Очерки. Том первый

Милиция. Романенко, Ченский и др.

Вернувшись после службы домой, и, отдохнув три дня, я поехал в Ингодинский военкомат вставать на воинский учёт. Там-то мне и встретились милиционеры, которые агитировали дембелей на службу в МВД. Это были Василий Васильевич Замякин и Яков Павлович Шапрынский. Они отвели меня в сторону и рассказали про отдельный взвод конвойной службы при батальоне патрульно-постовой службы.

– В милиции ты лучше места не найдёшь, – объяснял мне Василь Василич. – У нас рабочий день с 9 до 18, все выходные и праздники – дома, и коллектив маленький и дружный! А ещё мы по судам ездим, в каждом работают девушки-секретари – познакомишься, и женим тебя!

И я согласился. На завод я уже возвращаться не хотел – ходить в грязной промасленной робе и всю жизнь возиться с железяками мне не хотелось. Я решил идти по стопам отца и брата – служить Отечеству.

Василь Василич и Яков Палыч меня из поля зрения не выпускали: приезжали домой, беседовали со мной, с отцом, с соседями (это входило в спецпроверку). Я быстро оформил все документы, и уже 30 декабря 1985 года был зачислен в кадры МВД СССР. В январе 1986 года я приступил к изучению милицейского ремесла в читинском Учебном центре УВД, что на улице Баргузинской. Снова начались занятия, строевая, наряды… Впрочем, мне разрешили жить дома, и только изредка я оставался ночевать в общежитии учебки.

Первый мой день службы, 1 мая 1986 года, начался с командировки. Да ещё какой! Мне предстояло объездить всю Читинскую область. Старшим нашего конвоя был старшина Валера Макаров, добродушный здоровяк, похожий на медведя. Встреча с ним была назначена на вокзале. Когда Валера впервые меня увидел, он аж присвистнул:

– Ну, вот теперь придётся двоих охранять…

Я же щуплый, роста невысокого. А он – просто гигант, косая сажень в плечах. Ехать мы с ним должны были в Нерчинск, поездом. Там из местного ИВС (изолятора временного содержания) надо было взять под конвой некого Степанова (Валера его называл между нами просто «Стёпушкой») и конвоировать его по близ лежащим колхозам, где тот незаконно устанавливал селекторную связь, приспосабливая к этому детские переговорные устройства из «Юного техника» и обычные радиодинамики. Вот такой народный мастер-умелец. Статья его была «Незаконное предпринимательство». С нами был ещё следователь, который всё документировал.

Благодаря этой командировке, я впервые побывал в забайкальских городах Нерчинске, Сретенске, Балее, в сёлах Зюльзя и Улёты. Было здорово! «Стёпушка» вёл себя интеллигентно. Больше всего досаждала его жена, которая появлялась, ища встречи с мужем, во всех населённых пунктах, куда мы приезжали.

Потом началась обычная служба – суды, плановые конвои по области: Акша, Кыра, Дульдурга, Нижний Цасучей, Агинское, Улёты, Чара, Усугли. Василь Василич как в воду глядел: я действительно женился, встретив первую свою жену в Нижнем Цасучее.

Моими начальниками были: капитан Романенко, потом капитан Ченский – офицеры очень хорошие, мне было с ними, а им со мной, очень легко работать, потому что я не пил, не курил, был дисциплинирован, и друзей себе нашёл таких же – это Андрей Сокольников, Олег Банщиков, Саша Миндель, Вова Журавлев, Лёша Пак… Мы и в командировки ездили дружной компанией. Во взводе я был секретарём комсомольской организации, членом товарищеского суда. Помню, раз исключил за неуплату взносов Володю Кондратова. Секретарь я был принципиальный, если партия сказала «надо» – комсомол ответил «есть»! Ну, взносы – это понятно, тут вину доказывать не надо: не платишь – значит, не поддерживаешь организацию материально. Другая ситуация, когда разбирали персональное дело Олега Линёва. Он был моим другом, и я его защищал на комсомольском собрании, как только мог. Отношения с ним остались дружескими. Олежка даже подарил мне икону Николая Чудотворца старинную, но без оклада (он выловил её в реке после наводнения). Я очень дорожу этим подарком и однажды ходил с этой иконой в крестный ход на озеро Иргень. А для Олега, помню, я написал картину маслом «Камыши в вазе».

