Длань Закона

Глава 1

"Историю пишут победители"

"…к концу четвёртого столетия своего существования Империя уже стала крупнейшей силой континента. Вела ли Сертаре вперёд скудность своих земель, желание господствовать над всей Коремой или что-то другое – факт остаётся фактом, в 452 году СОИ Владыка развязал Северную Войну, продлившуюся дольше, чем даже он сам мог ожидать…"

отрывок из "Феномена Сертаре" книгочея Лантри, запрещённого в Империи, Клирастре и Видарии

Мар скользил вдоль пёстрых от зарева пожара стен, бесшумный и невидимый. На самом деле ему даже не было нужды прятаться: накалившийся ночной воздух разрывался от обезумевших криков и рёва огня, и никто в этой суматохе даже не обратил бы на Мара внимания. Но он по привычке окунался в рвано скачущие тени, потому что как бы это задание не отличалось от его будничных, это всё-таки было задание. Причём важное.

Очередной свист и всполох огненной бомбы, стон чьего-то обваливающегося дома. Мар поморщился, не сбавляя бега. Оркестр чересчур распалился, ещё немного и они весь Сон Селены спалят. Мар не обязан был, да и не хотел приструнять опьяневшую от крови орду, но это значило, что времени у него остаётся всё меньше и меньше.

Он вошёл в накренившийся, но чудом устоявший дом с порывом удушающего ветра. Копоть и искры вились в воздухе, словно снежинки, забивая нос и рот жаром. На полу ничком лежал крупный мужчина, раскинув руки с зажатым в одной из них кузнечным молотком. На пробитом затылке уже запеклась кровь. Сагза́де, сказано же было, не трогать ремесленников… Мар быстро огляделся: он чувствовал здесь чьё-то присутствие, едва уловимое частое дыхание. Ещё один ребёнок. Мар аккуратно перешагнул через тело, перевёрнутую мебель и россыпь самого разного скарба, который оркестрантам показался бесполезным. Нечеловеческие жёлтые глаза его были прикованы к кровати в самом дальнем углу, с которой свисали сбитые впопыхах простыни. Он нагнулся и приподнял серую в полумраке, почти цвета его кожи, ткань.

Хорошо, что девочка прикрывала глаза перепачканными в пыли ладошками: вопреки сложившимся предрассудкам, Мар не выносил детских криков. Лет десять-одиннадцать, руки-ноги на месте. Он аккуратно вытащил её из-под кровати, благодарный, что она не сопротивлялась. Похоже, девочка либо была в шоке, либо надышалась дымом, либо и то, и другое. В любом случае, она не поняла, кто перед ней: осоловевше похлопала глазами и припала головкой к его груди.

Мар поспешил вынести её на воздух. Если бы он её не нашёл, она бы задохнулась. На секунду он неодобрительно поджал губы – он не любил цепенеющих от страха людей – но потом вспомнил, что она всего лишь ребёнок. Пока ещё ребёнок.

Свободной рукой Мар коснулся одного из своих наручей. Тени послушно проглотили его, и через мгновение он оказался за стенами пылающего города. Ближайший к нему страж-оркестрант грязно ругнулся и едва не выронил факел, подпрыгнув от неожиданности. Мар не обратил на него внимания, опуская девочку со своих рук в импровизированный кружок из других, грязных и испуганных детей. Они прижались друг к другу ещё плотнее, парализованные ужасом, уставились на него во все глаза. Мар сосчитал их и неудовлетворённо нахмурился. Владыке нужно больше, а после отсева в Суде детей и с дюжину не наберётся…

– Эй, Архонт, – панибратски гаркнул другой караулящий малышню оркестрант, нервно облизывая потрескавшиеся губы. – А наша часть где?

Наглец бегал глазами по группке хнычущих у его босых ног детей.

– Мне казалось, у нас с вами чёткий уговор, – прохладно проговорил Мар. – Или ваш генерал уже растерял весь свой сброд, раз ему нужно ещё?

