Глава 1
Матвей
― Матвей Глебович, кого из девушек предпочитаете сегодня? – управляющий клуба протягивает мне папку, где написаны женские имена буквами на арабский манер.
– Вон ту, которая возглавляет список и стоит тройную цену, – неужели он до сих пор не запомнил, что мне плевать на имена, главное, чтобы работала бесперебойно и на полную мощь. Усмехаюсь собственной аллегории.
– А, может, ты и ко мне подойдешь? – мой заместитель и партнер по бизнесу вновь недоволен, что я номер один. Всегда и везде. Салим оборачивается:
– Сергей Александрович, ваш выбор следующий. А это новенькая, Матвей Глебович.
– Ну, вот ее и давай.
– Мне тоже что-нибудь из новенького, – когда же ты перестанешь повторять за мной…
– На сегодня она одна.
– Ладно, тогда Эльвиру.
Вновь состроил недовольную рожу, а я демонстративно развел руками. Каждый раз пытается меня обскакать, но безуспешно.
– Сейчас мы подготовим девушек, и я приглашу вас.
Прекрасно. Откидываюсь на спинку дивана, который все еще пахнет салонной кожей. Беру в руку сигару, вдыхаю аромат табачных листьев и закрываю глаза. Музыка бьет по ушам, не давая расслабиться полностью. Вечеринка по поводу подписания контракта с очередным крупным клиентом, как обычно, переваливает за полночь и включает в себя клуб «Золотая лань», выпивку и женщин. Сейчас мне просто нужно трахнуть кого-нибудь и поехать домой, где я смогу наконец-то отдохнуть, без галдежа и надоедливых вечно заискивающих девиц. Голос Салима выдергивает из полусна:
– Девушки готовы. Матвей Глебович, вам в первую комнату. А вам Сергей Александрович, в пятую.
Даже в номерах я его переиграл. Отлично. Мне нужен хороший трах, как раз за тройную цену. Иду, предвкушая львицу. Облизываю пересохшие губы и открываю дверь. Брюнетка сидящая на углу кровати вздрагивает и поворачивается ко мне, прижимая к груди руки, сжатые в кулаки. Молилась, что ли? Привык немного к другому, но может, эта новенькая знает толк в хорошем сексе. Хотя начинаю сомневаться, подойдя ближе: опустила руки и вцепилась в матрас, будто это ее сокровище:
– Ты, чего на меня так смотришь? Можешь начинать раздеваться.
Взгляд такой, будто перед ней убийца, ей-богу. Провожу большим пальцем по губам, а смотрю на ее: сочные, налитые, ротик слегка приоткрыт. Думаю, что мы с ней договоримся. Вот только глаза становятся еще более испуганными:
– Не хочешь, я сам тебя раздену.
Обхватываю ее за талию и рывком стягиваю вниз. Так уже лучше. Она издает короткий стон. Узкое платье нелепого песочного цвета слегка задирается на бедрах, а под ним надеты обычные колготки, вместо чулок. Раздевание будет долгим. Но то, что она подо мной уже хорошо, хотя дышит так, словно пробежала стометровку. Снимаю галстук, не сводя с нее глаз. Когда начинаю расстегивать рубашку, она отворачивается и зажмуривает глаза:
– Послушай, я заплатил за тебя три цены, ты хоть посмотри на меня.
Никаких изменений, только вижу, как еще больше отворачивается, а руки сжимаются в кулаки. Провожу ладонью по ее колену и поднимаюсь к бедру, отчего она вся напрягается, а потом и вовсе издает всхлип, похожий на предвестник бабских рыданий. Беру ее за подбородок и разворачиваю к себе:
– Слушай меня внимательно, повторять не буду. Мне не нужна безмолвная кукла. Я не насилую женщин. Я их покупаю. Будь любезна, – растягиваю каждое слово, чтобы до нее дошло, что они пропитаны сарказмом, ― смотри на меня, как все шлюхи с любовью и обожанием.
