Пролог
Пролог
В глубине осенней ночи раздаётся детский плач. Чистый, живой, пробирающий до дрожи. Его не заглушает даже дождь. Крик младенца, совсем недавно принесённого в мир, до сих пор не привыкшего к его условиям, трудностям и боли. Трепещущая песнь о жестокости жизни, искренней какой не сыскать. Холод, голод, страх, беспомощность – всё смешалось в этом плаче. И всё это – один лишь звук, без единого слова.
«Неудивительно что так многим из нас он нравится».
Треск старых половиц вторит постукиванию ветвей по стеклу, аккомпанирует поскрипыванию дверцы огромного шкафа. Длинная костлявая рука с циничной нежностью раскрывает их. Осторожно, со знанием, с опытом. Тянется к стенам, опирается на них, вытаскивая непропорционально огромное тело наружу. Худое, высокое, покрытое редкой чёрной шерстью. Его отдалённое сходство с человеческим – исключительно издевательское, как говорил маэстро ужаса. Создавая его, природа явно хотела передать лишь одну мысль тому, кто встретится на пути у этого существа: прячься и молись, чтобы оно тебя не нашло.
Его вытянутая голова мерно покачивается, ноздри массивного носа раздуваются как у хищника, учуявшего добычу. По его собственному мнению, ничем гадким не пахнет. Только жаром крошечного тела, всё ещё заливающегося криком. Видимо, малышка всего-то не вовремя проснулась, и вместо мягкого света солнца столкнулась с непроницаемым мраком и шумом бури.
Тварь бесшумно подбирается к колыбели. На корточках, почти ползком, стараясь не задеть затылком люстру. Останавливается лишь на миг – когда слышит скрип в соседней комнате. Но за ним следуют лишь сдавленные крики, и старый до банальности спор.
– Ты не слышишь, что она плачет?! Иди и успокой её!
– Ты её родить решила, ты и укачивай! Мне спать надо, я на работу пойду, в отличие от некоторых!
– Не смей меня ещё и куском хлеба попрекать!
– Прекращу как только вы обе заткнётесь! Вставай и иди!
– Не пойду! Назло тебе никуда не пойду! Даже с места не сдвинусь!
– Как же ты меня…
Хлопок. Покачав головой, существо толкнуло незапертую дверь, моментально отрезая голоса. Каждую ночь одно и то же. Даже самую уважающую себя тварь подобное рано или поздно доведёт до белого каления.
«С этими двумя никакого покоя, – мысленно ругается монстр, вернувшись взглядом к детской кроватке. – и чего они только спорят…хорошенькая девочка».
Он нависает над малышкой огромной тенью, с интересом наклоняя голову, и рассматривая её со всех сторон. Та продолжает плакать, совсем игнорируя нежданного гостя. Существо тянется к крохотному тельцу, способному уместиться на одной его ладони…и слегка толкает в сторону.
Один раз. Второй, третий. Влево, вправо. Вправо, влево. Постепенно ребёнок перестаёт так громко кричать. Лишь тихо постанывает, явно измотанный собственной истерикой. Делает это всё тише, и тише, пока монстр продолжает его укачивать. Длинный палец бережно ложится на щёку, вытирает дорожки слёз, стараясь не задеть тонкую кожу длинным когтем.
Стоило девочке раскрыть веки, она вдруг удивительно осознанно посмотрела твари в глаза. Ни вверх, ни в пустоту, ни даже на его лицо. В глаза. С присущим всякому человеку любопытством. Честно, безотрывно, как если бы разглядывала безобидную зверушку. Усталые стоны постепенно сходят на нет – настолько она заворожена этими двумя огоньками напротив.
– Что, нравятся? – неожиданно произносит существо, ласково оскалившись. – Должны нравиться. Знаешь, скольких людей я заманил к себе одним лишь взглядом?…
Малышка, ожидаемо, не отвечает. Но подняв ручку, она вдруг ловко обхватывает крохотной ладошкой чёрный палец. Стоит твари попытаться высвободить его, как кроха вцепляется в плоть ещё крепче, и упрямо тянет её к себе, словно любимую игрушку.
Чудище не удерживается от хриплого хохота, звучащего так, будто кто-то ломает ногами тонкие палочки.
– Прелесть. Добро пожаловать в мой дом, – монстр бросает взгляд на изголовье кровати, где не очень-то безопасно висит скудно украшенная табличка. – Мара.
Глава 1. Полдюжины лун.
Глава 1. Полдюжины лун.
Первое время жить в одном доме с ребёнком было неплохо. В какой-то мере даже расслабляюще. Наблюдаешь за ним, как за рыбкой в аквариуме. Он лежит, изредка дёргает ещё не полностью изученными конечностями, смотрит на всё подряд, пытаясь понять хоть что-то из того что видит. Самое страшное, что может произойти – это его плач, зачастую даже ничем очевидным не обоснованный.
Но чем старше он становится, тем всё больше начинает напоминать не рыбку, а какого-нибудь кролика. Его можно брать на руки, ласкать, играться с крохотными ручками. Осторожно, конечно. Вы ведь знаете, какие они, кролики. Одна неловкость, один слишком громкий звук или просто неудачное положение для сна – и всё, у вас на руках больше не маленький друг, а отличный подарок таксидермисту.
