Страна непуганых невест

Однажды в пятницу я проснулась утром и поняла, что на работу не пойду, даже если меня за это казнят. Я лежала в кровати, смотрела какую-то глупость по телевизору и отчаянно хотела сделать кому-нибудь гадость. Без разницы какую, лишь бы гадость. Все равно кому. Я понимала, что это ужасно, сама мысль кошмарна, но поделать ничего не могла ни с собою, ни со своими гадкими мыслишками. Самое противное – я не понимала, что происходит и с чем это связано! Мне просто отчаянно хотелось сделать кому-нибудь гадость. Если бы я знала, что эту гадость уже сделали… причем мне… И какую гадость.

В понедельник я из последних сил все же выползла на работу, в редакцию газеты «Непознанный мир». При всей своей ненависти к желтой прессе, я выдумывала «сенсационные» статьи и была журналистом этой дешевой, гнусной газетенки, выходящей на желтоватой бумаге с препротивнейшим качеством печати и полиграфии. Меня при полном отсутствии высшего образования и невероятной страсти к сочинительству и писанине, больше никуда не брали. Вот и мучилась дурью второй год в душном тесном кабинете с плохим обшарпанным столом и старым позорным компьютером.

Так вот, присела я за свой стол без единой мысли в голове и начала передвигать с места на место стопки и пачки всякого хлама валявшегося на вышеупомянутом столе. Не хотелось ничего, даже курить. Машинально выдвинув нижний ящик, я замерла. Там лежала небольшая серая картонная коробочка. Я удивилась, коробочку открыла и опешила: на бархатной подушечке лежала отрезанная голова вороны. Птичий клюв был слегка приоткрыт и в нем виднелся маленький язык… В глазах моих потемнело, я бросила подарок обратно в ящик и понеслась в уборную, сметая все на своем пути. Только один раз мне было так плохо в организме, когда я отравилась импортным майонезом.

Когда у желудка больше не осталось никаких аргументов, я доползла до раскрытого окна и глубоко вдохнула холодный мартовский воздух. И увидела, как по дорожке идет моя расчудесная приятельница Тая. Я совершенно забыла, что мы договорились встретиться ближе к обеду. Подруга маялась в несвоевременном отпуске и от нечего делать регулярно приезжала ко мне в редакцию и принималась нудить одно и то же: «Зачем меня отправили в отпуск в марте? Кому нужен такой отпуск? Может начальство вообще хочет от меня избавиться?»

Увидев меня в окне, Тая помахала рукой, я вяло махнула в ответ. Вскоре раздались шаги на лестнице, подруга вплыла в редакцию.

– Привет, Сена! – она осеклась, увидев выражение и цвет моего лица. – Что-то случилось?

–Ты представляешь, какая-то гадина в мой стол воронью голову подбросила. – При одном только воспоминании о клюве и языке, желудок снова скрутило морским узлом.

–Настоящую? – вытянулось Тайкино лицо. – Живую голову?

–А-а-а-а… – выдавила я и снова бросилась в уборную.

Коллеги, перепуганные моим самочувствием, долго искали минералку по всем кабинетам, но ничего, кроме полбутылки водки и трех бутылок пива так и не нашли. Рассказывать им про ворону мне не хотелось – замучили бы вопросами, домыслами, в конце концов, еще и статью бы состряпали: «Кошмар!!! Москвичам подбрасывают птичьи головы!!!»

Более мужественная Тая выбросила проклятую голову вместе с коробкой, даже протерла ящик тряпочкой по моей просьбе. Но я все равно была уверена, что этот ящик больше выдвигать не стану и складывать в него ничего не буду, такая уж я девушка нервная и чувствительная.

Из строя я вышла не только физически, но и морально, поэтому шефу ничего не оставалось, как выпустить меня на волю.

–Пойдем попьем где-нибудь кофеек, что ли? – предложила подруга, когда мы вышли из редакции. – Здесь кафешка есть неподалеку, там дешево.

