Красный мак. Плюсквамфутурум

Александра Манькова Редактор

© Борис Пономарев, 2020

ISBN 978-5-4496-8517-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Одно я скажу правдиво: я буду писать лживо… я буду писать о том, чего не видел, не испытал и ни от кого не слышал, к тому же о том, чего не только на деле нет, но и быть не может. Вследствие этого не следует верить ни одному из следующих приключений.

…сия рукопись, как то видно из заглавия, есть запись разговоров во сне. В этих рассказах имеется и такое, что стоит послушать, а коли что окажется и не так, то отнеситесь к этому, как к сонному бреду, и не посетуйте на него.

Калининград

Небо было розовым, вода – бурой, воздух – холодным, а время – предрассветным. Я, вечный студент и вечный странник двадцати семи лет от роду, сидел на бетонных ступенях лестницы, спускавшейся к реке, и вокруг меня был Калининград. В метре передо мною флегматично и невозмутимо текла Преголя, а за спиной уходило в небо здание бывшей Кёнигсбергской биржи. Штукатурка стены была рыхлой от речной сырости.

Прошлым вечером я даже не мог представить, что через десять часов окажусь на берегах реки в глубоком разочаровании. Я отправился в гости к знакомой переводчице с намерениями амурного толка. Зная её характер и трезво оценивая себя, проще было бы сразу идти домой. Вначале мы весело проводили время, распивая коньяк, шутя и беседуя. Увы, в пятом часу утра, в тот самый момент, когда я уже готовился обнять даму за плечо, прекрасное создание с чёрными волосами сказало мне, что отправляется спать, и если я хочу, то могу допить коньяк и постелить себе в гостиной на диване. Глубоко разочаровавшись в своих способностях дамского угодника, но всё ещё сохранив чувство собственного достоинства, я попрощался и направился к реке любоваться красками предрассветной зари.

Что-то было неладное в моей жизни. Она совершенно не двигалась, а если это всё-таки происходило, то результат чаще всего разочаровывал меня. Не получалась учёба: за неполные девять лет я поступал три раза в университеты и один раз в колледж. К сожалению, природная лень перетягивала чашу экзаменационных весов, и я раз за разом покидал стены учебных заведений. Не складывалась карьера: все те подённые, без трудовой книжки, работы со скудными зарплатами вызывали у меня лишь отвращение и пожелание скорейшего разорения для фирм. И, что сейчас было обиднее всего, совершенно не ладилась личная жизнь: с положением двоечника без нормальной работы я ещё мог смириться, но женский подчёркнуто унижающий отказ бил ниже пояса почти в прямом смысле. Моя жизнь разваливалась по всем фронтам, и в этой ситуации мне оставалось только любоваться рассветом и допивать коньяк. Глядя с бутылкой «Старого Кёнигсберга» в руках на руины своего несостоявшегося бытия, я ощущал себя Нероном, который любовался на горящий Рим, аккомпанируя себе игрой на лире.

Над крышами домов справа готовилось взойти солнце, приветствуя своим появлением последний день октября. От воды ощутимо тянуло прохладой, и я плотнее запахнул куртку-ветровку. На дне бутылки оставался последний глоток.

– Кёнигсберг старый, – зачем-то сказал я вслух избитую временем фразу, – но приключения всегда новые.

Конечно, встреча осеннего рассвета была далеко не тем новым приключением, на которое я рассчитывал. На душе было пусто и печально.

Облака на горизонте окрасились в пронзительно-фиолетовый цвет. Восходящее, ещё скрытое от меня домами на горизонте, солнце в считанные мгновения залило весь мир вокруг меня тёплым янтарно-медовым светом, наполняя им всё от воды и до неба. Пусть я его не видел, пусть оно было скрыто от меня, но где-то там, вдалеке, солнце было, и всё вокруг – деревья, ещё сохранившие последнюю листву, оранжевые от рассвета оконные стёкла, мерно текущая Преголя, Кафедральный собор по ту сторону реки и биржа позади меня, – словом, всё было заполнено мягкой теплотой осеннего рассвета. Всё, кроме меня самого. Я с грустью замер, поставив на лестницу совершенно не нужную в этом мгновении бутылку. Удивительная тонкость этой минуты напомнила мне снежинку, исчезающую даже от дыхания.