Последнего моего милицейского командира Евгения Васильевича Симонова мы даже сами выбирали. Дело было в 90-х годах. Везде пошла мода выборов начальников, директоров. У нас тоже случились какие-то волнения во взводе, кого-то не устраивал Ченский, и на одном из собраний выдвинули в командиры старшину Симонова. Он был обычный конвоир, «окопный», но грамотный, рассудительный, твёрдый. За него проголосовали, а начальство из УВД согласилось и утвердило. Скоро ему присвоили звание лейтенанта, и так пошла его карьера – он стал позже командиром роты, потом батальона – до самой пенсии.

Отношения у меня с ним складывались хорошие, товарищеские. Он часто подвозил меня и Андрюшу Сокольникова домой на своей старенькой «четвёрке» (он жил в Песчанке). А потом он выиграл на футбольном матче новенькие «Жигули» (нас постоянно привлекали на охрану общественного порядка на футбол, и мы тоже играли в лотерею). Поскольку отношения были товарищескими, я даже как-то позволил себе написать стихотворение о моём командире, шуточное. По сути, я только переложил на стихи байку Якова Палыча Шапрынского о годах его совместной армейской службы с комбатом. Получилось очень смешно, и хотя я изменил фамилию командира, всё равно он на меня потом немножко дулся.

Хочу здесь вспомнить ещё моего первого наставника Сергея Безденежных. Он был откуда-то из деревни, с простым в грубых морщинах лицом, с оттопыренными крупными ушами. Меня к нему прикрепили больше для смеху: я – Полуполтинных, он – Безденежных. Но, по сути, наставником моим был Андрей Сокольников. Он сделал из меня настоящего милиционера.

Из управленческих начальников хочу назвать Николая Николаевича Каргина, заместителя начальника УВД по кадрам. Он знал моего брата, а меня запомнил ещё, когда я поступал сначала в Омскую школу, а затем в Новосибирское училище МВД. Потом мы с ним встречались на приказе о зачислении в конвойный взвод. Да и по комсомольской линии приходилось с ним сталкиваться в управлении. Очень помог мне Николай Николаевич, когда я переводился из конвоя в Межрайонный отдел милиции, а оттуда, буквально через месяц, в УИН. Из «межрайонки» меня не отпускали, и только тогда, когда я сказал, что буду писать министру внутренних дел, Каргин сказал: «Он напишет – пусть переводится!»

Мою службу в конвое я вспоминаю с теплотой. Не так давно я был приглашён на 15-летие батальона, познакомился с новым командиром, встретился с бывшими сослуживцами. Я действительно чувствую себя ветераном конвойной службы и хотел бы и впредь поддерживать отношения и с ними, и с подразделением, где начиналась моя служба.

Управление исполнения наказаний (УИН). Тихенко и др.

Большим событие для меня было получение первого офицерского звания «младший лейтенант». Отмечали мы присвоение очередных званий вместе с майором Борисом Чернобуком в офицерской столовой следственного изолятора, куда я перевёлся из милиции. Поздравлял меня сам начальник – Алексей Алексеевич Тихенко, голубоглазый, с русым чубчиком, замечательный человек, весёлый и знающий своё дело. Обстановка тогда была напряжённейшая – камеры были переполнены до невозможных пределов, но персонал работал без нервотрёпки, целенаправленно, слаженно. Лично меня не устраивало только планирование. Министром был тогда Власов, армейский генерал, который ввёл рабочие тетради и ежедневное почасовое планирование и каждодневное же подведение итогов. Это отвлекало от живой творческой работы. Жизнь всегда сама ставит задачи, которые надо решать здесь и сейчас. А план часто отвлекает от животрепещущих проблем, приходится тратить силы на выполнение пункта плана, на «галочку». Кстати, любил планирование ещё один бывший армеец и мой непосредственный начальник Андрей Александрович Маяков, о котором я ещё расскажу впереди…