–В центре города и дешево?

– Сама удивилась. Слушай, Сена, у вас в редакции шеф сменился, что ли?

– Ага. И откуда только этот дракон выискался? Бывают же такие люди отвратительные! С предыдущим толстым, милым, ленивым всегда можно было договориться и свинтить домой пораньше или вообще взять работу на дом. Он хоть отдавал себе отчет в том, что газета наша откровенная дрянь и нечего симулировать глобальную важность процесса. А этот горбун из Нотрдама прямо как мухоморов объелся! Как только заступил на вахту, так всех немедленно принялся строить и муштровать, а наш вальяжный коллектив работать не привык, мы страдаем от такого насилия. Далеко еще до твоего кафе?

– Все, пришли уже.

Мы свернули во дворик, там сиротливо жалось сооружение, размером чуть больше гаража, надпись при входе гласила: «Кафе-бар «Констанция».

– О-о-о! И как только ты раскопала такое шикарное заведение?

– Там вкусно и недорого.

В крошечном зальчике вместилось четыре столика и барная стойка. Посетителей кроме нас не оказалось. Я уселась за столик, а Тая отправилась к печальному бармену делать заказ. Перед глазами на мгновение возникла птичья голова, и я быстренько переключила мысли на другую неприятную тему – нового шефа. Тая принесла кофе, бутерброды, пару пирожных.

– Давай, Сенка, выговаривайся, я ж вижу, тебя так и распирает.

– Еще бы. Представляешь, этот трижды разведенный неврастеник должно быть решил вывести «Неопознанный труп» на мировой рынок прессы и отхватить какую-нибудь Пулитцеровскую премию! Ему показалось мало бреда об аномальных явлениях, он решил еще и криминал приплести, будем кровавые гадости описывать, причем, псих требует реальных репортажей с цветными фотографиями. Да если я поеду снимать какую-нибудь кровяную драму и увижу «пострадавшего, со следами насилия на лице и теле», я ж рядом брякнусь, одним трупом больше станет.

– Да ладно тебе, это он по началу зверствует, а потом перебесится, успокоится, и будете свою чушь про инопланетян и вампиров писать, как писали, чинно и благородно.

– Хотелось бы верить.

Глава вторая

Но он не перебесился. Гадкий начальник Конякин Станислав Станиславович продолжал зверствовать. Самое невинное опоздание вызывало у него нервный тик по всему лицу, любимое занятие коллектива – перекуры, он ненавидел и всячески пытался пресечь, а уход домой пораньше минут на десять, вообще рассматривался, как должностное преступление. Коллектив мучился и страдал, страдал и мучился. У меня же такое насилие вообще отшибло все вдохновение, и статья о снежных людях загнулась в зачаточной стадии.

– Так! – от этого визгливого восклицания всех подбросило. Шеф выскочил на середину кабинета и заметался по кругу. Кипучая творческая энергия не давала ему стоять на одном месте, посему Конякин постоянно бегал, двигался, шевелился, чем безумно всех раздражал.

– Что с тобой вчера было, Сена?!

Он в упор уставился на меня горящими глазами, под таким рентгеном соврать захочешь – не сможешь.

– В мой стол подбросили птичью голову, – нехотя ответила я, и весь наш бравый коллектив немедленно побросал все свои дела, и развернулся ко мне, шевеля ушами от внимания.

– Кто подбросил?

– Не знаю.

– Напиши об этом!

– Не буду! – пошла я напролом. Не так уж сильно я дорожу этой восхитительной работой.

Столько нынче желтых помоечных газетенок развелось! Куда-нибудь приткнусь! Не пропаду!

– Не буду я писать про эту гадость! Как вспомню, так тошнит!

–Так! – С. С. закружился, окидывая пламенеющим взором молчаливый коллектив. – А кого не тошнит написать об этом и получить дополнительный гонорар?