На мои слова ее глаза наполняются соленой водой. Прекрасно.
– Может, за тройную цену ты решила разыграть спектакль?.. Я устал детка, деньги не заберу, только не строй из себя непонятно кого. Тебе сколько лет-то?
– Двадцать один, – еле слышно произносит и облизывает пересохшие губы, чем чертовски меня заводит. Оказывается, я люблю тихонь и недотрог.
– Ну, ты уже взрослая девочка. Посмотрим, чему научилась…
Накрываю ее нежное тело собой, одной рукой обхватываю грудь, а второй вновь поднимаюсь от колена к бедру. Готов уже разорвать на ней одежду, потому что нет сил сдерживаться. Поцелуями покрываю мягкую кожу шеи. Опять слышу всхлип и чувствую, как ее рука упирается мне в живот. Не то она делает, совсем не то…
– Не надо, пожалуйста…
И говорит совсем не то… Приподнимаюсь, тяжело дыша и смотрю на нее в упор:
– Ты что творишь?
Она в каких-то мелких конвульсиях начинает отрицательно мотать головой и смотрит на меня огромными глазами цвета Каспийского моря. И снова всхлипывает:
– По-жа-луйс-та…
– Черт! – отскакиваю от нее, как от прокаженной. Брюки готовы пойти по швам, а мне приходится сдерживаться из-за какой-то бабской истерики по совершенно непонятной причине. ― Уходи отсюда! Скажи Салиму, что я недоволен. Пусть явится.
Быстро встает с кровати и отходит к двери по стенке, не сводя с меня своих прекрасных глаз. Зря она это делает. Ох, зря… Разум мутнеет от ее округлых бедер, которые она пытается прикрыть коротким платьем. Еще немного и я за себя не ручаюсь.
– Не забирайте деньги, пожалуйста.
Ее голос и жалобный текст, проскальзывают в мой разгоряченный мозг, давая ей возможность уйти:
– Убирайся! Деньги не заберу.
Выбегает из комнаты, а до моих ушей доносится фраза «господи, спасибо». Ну, Рустам, я с тебя три шкуры сдеру за такую подставу.
Черт бы побрал эту девчонку, понимаю, что хочу ее с какой-то звериной жадностью:
– Черт!
Открываю окно и вдыхаю холодный ночной Питер, который хоть немного отрезвляет во всех смыслах. Стою несколько минут и успокаиваюсь. Нормально. Хотя пьяные голоса завсегдатаев клуба превращают только что свежий воздух в городской смрад. Беру телефон, но не успев набрать номер Рустама, слышу стук и голос Салима:
– Матвей Глебович, мне очень жаль, что так вышло. Мы взыщем с новенькой штраф, а…
– Нет.
– Что?
– Я сказал нет, – отвечаю спокойно, не поворачиваясь, ― Пришли другую. А штраф нужно взыскать с тебя за отвратительный рекрутинг.
– Но Матвей…
– Я сказал все, что хотел. Займись своими прямыми обязанностями, – слышу, как захлопывается дверь, и закрываю окно.
Почти сразу же в комнату заходит блондинка в красном платье и прямо с порога подмигивает, провокационно облизывая губы. Вот с этой мы быстро найдем общий язык. Подходит ко мне, и повернувшись спиной, подставляет молнию, чтобы я расстегнул. Слегка провожу пальцами по лопаткам и слышу приглушенный стон из ее уст. Наученная девочка, вот за это я уважаю Рустама – его девочки выше всяких похвал. В памяти всплывают глаза тихони и я зависаю на несколько мгновений, чем вызываю недовольство спелой клубнички. Она начинает тереться о меня своей попкой и почему-то жутко выбешивает этим. Сам не понимаю, что со мной происходит, поэтому без лишних слов разворачиваю клубничку к себе и с силой надавливаю на плечо, указывая, чтобы опускалась на колени.
― Может, сядете в кресло, Матвей Глебович?!