Итак, в следственном изоляторе у меня впервые за всю службу появились: рабочий стол, стул, сейф и куча бумаг. До этого мне никогда не приходилось работать в офицерском коллективе, я всегда считал «господ офицеров» отдельной кастой, которая далека от народа, от рядовых солдат, от пехоты. Но встречен в новом коллективе я был доброжелательно, ещё раз убедился, что мир не без добрых людей. Наставником моим стал Константин Ветриков, порядочный, честный, с открытой душой человек. Одно имя (а звали его все просто Костя Ветриков) уже располагало к общению, к дружбе. Теперь он давно на пенсии. А начальником оперативного отдела был Игорь Валерьевич Макаров. Мне он не казался симпатичен (он был скрытен и непредсказуем), к тому же его раздражало, что я занимаюсь литературным творчеством. Сам он был очень далёк от поэзии и искусства. Как-то он вызвал меня в кабинет, и я увидел у него на столе мой первый поэтический сборник «Остров Любви» (1992 г.). Раскрыв его, Игорь Валерьевич стал зачитывать какие-то строки.

– Как вы можете такое писать, Александр? Вы не имеете право так писать!

Я был крайне возмущён таким подходом. Если бы со мной обсуждались вопросы моей службы, это бы ещё куда ни шло, но стихи… Я потом думал, что же от меня хотел начальник отдела? Мне всё-таки показалось, он хотел побеседовать со мной о прекрасном, но в нём вдруг сработала профессиональная привычка, и из литературной беседы получился допрос. К тому же, эти стихи, к которым выразил свои претензии Макаров, уже были тепло встречены моим друзьями-поэтами, и даже Михаил Евсеевич Вишняков в целом отозвался о книжке довольно лояльно. Поэтому мнение человека, закостеневшего в профессиональном апломбе, меня по большому счету не волновало.

Кстати, эта книжка и сыграла в моей карьере судьбоносную роль. Её прочитал заместитель начальника управления исполнения наказаний (УИН) Читоблисполкома подполковник Петров Олег Георгиевич. А ему, говорят, подсказала Жанна Валерьевна Дроздова, психолог СИЗО. Как бы там ни было, Олег Георгиевич пригласил меня к себе в кабинет и предложил перейти в создаваемую тогда газету для осуждённых «Резонанс». Я, разумеется, дал согласие. Олег Георгиевич вручил мне ключ от кабинета редакции, который давно пустовал, и разрешил мне, пока я оформляю перевод, приходить в любое время читать подшивки и уже набрасывать темы будущих выпусков. На первых порах помощником мне определил майора Романова, который когда-то работал ответственным секретарём «Резонанса».

В мае 1996 года я приступил к выпуску газеты. Коллектив я сформировал сам. Поскольку высшего образования у меня не было, на должность редактора я пригласил Виталия Викторовича Черкасова, работающего тогда участковым милиционером, только что получившего звание «майор». А машинисткой – сестру бывшего сослуживца Андрея Сокольникова, Таню Бурдуковскую, которую я хорошо знал. Я рекомендовал её тогдашней начальнице отдела кадров УИН Надежде Ивановне Пьяновой. Женщина она была требовательная, принципиальная.

– Сколько она печатает знаков в минуту? – спросила она меня.

– 120! – выпалил я.

На самом деле Таня не умела печатать совсем. Она, конечно, видела машинку, работая в Новой Чаре библиотекарем, и даже что-то там печатала.

Таню приняли на работу с малюсеньким окладом. Но работник она была ценный. Я-то понимал, что стучать на машинке много ума не надо. Таня была талантлива! Она писала стихи, была замечательной рассказчицей, училась в пединституте. Однако её неумение быстро печатать скоро обнаружилось. В отделе кадров составляли отчёт, требовались дополнительные рабочие руки, а тут новая профессиональная машинистка в редакции. И вот Надежда Ивановна вызывает её к себе. Таня дрожит, как осиновый лист. Садится за пишущую машинку. Надежда Ивановна начинает диктовать, и Таня… Таня заносит над кнопками свой тонкий белый пальчик – тук! – есть первая буковка. Расширенные глаза её лихорадочно бегают по кнопкам, ища вторую букву. А вот и она – тук! Но Надежда Ивановна только заулыбалась – у неё оказалось, Слава Богу, доброе сердце…

Потом, когда Таня сама стала писать в газету замечательные материалы и доказала этим свою ценность для редакции, О. Г. Петров выхлопотал для неё аттестованную должность корреспондента, и Таня стала лейтенантом внутренней службы. А теперь Таня (Соболева по мужу) работает во ФСИНе в пресс-бюро и называет меня «судьбоносным Сашей».

