Playlist
Jimmy Eat World – Hear You Me
ALONE WAY – Не верю людям (cover)
Егор Крид – Самая самая (acoustic)
Lawless, Britt Warner – Diminuendo
Nessa Barrett – PASSENGER PRINCESS
Рэки – Расскажи мне
Lizer – Не ангел
Keer – Пара граммов любви
Sleepy – Не мое
ПИКЧИ – Тем теплом (speed up)
ALEKSEEV – Навсегда
Macan – Останься образом
Miyagi & Andy Panda – Патрон
Пролог
Мария.
Люди видят то, что хотят видеть. Они складывают мозаики из поверхностных деталей – и называют это правдой. Их правдой обо мне.
Для одних я – гонщица с идеальной репутацией. Сильная, хладнокровная, собранная. Та, что приходит на старт уверенной походкой, ловко застёгивает шлем, заводит мотор и исчезает в реве скорости, оставляя позади запах палёной резины и завистливые взгляды. Они думают, что я – машина, не человек. Красивое тело, точные реакции, никакой боли. Легенда, а не девочка.
Они любят говорить: «Ей всё даётся легко». Учёба? Отлично. Поведение? Безупречное. Внешность? Вроде бы и старается не выделяться – а всё равно первая.
Девчонка с идеальной спиной, прямой осанкой и тем самым взглядом – снисходительно-холодным. Такой взгляд не прощает ошибок. Такой взгляд не опустится до того, чтобы заговорить с кем-то ниже по статусу. По мнению окружающих – я надменная королева, идущая по школьным коридорам, как по красной дорожке. Любимица учителей, гордость лицея, взрослая не по возрасту.
Но есть и другие.
Те, кто знают меня как обычную девушку.
Те немногие, кто видели, как я с разбитой коленкой и сальной косой лезла на крышу заброшенного склада – просто потому что хотелось видеть звёзды. Те, кто слышали мой смех – не выверенный, не сдержанный, а громкий, искренний, почти детский.
С ними я могла быть без макияжа. Без идеальных фраз. Без легенды.
Но даже им я не открываю всё. Потому что если открыть – то кто-то обязательно предаст.
А я не переживу ещё одну трещину внутри.
Каждое утро я надеваю маску. Иногда – со вкусом дорогих духов и акцентом на безупречность. Иногда – с запахом жареной картошки и чужой формой официантки, которую никто не узнаёт.
Я – Мария.
Я – София.
Я – никто. И одновременно – слишком много для одного человека.
Я не верю в любовь. Не потому что это глупо. Просто мне нельзя верить в то, что может разрушить. Любовь – это слабость. А я слишком хорошо знаю, что слабыми быть опасно.
Мама умерла, подарив мне жизнь. Отец научил быть сильной – не словами, а тишиной, в которой мы живём. Он никогда не запрещал мне ничего, но я и сама знала – мне нельзя падать. Ни на дороге, ни в чувствах.
А потом появился он.
Случайный взгляд.
Улыбка, будто нарочно неидеальная.
Голос, в котором звучала весна, даже если на дворе был холод.
Он – не гонщик. Он вообще из другого мира.
Из тех, кто поёт о любви, будто это песня, а не яд.
Он был слишком ярким. Слишком громким. Слишком живым.
И я – слишком долго была мёртвой, чтобы не заметить.
Я не верила в любовь.
Но, кажется, любовь впервые поверила в меня.
***
Сергей.
Иногда кажется, что у меня есть всё.
Я просыпаюсь не от будильника, а от звонка менеджера. Еду не в школу, а в студию. Пою не в караоке, а на сцене. И не для друзей, а для тысяч.
Меня узнают на улицах, шепчутся за спиной, просят фото, автограф или просто прикоснуться. Папа говорит: «Ты – бренд». Мама поправляет: «Ты – сын, прежде всего». А я улыбаюсь. Потому что улыбаюсь всегда.
Улыбка – моя броня.
Шутка – мой щит.
Громкие песни – мой способ не слышать тишину внутри.
У меня есть песни, туры, контракты, фан-клуб. У меня нет… покоя.
Нет обычных разговоров, без намёков, без целей.
Нет настоящих людей рядом, которым всё равно, кто я и сколько у меня подписчиков.
Нет дома – только гостиницы, студии, гримёрки.
Нет чувств – только эмоции на камеру.
Нет любви – только мимолётные вспышки.
А потом появилась она.
Не такая, как все.
Она не хлопала глазами и не бросалась с просьбой сделать селфи.
Она смотрела на меня так, будто я – обычный парень в очереди за кофе.
