PRO суверенную демократию

ПРЕДИСЛОВИЕ

В российской политической культуре есть уникальная интеллектуальная традиция: на переломных этапах нашей истории группа известных своими нестандартными взглядами людей предпринимала общую попытку осмысления происходящего и предлагала свое видение будущего страны. Предлагаемый вниманию читателя сборник в чем-то продолжает эту большую традицию, но в то же время ее существенно меняет. Во-первых, круг авторов весьма широк и знаково репрезентативен. Это – ведущие российские политики, видные региональные лидеры, депутаты Госдумы, авторитетные политические эксперты и политические публицисты. Во-вторых, авторы, представленные под одной обложкой, далеко не во всем друг с другом согласны, и сборник словно заряжен живыми токами незатихающей общественной дискуссии. И, в-третьих. Сам сборник стал возможен как острая политическая рефлексия, вызванная президентским Посланием-2005. Тогда Владимир Путин, не употребляя термин «суверенная демократия», предложил закрепить за Россией как «суверенной страной» исключительное право «самостоятельно определять для себя и сроки, и условия» реализации «принципов свободы и демократии». Естественно, сам этот тер мин прочно связывается с помощником президента Владиславом Сурковым, тексты которого не только обосновывают заголовок сборника, но и образуют его смысловое ядро.

Родословная термина «суверенная демократия» еще до конца не прояснена. Но его историческая «законнорожденность» и теоретическая «легитимность» несомненны. О «демократии» не просто писали, различные ее формы основательно исследовали еще Платон и Аристотель. О «суверене» и «суверенитете» европейская политическая философия размышляет уже 500 лет. Ж. Боден и Т. Гоббс, Ж. – Ж. Руссо и И. Кант, Б. Констан и Ф. Гизо, К. Шмитт и Б. де Жувенель – один перечень этих имен свидетельствует о том, насколько значимой для политической практики европейцев является проблема источника и носителя высшей власти.

И не случайно крупнейшие западные политики посчитали возможным соединить «демократию» и «суверенитет» в одном определении для того, чтобы описать реалии современного и будущего мира. Так, в 2004 году Романо Проди назвал Европейский союз «федерацией суверенных демократий». А Дик Чейни вторил ему в 2006 году, заявив на конференции в Вильнюсе, что провидит на постсоветском пространстве «сообщество суверенных демократий».

Этих фактов достаточно, чтобы прекратить невежественные разговоры о том, что «суверенную демократию» якобы придумали, чтобы так выразить свое право на «авторитарный» изоляционизм. Беспокоиться следовало бы о прямо противоположном: не означает ли такая рецепция из западного политико-теоретического мейнстрима отказ от той идейной и интеллектуальной суверенности, которая сегодня является определяющей («кто слушает – тот слушается»)?

На это законное беспокойство отвечу следующее. «Суверенная демократия» – это термин, с помощью которого можно описать ключевую дилемму каждого народа в современном глобальном мире. А именно: как одновременно быть частью общечеловеческого сообщества и сохранять свободу собственного самоопределения. На разрешение этой дилеммы и должен ориентироваться новый политический язык, особенность которого в том, что он лишь в той степени будет национален, в какой – глобален.

Пример построения такого языка демонстрирует Владислав Сурков, когда определяет «суверенитет» как политический синоним конкурентоспособности страны. Вполне логично из этого следовало бы определение «суверенитета» и как геополитического синонима свободы народа. Что, собственно, мы и видим в очередной экспликации термина, предложенной Сурковым: «Сильным государством я считаю эффективное самоуправление свободных людей. В этом смысл демократии и в этом смысл суверенной демократии».

И опять же – не случайна коннотация суверенитета и эффективности в связи с демократией. Вроде бы само собой: если народ – это суверен, то и его власть (демократия) суверенна. Получается толчение воды в ступе? Не получается. Руссо полагал, что воля суверена абсолютна и ничем не ограничена – «суверен по определению прав». Но политическая практика внесла серьезную коррекцию в этот логически безупречный тезис.

Суверен может использовать свою волю губительным для себя же образом. Сурков это убедительно демонстрирует на примере Февраля-1917: «политическое самоубийство правящих, мыслящих, имущих, служащих классов России произошло задолго до Февраля. Возможно, тогда, когда вся эта масса двинулась в свой освободительный поход, во времена ли Достоевского или декабристов, не имея ни достаточной интеллектуальной самостоятельности, ни способности к самоорганизации и политическому самоуправлению. Именно тогда, на мой взгляд, демократия была заранее проиграна правящим классом Российской империи».