УИН. Полковник О. Г. Петров

Об Олеге Георгиевиче Петрове я уже немного рассказал в первой части. Именно ему я обязан тем, что я совместил в одной должности то, о чём даже никогда и не мечтал: носить офицерские погоны и заниматься делом по душе – литературным творчеством.

Своей внешностью он напоминал мне актёра Михаила Боярского – худощавое лицо, чёрные усы, высокого роста, широкоплечий. Ещё он походил на грузина. По этому поводу он как-то пошутил.

– Когда приезжаю в Москву, то дня не проходит, чтобы меня не остановили для проверки документов. Хоть на спине пиши крупными буквами – «ПЕТРОВ».

Олег Георгиевич был редактором газеты с её основания – с 1979 года до 1994-го. Ещё два года «Резонанс» существовал в виде приложения (вкладыша) к газете УВД «Набат». Итого общий его редакторский стаж – 16 лет. Два последних года Петров являлся уже заместителем начальника УИН по кадрам, но газету свою не оставлял. Поэтому к передаче газеты под мою опеку он относился очень ревностно. Но время было уже другое, и газета, по моему убеждению, должна была стать совсем иной – с человеческим лицом. Надо отдать должное, Олег Георгиевич никогда не вмешивался в творческий процесс. Он иногда ставил конкретные задачи, а то, как мы будем выполнять поставленную задачу, какими творческими средствами – здесь коллективу редакции предоставлялась полная свобода. Он часто обращал наше внимание к своему опыту работы, часами мог рассказывать о том, как он делал газету. Порою его планёрки превращались в целые лекции по издательскому делу или по тонкостям работы пенитенциарных журналистов. Причём, слушали эти откровения не только мы, сотрудники газеты, но и вся кадрово-воспитательная служба. Иногда меня перед планёркой у Петрова просили:

– Александр Мефодьевич, ты только не поднимай вопрос по редакции, у нас работы по горло!

Как я уже сказал, Олег Георгиевич в работу мою не вмешивался, но каждый вышедший номер он проверял досконально, выписывал все ошибки, опечатки, погрешности вёрстки. Всё это заносил в большую таблицу и однажды нам всё это предъявлял. Но это было раз в год, не чаще. Такие встречи были, конечно, полезны. Однажды он разнёс какой-то номер в пух и прах, но я стал возражать, довольно горячо спорил и, в конце концов, когда страсти улеглись, Олег Георгиевич улыбнулся: «Молодец, что отстаиваешь свою точку зрения!»

Планёрки его были, вообще, интересны, я любил на них бывать, заслушивался его монологами. Красноречивее заместителя начальника я ещё не видел, во всём чувствовалась его журналистская въедливая натура, цепкий взгляд, меткие характеристики фактов и явлений были бесподобны. Например, после посещения производственного объекта в одной из колоний он сказал: «Будто бомба туда упала». А однажды он изрёк просто шедевр, сказанный по поводу наведения порядка в кадрах: «Щит и меч надо брать. Щитом от Москвы прикрываться, а мечом головы тут сносить (он, конечно, выразился покрепче) налево-направо!»

На пенсии Олег Георгиевич работал в Регистрационной палате (туда многие отставники ушли из УФСИН), а позже стал редактировать литературный альманах «Слово Забайкалье» и даже какое-то время руководил забайкальской писательской организацией.

Помню случай, мы столкнулись с ним на улице возле Пушкинской библиотеки. Проговорили с ним целый час! Он шёл с ТВ «Альтес», где давал интервью о своей повести «Снегири на снегу», за которую получил премию ФСБ в Москве.

– Полгода уже прошло, а они спохватились! – сказал Олег Георгиевич.

Мы обговорили с ним, кажется, всё, что могли: и дела в писательской организации, и последние номера «Слова Забайкалья», и прошедший кинофестиваль, и предстоящую «Студенческую весну ШОС» и новости УФСИНа, и персоны Чупина и Боброва… Даже какие-то семейные дела и мой переезд в Анапу.