– Остановись, мгновенье, ты прекрасно, – попросил я, ощущая грусть от невозможности соприкоснуться с чудом рассвета. Мне хотелось навсегда остаться в этой минуте, как крошечный жучок в янтаре, но я ощущал, что это невозможно. Рассвет был слишком чист для меня.

Мягкое, тёплое свечение, залившее на одну минуту город под облаками, угасло, словно его и не было. Вдалеке, над домами, ярко блеснула тонкая огненно-рыжая полоска восходящего светила. Несколько секунд я и солнце смотрели друг на друга, словно здороваясь в этот удивительный осенний день.

– На рассвете ты не слепишь, – сказал я солнцу. Оно не ответило мне.

Наверное, это было и к лучшему. Вздохнув, я взял в руку бутылку коньяка, желая поставить точку в сегодняшней ночи и возвратиться домой, пусть без щита, но и не на щите. Мне было очень грустно от ощущения того, что жизнь, подобно этому рассвету, проходит мимо меня.

– Доброе утро, – внезапно сказал кто-то. Я оглянулся.

На верху лестницы в нескольких метрах от меня, стоял очень высокий мужчина, одетый с головы до ног в одежду исключительно чёрного цвета. Незнакомец с тонкими аристократическими чертами лица выглядел не просто элегантно, но подчёркнуто элегантно, и эта подчёркнутость ощущалась во всём. Светлые волосы таинственного Человека в чёрном были подстрижены ровно и аккуратно; его безупречное однобортное пальто и брюки из очень дорогой ткани дополнялись такой же первоклассной обувью. Идеально вычищенные полуботинки всем своим видом словно бросали вызов окружающей октябрьской сырости и прошедшим ливням. Его рука держала чёрный кожаный саквояж. В окружающей нас обстановке незнакомец выглядел чересчур идеально. Определить его возраст я затруднился; незнакомцу было где-то от тридцати пяти до сорока пяти лет.

– Доброе утро, – несколько настороженно ответил я. Моя память немедленно извлекла из своих архивов воспоминание о том, как давным-давно на втором курсе своего первого университета я и трое моих друзей пили красное вино в уютном палисаднике, из которого нас хамским образом выгнал жилец с первого этажа.

– О нет, я не буду протестовать по поводу распития спиртных напитков в общественном месте, – прекрасно поставленным голосом сказал незнакомец, спускаясь по лестнице. Безукоризненное произношение Человека в чёрном почему-то показалось мне таким же пугающим, как и его идеальный костюм. – Нет ничего дурного в том, что человек, встретивший столь прямолинейный отказ со стороны дамы, будет испытывать некую потребность в коньяке.

– По мне это так видно? – спросил я, опираясь на ступеньку, чтобы подняться.

– Прошу вас, не вставайте, – склонив голову, сказал Человек в чёрном, садясь рядом со мной.

– Вам не жаль ваши брюки? – спросил я неожиданно для себя.

– Нисколько. Меня больше занимает вопрос, не жаль ли вам себя? – ответил он. Мне показалось, что в его вопросе скрывается некий подвох.

– Жаль, – сказал я. – Очень жаль. Однако должен признаться, что меня определённо пугает ваша осведомлённость…

Даже в этой удивительной ситуации я не мог себе позволить ударить в грязь лицом перед этим таинственным господином без страха и упрёка. Мне было не под силу мгновенно протрезветь или хотя бы вычистить свои ботинки (для этого мне пришлось бы опустить их в Преголю и поболтать ногами), но моё красноречие оставалось при мне даже в такой обстановке. От мысли предложить незнакомцу коньяк я, подумав, отказался. Последний крошечный глоток, что плескался на дне бутылки, мог выглядеть неуместно и даже оскорбительно.

– Пусть это пугает вас меньше всего, – сказал Человек в чёрном. – Я не читаю мысли людей без приглашения. Ваши же были, фигурально выражаясь, просто на виду…

Я внимательно посмотрел на моего собеседника. Наверное, я зря выпил столько коньяка. Скорее всего, белая горячка приходит к интеллигентам именно в виде столь безупречно одетого и прекрасно воспитанного джентльмена, который словно только что вышел из палаты лордов британского парламента.

