Без сомнения папина личность отразилась на формировании моей личной жизни. За эти годы я консультировалась у психологов, выполняла разные практики и даже написала собственную книгу об управлении гневом. Он умер 4 месяца назад, и только сейчас у меня созрели к нему вопросы, ответы на которые можно узнать только у него. Что если существует возможность пересобрать свои представления о себе и о нем: принять его черты в себе, перезаписать, продолжить или отказаться. Формула "От него + Моё = код успеха" – такую задачу я ставила, когда села за эту книгу.
Пролог:
В 2025 салют на 8 марта был в память о папе.
Папа умер от рака. О болезни узнали уже в 4 стадии, после этого он «бегал» и очень хотел прожить еще долго, почти полтора года, в то время как врачи покачивали головой и пророчили всего 4 месяца. В последний год, а особенно в последние дни жизни, ему было очень тяжело переносить эту физическую боль. Представляю, каково было ему переносить душевную боль: человек, который был пожизненным оптимистом, во всем видел хорошее, верил в лучшее, следил за физическим состоянием, был душой и эрудитом компании, организатором детских забав и любителем приключений.
Он так и сказал мне в одну из последних встреч: «Я всегда думал, что умру молодым и здоровым… (в том смысле, что проживет долгую жизнь до самой старости) … никогда не думал, что бывает так тяжело».
В этом год ему бы исполнился 71 год. Прошлый год – юбилейный. Обычно он бы собрал всю родню, из которой остались 10 племянников со своими семьями. 2 старших брата и 2 старших сестры ушли из жизни каждый в свое время. И папа оставался последним «дядькой»: всего 10 двоюродных сестер и 1 брат. Папа любил много гостей, общение родственников. Но в тот раз это было бы для него уже непереносимо физически.
Зато все собрались на прощание. Родственники, друзья, сослуживцы. Когда мы выстроились с сестрами для общей фотографии никто не грустил. Слёзы были выплаканы накануне. Мы собрались вместе, как он бы и хотел. Вряд ли уже соберемся когда-нибудь снова. Это получилось довольно веселая, редкая общая фотография.
Так какой же он был, что мы продолжаем грустить и смеяться, обвинять (прощать) и благодарить.
Папа всегда говорил: «Детей надо вырастить, помогая им, до пенсии … до их пенсии». И с этим как будто тоже связано некое чувство несправедливости: что еще он хотел успеть? Как минимум, он не дожил до этой книги, которую можно было обсуждать и при его жизни. До того момента, когда я сама готова слушать его без раздражения. Только сейчас у меня созрели к нему вопросы, ответы на которые можно узнать только у него: как он жил с трудностями, работал, верил, что всё наладится или делал вид, о чем мечтал, как справлялся со своей вспыльчивостью, как совмещал это со своим умением вписываться в любые компании, как его оптимизм уживался с маминым пессимизмом, откуда он брал энергию на игры с детьми, что хотел увидеть в нас, как его продолжении.
Без сомнения, папина личность отразилась на формировании моей личности и жизни в целом. За эти годы я консультировалась у психологов, выполняла разные практики и даже написала собственную книгу об управлении гневом. Что если получится пересмотреть свои представления о себе и о нем? Собирая паззл из папиных черт, обрывков фраз и поступков, только мне решать, что делать с этим наследством: как принять его черты в себе, что стоит перезаписать, что продолжить и от чего отказаться – неприлагаемая инструкция. Я собираюсь вывести формулу: "От него + Моё = ключ к успеху".
Глава 1. Лягушонок в коробчонке
Отец выпивал и обычно «вел себя нехорошо». Он не матерился и не дрался. Он «зависал». Мог долго идти до дому, падать, подниматься, останавливаться и как будто с кем-то общаться. Помню, как ждали шагов и грохота по подъезду. Мама говорила: «лягушонка в коробчонке едет».
А еще плакал. Вспоминал свою рано умершую мать, не давал мне всю ночь спать, садился на край кровати и молчал, или говорил, что любит меня, маму.
Иногда мог нахамить и обозвать других, звонить родственникам, говорить гадости. А потом ночью сидеть у кровати: вздыхать, начинать мысль и снова молчать, и так часами. Мне кажется, что такое было непосильно для ребенка. Я злюсь на маму, которая никак не ограждала меня от этого. Он мог сидеть полночи и вздыхать, пока я не делала вид, что засну.
Только после 40 лет, я узнала, что отношусь к категории ВДА (взрослые дети алкоголиков). И что люди с подобными травмами работают годами. Обычно это выражается в проявлении гиперопеки и проблемами с делегированием, тревожности, когда что-то идет не по плану, выносливости к разным проявлениям дискомфорта, ответственности за чужие эмоции и сдерживании своих. Узнала об этом синдроме я в одном обсуждении уровня нормы, в котором рассматривались вопросы: когда норма отравляет жизнь, почему одни люди получают все легко, а другим приходится сильно постараться, убеждения, тормозящие наши изменения. Примеряя эти характеристики к собственной жизни можно найти все. Вопрос в том, с чем стоит работать. Меня порадовало то, что синдром ВДА, по мнению специалистов, – это один из самых легко не передаваемых детям сценариев.
Мне, на самом деле, не очень нравится подход, когда люди цепляются за свои детские травмы, застревают в них. Сейчас известно довольно много инструментов, что принять неизбежное, отгоревать, увидеть новые возможности и сделать лучше. Главное, довольны ли вы своей жизни, или чувствуете себя на уровне дна в какой-то сфере. Важно только то, что важно для вас.
А еще мама с детства рассказывала семейную байку о том, как они с подружками гадали в студенческом общежитии на суженого, и ей показался в воде молодой человек: сначала он появился в белом халате (в жизни папа был сначала инженером), потом в военной форме, что также совпало с его последующим переходом на службу. Мама рассказывала эту историю, как романтичную, но позже, когда я воцерквилась, то узнала, что гадания – это заигрывание с нечистью.
Было ли после этого совпадением странные отношения с алкоголем и одержимое поведение. Или может быть алкоголь был лекарством от невысказанного горя, а его ночная бессоница – попыткой примириться с прошлым или страхом не успеть мне что-то сказать. Я не знаю теперь наверняка. И это не моя ответственность. Я больше не буду искать, кто виноват. Я отпускаю то, что мне и не принадлежало.
Сейчас я могу помнить и молиться о его душе.
Также я думаю, что игры с гаданиями – это наследство, что я точно не передам детям, и постараюсь их от этого оградить. Но лучше я буду молиться и о них, за их защиту, при этом не контролируя на каждом шагу.