– А мои-то опусы читали, Олег Георгиевич? Подойдёт что-нибудь для печати? – спросил я.

– Да всё подойдёт! – сказал он. – Только подождать придётся…

– Я решил сфотографироваться с бывшим начальником на память.

– А кто же нас сфотографирует? – озадачился писатель.

– Да я сам, с руки – селфи – так сейчас модно, – сказал я.

– Зачем же? – улыбнулся Олег Георгиевич, – вон, Марину попросим…

Прямо на нас, стоящих на тротуаре, шла наша главная демократка Марина Савватеева.

– Будьте любезны, Марина Львовна! – обратился я к ней, протягивая фотоаппарат.

Эх, Чита! Маленький наш городок! Только тут можно столкнуться на одном пятачке с главным писателем Забайкалья и попросить сфотографироваться с ним известную активистку либерального движения.

Кстати, большое спасибо Олегу Георгиевичу, что он всё-таки напечатал в альманахе мой большой рассказ «Телопись».

«Добрый день, Александр! – писал Олег Георгиевич. – Твой рассказ „Телопись“ напечатан в №4 (29), 2014 г. Остальные переданы новому редактору журнала „Слово Забайкалья“ Наталье Юрьевне Муратовой. Я с 1 января контракт на редактирование журнала продлевать не стал. Ушёл, так сказать, в творческий отпуск, как и с поста председателя Забайкальской писательской организации (срок моих полномочий закончился, а на новый срок подписываться желания нет – взял на отчетно-выборном собрании самоотвод). Избрали новым председателем Ш. С. Тохта-Ходжаева, думаю, тебе это имя знакомо (он у меня в организации был замом). Поэт-песенник, так сказать. Так что теперь я – „вольный художник“, чему крайне рад. Займусь, наконец, вплотную творчеством, а то за последние три года ничего существенного не родил: журнал и председательство отнимали всё время. Посылаю тебе указанный номер журнала в программе PDF (см. стр.105—110). Жму руку и желаю новых творческих успехов. Привет Анапе! О. Петров».

УИН. Генерал-майор П. А. Филиппов

Управлением исполнения наказаний, когда я перевёлся в редакцию, руководил Пётр Андреевич Филиппов. Уже в самом имени чувствуется что-то основательное. Ведь «Пётр» переводится как «камень». Это был спокойный скромный начальник. Он всё делал тихо и деликатно: и смеялся, и сердился. В компетентности ему не было равных, он знал абсолютно любую мелочь в любой службе, в любой колонии. Поэтому если его и боялись, то это была боязнь оказаться несведущим в каком-либо вопросе. Редакция его не интересовала в принципе, тем более у него был заместитель, полковник Петров, который знал о работе редакции всё.

Вот что я писал о генерале Филиппове в материале, посвящённом его 60-летнему юбилею 8 февраля 2006 года.

«Старт служебной карьеры в правоохранительных органах состоялся у юбиляра весной 1971 года в символичный день – 12 апреля, когда наша страна отмечает День космонавтики. За тридцать пять лет, а со службой в рядах советской армии более тридцати шести, был проделан огромный путь от солдатских погон к генеральским звёздам.

В органы внутренних дел он пришёл по собственному убеждению, считая борьбу с преступностью делом достойным для настоящего мужчины. «Работал во имя правопорядка, – говорит генерал Филиппов. – И это не просто слова, а кредо моей жизни». На долю Петра Филиппова выпало нелёгкое время в истории российской пенитенциарной системы. Сейчас ему вспоминается 1988 год, когда только-только становившаяся на ноги третья колония сидела несколько суток без хлеба, воды, тепла, электроэнергии, когда пищу для осуждённых приходилось варить на кострах. Или начало 90-х годов, когда в 38-градусный мороз читинский следственный изолятор замерзал двое суток. Отсутствие порою продовольствия, медикаментов, да мало ли сложных моментов было за эти долгие и неспокойные годы? «Выстояли», – с достоинством произносит генерал.