– …однако я замечу, – тут же продолжил он, – что delirium tremens проявляется спустя два-три дня после прекращения обильного и длительного употребления горячительных напитков, а не сразу же после бутылки коньяка, да ещё разделённой на двоих. 1

– Я тоже об этом подумал, – сказал я, – но в таком случае у меня не остаётся никаких предположений о том, кто же вы. Впрочем, возможно, вы дьявол?

– Упаси боже, – негромко сказал Человек в чёрном, улыбаясь одной половинкой лица. В его глазу блеснула искра.

– Вы очень неожиданно появились на рассвете, подобно деннице, – пояснил я, – причём в тот момент, когда я был готов просить мгновение остановиться. В этом было что-то мефистофельское.

– О, – сказал Человек в чёрном, выражая своим видом некоторое разочарование. Наверное, так джентльмен викторианской эпохи отреагировал бы на дождь в день запланированного турнира по гольфу. – Здесь есть небольшое затруднение. К моему сожалению, я не могу подобрать должной метафоры для того, чтобы пояснить, кто я, поскольку нормальное человеческое сознание не располагает таким образным рядом. Как следствие, сказанное мною будет весьма проблематично осмыслить без пагубных последствий для этого самого сознания…

Незнакомец прервался.

– Этот разговор, – продолжил он другим тоном, – хорошо вести в джентльменском клубе, у растопленного камина, с чашкой кофе в руке… А здесь от реки тянет утренней сыростью, и обстановка не столь располагает, поэтому давайте перейдём к делу.

– Я весь внимание.

Человек в чёрном пристально посмотрел на меня.

– Полагаю, что вы сегодня не заняты? – спросил он. Этот вопрос был задан словно невзначай.

Я коротко кивнул. В прошлом месяце я пересдал на осенней комиссии социологию и теперь мог позволить себе немного расслабиться до декабря. Что же касается книжного магазина, в котором я работал всё лето, то, к моему сожалению, он закрылся ещё в августе, и новой работы с тех пор я не нашёл. Таким образом, я более чем располагал временем.

– Превосходно. Вам не кажется, что ваша учёба в университете несколько затянулась?

– Этим вопросом, – чуть помедлив, ответил я, – вы напомнили мне одного проректора, которому я имел честь пересдавать на комиссии экзамен. Он так у меня и спросил…

– С таким прекрасным ответом неудивительно, что вы смогли тогда остаться в университете, – чуть улыбнувшись, сказал Человек в чёрном. – Но на следующей сессии это вас не спасло. Так всё же?..

– К сожалению, у меня не ладится вся моя жизнь, поэтому мне больше ничего не остаётся делать, – ответил я истинную правду. – На учёбе хотя бы весело.

– Этот ответ уже ближе к тому, что я ждал, – снова чуть улыбнулся мой собеседник. Меня насторожила его мимика. В ней крылся какой-то подвох. – Так вот, я предлагаю вам учёбу в куда как более жизненных университетах.

– Я готов, – сказал я. Тон Человека в чёрном был неуловимо лукав, и я позволил себе тоже немного пошутить. – Когда экзамены? Как опытный студент, я готов сдать их хоть сейчас, только лишь допью остатки коньяка. Мне разве что понадобится методичка…

В глазах Человека в чёрном блеснули две искры. Кажется, он оценил мою шутку.

– Я хочу предложить вам одно путешествие, – сказал он чуть помедлив. – Если быть точнее, то целых два путешествия. Не исключаю того, что это покажется пугающим, но… В общем, я хочу предложить вам отправиться в Москву будущего.

– Что, простите? – переспросил я.

– В Москву будущего, – любезно повторил Человек в чёрном. —Я планирую переместить вас, разумеется, с вашего согласия, в будущее на сорок лет и четыре часа, в 31 октября 2057 года. К сожалению, путешествовать в Москву вам придётся самостоятельно. Перенести вас прямо в столицу я не могу: за пределами нашего края мои полномочия несколько ограничены, поскольку я – лицо сугубо неофициальное.

Ощущение нереальности происходящего абсурда усилилось до крайности. Этого не могло быть, потому что этого не могло быть. Меньше чем в метре от меня сидел совершенно настоящий Человек в чёрном, и предлагал мне невозможное.

Внезапно я почувствовал себя актёром спектакля, который надевает корону из папье-маше или берёт в руки деревянный меч, превращаясь в великого короля или храброго рыцаря в чёрных доспехах без герба. Это было незнакомое, но весьма приятное ощущение.