Улыбается и наигранно облизывает губы языком, полностью открывая инструмент своей работы. В штанах резко становится тесно:
– Да, так будет лучше.
Берет меня за руку и усаживает в кожаное кресло. Сама садится на четвереньки, кладет под колени мягкую подушку и смотрит на меня с таким обожанием, что я невольно начинаю смеяться. Люблю наблюдать, когда люди стелятся, выискивая для себя косточку посочнее и место повыгоднее. Кладет ладони на мои ноги, и я откидываюсь на спинку кресла, закинув руки за голову. Чувствую, как она расстегивает ремень, затем ширинку и дотрагивается холодными пальцами до моего члена, морщусь, но теплый гостеприимный рот этой девочки заставляет забыть ее оплошность. Ощущаю, как она старается, играя всем, до чего может дотянуться ее язычок. Начинаю надавливать в такт ей на затылок, чтобы старалась еще лучше. Способная девочка, нужно будет удвоить…
Усердные причмокивания разрубает женский крик, мое сердце начинает колотиться с бешеной скоростью, в мозг врываются воспоминания о тихоне, и я понимаю, что крик принадлежит ей. Вскакиваю с кресла, отталкивая девицу и пытаясь на ходу застегнуть ширинку с раскаленными от возбуждения венами. Вылетаю из комнаты и начинаю прислушиваться. Громкая музыка давит, но слышу, что тихий плач и приглушенные крики раздаются из комнаты номер пять. Скотина! Врываюсь туда, вижу, как он нависает над тихоней, запустив одну руку под подол платья, а второй зажимает ей рот. Рывком откидываю подонка, потом хватаю за грудки и придавливаю к стене:
– Какого черта, ты делаешь с ней? – тело просто вскипает от ярости, еле сдерживаю себя, чтобы не врезать по его пьяной роже.
– Э-э-э-э… Матвейка, ты чего? Эта сучка мне губу прокусила!
– Матвейкой я был в детском саду, а сейчас я Матвей Глебович, паскуда!
Только сейчас замечаю, что по его бороде сочится красная змеевидная полоска.
– Ну, не горячись, Матвей Глебович, – пытается одернуть мои руки, но я не даю спуску.
Давно! Давно! Нужно было разобраться с тобой. Замечаю краем глаза, что тихоня забилась в угол комнаты и сидит там, поджав колени к груди, а ее глаза видны мне даже отсюда – широченные с отпечатком ужаса. Хотя какой ужас – обычная потасовка. Сергей сдергивает мои руки и начинает ржать:
– Ты что увлекся шлюхой? Не ожидал, что опустишься до такого, Матвей Глебович.
Оборачиваюсь и взглядом припечатываю его обратно к стенке. Мразь! Глаза застилает гнев, но понимаю, что дал ему фору, отвлекшись на девчонку. Делаю шаг назад. Отряхиваю руки, показывая, что замарался о него. Подхожу к девчонке и хриплю:
– Хватит трястись! Вставай.
Она смотрит так, что я начинаю утопать в ее глазах и плевать, что они наполнены страхом. Утопаю в волнах Каспийского моря. Вот, черт! Протягиваю руку, а она вжимается дальше в угол.
– Не понимаешь, что девочка с тобой не пойдет? Уверен, что сучке понравилось быть наказанной.
Руки сжимаются в кулаки, и я готов размозжить этого урода, как букашку на ветровом стекле. Собираюсь сделать шаг, но ощущаю, что руки касается что-то холодное и дрожащее, рефлекторно оборачиваюсь и вижу, как тихоня тянется своей рукой. Сглатываю и раскрываю ладонь, предлагая опору. Встает и тут же отнимает руку, будто я включенный утюг.
Поворачиваю голову к Сергею, вижу, как он кривится, и ощущаю себя победителем. Все было бы, как всегда, только сегодня я слышу мокрое сопение за спиной, которое выбивает из-под ног привычную почву.