– Меня! – выпалили все, включая художника.

Надо же, с какими предателями работать приходится.

– А ты, – подскочил антихрист к моему столу, – поедешь делать криминальный репортаж! Фотоаппарат я тебе дам! И диктофон!

– А… а… а…

– Или пиши заявление об уходе!

– А… куда и когда, хотела я спросить.

– Жена с любовницей мужика пристукнули.

– А любовница чья? – продемонстрировала я мгновенное вникание в ситуацию.

– Мужика, разумеется, не жены же!

– А жена чья?

– Тоже мужика! Что не понятного-то а?!

– Все понятно, все ясно! Куда ехать?

– К покойнику домой. Любовница в следственном изоляторе, жена дома под подпиской о невыезде, ей пока никаких обвинений не предъявляли. Поезжай, поговори с ней, проведи журналистское расследование.

Я из последних сил сохраняла пристойное выражение лица. Журналистское расследование… господи, ужас-то какой! Я ж ничего в этом не смыслю!

Конякин снабдил меня допотопным фотоаппаратом-мыльницей, не менее древним диктофоном, обрадовал, что фотопленку я буду покупать на свои деньги, накарябал адрес вдовы-убийцы, и выкинул за порог редакции. Униженная и оскорбленная я поплелась домой.

И дома сразу же позвонила Тае.

– Я слушаю! – важно ответила она, вместо привычного «алло».

– Чего это ты? – удивилась я.

– А, Сенка, привет. Просто мне один молодой человек должен позвонить…

– Да-а-а? Где ты его взяла?

– В метро познакомились.

– Катимся все ниже и ниже?

– А что такого? Чем не место для знакомства? Люди находят друг друга и в автобусах, и в магазинах.

– Ну-ну, удачи. А у меня вообще страх и ужас творится. Безумный шеф послал меня на криминальное задание. Чего боялась, на то и напоролась!

– Да? – оживилась Тая. – И куда? Что за преступление?

Я рассказала, что знала и подруга возбудилась еще больше.

– Ух, ты! А можно я с тобой поеду? Тоже журналисткой прикинусь.

– Как раз хотела попросить тебя об этом.

– Заметано! Когда едем?

– У меня есть ее телефон, надо позвонить, договориться, неизвестно, захочет ли она вообще со мной разговаривать, – я развернула бумажку и прочла вслух: – Величковская Инесса Юрьевна…

– Как ты сказала? – насторожились подруга. – Величковская? Та самая Величковская, которую чуть не обвинили в убийстве собственного мужа, а потом повесили все на любовницу?

– А ты откуда об этом знаешь?

– Ты что, телевизор не смотришь? Вторую неделю новости только об этом и талдычат!

– Я новости не смотрю, там все время такие ужасы передают, что жить не хочется. Такое впечатление создается, что в мире кроме катастроф, убийств и похищений ничего не происходит. Так что там про эту Величковскую?

– Давай я сейчас приеду к тебе и все расскажу! Захватить чего-нибудь съестного?

Перед глазами возникло пустое холодильное нутро с бутылкой заплесневелого кетчупа на дверце и старыми пельменями в морозилке.

– Не стоит, не траться, что-нибудь сообразим.

– Чего соображать, у тебя в холодильнике наверняка опять мышь повесилась. Я привезу, отпускные еще не все растратила.

– Хорошо.

Ожидая подругу, я включила телевизор, рискнув таки посмотреть новости в интересах репортажа. И понеслось с первых же кадров: убийства, взрывы, наводнения, террористические акты, горы трупов, дома без света и воды, и в финале капустника похолодание и снегопад. Про Величковскую ни слова, настроение подпорчено – вот и весь результат. Выключив противный ящик, поискала любимую кассету, не нашла, включила радио.

Вскоре в дверь поскреблась Тая. Она привезла шикарный продуктовый набор, с бутылкой муската включительно. Пока я нарезала сыр, ветчину, вскрывала паштеты, она деловито распечатала бутылку и разлила вино по бокалам.