Сначала я даже подумал: «Вот стерва». А потом понял – нет. Она просто не притворяется.
Она красивая. Без этого глянца, без фальши. Такая, будто вырезана из другого мира – настоящего.
Я почувствовал, как сердце делает глупый кульбит. И снова. И снова.
А ещё – впервые за долгое время захотел не просто флиртовать, а разобраться, понять.
Что у неё в голове? Почему такая холодная? Почему так быстро исчезает из поля зрения, будто боится остаться?
Она – как закрытая книга.
А я, чёрт возьми, хочу её читать.
Не потому, что она красивая.
Не потому, что недоступная.
А потому, что с ней я – не бренд.
Я – просто парень, который хочет быть рядом.
Говорят, любовь делает слабым.
Но я готов рискнуть.
Потому что, кажется, впервые в жизни мне действительно есть, что терять.
…Я, конечно, не святой.
Не буду притворяться, будто вёл монашеский образ жизни и страдал от одиночества в особняке на холме.
Нет, я кайфовал.
Поклонницы, гастроли, тусовки, лайки – я жил как хотел. И да, я чертовски хорош в этом.
Пока однажды не понял: всё это – как сахарная вата. Вроде много, ярко и сладко, а потом – пшик. И липкие пальцы.
До неё.
Сначала я подумал, что у неё проблемы со зрением. Ну, правда.
Я стою, красавчик такой, голос – бальзам для ушей, а она? Смотрит сквозь меня, будто я фантом или… стол.
Вот это поворот.
Впервые за долгое время кто-то не упал к моим ногам, не закричал: "Боже, это же СЕРГЕЙ ОСТАПЧУК!"
А просто… прошла мимо.
Ну что ж, подумал я, вызов принят.
Я люблю адреналин. На сцене, в жизни, и, как выяснилось, в любви.
А с ней – адреналина хватило бы на три клипа и ещё рекламу дезодоранта в придачу.
Она – как спортивная тачка: красивая, мощная, с характером, а в глаза смотришь – будто в зеркало на скорости 200.
И ты либо взлетаешь, либо разбиваешься.
И вот ведь штука —
Раньше я всегда выбирал лёгкий путь.
А сейчас хочу именно этот. Сложный, непредсказуемый, с преградами и сюрпризами.
Потому что она настоящая.
И рядом с ней я тоже настоящий.
Без света софитов, без автотюна, без сценария.
Так что, если эта гонщица думает, что сможет просто уехать от меня —
пусть пристёгивается покрепче.
Потому что я еду за ней.
На полной скорости.
С открытым сердцем.
И планом:
влюбить её в себя так, чтобы уже не сбежала.
Chapter 1
Сергей.
Утром пахло кофе. Горьким, как новости в интернете, и горячим, как я сам на обложке последнего журнала.
Я встал в девять. Хотя мог бы и в двенадцать. Но не встал бы – отец устроил бы личное землетрясение.
– Сергей, хватит валяться. Ты не рок-звезда, ты мой сын, – прозвучало из-за двери с нотками драматической угрозы.
О, как же я люблю своего продюсера. В смысле, отца.
Ванна, зубная щётка, взгляд в зеркало. Волосы чуть взъерошены – зачёт. Кончики осветлены – стильно. Глаза… Голубые. Чистые. Слишком, наверное.
Иногда я смотрел на себя и думал: а кто ты вообще такой, Серёжа Остапчук? Певец? Сын продюсера? Ходячий бренд с рекламой энергетика и сладкой улыбкой?
Ответ: все сразу. И ни один по-настоящему.
На кухне уже дымился омлет. Мама положила его на тарелку, улыбнулась устало.
– Опять всю ночь сочинял? – спросила она мягко.
Я пожал плечами.
– Скорее… вспоминал, зачем я это всё делаю.
– Ты же любишь музыку.
– Любил. До контрактов, съёмок, сценариев и миллионного “спой ещё раз тот трек с припевом про дождь”.
Звёздная жизнь – она как золото с китайского рынка. Блестит, пока не начнёшь тереться об реальность.
Я вышел на балкон. Снизу гудела улица. Город жил своей жизнью, и никто внизу даже не догадывался, что парень наверху, в пижаме и с кофейной кружкой в руках, ощущает себя чужим на собственной сцене.
Раньше всё было просто. Спел песню – кайфанул. Написал строчку – выдохнул.
А теперь – совещания, графики, фотосессии.
"Будь дерзким."
"Будь романтичным."
"Будь идеальным."
Только не будь собой, Серёжа. Это не продаётся.