Беру ее за запястье и тяну к двери. Урод преграждает дорогу:
– Не, не, не, Матвей Глебыч, я за нее полштуки зеленых заплатил. Слушай, ну, отдай мне ее, а? Где это видано, чтобы шлюха кусала своего господина?
– Брызгалов, тебе чердак лечить нужно! Султан Сулейман, твою ж мать…
Достаю из кармана брюк бумажник и кидаю в него все, что есть из зелени. Ловит и пересчитывает. Как всегда, мелочный.
– О, да вы щедры сегодня, босс.
– Избыток вычту из твоих процентов. Не обольщайся.
Хватаю тихоню за руку и выталкиваю вперед себя. Все это время она продолжала сопеть за моей спиной. То ли меня это раздражает, то ли возбуждает, то ли что-то третье…
Хотя нет, ее зареванные и испуганные глаза приводят меня в ярость. Скотина!
– Пошли! – вновь хватаю ее за запястье и веду в первую комнату. Уж, очень интересно узнать, что такая скромная девочка забыла в «Золотой лани».
– Я с вами не пойду, – начинает упираться, пытаясь второй ледяной и дрожащей рукой высвободить ту, что в моем захвате.
– Хочешь обратно к нему? – поворачиваюсь и наблюдаю, как глаза заполняются страхом. Опять отрицательно мотает головой, словно в мелких конвульсиях. ― Тогда смелее шагай.
– Я не хочу. Пожалуйста! – передергивает от ее вечного «пожалуйста».
– Успокойся. Я ничего с тобой делать не собираюсь. Против твоей воли.
Указываю на дверь, отпуская руку. Слышу затяжной всхлип, поворачиваюсь: трет запястье и сжимает-разжимает пальцы, будто я ей кости переломил. Не мог же?.. Замечаю багровый браслет на руке. Она не только тихоня, но и неженка к тому же.
Собираюсь подтолкнуть ее в комнату, но в уши врезается грубый бас:
– Всем оставаться на своих местах!
Вижу, как в клуб забегает с десяток омоновцев. Твою ж мать. Сегодня день богат на сюрпризы. Тихоня повернулась ко мне, и я прочел в ее глазах немой вопрос «Что делать?» Вот училась бы в школе хорошо, знала бы, что на этот вопрос нет ответа. А, похоже, училась плохо, раз здесь оказалась.
– Придерживайся меня.
Теперь она мотает головой в конвульсиях в знак согласия. Ну, хоть какие-то перемены.
Вокруг замельтешили люди в черной форме с четырьмя буквами на спинах. Какой-то мудак толкнул тихоню в плечо, но она стойкая, лишь пискнула. Из комнат начали вытаскивать полуголых девиц, которые визжали, как свиньи и таких же мужиков, которые еще сегодня днем восседали в кабинетах с табличкой «босс» или «заместитель».
– Руки поднял! Вперед!
Меня пихнули в спину в направлении зала. Тихоню я вел за собой, невзирая на приказ о поднятии обеих рук. Поднимал ее руку вместе со своей, она не сопротивлялась. Брызгалова тащили под руки два омоновца, потому что эта пьяная скотина, уже успел отключиться.
Какая же падла донесла на Рустама? И в чем именно причина облавы – непонятно. Его клуб элитный и даже городские чиновники здесь нередкие гости.
Салима и всех девиц выстроили в ряд, приказав держать руки за головой. Остальным гостям заведения предложили опустить руки и присесть: мешки с деньгами всегда вызывают трепет, даже у спецслужб. Один из сотрудников подошел к нам:
– Все девушки к выходу. Это приказ.
– Она со мной.
– Я сказал, это приказ!
– Я Матвей Стоянов, и говорю, что она со мной. Я на тебя лично Соболеву пожалуюсь!
Вижу, как меняется выражение лица, несмотря на то, что сокрыто маской.
– Извините, но не могу ничего сделать. Приказ самого Артема Александровича доставить всех сегодняшних бабочек в отделение. Паспорта у нас. Так что… К выходу барышня!