– Давай, рассказывай. Раз уж буду проводить журналистское расследование, надо знать, в чем суть дела, хотя бы приблизительно.

– Значит так, – она глотнула вина и потянулась к ветчине, – Дмитрий Величковский был владельцем банка «Номинал», его рекламу все время по телеку крутят, и какой-то еще пейджинговой компании. Я так подробно обо всем знаю, потому что зампредша нашего банка была его первой женой. Она его так сильно ненавидит, что готова делиться наболевшим со всеми и каждым. По ее словам, она сделала из Величковского человека, он всего добился только благодаря ей, а как только встал на ноги, так сразу стал гулять направо – налево не скрываясь. Она это терпела, глотала, а он вскоре вообще ее бросил. Женился то ли на парикмахерше, то ли на массажистке, не помню точно. Этот брак долго не просуществовал, он переметнулся к следующей юной невесте, а потом ко второй, третьей… По словам зампредши, женат он был раз двадцать и каждой супруге отваливал щедрые отступные. Так что, в принципе, никто на него не в обиде, а сам он далеко не Микки Рурк, навряд ли пристукнули его из-за всепоглощающей страсти.

– А конкуренты-бизнесмены? Сейчас всяких банкиров да депутатов как зайцев отстреливают.

– Нет, там какое-то совсем тухлое дело, вроде бы убили его дома, и в квартире находились только жена его и любовница. Обе пьяные.

– А жену почему отпустили?

– Сен, я не помню всех подробностей этого дела, и всего наверняка по телевизору не скажут. Ты звони ей давай, может, сегодня и поедем.

Я приволокла телефон на кухню, набрала номер и затаила дыхание, надеясь, что вдовы не окажется дома.

– Да?

– Инесса Юрьевна?

– Да.

– Здравствуйте, вас беспокоят из газеты «Неопоз…» «Непознанный мир», – затарахтела я противным голосом, – мы хотели бы…

– Приезжайте, – и в трубке запищали гудки.

– Ну? Что? – поинтересовалась Тая.

– Сказала, чтобы приезжали.

– Поехали! Чего ждем?

Глава третья

Одевшись потеплее, поприличнее, мы прихватили фотоаппарат, диктофон и поехали на станцию метро Крылатское. Местом жительства вдовствующей Инессы оказалась шикарная многоэтажка с видеокамерой при входе.

– М-да-а-а… – расстроилась Тая, запрокидывая голову и тоскливо созерцая великолепное строение. – Опять я чувствую себя чужой на этом празднике жизни…

– А я креплюсь, истерика начнется, когда попаду в квартиру. Ты представляешь, какие там квартиры?

Подруга что-то невнятно буркнула и принялась сердито тыкать в единственную кнопку на входной двери.

– Вы к кому? – раздался мужской голос неизвестно откуда.

– К Величковской Инессе Юрьевне, – отрапортовалась я, глядя в камеру, – мы журналисты, она нас ждет! Мы договорились!

После продолжительной паузы что-то где-то щелкнуло, дверь загудела. Встретил нас охранник в камуфляже и довольно приветливо проводил к лифтам. Мы старались удерживать рты закрытыми и не таращиться в изумлении на отделанный мрамором вестибюль, увитый живыми цветами и зеленью. Увидав кабину лифта, мы совсем загрустили: зеркала, мягкие узенькие диванчики вдоль стен…

– Какое буржуйство! – в сердцах отрезала Тая. – Ни в жизни не поверю, что можно честным путем заработать денег на квартиру в таком доме!

– Ну, можно, например, выйти замуж за банкира, а потом его убить, – утешала я подругу, – и не обязательно вообще работать.

Кабина остановилась на восьмом этаже, и мы вышли на площадку. Ковровое покрытие, картины на стенах, цветы… с ума прямо сойти можно!