На студию я приезжал в джинсах, худи и с лицом человека, которого будут пытаться рассмешить в течение часа. Не получилось.
Треки – один за другим, повтор за повтором. Где-то на двадцатой попытке я мысленно уехал. На море. В лес. В космос. Хоть куда.
Я устал. Не от работы. От фальши.
Я не мечтал стать знаменитым. Я просто хотел, чтобы кто-то слушал мои песни и чувствовал – вот, это про меня. Чтобы слова попадали прямо в сердце. А теперь я сам не знал, где у меня это сердце.
И вот в таком состоянии – между очередной репетицией и фотосессией, между автографами и очередным пустым вечером – я жил.
До неё.
Но это потом.
А пока – очередной звонок от Матвея:
– Бро, если не выйдешь вечером потусить, я официально объявляю тебя пенсионером.
– Я уже в халате, – ответил я, рассматривая пижаму.
– Отлично. Тогда снимай ее и иди жить.
Смех. Настоящий. Один из немногих.
Пока всё ещё был я.
Иногда я думаю, что жить в отеле проще, чем дома. Здесь всё стерильно, без запахов, без воспоминаний. Никаких семейных завтраков, разговоров про карьеру, ожиданий. Только белые простыни, приглушённый свет и график, расписанный ассистенткой по минутам.
Я сижу у окна, в белой футболке и спортивных штанах. За стеклом – где-то жизнь, где-то люди. А у меня – интервью в 12:00, фотосессия в 14:30, репетиция в 17:00. И где-то между этим – я сам, пытающийся понять, зачем всё это.
– Серёж, ты готов? – стучит Лариса, моя PR-менеджер. Женщина-броневик. Ни одна эмоция не пробивается через её корпоративный макияж.
– А можно я сегодня просто не буду «Сергей Остапчук»? – ворчу в ответ.
– Хочешь быть инкогнито? – усмехается она, заглядывая внутрь. – Не получится. Ты лицо бренда, детка. И ты это знал.
Я знал. Подписывал бумаги. Продавал себя по частям – с улыбкой, со сценой, с автографами. Меня любят. Миллионы девочек рыдают на моих концертах. Мама говорит: «Ты счастлив?» – А я улыбаюсь и киваю. Потому что правильный ответ – «да».
Но иногда я просыпаюсь ночью, весь в поту, от мыслей, что всё это – не про меня. Что я просто продукт. И что настоящего меня никто не знает.
Матвей – мой единственный друг. Он мог бы знать, если бы не был занят своей адреналиновой жизнью. Иногда я завидую ему. У него – грязь, шум мотора, синяки. У меня – мейкап и контракты.
Сегодня мне снятся гонки. Что странно. Я не фанат скорости. Но этот сон – про девушку за рулём. Темноволосая, с розовыми прядями. Она не смотрит на меня, даже не замечает. Только сжимает руль, и волосы развеваются, как флаг на ветру.
Странно. Наверное, мозг устал от однотипных клипов и начал придумывать сюжеты.
Скоро меня выдернут на свет, под камеру. Скажу дежурное «Я люблю своих слушателей». А потом – тишина. Один на один с собой.
И знаете, что самое страшное?
Я понятия не имею, кто я на самом деле. Только чувствую – чего-то не хватает. Или кого-то.
– Пять минут, – говорит Лариса, и закидывает на стул ещё одну рубашку. Белую. Как символ моего публичного лица.
Я киваю.
Смотрю на себя в зеркало. Лицо выспавшегося, успешного молодого человека. Ни синяков под глазами, ни надлома. Отлично, Остапчук, ты снова убедителен.
Меня усаживают в кресло, на фоне стены с мягкой подсветкой и логотипом какого-то интернет-журнала. Интервью онлайн, лайв, миллион зрителей. Я улыбаюсь ещё до того, как камера включается.
– Сергей, доброе утро! – бодро начинает девушка в костюме цвета кофе с молоком. Зовут её, вроде бы, Дана. Слишком яркая улыбка для утра.
– Доброе. – Улыбка – сто процентов, без скидок.
– Как вы себя чувствуете этим утром?
– Как человек, который встал в семь утра и ещё не пил кофе, но должен говорить красиво. – Я подмигиваю, и зал лайков в чате подтверждает: шутка зашла.
– Ваш новый сингл за сутки набрал больше миллиона прослушиваний. Что вы чувствуете, когда видите такие цифры?
– Чувствую, что мой бухгалтер будет счастлив.
Она смеётся. Я улыбаюсь. Всё по плану.