– Наверное, вы мне кажетесь, – произнёс я немного помолчав.

– Отнюдь, – веско возразил Человек в чёрном. – Как я уже говорил, просто считайте эту поездку ещё одним университетом в вашей жизни. Я могу заверить, что впечатления от поездки смогут подвигнуть вас на что-то грандиозное. Как минимум, они отвлекут вас от грустных мыслей о несовершенстве этого мира. Вы ощутите непосредственное биение жизни, от которой вы, как ни прискорбно это констатировать, несколько оторваны. Насколько я знаю, одно время вы учились на историческом факультете?

– Было и такое. Я провёл там целых полтора года, пока меня не выгнали из-за несданной физкультуры.

– Любому историку, – сказал Человек в чёрном, чуть склонив голову, – впрочем, как и любому человеку, будет небесполезно заглянуть в будущее и посмотреть оттуда на своё настоящее. Я полагаю, вы согласны?

– С вашим утверждением, или с предложением путешествия?

– С предложением путешествия, конечно же. К слову, я могу остановить для вас мгновение, выполняя ваше желание, загаданное на рассвете, но предупреждаю, что это не принесёт вам того, чего вы желаете. Участь маленького жучка в янтаре достаточно печальна.

Я внезапно ощутил, что у меня нет другого выхода, кроме как принять вызов судьбы. В самом деле, я мог сейчас встать и, вежливо попрощавшись, пойти домой, однако я отчётливо почувствовал, что это будет таким же нарушением правил, как два хода подряд в шахматах. Так было нельзя. Я честно просил у жизни новых приключений, и вот теперь, когда они ко мне явились, было бы поздно давать задний ход. Если сейчас я отвечу отказом, твёрдо понял я, то до конца своих дней буду ругать себя. Гамлет не мог пойти и убить Клавдия, выслушав тень своего отца. Король Лир не мог просто так взять и разделить своё наследие между дочерьми. Я не мог отказаться от предложения Человека в чёрном.

– Хорошо, – сказал я после паузы. – Я согласен.

– Прекрасно. Я не сомневался ни минуты.

Человек в чёрном открыл саквояж, расстегнув большую серебряную пряжку, на которой был изображён крупный герб с рельефным лосиным рогом.

– Для путешествия вам понадобятся деньги и документы, – заботливо предупредил он, извлекая из саквояжа красный загранпаспорт, из которого торчала вложенная синяя банкнота. – Можете считать это вашей методичкой, что вы у меня просили. Думаю, с учётом цен, двадцати евро вам хватит. Держите.

Чуть дрогнувшей рукой я взял загранпаспорт и деньги.

– Ничего не бойтесь в дороге, – сказал человек в чёрном, застёгивая с глухим щелчком пряжку саквояжа. – На нашей земле я помогу вам, а в большой России у вас появятся другие покровители, хотя, конечно же, не столь могущественные, как я.

Это напутствие насторожило меня. Я внимательно посмотрел на моего собеседника, тщетно стараясь понять смысл его слов. Лицо незнакомца было непроницаемо в своей доброжелательности.

– И, прошу, никогда не забывайте вашу родину. Так сказать, die Heimat unfergessen, – мой собеседник слегка склонил голову. – Вам это о чём-говорит? 2

– По крайней мере, я могу это перевести. Я пытаюсь учить немецкий вот уже двадцать лет. Правда, не скажу, что особенно получается.

– Думаю, этого будет вполне достаточно в предстоящем путешествии. Однако я отвлёкся. Я приду за вами тогда, когда без меня будет уже не обойтись, – многозначительно сказал Человек в чёрном, поднимаясь со ступеньки лестницы. – Счастливого пути.

– Одну минуту, – сказал я, убирая паспорт и деньги во внутренний карман куртки, и тоже вставая. Ноги, затёкшие от долгого сидения, кольнуло. – Как же вы меня перенесёте в будущее?

– А я не буду вас переносить, – сказал Человек в чёрном, на этот раз широко улыбаясь мефистофельской улыбкой во всё лицо. – Вы уже в нём.

Не до конца понимая его слова, я замер на несколько секунд, после чего повернулся направо.

Красок акварельного рассвета не было. Давно поднявшееся над домами солнце скрылось в плотном слое белых облаков. Город шумел дневными звуками автомобильных моторов и голосов людей. Медленно и сонно текла Преголя, и возвышался на острове Кафедральный собор.