А сколько было на его веку различных нововведений, кардинальных преобразований системы исполнения наказаний – всех не перечесть. Практически с нуля формировались подразделения охраны, управление по конвоированию, военно-врачебная комиссия… И почти всегда без должного финансирования, другой какой-то помощи. И всё это скорей-скорей, к определённому сроку. Порою на «раскачку» столичными руководителями не давалось ни дня лишнего. Справились! Благодаря упорству, воле, энергии сотрудников и, в первую очередь, его заместителей, решались непростые вопросы организации жизнедеятельности исправительных учреждений. Спрос, который генерал Филиппов учинял со своих подчинённых, всегда совмещался с взвешенностью, справедливостью и пониманием вклада каждого офицера в общее дело.

Генерал-майор Пётр Филиппов вошёл в историю областной уголовно-исполнительной системы как начальник, находящийся на этом ответственном посту самый длительный период – 18 лет. Пётр Андреевич поражал удивительной способностью знать в вопросах службы и в обширном хозяйстве подчинённых подразделений любую мелочь. Добросовестный многолетний труд на благо государства и родного Забайкалья отмечен множественными наградами, среди которых знак МВД России «За верность долгу», именное оружие, почётное звание «Заслуженный работник правоохранительных органов Читинской области».

Хочется ещё в конце добавить что-нибудь забавное. Для разрядки. Пётр Андреевич, вообще, очень мало смеялся. Даже свою присказку «Ай, да лю-ли!» говорил (по самым разным поводам) серьёзно.

Я редко бывал у начальника в кабинете. Но мне вспоминается такой случай: как-то раз, уже в конце рабочего дня, зайдя к нему по какому-то делу, я увидел на столе у генерала маленькую синего цвета пластмассовую мухобойку в виде пятерни. Мне стало сначала весело, когда я представил, как начальник бьёт мух, а потом подумал: если в управлении полный порядок, то, наверно, совсем не зазорно ради спортивного интереса в свободную минуту и пришлёпнуть пару настырных мух.

УФСИН. Амаев

Вступление на престол нового начальника Юнуса Айнузаровича Амаева в октябре 2005 года ждали с каким-то страхом. Были наслышаны о жёстких методах его руководства. Мой друг Андрей Хрущёв, служивший в ИК-3, рассказывал, как однажды Амаев отвесил ему оплеуху. Прямо как мне в армии (помните, мой рассказ о знакомстве с комбатом?).

Я быстро понял, как надо себя вести с новым начальником, человеком восточных кровей. Как-то зашёл к нему по старой привычке (к Филиппову я мог зайти в любое время по любому вопросу).

– Вийди! – резко сказал Юнус Айнузарович. – Давай, все вопросы через Петрова!

С тех пор я к нему – ни ногой. Показывал подготовленные бумаги курирующему редакцию заместителю, чтобы он подписал, или отправлял через секретариат. Правда, начальник секретариата советовала со всеми бумагами идти к Амаеву лично, потому что у него часто возникали вопросы по документу, и он возвращал его неподписанным. В таких случаях я просто снабжал требующий подписания документ всякими справками, пояснительными – целую пачку прикалывал, чтобы он сам разобрался, только бы к нему не идти, только бы не попасться ему лишний раз на глаза. По характеру моей работы мне редко, к счастью, приходилось к нему заходить.

Работал он довольно странно. У него отсутствовал какой-либо регламент. Он мог вызвать любого сотрудника в любое время дня и ночи. Требуемого сотрудника дежурная часть должна была достать хоть из-под земли. Я сам сколько раз видел несущихся сломя голову офицеров по улице, по коридору с вытаращенными глазами.

– Амаев вызвал!!!

Сам я тоже попадал иногда в поле его внимания. Как-то после дежурства на базе (вещевых складах УФСИН) я уже был на пути к дому, или даже уже доехал домой. Вдруг звонок дежурного:

– Срочно к Амаеву!

С вытаращенными глазами (потому что назначалось ещё и время вызова) бегу на остановку, к троллейбусу. В управлении дежурный кидает мне на ходу:

– У себя!

С дрожью в коленках захожу в приёмную… Но вдруг в назначенный мне час у кабинета начинают собираться сотрудники: один, два, три – уже целая делегация. Последние подбегали с вытаращенными глазами – не дай Бог опоздать!