Вопросы льются один за другим:
О вдохновении. О творчестве. О том, с кем бы я хотел спеть дуэтом.
Каждый раз – заранее заготовленный ответ. Честно? Я даже не слушаю себя. Просто нажимаю на внутренние кнопки – «улыбка», «ирония», «глубокомысленный взгляд».
Люди обожают образ – не человека.
И я давно перестал путать эти две категории.
– Есть ли у вас время на личную жизнь? – спрашивает ведущая, и я почти закатываю глаза. Но вместо этого – ещё одна улыбка.
– Конечно. Иногда у меня даже есть два часа, чтобы поспать. Представляете?
На экране – тысячи сердечек. А внутри – пустота.
Когда интервью заканчивается, я встаю, выключаю микрофон и только тогда позволяю себе зевнуть.
– Как всегда шикарно, – говорит Лариса.
– Как всегда, – повторяю я.
Хотя всё, чего я сейчас хочу – не фотосессий. Не концертов. Не новых треков. А просто… тишины. Или чтобы кто-то посмотрел на меня и увидел не плакат, а человека.
Но это уже мечты. А у меня по расписанию – новая жизнь каждые 15 минут.
Я только вышел из студии, потянулся было за телефоном, чтобы включить музыку – и тут же он зазвонил.
Имя на экране – «Отец». Без эмодзи, без уменьшительно-ласкательных. Просто – Отец.
– Да, – говорю я.
– Звук в интервью у тебя местами пропадал, – первым делом, без приветствий.
– Приятно, что ты смотрел. – Сухая ирония не проходит мимо.
– Я всегда смотрю. Это моя работа.
Работа, ага. И сын в списке проектов, как трек под номером три.
– Ты выглядел уставшим, – продолжает он. – Нужно быть бодрее, ты же лицо бренда.
– Спасибо, пап. Я тоже рад тебя слышать.
На том конце – короткое молчание. Потом он вздыхает.
– У тебя завтра встреча с лейблом. Не забудь.
– Я в курсе. Мне Лариса уже напомнила.
– Хорошо. И ещё… мы с матерью подумали, ты мог бы пока отказаться от этих песен про «одинокие сердца» и прочее. Это не тот имидж, который нам нужен. Что-нибудь попроще, веселее.
– Типа «сахар, малина, пляж»?
Он не смеётся. Я тоже.
– Я серьёзно. Ты – успешный молодой человек. Перестань играть в страдания.
– А если я не играю?
Пауза.
– Тогда найди способ страдать молча, – говорит он. – До завтра, Сергей.
Гудки.
Я смотрю на телефон, как будто он мог что-то мне ответить. Потом сажусь в машину и включаю радио. Попадается какой-то бессмысленный трек – «ла-ла-ла, любовь» – и я вдруг начинаю смеяться. Громко, почти до слёз.
Папа, я не играю. Просто никто не хочет платить за правду.
ТРЦ был, как всегда, шумный. Я узнал это место по запаху сладкой ваты, слабому перегару от охранника и истеричному визгу, стоило мне сделать два шага к витрине.
– АААА! Это он!
– Сергей! Сергей, пожалуйста, распишись!
– Я тебя обожаю! У меня весь потолок в твоих плакатах!
Я улыбнулся. Автоматически. Улыбка включается, как прожектор на сцене – по хлопку.
Мимо мелькали лица – переполненные слёзы, тушь, розовые чёлки, толстовки с моим именем, тетрадки, телефоны, визжащие девочки, одна даже заплакала, просто стоя в очереди за автографом. И все кричали.
– Сергей, ты настоящий?
– Ты красивее в жизни!
– А можно обнять? Пожалуйста! Пожалуйста! Ну хоть пальцем ткни!
Я обнимал. Рисовал сердечки. Писал: «Будь собой. Сергей». Одиннадцатый раз за сегодня.
Менеджер, Лариса, стояла в углу, следя за таймингом. Я знал: сорок пять минут – и ни минутой больше. Восемь секунд на фото, три – на автограф, два – на «Ты лучший!», ещё три – на «Спасибо, я стараюсь».
– А можно вопрос? – спросила девочка лет шестнадцати, с браслетом с моими инициалами. – А ты когда-нибудь был по-настоящему влюблён?
Я моргнул.
И не ответил сразу.
– Я? Ну… Наверное, – пожал я плечами. – Но мне никто не верит. Все думают, я пою только ради стримов.
Она улыбнулась. Чисто. Тихо.
А потом обняла.
Словно я не человек с миллионами подписчиков, а её друг, к которому можно прижаться и шепнуть: «Мне тоже больно».