– А скажите… – повернувшись, я попытался обратиться к Человеку в чёрном и замер. Его не было. Я стоял на лестнице у воды в полном одиночестве.

Река плеснула волной у моих ног. Пролетающая чайка пронзительно крикнула, не то приветствуя меня, не то требуя кусочек хлеба.

Я вытащил из внутреннего кармана телефон и обмер. 31 октября 2057 года, 11:58, две минуты до полудня. Четверг. Сеть не найдена.

Я закрыл глаза, и, выждав пять бесконечных секунд, открыл их снова. Ничего не изменилось, за исключением того, что с меня слетели все остатки коньячного наваждения. Вместе с ним пропало безумное чувство авантюризма, заставившее меня сказать «да» Чёрному человеку. Что я наделал? Что это вообще было? Где я?

– Так, – сказал я сам себе и задумался. Было ужасно трудно собрать разбегающиеся мысли в единый поток.

Лестница, стена биржи, река, собор и эстакадный мост выглядели точно так же, как и в утро янтарного рассвета. Наверное, Человек в чёрном мне просто привиделся под влиянием алкоголя. Подобные случаи были описаны в медицинской литературе. Возможно, что коварная переводчица прошлой ночью перевела мне дату и время на телефоне. Этого тоже можно было ожидать. Ну, а сеть просто не нашлась по техническим причинам. Я заканчивал последнюю мысль, когда её обогнала следующая, более неприятная: можно думать всё, что угодно, но это никак не изменит того, что пять минут назад я беседовал с Человеком в чёрном, который перенёс меня в будущее.

Деревянными пальцами я убрал телефон в карман куртки, наткнувшись там на загранпаспорт. Я вытащил его и тупо уставился на красную книжечку. Я отчётливо помнил, что вчера не брал с собой ни загранпаспорта, ни торчащей из него синей банкноты. С другой стороны, анретроградная амнезия представлялась мне лучшим вариантом, чем таинственные люди в чёрном, порождённые не то собственным подсознанием, не то силами ада.

Я ещё пытался внушить себе эту мысль, когда мой мозг уже начал осознавать, что с загранпаспортом что-то не то. Прямо под золотистым гербом в виде двуглавого медведя, помещённого между двумя изгибающимися снопами пшеницы, шла надпись:

Почувствовав, что у меня подкашиваются ноги, я медленно сел обратно на бетонную ступеньку лестницы и открыл паспорт. На первой же странице было написано:

Очень осторожно, словно опасаясь тайн, которых этот документ мог скрывать, я перевернул страницу. Это был паспорт, выданный на моё имя. Фотография тоже была моей. Я хорошо помнил этот кадр: именно на нём, если сравнивать с другими моими фото на документах, я выглядел лучше всего. Правее шли строчки с моими же именем и фамилией. Единственным, что изменилось, были даты рождения и выдачи паспорта. Они аккуратно сдвинулись на сорок лет вперёд: если верить этому документу, я родился в 2030 году.

Отчего-то у меня ужасно начали дрожать руки. Я открыл паспорт на последнем развороте, где лежала банкнота. Всю страницу заполнял большой штамп:

Дрожащей рукой я закрыл документ и упёрся взглядом в банкноту. По счастью, в ней не было ничего нового. Я провёл подушечкой большого пальца по изображению готической арки, ощущая неровности краски. Из всех видов купюр, что имеют хождение в Европе, больше всего мне нравилась двадцатиевровая. Её благородный синий цвет и очертания стрельчатых готических окон обычно настраивали мою душу на возвышенный лад, показывая, что эстетика бывает важнее номинала, но сейчас мне было совершенно не до этого. Перед тем, как убрать паспорт в карман, я ещё раз посмотрел на его обложку. Ничего не изменилось. Два снопа пшеницы обрамляли двуглавого медведя.

Нет, это точно не мистификация, сказал я себе. Одно из двух, или мне это снится, или я в будущем. В обоих случаях, надо что-то делать.