Оркестрант побагровел, но молча отвёл взгляд, явно избегая смотреть в лицо Мара с нарисованным на нём белой глиной черепом. Видимо, спохватился и вспомнил, что говорит с легендарным Архонтом и разящей рукой Владыки. Но сжатые в полоску губы выдавали, что оскорбление ватаги и самих Шёпотов он запомнил. Мару было плевать. Союзный генерал или нет, Шёпоты, этот одержимый Архонт-лич, как и его хаотичные фанатики, не вызывали у него ни капли уважения.

Мар исчез. Спустя секунду он снова появился в стонущем, хрипящем городе, и помчался по раскуроченным улицам дальше.

Детей было просто найти, если знать, где искать. Мар перепрыгивал из одной тени в другую, проверяя самые тёмные и узкие места, куда мог забиться только ребёнок. Одну девочку он нашёл в потухшей печи, с ног до головы перемазанную в саже; ещё одного мальчишку – в уже занимающимся огнём хлеву, в куче грязной, прогорклой соломы. Одного он даже достал из будки: мальчик невидящими глазами уставился на Мара, крепко прижимая к груди ещё тёплый труп собаки. Ещё пару, девочку и мальчика, он нашёл в посеревшем от пепла огороде на отшибе. Они прятались в вырытой прямо под покосившимся забором яме, прижавшись друг к дружке и прикрываясь пожухлой картофельной ботвой. При виде Мара девочка вскочила и до побелевших костяшек сжала облезлую кочергу. Пришлось вырвать импровизированное оружие из её дрожащих рук и жестом приказать обоим следовать за собой. Дети покорно сдались, не замечая катящихся по грязным щекам слезинок.

Мар старался с ними не заговаривать. Так было проще: может, некоторые надеялись, что Архонт-Палач им только снится, как и весь происходящий ужас. Но он пришёл не для того, чтобы убивать, нет, – в кои-то веки ему нужно было спасать.

Многим детям не повезло: их нашли оркестранты. Если ребёнок подходил, Мар, не без брезгливости, вмешивался. Какую-то высокую девочку двое уже тащили в тёмный переулок, когда он подоспел. Как бы ни хотелось перерезать ублюдкам глотки, он лишь забрал трясущуюся, прижимающую рваное платьице к груди девочку, оставив оркестрантов искать себе новую жертву.

Мар наблюдал сцены их варварства на каждой улице: они убивали, насиловали, ломали и разбивали всё, что видели. Кто-то из ватаги уже нашёл алкоголь, и за него началась потасовка. Несколько трупов оркестрантов остывали в кругу из своих орущих соратников, где «победители», расплёскивая пойло, гоняли охрипших от воплей жителей зазубренными мечами. Дикий хохот сотни глоток звенел отовсюду и нещадно резал по ушам, и Мар мечтал поскорее покончить с этим распроклятым заданием.

В сердце города самые расторопные уже вскрыли склад лунного камня. Мар скрипнул зубами, сразу поняв это по особенно, даже по меркам Оркестра, воодушевлённой группке. Они в неистовом экстазе орали похабную клирастрскую песню и скакали вокруг чего-то, пока Мару невидимого. Скользнув поближе, он с презрением взглянул в их расширившиеся зрачки и посиневшие белки, а потом увидел причину их восторга.

Мальчик, зажатый в узком раскачивающемся кругу из опьяневших тел, тяжело дышал. Он единственный остался на ногах: другие двое детей, которых отловили оркестранты, стонали у его ног, кто-то из них истекал кровью. Мальчик крепко держал в руках обагрённый кинжал, в ужасе бегая глазами по раненым им детям. Его богатая кожаная жилетка местами была порвана, где-то уже пестрела запёкшимися тёмными пятнами. Шайка варваров визжала: «Убей!»