После всего я сел в машину. Руки пахли духами, чужими. В ушах звенело от визга. В голове – пустота. Я смотрел на пальцы, всё ещё зажимающие маркер.
И подумал:
А кто мне распишется, если я забуду, кто я такой?
Руль был холодным. Музыка – моей. Радио почему-то опять включило «В городе дождь». Я же просил не крутить её больше – мне уже самому от припева тошно.
"В городе дождь, и ты не придёшь… зачем я жду?"
Голос – мой. Но звучит, как чужой. Пластиковый. Чистенький, как витрина.
Я посмотрел в зеркало. В отражении – парень двадцати лет, с идеально уложенными волосами, чуть усталыми глазами и очками от вспышек. Тот, кем все восхищаются.
И кто-то, кого я сам иногда не узнаю.
Люди думают, быть знаменитым – это нескончаемый праздник. Хлопушки, лимузины, обожание.
Но почему-то в голове чаще тишина.
И тень.
Папа говорит:
– Держи лицо. Покажи характер. Ты не мальчишка со сцены – ты продукт.
Мама говорит:
– Главное – будь счастлив, Сержик. Главное – не теряй себя.
А я? А я просто еду в студию. С песнями, которые сочинил для кого-то, но давно уже не пою для себя.
Машины мимо, как кадры. Дождь по стеклу, как бит.
Иногда мне кажется, что я просто хорошо играю роль.
Главное – не забыть текст.
И всё же где-то там – живёт кто-то, кто не знает, кто я. Кто не слышал мой голос на радио. Кто просто посмотрит… и не закричит. А скажет: «Ты не такой, как на сцене. И это хорошо».
Я пока не знаю, кто это.
Но, чёрт возьми, мне хочется узнать.
Запах в студии не меняется: кофе, пластик от наушников и пыль от ковра, которому лет сто. В углу стоит потертый диван, на котором я когда-то ночевал, когда писал свой первый адльбом. Тогда всё было другим – вкуснее, что ли.
– Серж, давай сначала с третьего куплета? – спросил звукорежиссёр, Лёха, уже привычным тоном: устал, но в строю.
– Конечно, – ответил я, натягивая наушники.
Кабинка глотает звуки и выдыхает только голос. Здесь ты один на один с собой. Без фанатов, папы, журналистов.
Но и без смысла – если ты сам не веришь в то, что поёшь.
Музыка заиграла.
Я взял ноту, отпустил. Спел. Чисто. Правильно.
Но не цепляет.
"Ты для них идеален, но для себя ты пуст…"
Мысль пронеслась быстро, как слабый ток, от затылка к пальцам. В ушах – собственный голос. И снова ощущение, что я – эхо, а не человек.
– Неплохо. Но давай ещё раз. – Лёха говорил мягко, как будто знал, что меня гложет. Но не лез.
Я повторил. Потом ещё. И ещё.
Через сорок минут я сел на тот самый диван и откинулся. В руках – бутылка воды. В голове – белый шум.
Ко мне подошла Аня, пиарщица.
– У тебя интервью вечером. И фотосессия на завтра. Не забудь, ты обещал.
– Угу. – Я не обещал. Ей пообещали за меня.
– Всё хорошо? – спросила она, всматриваясь.
Я улыбнулся. Вот той самой – своей «звёздной», для камер.
– Конечно. Я же Сергей Остапчук. У меня всегда всё хорошо.
Она кивнула и ушла. А я снова остался один.
И подумал: а если однажды мне просто не захочется петь?
Что тогда?
Ответа не было. Только капли по стеклу. И мысль, что я задыхаюсь – даже среди аплодисментов.
Лёха ушёл монтировать треки, Аня – кому-то названивать по поводу съёмок. А я остался один.
В студии стало так тихо, что слышно, как гудит старый холодильник где-то в подсобке.
Тишина давила, как будто после ливня в лесу – всё вокруг будто выжидало.
Я вытащил свой старый блокнот. Он уже еле держится – весь в разводах от кофе, с заломанными углами и странными каракулями на полях. Мне его подарили на шестнадцатилетие, и с тех пор я всё записываю в него.
Никакие заметки в телефоне не заменят бумагу. Настоящее рождается на чернилах и шершавых страницах. Так и есть.
Провёл ручкой по чистому листу. Просто линию.
Пусто.
– Ну? Что ты хочешь сейчас спеть? – спросил себя вслух.