Вздохнув, я осторожно начал подниматься по лестнице наверх. Там не оказалось ничего сверхъестественного: никто не пролетел надо мною на звездолёте и не выстрелил в меня из бластера. Я оказался на набережной. Чуть поодаль сходились прямым углом два девятиэтажных панельных дома, издавна стоящих здесь и знакомых мне ещё с раннего детства. В одном из них, на последнем этаже я вчера – или сорок лет назад – пил коньяк с переводчицей, а потом, поникнув духом, спускался по бесконечно долгой лестнице вниз. Сейчас дома были выкрашены в приятный пастельно-зелёный цвет. На обочине дороги стояли десять припаркованных «жигулей» в ряд. Я изумлённо вгляделся в них. Столько российских машин одновременно я видел только по телевизору. Сейчас передо мной шеренгой стояли десять отечественных автомобилей, среди которых я увидел сразу две «девятки», белую и вишнёвую. Почему-то на вишнёвой не было номерного знака. Судя по всему, их возраст не превышал нескольких лет. Остальные три модели я узнал только по логотипу. На каждой из машин красовался небольшой российский флажок. Неужели здесь проходит съезд всех десятерых калининградских «жигулистов»?

Вздохнув, я повернулся. Невдалеке, облокотившись на литую ограду набережной, стоял флегматичный рыболов неопределённого пожилого возраста, одетый в синий спортивный костюм с белыми полосками. Своей невозмутимостью он напоминал индийского йога. Наверное, если бы рядом расступилась земля, то рыболов лишь переставил бы ведро с уловом в сторону, чтобы оно не упало вниз. Я рискнул обратиться к нему.

– Добрый день, – поприветствовал я рыболова, который скользнул по мне взглядом и вновь вернулся к поплавку, слегка качающемуся в реке. – Простите за вопрос… Я понимаю, что это прозвучит очень странно, но какой сейчас год?

Седые брови рыболова чуть приподнялись. На этот раз его взгляд остановился на мне. Я почувствовал себя свежевыловленным сомом.

– Знаете, молодой человек, – с какой-то отеческой заботой сказал рыболов, – лучше не пейте водку. Это яд, который делают из опилок.

Я устыдился. В конце концов, мне думалось, что я выгляжу не так уж и плохо, несмотря на бессонную ночь, возлияния, утреннее бдение у реки и путешествие во времени.

– Нет, это не водка, – сказал я. – Я не пьян, я просто немного запутался… Так какой же сейчас год?

– Пятьдесят седьмой, – словно нехотя ответил рыболов и отвернулся к поплавку, едва покачивающемуся на воде.

По всей видимости, моя первая беседа с человеком будущего завершилась; он совершенно не отличался от моих современников. На всякий случай, я ещё раз бросил взгляд на десять «жигулей». Они всё так же стояли шеренгой, словно на авторынке.

Итак, я точно в будущем. Это будущее очень неожиданное, но меня оно не отторгает.

Я огляделся ещё раз. Наверное, надо выйти чуть поближе к центру, к Ленинскому проспекту. Может быть, там удастся увидеть что-то новое и интересное. Пока я не мог сказать, что за прошедшие сорок лет город изменился до неузнаваемости. Наверное, подумал я, хорошо бы соблюдать инкогнито, чтобы никто не догадался о моём прибытии из прошлого. Кроме того, Человек в чёрном рекомендовал мне ехать в Москву, а для этого следовало купить билет и узнать, как вообще сейчас путешествуют люди. Вполне возможно, что научно-технический прогресс позволил людям освоить телепортацию. В крайнем случае, подумал я, глядя на «жигули», будем надеяться, что московский метрополитен уже прорыли до Калининграда, оснастив его сверхзвуковыми магнитопоездами.

Пройдя через сквер с изрядно разросшейся за эти годы ивою, я оказался у цели. Ленинский проспект, центральная трасса Калининграда, изменился не очень сильно. Пятиэтажные блочные дома характерной хрущёвской архитектуры окрасили в различные цвета зелёных и синих оттенков. Это явно произошло не вчера: запылённая краска местами отслоилась, обнажая старые швы стыков. В одном месте из скола бетонного блока торчал ржавый прут арматуры.

Мимо меня неторопливо проехало несколько автомобилей характерно отечественного вида. Одна из машин напоминала хорошо модернизированную «Волгу», словно только что появившуюся из старинного фильма эпохи оттепели. Уличное движение по сравнению с моими временами явно стало спокойнее. Если бы я захотел, то мог бы спокойно перейти дорогу, нисколько не рискуя попасть под транспорт. Проспект был почти пуст.