Мар появился за спиной мальчика, и этого хватило, чтобы фанатики с криками кинулись врассыпную. Мальчик обернулся и снизу вверх взглянул на Мара, глаза его распахнулись в немом ужасе. Архонт внутренне усмехнулся: да уж, наверняка не о таком «спасении» он молился. Мар быстро изучил остальных: один мелковат, другой сильно ранен, только провозимся… Мальчик с кинжалом не спускал с него глаз, даже дышать забыл, словно ожидая вердикта. И только Мар открыл рот, как вдруг он, запинаясь, тихо спросил:

– Вы возьмёте меня в Длани?

Мар удивлённо хмыкнул. Ещё раз оценивающе оглядел мальчишку сверху вниз и обратно, хитро ухмыльнулся и протянул ему серую ладонь.

– Посмотрим. Хватайся.

Через несколько часов всё было кончено. Сон Селены был взят, пожарища дотлевали, крики наконец стихли, сменившись плачем. Мар наблюдал, как обессиленные после бурной ночки оркестранты грузили лунный камень в телеги. Владыка будет доволен, да и Шёпоты получат неплохую долю, а местные шахты будут кормить магов ещё долгие годы войны.

Другая вереница телег, с детьми, уже должна была проехать Северо-западную Рану. Мару больше нечего было делать в городе, поэтому он поспешил на юг, в сторону Старых Стен, желая ещё раз взглянуть на своих будущих птенцов. Занимался рассвет, и посеревшие тени лениво ползли навстречу своему хозяину. Вдали уже виднелась змея Стен с пробитым Раной брюхом. Последние телеги тяжело переваливались через груды обвалившегося древнего камня, вступая на территорию Империи. Далеко на западе Ястребиный Шпиль обманчиво маленькой свечкой взмывал из толщи Стен, наблюдая за крикливой процессией.

Мар скользнул во мрак под одной из лавок телеги. Дети жались друг к дружке, пытаясь согреться. Рваная одежда, у многих босые ноги – слышно было, как стучат зубы. Мар зажмурился на лениво поднимающееся солнце, настолько блеклое, что даже бледно-синий расколотый шар Могилы Коремы казался ярче. Начинался локоть Погибели, и воздух подрагивал в преддверии скорых заморозков.

– Оглобля, идиот свинорылый! – гаркнул кто-то из хвоста процессии. Дети вздрогнули, а Мар юркнул под брюхо в нетерпении похрапывающей лошади и через мгновение оказался рядом с ругающимся оркестрантом-командиром. Оглобля, тощий мальчишка, ежесекундно хлюпающий носом, пытался освободить застрявшее между камнями колесо. Командир отвесил Оглобле звонкий подзатыльник, так что его костяное ожерелье затрещало.

– Отойди, не трогай! – зашипел он, воровато оглядываясь. – Не трогай камни!

– Десятник Кишка, как не трогать? А что делать-то? – Оглобля увернулся, спасая руки от чуть не ударившего по ним посоха, и распрямился.

– Стегай лошадь, куролюб недобитый! А камни не трогай, даже не смотри на них! – Кишка суеверно сплюнул через плечо, украдкой всё-таки подняв глаза за молчаливые Старые Стены. – Забыл, где находишься-то? Запрещено у них это!

– Так запрещено ж заходить, а мы туточки, снаружи.

– Поговори мне ещё! – разозлился Кишка, снова пытаясь достать мальчишку посохом. – Бей лошадь, думос тебя дери! А вы чего вылупились, помогайте!

С козел ближайшей телеги спрыгнули ещё двое оркестрантов и принялись яростно лупить бедную, ничего не понимающую животину. Мар устало вздохнул, наблюдая за этим цирком и, наверное, в сотый раз за день подумал, что лучше бы прислали Видарцев. Да, с устрашением оркестранты справились на ура, но если бы город брали легионеры, то и запасы лунного камня были бы целей, и лишних трупов не было бы… да и дети бы так не тряслись, глядя на в непонимании хрипящую, бешено вращающую глазами лошадь.