Ответа не было. Где-то на краю сознания бродили обрывки: одиночество, свобода, пауза. Может, просто тишина. Я опустил голову на руки, почувствовал, как натянулась кожа на шее. Устал. Поймал себя на мысли, что мне уже давно ничего не хочется – кроме быть собой, а и это не всегда выходит.
Вжик.
Телефон мигнул. Экран загорелся. Контакт: «С.»
Сердце дёрнулось, будто от холодного ветра. Её буква.
Я до сих пор не знал, кто она. Не знал её настоящего имени, не видел лицо. Мы познакомились анонимно, просто в каком-то угаре переписок, и вот… теперь она – мой побег.
С ней можно было быть настоящим. Без автотюна, без грима. Даже без фамилии.
С:
"Если бы ты был деревом, каким бы ты был? И не смей писать “ель”. Это слишком банально "
Я рассмеялся. Вслух.
– Господи, ты сумасшедшая, – пробормотал я и уже печатал в ответ:
Я:
"Тополь. Вроде высокий, гордый… а на деле – дрожит при каждом ветре."
Пальцы замерли. Она читает.
Три точки. Мигают, мигают, мигают…
С:
"Значит, живой. Остальное – наносное."
Я уставился на экран. Не дышал пару секунд.
Живой.
Как же давно я себя таким не чувствовал.
Отложил телефон. Отодвинул блокнот.
Нет, наоборот. Подтянул его ближе.
Пальцы сами взяли ручку, и строчка легла на страницу:
«Она не знает, кто я. Но слышит сердце.»
Потом, не думая:
«И, может, впервые я не хочу быть никем другим.»
Я посмотрел на написанное. И впервые за долгое время – просто улыбнулся.
Ночь. Город. Клуб. И Матвей, который снова втянет меня в приключение.
– Тебе нужно выдохнуть, – сказал Матвей, захлопнув дверь моей машины, как будто это не капот, а крышка гроба моей личной жизни. – Ты не можешь всё время петь о боли и сидеть в студии, как монашка.
– Я не сижу «как монашка», – буркнул я, заводя двигатель. – Я просто работаю.
– Ну, так давай поработаем по-взрослому. В клубе. На расслабоне. С девочками. Без песен о «внутренней пустоте», окей?
Он усмехнулся и поправил ворот куртки – на нём, как всегда, стиль: чёрная рубашка, пиджак с лёгким блеском, волосы небрежно взъерошены.
И – фирменный шрам над бровью. Его «визитка». Девочки ведутся.
Я был в чёрной футболке и джинсах. Кожаная куртка. Простой стиль.
Пока я – не артист. Пока я – парень за рулём.
Машина плавно выехала на ночную улицу.
Огни города, стеклянные витрины, неоновые вывески. Мы проскальзывали сквозь шум и свет, как в клипе.
Я включил что-то из старого Kaytranada. В салоне – басы, уличный бит и Матвей, который уже начал свою стандартную речь:
– Так. Сегодня ты не говоришь о песнях. Не углубляешься в философию. Не читаешь людям по глазам травмы детства.
– Даже если попросят?
– Даже если заплатят.
Мы оба рассмеялись.
На светофоре слева притормозил кабриолет. За рулём – девушка, похожая на глянцевую обложку. На пассажирском – её подруга, в леопардовой мини и с ярко-розовыми ногтями. Оба сразу на нас.
Матвей высунул руку, как будто случайно, положил её на дверь. Мол, «я здесь, дамы».
– Что, сейчас опять будешь притворяться миллионером? – шепчу я.
– Не мешай мне быть счастливым, брат.
Он уже кивнул девушкам. Та, что за рулём, склонила голову, оценив нас взглядом снизу вверх, и ехидно улыбнулась.
Матвей выдохнул:
– Это успех. Они посмотрели на меня дважды. Один раз – как на человека. Второй – как на загадку.
– Третий будет – как на идиота, если не нажму на газ, – фыркнул я и тронулся.
Клуб "GLARE" – один из тех, куда я обычно не хожу. Слишком громко. Слишком много взглядов. Но именно это сейчас и нужно.
Охрана на входе узнала нас, переглянулась, дали пройти без очереди.
Внутри – музыка гремит, свет мигает, воздух насыщен духами и алкоголем. Толпа пульсирует, как живое существо.
– Прямо как в моём кошмаре, – сказал я, пробираясь сквозь танцующих.
Матвей уже махал какой-то девушке у бара. Она – шатенка с пирсингом в носу и короткой майкой.
– Помнишь Олю? – крикнул он. – Это не она. Но её зовут тоже Оля. Совпадение?
– Или у тебя типаж.