– Может, снимем парочку? – Тая присматривалась к пейзажам в отличных рамках. – Как ты думаешь, это подлинники?

– Ага, Суриков и Айвазовский. Пойдем уже.

У двери, оббитой белой кожей с номером 320 мы остановились, и я позвонила. Не раздалось ни звука, но вскоре все-таки донесся едва слышный голос:

– Кто?

– Журналисты из газеты «Неопоз…» «Непознанный мир!» – Почему, когда я волнуюсь, голос мой становится похож на верещание ярмарочного Петрушки?

Дверь немного приоткрылась, и мы протиснулись в просторную темную прихожую.

– Проходите.

Высокая фигура в длинном до пят халате медленно удалялась прочь. Мы разулись, пристроили куртки на какие-то несусветные вешалки и последовали за хозяйкой. Я старалась не смотреть по сторонам, чтобы не забыть, зачем я вообще сюда приехала… Проживание в подобных хоромах, когда у пенсионеров такая маленькая пенсия, уже преступление перед «дорогими россиянами»! Инесса завернула в небольшую уютную комнатку – нечто вроде будуара из кинофильмов про всяких там изнеженных Анжелик и Помпадуров. Единственное, что не вязалось с «декорациями к кинофильму», была плотная завеса сигаретного дыма и устоявшийся запашок перегара. На низеньком столике с витыми ножками красовался самый настоящий свинарник: бутылки пустые и полные, объедки, переполненная окурками пепельница, коробочки с таблетками… в общем, полный праздник жизни. Инесса тяжело уселась в креслице рядом со столиком, и мы получили возможность, как следует ее рассмотреть. Тонкое бледное личико с большими золотисто-карими глазами, стройная фигурка, упакованная в бледно-сиреневый шелк халата и чудесные светло-русые, почти блондинистые волосы, ниспадающие крупными локонами до самой груди. Девушка оказалась молоденькой и симпатичной, но запавшие глаза с черными кругами, погасший взгляд и спутанные волосы, пару дней не видавшие расчески, портили картину. Не дождавшись, пока нам предложат присесть, мы расположились на мягких «игрушечных» табуреточках, я вытащила из сумки диктофон и посмотрела на Таю, не зная, с чего начинать свое блестящее интервью. Подруга же рассматривала нишу в стене: в уютном, задрапированном бело-голубой тканью гнездышке, виднелась чудесная кроватка, и вели к ней три ступеньки, и кроме этого Таю больше ничего не интересовало. Я снова была брошена на произвол судьбы. Инесса не обращала на нас ровным счетом никакого внимания, она щедро плеснула в большой мутный бокал коньяка, вытряхнула из пачки сигарету и закурила, глядя неподвижными остановившимися глазами прямо перед собой. Я откашлялась, напоминая о нашем присутствии, Инесса подняла глаза, но все равно смотрела куда-то сквозь меня.

– Чего вы хотите? – едва слышно произнесла она и стряхнула сигаретный пепел на ковер.

– Все знать, – наконец-то пришла на помощь Тая. – Расскажите, что случилось?

– Его смех удивительным образом напоминал стук в дверь, стук быстрый, громкий и наглый… – медленно и глухо начала Инесса, не глядя на нас, казалось, она разговаривает сама с собой. – Когда ему бывало весело, я невольно порывалась в прихожую посмотреть, кого еще нелегкая в дом принесла?

Тая ткнула меня в бок, я опомнилась и включила диктофон.

– Меня бесило в нем абсолютно все, даже зубная паста, которой он с завидной тщательностью надраивал свои зубы. Я его ненавидела, но не убивала. И Алиса не убивала. Я случайно с нею познакомилась, просто вернулась домой на день раньше, а она тут. Его ждет.

Мы слушали, раскрыв уши на всю катушку. Девушка находилась будто в трансе и говорила без выражения и интонаций, время от времени механически отпивая из бокала и поднося к губам сигарету. Коньяк она пила как кока-колу.