Они были похожи в своём горе и страхе, но намётанным глазом Мар видел, насколько они разные. Перемазанная в печной саже девочка смотрела заворожённо, словно не понимая. У мальчика с соломой в волосах дрожали губы, а глаза сверкали бессильным негодованием. Девочка с мальчиком, которых Мар нашёл под забором, прижались друг к дружке, отвернулись и зажмурились, не в силах смотреть на появляющиеся на крупе животного кровавые росчерки. Многие старались отводить глаза, но нет-нет да и бросали быстрый любопытно-стыдливый взгляд; кто-то настолько отрешился от всего вокруг, что как будто даже не слышал криков оркестрантов. Девочка, придерживающая на груди обрывки платья и накинутую на плечи кожаную жилетку, пустыми глазами смотрела куда-то поверх других голов за горизонт. Её сосед, мальчик теперь уже без кинжала (и без жилетки), остервенело оттирал засохшую на пальцах кровь, плотно сжав губы в полоску.

Мар прищурился. Как будто кого-то не хватает… Он скользнул по складкам разномастной одежды, считая детей, остановился в тенях прядей последней в ряду макушки и изумлённо усмехнулся.

– Убери, вдруг увидят! – побледневший как смерть мальчишка оттолкнул от себя кусок гнилой доски с застрявшим в ней гвоздём и испуганно обернулся на всё ещё ругающихся между собой оркестрантов.

– Ты не хочешь бежать? Тогда мне помоги, – с жаром взмолилась девочка, выползая из-под лавки с доской в руках. – Только закричи погромче. Они тебя мигом полечат, у них же маг есть, видишь, у того с ожерельем посох?

Мар вскинул брови: это была та девчонка, которую он нашёл под кроватью в доме кузнеца.

– Не стану я этого делать, сдурела? – мальчик нервно отодвинулся, случайно толкая соседа. Дети начали беспокойно на них оборачиваться.

– Они не сунутся в Стены, им запрещено! – быстро зашептала девочка, поглядывая на оркестрантов. – Давай вместе, ударим кого-нибудь другого!

Бедная лошадь вдруг жалобно всхрапнула, встала на дыбы и скакнула. Оглобля вскрикнул, дёргаясь в сторону, и колесо со стоном выпрыгнуло из ямки; с телеги посыпалась добыча. Десятник Кишка снова принялся грязно костерить подопечных, а те, уклоняясь от его посоха, забегали, собирая пожитки.

В серых глазах девочки полыхнул мрачный решительный огонь, и пока все отвлеклись на хвост колонны, она занесла над плечом мальчишки дощечку с гвоздём.

Мар понял, что пора вмешаться. Мало того, что она собралась ранить одного из детей, которых он скрупулёзно собирал полночи, так девчонка ещё и пары шагов не пробежит: её настигнет либо стрела, либо, уж придётся, сам Мар. Он уже собирался было появиться, но тут она замерла с занесённой доской. И Мар тоже замер, удивлённо склоняя голову. Она растеряно уставилась прямо на макушку мальчишки – туда, где скрывался Мар. Она никак не могла его видеть, но словно смотрела прямо на него. Её рука медленно опустилась, и она нахмурилась, непонимающе моргая.

Кишка махнул передним телегам, запрыгнул на козлы, напоследок ещё раз от души зарядив Оглобле по затылку, и процессия наконец снова тронулась.

Мар не спешил менять неудобную позицию, с любопытством наблюдая за девочкой. Она ещё пару раз неуверенно метнула взгляд на волосы отсевшего от неё подальше мальчика, но, ничего так и не увидев, просто уставилась в пол телеги. Видимо, решила, что ей показалось. Мар знал, что некоторые люди чувствуют его незримое присутствие, в частности, напрямую работающие с магией или подверженные постоянному влиянию лунного камня, как, например, жители шахтёрского города. Но эта девчонка…

Как только телеги выровняли скорость и поползли по едва заметной в жухлой траве тропинке, дощечка незаметно выпала за борт, утонув где-то в росистом кусте. Девочка вздохнула, отряхивая руки. Мар выпутался из волос мальчишки, скользнул по её серой от пепла макушке и в несколько больших прыжков оказался в голове процессии. Ночь была долгой, хотелось хотя бы перекусить перед следующим этапом, так что Мар соскочил с холки коня и помчался вперёд, к вставшим лагерем в паре километров союзникам.