Мы заняли столик сбоку. Заказали что-то лёгкое – я взял сок, Матвей, конечно, коктейль с названием типа «Без тормозов».
Девушки сами подходили. Одна – блондинка в кожаных шортах – спросила:
– А ты точно тот самый Сергей?
Я кивнул. Она взяла телефон.
– Ну, тогда сделай селфи, и я скажу маме, что мы встречаемся.
– Уверен, твоя мама меня не одобрит, – усмехнулся я.
Матвей подмигнул мне за её спиной:
– Брат, я тобой горжусь.
В какой-то момент я всё же отошёл от столика. Подальше от шума. Встал у стены, наблюдая.
Все эти люди – танцуют, пьют, кричат, живут.
Я чувствовал себя… как будто я в аквариуме. Смазанное стекло между мной и ними.
Телефон завибрировал.
Сообщение от «С.»
С:
"Ты бы сейчас точно выбрал тишину. Но, может, в шуме проще спрятаться?"
Я уставился в экран.
Как она это делает?
Я медленно набрал:
Я:
"А может, я просто хочу почувствовать, что ещё живой.»
Три точки. Ответ не сразу.
С:
"Значит, не всё потеряно."
Я улыбнулся.
Матвей уже шёл ко мне, таща с собой ещё одну «Олю».
– Ты чего завис, поэт?
Я только покачал головой.
– Думаю, я всё-таки что-то нашёл.
– Что?
– Себя. Где-то между басами, коктейлями и чужими глазами.
Матвей не понял. Но похлопал по плечу.
– Хорошо, что ты снова дышишь, брат. Остальное приложится.
Ночь выдалась тёплой, как бывает только весной. Когда город пахнет мокрым асфальтом, цветущей вишней и сигаретами. Когда все стены разрушаются, и ты больше не держишь себя в узде. Не обязан. Не хочешь.
Я стоял на балконе клуба, прислонившись к перилам. Ниже шумела улица, а сзади – музыка пробивалась сквозь стеклянную дверь, как пульс. Свет мигает. Басс барабанит где-то в груди. Ветер треплет волосы.
Матвей уже давно растворился в толпе. Где-то там – его шрамы, его фразы и чьё-то шептание на ухо. А я… Я впервые за долгое время позволил себе просто быть.
Рядом оказалась она.
Рыжие волосы, яркие губы, платье с открытой спиной. Жаркая. Свободная. Не моя. И это было идеально.
– Улыбнись, – сказала она, прижимаясь плечом, – ты будто сбежал с похорон.
Я улыбнулся.
– Может, так и есть. Хоронил остатки здравого смысла.
Она рассмеялась, легко, звонко, и тут же – её рука на моей, тёплая, настойчивая. Мы не сказали больше ни слова. Вернулись внутрь. В гущу танцующих тел, света и музыки. Она притягивала меня, и я не сопротивлялся.
Танцы были как огонь – близко, резко, с искрами. Её бедро касалось моего. Волосы щекотали щёку. Алкоголь бил в голову не хуже баса. Всё размывалось – ритм, пространство, лица. Осталась только она и мои руки на её талии.
Мы вышли за сцену.
Потом – в тёмный коридор.
Поцелуй случился сам. Без слов, без обещаний. Жадно, шумно, сбивчиво. Как будто мир сгорел, а мы успели только на финальный аккорд. Пальцы спутались в волосах, тела прижались ближе, губы горели.
– Я не знаю, как тебя зовут, – выдохнул я.
– И не надо, – прошептала она, – сегодня нам это не нужно.
Утро подкралось, как всегда, без предупреждения.
Я проснулся в чужой квартире, в мягкой постели, с тяжёлой головой и пустым бокалом на тумбочке. Рядом – её дыхание. Гладкая спина. Рядом – ночь, которую я не хотел вспоминать, но и не мог забыть.
Я встал, нашёл свои джинсы, рубашку. Ушёл тихо. Без прощаний.
Ночная весна остывала. Дворники мыли улицы. А я шёл по утреннему городу, будто по чужой жизни.
Телефон завибрировал.
Сообщение от «С.»
С:
"Ты спал? Или пытался забыться?"
Я не ответил.
Слишком честный вопрос. И слишком нечестная ночь.
Дома встретил отец.
На кухне. Газета, чёрный кофе, его обычный утренний ритуал.
– Гулял? – спокойно спросил он, не поднимая глаз.
– Угу. С Матвеем.
– Выпил?
– Чуть-чуть.
– Остался у кого-то?
– У кого-то. Уже не помню имени.
Пауза.