– Мы разговорились. Я так давно ни с кем не говорила. Меня так давно никто не слушал!

Инесса ударила рукой со стаканом по подлокотнику кресла, коньяк выплеснулся ей на халат, но она этого не заметила.

– Я все рассказала Алисе, про то, как его ненавижу, что больше не могу так жить, что мне уже и деньги никакие не нужны… Алиса все поняла, все-все…

С каждым словом этого плохо вменяемого существа с остановившимися стеклянными глазами, мое желание сбежать из этого чудесного дома, прихватив диктофон и Таю, становилось все сильнее.

– …она наполнила ванную, расставила свечи, бросила в воду цветы… было так хорошо… Алиса не убивала… она была со мной, в ванной, потом вышла за шампанским, а он там… лежит… горло… кровь везде… Алиса не убивала, у меня нет никого, кроме нее… Я с ней случайно познакомилась, случайно познакомилась…

Она так механически повторяла про случайное знакомство, что случайность этого знакомства уже ставилась под сомнение.

– Я не хочу дальше… я не хочу умирать…

Тая неловко двинула тазобедренным суставом и игрушечная табуреточка под нею скрипнула. Инесса вздрогнула, вышла из столбняка и в ее глазах мелькнуло нечто осмысленное.

– Вы кто?

– Да так… – умильно заулыбалась подруга, вскакивая на ноги и сдергивая с соседней табуреточки мою персону, – никто. Уже уходим. До свидания!

Не обращая внимания на мое недоумение, подруга понеслась прочь, безошибочно отыскала верную тропу, воткнула меня в ботинки, пихнула в лапы одежонку, распахнула дверь и выскочила на площадку, волоча меня за собой и приговаривая:

– Давай скорее! Шевели обрубками, чукча безногая!

– Ну, чего ты? В чем дело? – я пыталась не отставать, куртку не потерять, на развязанные шнурки не наступить. – Почему не на лифте?

Тая проскакала еще пару этажей и остановилась, тяжело дыша:

– А ты хотела, чтобы эта ненормальная, обдолбившаяся, пьяная вдовушка пристукнула нас прямо там?

– Да с чего ты это взяла? – набросив куртку, я зашнуровала боты. – Она только-только в сознание пришла, много интересного могла бы рассказать…

– Кухонным ножом по горлу! На столе, кроме бутылок, куча всяких таблеток, антидепрессантов и самый безобидный из них – «прозак»! Ты только представь, что у мадам с крышей, если она ест такие таблетки, запивая коньячищем? Да она полчаса за жизнь бредила, а потом вдруг заметила, что в комнате не одна! Сена, я так не согласна! Я девушка нервная…

– Психически больная! – сердито закончила я. – Надо скорую было вызвать, вдруг ей плохо станет, а ты понеслась, будто на муравейник села. Еще чукчей безногой обозвала!

– Я испугалась, – примирительно вздохнула подруга, запаковываясь в куртку и, как ни в чем не бывало, вызывая лифт, – у нее такие страшные глаза были. Пойдем, пойдем отсюда, дружочек, я помогу тебе наврать про это журналистское расследование от начала и до конца, приедем домой и сразу же приступим… Ну, чего ты стоишь?

– Наврать, говоришь? А зачем тогда вообще надо было сюда ехать? Сочинили бы всё, не выходя из дома и дело в шляпе.

– Что ты предлагаешь? – Тая подняла воротник куртки и надвинула капюшон до самого носа.

– Раз в жизни появилась возможность провернуть самое настоящее журналистское расследование, вообразить себя настоящим журналистом из умной газеты, написать репортаж, не взятый целиком и полностью с потолка, а…

– Я поняла, – вздохнула подруга. – А кто недавно трясся от ужаса при одной только мысли о расследовании?

– Уже не трясусь, мне понравилось.

– А мне нет!