Как раз «неудавшиеся государства», «неэффективные демократии» в новейшей редакции Стратегии национальной безопасности США рассматриваются как основная угроза миру. Такая терминологическая перекличка Кремля и Белого дома – свидетельство того, что «суверенная демократия» это всерьез и надолго. Из двух мировых центров силы исходит одновременное и в чем-то совместное простраивание глобального политического языка третьего тысячелетия. Идет борьба если не за дискурсивное господство, то, по крайней мере, за дискурсивный паритет. И данный сборник – часть этой борьбы. Так что всех имеющих вкус к «политическому» ждет увлекательное чтение.

Леонид Поляков

В. Третьяков

СУВЕРЕННАЯ ДЕМОКРАТИЯ

Нынешнее президентское Послание Владимира Путина, безусловно, самое интересное из всех шести, им произнесенных.

И безусловно же, что это самое «философское» из его шести посланий.

Прежде чем разобрать составные части политической философии Владимира Путина, отмечу несколько важных моментов, по-моему, пока не оцененных комментаторами Послания, в основном разбирающими его конъюнктурно-политические аспекты и противоречия между «правильными» тезисами Путина и «неправильными» действиями кремлевской власти. Такая критика следует и справа, и слева. Во многом она справедлива, но требует отдельного разбора.

Итак, не о конъюнктурном.

Свою политическую философию Владимир Путин сформулировал на шестом году президентства. Произошло ли это случайно, под влиянием ли накопленного опыта и соответствующих раздумий, или так было задумано еще при приходе к власти, не столь важно. Важно, что эта философия оглашена в 2005 году. Важно, что теперь она имеется.

Далее. Владимир Путин почему-то счел нужным сообщить, что данная «программа действий» является «нашей совместной программой на ближайшие десять лет».

Но ведь срок его президентства завершается в 2008 году, то есть через 3 года.

Не буду далее развивать цепь этих рассуждений, к которым можно присоединить еще ряд аргументов, а также прямых и косвенных доказательств того, что я готов утверждать.

Перейду к самому утверждению: судя по всему, Владимир Путин уже принял решение продолжить свое лидерство в российской политике и за пределами 2008 года. В каком формальном статусе – отдельная тема. Но решение, повторюсь, судя по всему, принято.

Теперь собственно о политической философии Владимира Путина, проговоренной им пока тезисно, с пропусками некоторых существенных составляющих (случайно или специально сокрытых), не до конца стратегически продуманной, почти совершенно не проработанной инструментально, но все-таки вполне определенной. Излагая эту философию, я буду максимально опираться на оригинальный путинский текст, специально отмечая собственные, то есть мои, ремарки, пояснения и расшифровки.

Генеральная метафизическая основа политической философии Путина следующая: Россия была, есть и будет крупнейшей европейской нацией.

В течение трех столетий Россия развивалась вместе с другими европейскими народами и культурно, и политически, и общественно-граждански, в чем-то отставая, но в чем-то и опережая страны и народы «классической», то есть Западной, Европы.

Россия (русские) – одна из древнейших наций Европы, имеющая тысячелетнюю историю государственности.

Демократическая традиция есть не нечто привнесенное в Россию откуда-либо, а естественным путем и в определенный исторический момент возникшая в ней самой ценность, равно значимая в российском общественном сознании еще двум ценностям – свободе (в том числе и независимости, суверенности русской нации и русского государства) и справедливости.

Советский период не «черная дыра» в истории России, а Советский Союз не был «империей зла», скорее наоборот – это Путин говорит не прямо, а косвенно: крушение Советского Союза было крупнейшей геополитической катастрофой XX века, для российского народа оно стало настоящей драмой (перечисляются все основные составляющие этой драмы вплоть до хасавюртовской капитуляции и интервенции терроризма). Солдаты Великой Отечественной войны (то есть советские солдаты) – это солдаты свободы, которую они принесли не только своей стране, но и миру, избавив его от человеконенавистнической идеологии и тирании.

Молодая (новая) российская демократия является продолжением российской государственности, а не ее крахом.

Суверенная (и справедливая) демократия России – вот лингвистическая и сущностная формула политической философии Путина, прямо не выведенная в Послании, но фактически все его пронизывающая

От советской системы по собственному выбору и желанию Россия перешла к новому этапу своего развития – строительству одновременно демократического, свободного (суверенного) и справедливого общества и государства. И они, российское общество и государство, сами будут определять сроки, этапы, условия и формы этого развития.

Суверенная (и справедливая) демократия России – вот лингвистическая и сущностная формула политической философии Путина, прямо не выведенная в Послании, но фактически все его пронизывающая.

Слово «свобода», как правило, без дополнительных уточнений, в путинском тексте употребляется либо раздельно, либо даже слитно сразу в двух смыслах: как свобода человека внутри российского общества и как свобода (суверенность, независимость, самодержавность) России в мире, в том числе и перед лицом других крупных и крупнейших стран.

Современное российское общество должно быть свободным (открытым) как внутри себя, так и вовне, не теряя при этом ни своей самости, ни целостности своей территории.