Ещё на подходе пахнуло готовящимся завтраком: над просыпающейся заставой вился ароматный дымок десятка водружённых над огнём бараньих туш, густо бурлила в казанах гречневая каша с овощами. Сонные поварята носились туда-сюда под вечное, не зависящее от внешних обстоятельств ворчание старших кашеваров; интенданты-черби двух сотников-оркестрантов опять вцепились друг другу в глотки по какой-то мелочи вроде помятой жестяной кружки; какой-то бедняга-каптёр из легионеров старался не отсвечивать, чтобы не попасть под горячую руку: сидел себе тихонько у своей палатки, чесал заросшую щетиной щёку под рогатым шлемом и ждал прибытия каравана. В палатке у него как раз была детская одёжка и обувь разных размеров.

Мар прислушался: где-то на вершине наскоро возведённой сторожевой башенки тонко пела флейта. Звук плыл над ругающимися оркестрантами, взмыленными поварятами, сочащимися жиром бараньими тушами, – невесомый и лёгкий, словно не от мира сего. Мар усмехнулся. Со своими соколятами он ещё увидится, а пока он скользнул в сторону заволочённых дымом полевых кухонь.

– …Да на кой кыш оно б надо, Норт? Мы и без Эдикта справились прекрасно. Я так считаю: воевать надо людьми, людь-ми, слышь? а не этими вашими магическими штучками… А то мало ли чавой, – фыркнул пожилой повар-оркестрант, расплёскивая содержимое горячей ложки. Вихор его лихо стриженных волос был прибран костяным гребнем, напоминавшем зазубренную ключицу. Мар остановился в тенях: значит, вороны с новостями об успешно взятом городе уже долетели. Второй повар, легионер Норт, флегматично пожал плечами.

– Ну, спорить не буду, может, и не нужен был Эдикт. И они не «эти наши», а Дланей…

– Да какая ж ты погань видарская! Вечно лишь бы чавой поперёк сказать! Говорю – не нужон, значит, не нужон! – в сердцах оркестрант бросил ложку обратно в суп и яростно замахал руками. – А вдруг бы Владыка какой-нидь огненный шторм захотел наслать, и лунный камень того… взорвался? Нас бы всех от Сна и до Этерны по стенкам размазало!

– Впервые вижу клирастра, который магию не любит, – усмехнулся Мар; ему надоело слушать из тени. Повара подпрыгнули, оркестрант ругнулся от души, чуть не утопив в супе свой гребень.

– Архонт, – Норт первым вернул самообладание и уважительно поклонился – скрестив руки на груди на северный манер.

– Драть вас всех во все стороны, – даже не стесняясь, проворчал оркестрант. – Вашу шайку-лейку специально пужать людей учат? Намедни вашенский тоже подкрался, чуть поварёшкой по башке не получил.

– Который из? – Мар кивнул вопросительно смотрящему на него Норту, и тот без лишних слов принялся накладывать в миску горячее из соседнего котла.

– Не запоминаю я всех соплежуев, – грубо отозвался оркестрант. – С Люсьеном который тёрся.

– Каламит, – кашлянул Норт, виновато пожимая плечами. – Трещотка староват уже, Дланей много, наверное, повидал.

– А их всё больше и больше, – Трещотка заученным, но не самым изящным движением налил супа в подставленную Нортом миску. – Как Империя ещё не трещит от количества этих заучек? Скоро плюнуть нельзя будет без ведома законников.