Чувствую, как тихоня сжимает руку и смотрит на меня глазами, полными мольбы о спасении. Я разжимаю ладонь, и ее пальчики выскальзывают… Да, словно бабочка…
Омоновец грубо хватает ее за плечо и толкает к остальным. Салим ругается, девицы продолжают визжать, и только тихоня остается собой: молча стоит, сжимая кулаки у груди. Их начинают выводить из клуба. Наконец-то наваждение от нее закончится. Нужно просто выспаться. Официанты начинают бегать и наверняка звонить Рустаму, а я ухожу от всей этой суматохи ближе к выходу. Стою и наблюдаю, как девиц загружают в автобус. Но, конечно же, меня никто не интересует, кроме нее: стоит, обхватив себя руками. Кто-то из омоновцев подходит и грубо хватает за руку, так что из ее уст срывается крик. Черт, не к добру это все. Я подхожу к одному из спецов, оставшихся в клубе, вероятно, в ожидании Рустама:
– В какое отделение их повезут?
– Одиннадцатое.
Возвращаюсь внутрь зала, уговаривая самого себя, поставить точку на сегодняшнем дне.
Глава 2
Настя
Ругаю себя за то, что решилась туда пойти. Какая же я дура! Что теперь со мной будет? Я здесь чужая, и никогда не смогу стать, как они. Вижу, как кто-то из девчонок рыдает, а кто-то смеется, обвивая шею омоновца. Я так не смогу. Не буду. Не хочу. Прижимаюсь ближе к окну и смотрю, как мелькают фары проезжающих навстречу машин. Слезы начинают скатываться по щекам, а огромный комок горечи подкатывает к горлу. Через какое-то время понимаю, что начинаю задыхаться. Мне не хватает воздуха. И у меня снова может случиться паническая атака. Начинаю мысленно считать до десяти и растирать ладони и пальцы. Только не здесь и не сейчас. Мне никто не поможет. Продвигаюсь пальцами от ладони к запястью и вижу багрово-синий браслет. Вспоминаю того, кто меня спас сегодня. И его раскрытую ладонь, благодаря которой я смогла подняться. Настя, ты дура! Дура! Когда же я, наконец, пойму, что мне больше не на кого рассчитывать в этом мире, кроме себя самой. Воспоминания уносят к чугунной ограде, грязной колее на дороге и карканью ворон…
– Ну, что приуныла красотка? – рядом садится какой-то амбал и начинает стягивать маску. Улыбается так, будто он преступник, а не страж порядка. А взгляд бегает по мне: от губ до груди и обратно. ― Ты послушная девочка или нужно научить? – хватает за ногу и тянет на себя.
– Отпустите меня! Вы что делаете? Я сейчас закричу!
– Кричи. Здесь все свои, понимаешь, – усмехается и закусывает губу, ― ты похожа на ваниль. А я люблю эту пряность до одури! – наклонятся ко мне и прижимает к окну, я начинаю вырываться из его потных и липких рук.
– Э-э-э-э, братуха! Ты с девочками Рустами Ашотовича поосторожнее, если главный узнает, нам всем попадет.
Выдыхаю. Но спокойствие оказалось недолгим:
– Эта цыпа новая, она не его девка. Так, что с этой и еще вон с теми двумя, сегодня покуролесим. Ну, чего так напряглась-то? Золотой папа тебя не спасет. Подружки твои посговорчивее. Смотри, как трутся сиськами о корешей. Ты тоже давай покажи, чему Рустам Ашотович учит новеньких.
Опять хватает за ногу и больно сжимает:
– Отпустите меня! – впиваюсь в руку ногтями и вижу, как искажается гневом его лицо.
– Шлюха!
Замахивается рукой, но автобус тормозит.
– Приехали! – говорит второй и хлопает амбала по плечу. ― Игорек, в мышеловке с ней доиграешь.
– И то верно! Ну, что расселась? Двигай копытами!
