиданно для себя согласился Яр. – Только обедаем в кабаке, не в номере.