Он отложил газету, наконец посмотрел на меня:
– Ты ведь знаешь, что это ничего не решает, Серёж.
Я пожал плечами.
– Я и не пытался решать. Я просто устал быть… нужным. Хотел побыть никем.
Отец кивнул. Без морали. Без лишних слов.
– Тогда иди в душ. А потом… попробуй снова написать что-нибудь. Только честно.
Я вернулся в комнату.
Открыл ноутбук. Студийная программа уже была загружена. Биты, заготовки, строчки. Всё казалось чужим.
И тут – снова "С."
Моя голова гудела.
Не от алкоголя – от пустоты. От попыток понять, кто я, когда не пою. Когда молчу. Когда никто не смотрит.
Но она… Она знала, как заговорить моё молчание.
С:
"Хочешь, расскажу тебе одну правду? Только одну, но настоящую."
Я:
"Давай. Но если ты скажешь, что тайно влюблена в меня – я не удивлюсь, это уже пятая за неделю"
С:
"Ха-ха, смешной. Я бы скорее влюбилась в кастрюлю гречки – хотя бы она стабильна.
Моя правда: я живу двойной жизнью. Иногда даже забываю, кто я на самом деле."
Я уставился на экран.
Двойная жизнь? Интригует.
Я:
"Серьёзно? Ты шпионка? Или секретная бариста?
Или у тебя просто две симки и ты путаешь, кому что пишешь?"
С:
"Было бы проще.
Но я – это и есть две разные девчонки.
Одна – идеальная, красивая, уверенная. Та, на которую все смотрят.
Вторая – обычная, тихая, уставшая. Та, которая просто хочет, чтобы её поняли.
Угадай, с кем ты сейчас говоришь?"
Я:
"С той, которую я бы хотел обнять.
Даже не зная, как она выглядит."
Пауза. Несколько секунд. Или минут.
Сердце стучит как-то не по-утреннему. Даже кофе не понадобился.
С:
"Ты тоже живёшь на сцене. А кто ты, когда свет выключается?"
Я задумался. Ответ пришёл не сразу.
Я:
"Иногда мне кажется, что когда свет гаснет – я просто исчезаю.
Я знаю, что делать, когда мне хлопают. Но когда молчат…
Я просто О. Парень, который всё ещё ищет себя."
С:
"Значит, мы оба потерялись. Но хоть нашли друг друга в этой переписке."
Я :
"Потерянные, но не сломленные.
Эй, ты не боишься, что мы когда-нибудь встретимся в реальности?"
С:
"Боюсь.
Потому что вдруг ты не узнаешь меня. Или я тебя.
Или – узнаем. И это будет страшнее всего."
Я читал её слова и чувствовал, как внутри шевелится то, что долго спало. Настоящее. Живое. Чужое, но нужное.
Я:
"Знаешь, если когда-нибудь мы встретимся – не говори, что это ты.
Просто подойди.
И если я скажу: «Ты – С.?»
– улыбнись."
С:
"А если ты ошибёшься?"
Я:
"Тогда она будет самой счастливой ошибкой в моей жизни".
И в этот момент мне вдруг стало легче.
Не потому что всё решил. Не потому что всё понял.
А потому что кто-то в этом городе, где люди больше лайкают, чем слушают, просто написал мне: "Я тоже не знаю, кто я. Но я есть".
Эта глава моей жизни началась с танцев и поцелуев в темноте.
А закончилась… светом экрана.
И чьим-то искренним «я».
Я сидел в тишине.
Не той, что пугает. А той, что вдохновляет.
В голове ещё звучали её слова – простые, честные.
Чёрт. Почему фраза “я живу двойной жизнью” вдруг задела меня сильнее, чем сотни оваций?
Обычно я начинал день с кофе, глупых мемов от Матвея и прокрастинации.
А сегодня – я просто открыл ноут, запустил студийную программу и… впервые за долгое время захотел петь. По-настоящему. Без фильтров, без продюсеров в голове.
Солнце пробивалось сквозь жалюзи, ложась мягкими полосами на гриф гитары. Я достал её, медленно провёл пальцами по струнам.
– Давай, Серёга… ты же не только лицо на афише, – пробормотал я. – Ты можешь сказать что-то своё.
Открыл блокнот.
Писал медленно.
Рисовал строчки как линии на коже. Рвано. Искренне. С ошибками.
«Кто ты, девочка в экране?
Слова твои – как теплый чай.
Я в суете, как в океане,
Но ты – мой тихий маяк, прощай…
Прощай мой страх быть настоящим.
Прощай мой страх быть не тем.