Мар усмехнулся, принимая тарелку из рук Норта, раскрасневшегося за старого коллегу.

– В-вы не подумайте, мы со всем уважением… Вон они как ловко Сон Селены отрезали! На севере даже глазом моргнуть не успели!

– Может, они просто всех гонцов укокошили, – фыркнул Трещотка. – Так бы и Оркестр смог.

– Может, и так, – покладисто согласился Мар, пробуя первую ложку супа. – Главное, чтобы Оркестр теперь город удержал.

– Удержим. Оставьте сваво Люсьена, пусть проследит да доложит, – проворчал Трещотка, но Мар уловил в его голосе уважение к Длани. Приятно слышать, что твоих учеников ценят даже старые повара.

– А Эдикт-то рванул бы, а, Архонт? – не удержался Норт. Видно было по его возбуждённо сверкающим глазам, что ему просто хочется поговорить с Маром, раз уж он вдруг заявился и так запросто с ними болтает. Мар пожал плечами, переходя к дымящейся каше с кусками баранины.

– Зачем бы Владыке насылать Эдикт, взрывающий запасы стратегически важного ресурса? – потом он лукаво усмехнулся: – Хотя мало ли, может, у него было бы плохое настроение.

– Вот! – тут же вклинился Трещотка, потрясая ложкой. – А я чавой талдычил! Мало ли!

– Но нет, для такой ерундовой задачи Эдикт – просто трата ресурсов.

– Хотел бы я посмотреть, – мечтательно вздохнул Норт. – Может, был бы смерч или ледяной дождь, как при осаде Хафнарлонда…

– Вас ведь им и покосили, – вскинул брови Мар.

– Да, но всё равно красиво было, – вздохнул Норт, принимая у него тарелки. – Может, ещё чего-нибудь, Архонт? Добавки?

– Нет, спасибо, лучше оставьте новоприбывшим.

Мар услышал, как подъезжают телеги с детьми. Повара навострили уши, а когда развернулись обратно на Архонта, тот уже исчез.

Через несколько дней, ровно к моменту, как детей доставили в Суд, Мар тоже вернулся в столицу. Этерн, и в особенности крепость-резиденция Верховного Адъюдикатора Мимира гудела новостями о начале новой войны и первых успехах армий. Конечно, расхваливали и Дланей, приложивших руку к захвату Сна Селены: в Длани Войны Люсьене никто и не сомневался, а вот впервые показавший себя его подопечный Каламит стал предметом жарких обсуждений. Мару было интересно задержаться на улицах и послушать, что думают об одном из его лучших выпускников прошлого года.

Поговаривали, будто Люсьен смог договориться с одной из главных дворянских семей Сна Селены, и они должны были добровольно открыть ворота имперцам. Мар внутренне усмехнулся: везде найдутся предатели, хоть они, наверное, себя таковыми не считают. Скорее всего, предполагалась некая выгода или неприкосновенность в ответ, но почему-то в последний момент решение изменилось, и Длани безжалостно задавили город ордой Оркестра. Народ, поотвыкший от жестокости с предыдущей войны с Видарией, был смущён и решил, что дала старт этой бойне именно новая, ещё никому не известная Длань. Мар рассеянно хмыкнул: для него, знавшего Каламита с юных лет, это бы не стало неожиданностью… Однако его мысли уже занимали будущие его ученики, поэтому он поспешил в крепость Аэквум.