Более того, цивилизаторская миссия российской нации как европейской на евразийском континенте должна быть продолжена. Это, на мой взгляд, важнейший, хоть в данном Послании и слишком скороговоркой произнесенный исторический и стратегический (в том числе и прогностический) тезис, прозвучавший из уст Владимира Путина.

Мы – свободная нация. Путин еще раз, причем в самой афористичной форме, подтверждает принцип внешней и внутренней суверенности России.

Необходим новый курс – курс новой демократизации, не отвергающий, однако, задачу постоянного укрепления российского государства, но уже не как противовеса хаосу и отдельным людям, а как механизма общественной гармонизации и защиты прав суверенного человека

Но реализация этой свободы возможна лишь в том случае, если мы будем сильными и успешными. Ни того ни другого пока в достаточной степени не наблюдается. Это – следствие сложного хода исторического развития России и, в частности, событий конца 80-х-90-х годов XX века, приведших, помимо прочих бед, к деградации всех государственных и общественных институтов страны.

Политика стабилизации (первые годы путинского президентства вплоть до нынешнего) была реакцией на все эти беды и проблемы. Эта политика себя оправдала, но к настоящему времени исчерпала свои позитивные ресурсы.

Необходим новый курс – курс новой демократизации, не отвергающий, однако, задачу постоянного укрепления российского государства, но уже не как противовеса хаосу и отдельным людям, а как механизма общественной гармонизации и защиты прав суверенного человека.

Одно из главных препятствий на пути такого развития государства и общества – значительная часть российского чиновничества, понимающего государственную службу как разновидность личного и государственного бизнеса.

Простое решение этой проблемы невозможно, ибо тогда верх возьмет бюрократическая реакция. Путин не расшифровывает этот тезис, но, очевидно, имеет в виду две вещи. А именно то, что механическое следование внешне демократическим процедурам, с одной стороны, позволит не народу, а лишь бюрократии укрепить свои позиции в государстве и обществе, а с другой стороны – опять хаотизирует недостаточно сбалансированную общественную жизнь и спровоцирует бюрократию как хранительницу государства на государственный переворот, ликвидирующий достигнутый уровень свободы.

Речь, следовательно, идет о возможности реинкарнации на новом этапе ГКЧП образца 1991 года как реакции на стремительно развивающийся тогда распад страны и общества.

Далее Путин решительно заявляет, что не позволит передать страну в руки неэффективной, да еще и коррумпированной бюрократии.

Он еще раз фиксирует приоритет либерального подхода в развитии экономики при сохранении командных и владетельных высот государства (как представителя общества) в некоторых стратегически важных для безопасности страны (в том числе сырьевой и инфраструктурной) отраслях и сферах.

Очерчивая политические реформы (новую демократизацию), Путин ставит пока очень скромные цели, еще раз объясняя (не прямо) эту скромность тем, что с учетом своей исторической, геополитической (sic!) и иной специфики Россия сама будет определять сроки и условия демократизации.

Несмотря на эту скромность, некоторые предложения Путина звучат почти сенсационно: плюрализация телевизионных СМИ, законодательное введение института парламентского расследования и пр. Впрочем, главной сенсацией будет то, если все это будет реализовано.

Принципиальнейший (с моей точки зрения) момент – обращение президента к демографической проблеме. О ней он не говорил очень давно. И сейчас сказал еще слишком общо, неконкретно и поставив опять же весьма скромную цель – стабилизация численности населения. Но тут, думаю, он опирался на слишком робкие, оппортунистические рецепты наших демографов. Тем не менее сам факт обращения президента к этой проблеме фундаментально значим.

Наконец, в финальной части Послания Владимир Путин говорит о необходимости возрождения нравственности в российском обществе, беря за образцы ее уровень и в царской России, и в Советском Союзе.

Этим, с одной стороны, еще раз абсолютно правильно фиксируется идея непрерывности российской истории, а с другой – в политическую философию России, предлагаемую обществу, вводится абсолютно необходимая, но полностью игнорировавшаяся все последние 15 лет ее составляющая – этическая.

Политическая философия Путина нуждается теперь в общенациональном обсуждении, ибо она, несмотря на свою концептуальную ценность, далеко не во всем безупречна и непротиворечива. Я, например, собираюсь выступить с более пространным и фундаментальным анализом этой философии на страницах журнала «Политический класс» и в телепрограмме «Что делать?».

Боюсь, правда, что приближающийся сезон каникулярного гедонизма нашей политической и интеллектуальной элиты может свести на нет многое из предложенного Владимиром Путиным. А к осени та самая бюрократия, которую столь удачно и точно описал в своем Послании президент, заболтает все его интенции «всенародной» и «всебюрократической» поддержкой и одобрением, то есть наиболее эффективной формой саботажа. Этому надо сопротивляться.

М. Соколов

СУВЕРЕНИТЕТ И СВОБОДА