Мара была прелестным маленьким кроликом. По крайней мере, для существа, в чью жизнь она так бессовестно и без предупреждения вошла. Сначала монстр приходил к ней только ночью. Укачивал, когда она плакала. Помогал ей перекатываться с живота на спину и обратно, пока та не умается и не уснёт.
Но вот уже день, а он всё ещё следит за ней, вместо того чтобы пойти на охоту или спать. Чтобы не помереть с голоду, а заодно и насолить женщине, что оставила своего ребёнка без присмотра, он подворовывал куски мяса, лежавшие в раковине и ждавшие, пока беспощадная пелена льда и холода наконец покинет их.
– Ну хоть бы загон для неё сделала, – ворчит тварь, в очередной раз оттаскивая младенца от раскрытого старого дивана, под который тот упорно пытался залезть. – Она ж как ягнёнок. Бестолковая, ни зубов, ни рожек. Отвернёшься на минуту – а волки уже тащат.
Ну, насчёт зубов это он приврал. Они-то как раз у неё были. Точнее, начали резаться всего пару дней назад. О чём девочка не постеснялась напомнить, вдруг сжавшись в комочек и начав громко хныкать.
– Ох, ну нет, ну только не начинай, – почти простонало существо, протягивая малышке очередную силиконовую безделушку. – Мама придёт, орать будет, меня мигрень в могилу сведёт! Да не тащи ты в рот всё подряд, ну на!
Мара, чей любимый пыльный пульт буквально вырвали из её рук, приняла игрушку без особого желания, и даже не спешила пробовать её на зуб. Только продолжала плакать, постепенно набирая громкость.
– Боже, или как вы там говорите, за что мне всё это… – прикрыв морду ладонью, монстр одним движением оказался на кухне. С лёгкостью оторвал кусок от телячьего окорока вместе с толстой наледью, и поплёлся обратно, не обращая внимания на капающую с мяса кровь и воду.
Найдя угол потемнее, он моментально утонул в нём, будто и не было пятиметрового тела, непропорционально длинных рук и огромной морды. Полезный однако талант. Особенно когда нужно смотреть за ребёнком и при этом не подарить никому из родителей инфаркта лет так в двадцать пять. Хотя порой очень хотелось. Не только из-за их постоянных споров.
Когда-то давно здесь было его место. Туманное, дикое, абсолютно глухое. Те, что в здравом уме, к нему не совались. А те кто не очень, или умудрились так глубоко заблудиться – сами были виноваты, что потревожили его покой. Он же их не трогал, только коров да коз воровал. Ну и тварь какую иногда задирал, если та на его территории шлялась. И всё. Им бы его благодарить, а они с палками. Бесполезно конечно, но всё равно неприятно!
А потом какой-то умник решил, что строить себе царь-град на болотах – отличная идея. И кончилась тогда у существа спокойная жизнь. Сначала терпел, с насиженного места уходить не хотелось. А потом поздно стало – некуда. Везде выросли такие же города. Если где и осталась глушь – то неспроста. Значит живёт там тварь такая, к которой даже нечисти себе дороже лезть. Да и некультурно это как-то, в чужой дом ломиться.
И вот теперь он застрял здесь. Вместо воздуха – дым, вместо травки – ковёр. Ночью ни звёзд, ни луны, одни фонари. Теперь ещё и эти поселились, с их вечно плачущим дитя.
Дойдя мыслями до малышки, монстр устало поднял голову, продолжая медленно жевать чужую тушку. И к своему же удивлению застал её сидящей у него в коленях. Вперившей в него свой детский взгляд и прекратившую плакать.
– Ох ты ж, ты когда успела? – тварь подобралась, подхватила девочку под мышки и поднесла к морде. – Мелкая как кролик, а скорости как у зайца. Тебе чего?
– Ваааа, – ответила Мара, протягивая ручки в сторону заледенелого мяса.
– Эээ, куда тебе? Своих зубов нет, а уже на чужое заришься? – от абсурдности ситуации монстр не удержался от смеха. – Мала ещё мясо есть. Крови не дам – голод зверский проснётся, в жизнь не утолишь.
– Ваааа!
– Не уговаривай, всё равно не дам. – для верности он закинул последний ломтик в пасть, отряхнув руку от ледяных капель. Тут же сунул её младенцу под нос. – Видишь, пусто? Нету ни-че-го.
Ребёнок вдруг замолчал. Чтобы понять почему, пришлось внимательно присмотреться к её пасти: крохотные челюсти неожиданно сомкнулись на протянутом пальце. Крепко, уверенно, будто действительно собралась его есть.
Существу ничего не мешало просто вырвать конечность из этой жалкой пародии на капкан. Вместо этого он поудобнее перехватил маленькое тельце и начал медленно его укачивать.
Во-первых, он побоялся случайно сломать ей челюсть. Во-вторых, почувствовал холодными пальцами жар её дёсен. Сжалившись над бедняжкой, позволил ей жевать свою плоть, всё ещё мокрую и с затерянными в шерсти льдинками.
Подумать только. Он, огромная болотная тварь, способная съесть этого младенца за один укус – сидит и качает его. Вместо того чтобы спрятаться куда подальше – следит за ней и даже позволяет кусать.
Как только этот беспомощный «кролик» сумел завладеть всем его вниманием? И ведь не просто завладеть – заставить заботиться.
Сам не зная ответа, монстр ухмыльнулся, и прошептал, смотря на свою новую подружку:
– Далеко пойдёшь, хищница.