Мар успел как раз вовремя. Он проскользнул с тенями за высокие стены, по широкой парадной лестнице, влетел сквозь закрывающиеся двери в главный зал суда Империи и клубком свернулся на своём излюбленном месте, за одной из колонн, подпирающих галерею. Зал был как на ладони: огромное круглое помещение было торжественно залито столбом света, льющимся с высокого стеклянного купола, и золотые весы на чёрно-красных гобеленах Суда сверкали до боли в глазах. Ещё более величественные стяги Владыки Сертаре, одинокая свечка золотого Шпиля на чёрном фоне, свешивались от самого купола до приглушённо-алых ковров. Стража закрыла тяжёлые двери и встала по обе стороны массивных створок, положив руки на гарды мечей, даже не глядя на скамейки для просителей, услужливо расставленные вдоль стен небольшого широкого коридорчика перед основной секцией. На противоположном конце зала, под широким, выступающим вперёд балконом, ждали сигнала старшие Длани в чёрно-красных церемониальных мантиях с золотой отделкой. Довершали их парадный наряд шипастые короны с тянущимися от зубцов до белого воротничка тонкими цепочками, немного скрывающими лицо. А в центре зала, крошечные на фоне огромного пустого пространства, щурясь от заливающего их сверху света, сбились в испуганный ком только что доставленные дети.

Их стало меньше: Длани предварительно отсеяли детей ещё в лагере, оставив только самых здоровых. Уговор с Оркестром был выполнен: не подошедшие для Суда имели шанс вступить в ряды орды – если переживут их посвящение. Что будет с теми, кого отсеют сейчас, Мара особо не интересовало. Он наблюдал за этим малоторжественным действом далеко не в первый и даже не в сотый раз, и сейчас на трясущихся от страха детей он смотрел не как на живых существ, а как на будущие свои клинки. Тупые ему были не нужны.

Детей уже оценивали. Мар посмотрел наверх, на балкон, тонувший в клубящемся дыму и приглушённом, сером свете. Присутствие Архонта Суда Мимира ощущалось буквально кожей, и дети тоже это чувствовали, хоть и пока не могли различить его парящую в полумраке фигуру. Мар пригляделся и нахмурился, неприятно удивившись. Помимо Мимира на балконе стоял неприметный человек в белом одеянии и в белой же маске, полностью скрывавшей его лицо – посланник самого Владыки. Несмотря на то, что, по сути, у них был один и тот же повелитель, Мар недолюбливал этих безликих молчунов – они почти никогда не открывали рта. Странно было не понимать, сколько их на самом деле, с полдюжины или сотни: они все были словно копиями друг друга. Да и Мар слабо представлял, какими именно задачами они занимаются. Сейчас, однако, он догадывался о причинах появления посланника: новое поколение Дланей, тем более из пропитанного магией города, было важным вопросом для будущей долгой войны. Кто-то из этих детей станет Дланью Закона и будет нести слово и правосудие Сертаре на новые покорённые земли, а кто-то станет Дланью Войны и будет эти земли захватывать и обрушивать Эдикты на непокорных. Осталось понять, кто из малышни покажется белому посланнику и Мимиру достойными.

К детям, шурша мантиями, приблизились старшие Длани и начали тихо просачиваться между ними, аккуратно отделяя друг от друга. Пошла «прополка».

Длани задавали детям тихие вопросы и осматривали изнурённые дорогой, перепачканные тельца. Почти что бессмысленный спектакль, учитывая, что окончательное решение всё равно принимает Архонт Суда. Но, конечно, список кандидатов возглавляли крепкие и выносливые – что особенно приветствовал Мар, – а также ценились владеющие всеобщим языком, обученные грамоте и хоть сколько-нибудь одарённые магическим потенциалом. Ах да, и, желательно, ничем не больные. Похоже, не в этот раз: молодая Длань Клео отдёрнула руку в перчатке от головы какого-то мальчишки. Скорее всего, за путь до столицы вши уже разлетелись по маленьким головкам, как лесной пожар. Пожилой полноватый Длань Люта, справляясь с ещё только проклёвывающимся тремором, со вздохом вписал это в свои бумаги. Длань Рамарис, хмурый средних лет мужчина, тут же перешёл в другой ряд, плохо сдерживая брезгливость. Длань Бетанси, нисколько не смущённая, продолжила бесстрастно задирать одежду детей и деловито ощупывать грязные тельца, как делала это много раз до этого – так долго, что под шапероном и шипастым убором Дланей у неё уже почти не осталось волос.