- -
- 100%
- +
Гости кричали "Горько!", дарили подарки, при этом произнося пламенные тосты и пожелания, в вера в которые с каждой минутой лишь укреплялась, смеялись и танцевали. Со стороны могло показаться, что происходила обыкновенная коих случается по сотням в день. Впрочем, я не против, чтобы так кому-то казалось.
Глава 11
Через две недели после свадьбы мне позвонил неизвестный мужчина и представился главным врачом психиатрической больницы №3 Владимиром Борисовичем Пагиным. Связался он со мной по просьбе Андрея Павловича, поступившего туда на лечение.
– Господину Садёнову желательно по минимуму контактировать с внешним миром, потому все контакты контролируются докторами. В нашем профессионализме можете не сомневаться. У пациента наблюдается небольшая ремиссия, поэтому сегодня к нему разрешается один визит. – отчеканивая каждое слово, доложил доктор.
– Постойте, постойте, постойте! Андрей Павлович сам к вам пришёл?
– Всё верно, обратился за помощью.
– Хм… Что с ним произошло?
– Я не могу выдавать конфиденциальную информацию о пациенте. Могу только назначить Вам посещение на пол четвёртого в субботу, то есть сегодня.
– Да, разумеется, назначайте.
– Хо-ро-шо! – протянул по слогам голос в трубке. – Адрес Вы знаете?
– Конечно.
– Хо-ро-шо! Всего доброго.
– До свидания.
Известие о Садёнове на минуту выбило меня из колеи, перемешав все мысли в голове. Я отказывался верить услышанному и только на половине пути к больнице задумался над тем, что телефонный звонок мог оказаться чьей-нибудь злой шуткой, но тут же отбросил это предположение как маловероятное.
Здание психиатрической больницы №3 выглядело на удивление опрятным. В регистратуре рядом со входом я получил талон, с которым направился к кабинету для посещений. Спустя некоторое время меня пригласили в кабинет, куда позже в сопровождении мускулистого надзирателя вошёл обессиленный Садёнов. Он выглядел сильно постаревшим: лохматый и чуть поседевший, с внезапно появившиеся глубокими морщинами на лице, одетый в бежевую пижаму вместо модного костюма, он очень походил на обитателя дома престарелых.
– Андрей Павлович!
– Добрый день. Да… – слабо проговорил он, садясь на стул и протягивая мне худощавую руку.
– Что произошло? Вы от вас я ни слова не слышал…
– Извиняюсь за свою глупость, – робко перебил Садёнов. – Я знал о свадьбе и не хотел тревожить.
– Что-о? Пожалуйста скажите толком!
– У меня произошёл нервный срыв. А теперь все хо-ро-шо: на условия содержания не жалуюсь, врачи здесь отзывчивые…
– Это из-за проклятого бурбона. В последнее время вы были сам не свой, всё "Бочонке" сидели. – высказал я свою догадку.
– Причём здесь бурбон?!! – в ярости вскричал вскочивший со стула Садёнов. – Благодаря ему только держался. Господи! А что там красота? За ней же нет ничего. Ни-че-го! Понимаете? Она нужна только чтобы зарабатывать больше денег на глупцах!
Он истерически рассмеялся.
Услышав крик, сопровождающий заглянул в кабинет. При виде его Садёнов извинился и сел обратно.
– Андрей Павлович, мне всё-таки кажется, что вы что-то не договариваете. Должна быть причина, и она есть, просто говорить не хотите. Ну что ж, хорошо, ваше право.
– По какому приказу вдруг должна быть? Я устал. И всё. Ус-тал. – проговорил он последнее слово по новой привычке – по слогам, видимо думая, что так добавляется больше убедительности.
Несмотря на неразборчивые ответы, я понял Садёнова. Он разочаровался в единственной отраде, как щит спасавшей его, на протяжении практически всей жизни. Теперь, когда произошел внутренний разлом барьера, травмы детства, шрамы юности и бессилие перед лицом будущим, дали о себе знать, нахлынув с чудовищной силой. Я начал интересоваться об условиях содержания, о питании и прочих бытовых мелочах, уходя как можно дальше от тяжёлых разговоров, чтобы лишний раз не заставлять Садёнова впадать в исступление. Разговор вышел недолгим из-за строгого распорядка дня у пациентов – в определённое время им назначались обязательные лечебные процедуры (скорее всего только давали таблетки и делали уколы, после которых мыслительные процессы замедляются раз в 5). Сопровождающий объявил об окончании свидания, после чего крепко подхватил под руку моего истощавшего собеседника и повёл по коридору вглубь больничного лабиринта. Удаляясь, Андрей Павлович напоследок, сотрясая пространство эхом, истошно крикнул мне: "Сходите к Боголюбскому! Он на спор повеситься собирался!". И захохотал.