Схватил меня за плечо и потащил к двери. Вывел из автобуса, больно сжимая руку. Я пыталась расцепить его пальцы, но чем больше пыталась, тем больнее он давил.
– Артем Александрович, девушек доставили по вашему распоряжению.
Как только мы вошли в участок, нас встретил мужчина в темно-серой полицейской форме и фуражке, с серьезным лицом и проседью на висках. Видимо, это главный, о котором говорили, потому как было ощущение, что они привезли ценный груз, чуть ли пылинки с нас не сдували.
– Ведите их наверх и допросите. Я буду позднее.
– Слушаюсь, Артем Александрович! Ой, не повезло тебе девонька, Саныч будет позже.
Сказал амбал и махнул рукой, чтобы нас всех повели дальше. Господи, помоги мне!
Нас всех десятерых завели в небольшую камеру и закрыли. А затем начали вызывать по одной. У меня разболелась голова и я села на скамейку, прислонившись к холодной темно-зеленой стене. Почувствовала, что кто-то сел рядом. Это была Эльвира:
– Впервые под облаву попала?
Я закивала головой.
– Ничего, скоро этот цирк закончится. Не сегодня, так завтра Рустам вызволит нас отсюда. Так что не переживай. А то, глянь бледная какая. Ты сегодня, когда нормально ела?
– Утром…
– Нет, кроха, так и до больнички себя довести можно. Разве же это нормальная еда была? Мужчины любят девочек в соку, на таких дохлых и не зарятся совсем. Ну, может, только извращенцы. Да не бойся, у Рустама таких клиентов нет, так что за свое здоровье можешь не волноваться.
Я выдавила из себя что-то наподобие улыбки и закрыла глаза.
– Приозерская! На выход!
Сердце заколотилось, как у маленькой птички. Я взглянула на Эльвиру, она улыбнулась и кивнула:
– Иди, детка! И не бойся этих сволочей, они только лают.
– Э-э-э-э, что за разговоры, Кондратьева?!
– Да, пошел ты!
Я вышла из камеры, голова нещадно пульсировала болью изнутри. Меня завели в маленькую комнатку. За столом сидела женщина в форме, а в углу стоял тот амбал и все время, пока я была там, не сводил с меня глаз.
– Так, Анастасия Викторовна Приозерская, – дама смотрела то в мой паспорт, то на меня. Двадцать один год. Ну, что понравилось работа бабочкой? Ты же первый день, как я понимаю?
Отрицательно мотаю головой, а ответом на второй вопрос начинаю кивать.
– Ну, давай рассказывай, откуда знаешь Рустама Ашотовича Геворкяна?
– Ниоткуда…
– Ну, как же ты у него оказалась тогда?
– Работу искала…
– Работу? Работа – это посудомойка или прачка, но никак не проститутка! Работу, хах.
– Мне нужны были деньги. А здесь платят ежедневно.
– Кого из девушек знаешь лично?
– Никого…
– Слушай, Приозерская, ты меня за дуру-то не держи. В такой клуб, как у Геворкяна с улицы не берут. Так что давай-ка заново. Откуда ты знаешь Рустама Ашотовича Геворкяна?
Сердце ухнуло вниз, я не понимаю, что должна говорить. Не могу сдать Эльвиру, которая пожалела меня несколько дней назад и позвала на «работу». В этот клуб, действительно, не берут с улицы. А она представила меня подругой из Англии: я хорошо знаю английский язык. Поэтому Салим позволил мне прийти сегодня, а Рустам Ашотович про меня даже не знает.
Амбал подошел ближе и навис над столом:
– Даш, а можно я с этой красавицей потолкую? В автобусе пока ехали, нашли какой-никакой, но общий язык. Думаю, по-дружески она мне все расскажет. Правда?!
Смотрю на него и даже боюсь сглотнуть, а когда вижу, что женщина встает и уходит, то меня словно парализует, и я не могу вымолвить ни единого слова.