– Никто не неволит. Иди в свой банк, садись за стол и перекладывай бумажки с места на место, а я хочу настоящей жизни. Чтобы события круговоротом!

– Ты не боишься, что тебе голову дверью прищемят? Случайно?

– Всего бояться – не надо из-под одеяла вылезать!

В результате дискуссии, мы основательно поругались и к метро шли порознь, на значительном расстоянии друг от друга. Но в метрополитене пришлось начинать общение: у меня не оказалось десяти рублей на карточку.

– Да-а-а, много ты нарасследуешь с таким финансовым положением, – позлорадствовала Тая, становясь в очередь в кассу. – Разговоры со свидетелями, родными и близкими покойного предполагают передвижение по городу, а это не бесплатно. Все, поехали домой, я котлет нажарю…

– Ешь сама свои котлеты! Подруга называется! Я еду в редакцию, потребую у шефа на транспортные расходы! Всё, прощай!

– Стой! – она дернула меня за куртку и я едва не ляпнулась на эскалатор. – Я поеду с тобой и попытаюсь на него повлиять, убедить, что журналистское расследование способно основательно навредить следствию, и вообще всей вашей газете по шапке дадут, если будете лезть, куда не просят.

– Повлиять на нашего шефа? Милая моя! Поехали! Повлияй, родная моя, повлияй!

Спрыгнув с эскалатора, мы поспешили к подошедшему поезду. Ввинтившись в переполненный вагон, мы оказались лицом к лицу и продолжили упражняться в злословии.

– Я так поняла, ты заранее уверена в моей неспособности доступно и внятно объяснить твоему начальнику неправомерность его действий?

– Таечка, да ты милиционер?! – я в притворном ужасе выкатила глаза. – «Неправомерность действий», какая прелесть!

– Разве ты забыла, что первое образование у меня юридическое? Хотя где тебе помнить чужие институты, ты-то вообще нигде не училась! Три класса церковно-приходской!

– Ах, ну да – юридический! Это оттуда тебя выгнали с первого курса за прогулы? Или откуда-то еще? Да и напомни, пожалуйста, какой диплом мы тебе в складчину покупали? Юридический или экономический?

Забыв о долгих годах безупречной дружбы, мы орали друг на друга, а плотная масса пассажиров внимательно нас слушала, наслаждаясь бесплатным концертом. Слава Богу, мимо нужной станции не промазали, выскочили на платформу и хотели затеять драку, но поблизости околачивался милиционер с образованием, и возмущать общественное спокойствие мы не решились. Выскочив на поверхность, Тая не удержалась и дала мне пинка, я незамедлительно ответила тем же. Где-то поблизости раздалось молодецкое ржание и знакомый голос восторженно воскликнул:

– Бои без правил! Бой бабочек в грязи!

Обернувшись, я увидала Влада – нашего внештатника в куртке нараспашку, с очками набекрень.

– А ты не лезь! – крикнула я. – Сейчас я покажу этой змеюке!

Но Влад не позволил продолжить поединок, он нас расцепил, повторяя: «Брэк! Брэк!», и потребовал объяснений. Объяснять ему ничего не стали, глядя в разные стороны, мы направились во двор к облезлому двухэтажному зданию, под старой крышей коего ютилось с десяток редакций гадких газеток. Первый этаж почти целиком занимал «Издательский дом «Комета», выпускающий аж целых три жиденьких газетки и книжечки исторически-сексуального направления, то бишь: где там кто кого имел впотьмах нашей великой истории. Причем историческая подлинность романов их совсем не интересовала, главное побольше громких имен. Каждый раз, когда я видела на экране телевизора наипошлейшую рекламу презервативов: «Государыня, к вам граф Орлов с «Визитом», так и вспоминала уродливую продукцию «Кометы». Не дожидаясь бывшей подруги и Владика-дурацкого-хохотуна, я вскарабкалась по забросанной окурками лестнице, и толкнула дверь с табличкой «Редакция газеты «Непознанный мир»».