Наедине с нежностью. Часть первая. Оля

© Александр Понуров, 2019

ISBN 978-5-4496-1554-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

День угасал медленно и неотвратимо. Солнце, скрытое серой пеленой туч, готовилось уйти за горизонт и погрузить эту улицу, дома, деревья и людей, снующих по заснеженному тротуару, в синюю тьму ночи.

Девочка, ученица выпускного класса в красном пуховике, розовой шапочке со школьной сумкой в руке, шла по широкому тротуару, вдоль дороги, сверкающей от огней проезжающих машин.

Она не поехала домой в автобусе, потому что ей нужно было, сегодня, побыть одной и обдумать предложение классного руководителя.

После второго урока, та зашла в класс и объявила о наборе в подготовительную группу медицинского университета. Девочка ещё с младших классов хотела стать доктором, но вариант, предложенный классным руководителем, требовал денег, поиск которых мог превратиться в препятствие.!

Возможно, она полагала, что обдумывание этой новости приблизит её к давней мечте, а может, готовила нужные слова для своей матери, хотя она прекрасно понимала, что никакие слова не гарантируют исполнения её желания.

За своими мыслями, она не заметила, как с ней поравнялся чёрный легковой автомобиль. Задняя и передняя дверцы его распахнулись и оттуда, прямо на ходу, выскочили двое мужчин в чёрных кожаных куртках. Схватив девочку под руки, резким движением забросили в машину на заднее сидение, к находящемуся там третьему мужчине, затем также быстро запрыгнули обратно в автомобиль.

На всё про всё ушло несколько секунд. Царили лёгкие сумерки, фонари ещё не горели и мало кто обратил внимание на это событие, уставшие люди спешили домой, будучи полностью погружёнными в свои дела.

Девочка онемела от страха. Её первая мысль была о том, что зря она не поверила отцу и не рассказала матери о разговоре с ним. Застыв в жутком оцепенении, она боялась пошевелиться и тем более подумать о том, что с ней может произойти.

Мужчины плотно зажали её между собой, словно опасались, того что она выскочит из автомобиля на ходу.

Ехали мучительно долго, и за это время никто из похитителей не проронил ни слова. Казалось, они просто забыли о своей пленнице, и только тиски их жёстких тел говорили, что это не так. Машина, наконец, остановилась, распахнулась дверца слева. Сидящий около неё, мужчина вышел и потянул за руку девочку следом за собой, девочка вышла из автомобиля и огляделась. Было уже темно, вдалеке горел фонарь, и его свет, рассеиваясь на снегу, освещал пространство вокруг столба. Где-то лениво взлаивала неведомая собака, темнели и пропадали в глубине улицы чёрные громады одноэтажных домов, с изредка подсвеченными окнами, вся эта иррациональная картина вызывала в душе девочки трепет и страх. Она перевела взгляд на дом, к которому они подъехали.

Он был такой же угрюмый, как и те, которые скрывались в ночной тьме. Его высокая металлическая ограда и такие же ворота, матово отсвечивали в свете тусклого фонаря, закреплённого у карниза дома.

Мужчина подошёл к воротам и что-то нажал. Через некоторое время сухо щёлкнул замок. Мужчина толкнул створку ворот и вошёл во двор, жёстко придерживая девочку за руку, чуть пониже локтя.

—

Снег пошёл ещё вечером и падал всю ночь. Он бесшумно касался земли, покрывал дорогу, создавал причудливые образы на оградках скверов и скамейках, превращал деревья в роскошные хрустальные букеты. Мир замер и в свете фонарей заворожено наблюдал, как грязная, сырая надоевшая осень, примеряя на себя тогу Волшебницы, творит чистое свежее действо, которое обещало быть волшебным и немножечко грустным, потому что это падал первый снег.

Был уже первый час ночи, когда я возвращался с дружеской вечеринки. Город спал, постепенно покрываясь белоснежным ковром, и не видел, как Золушка превращается в Принцессу. Медленно прокатил заснеженный джип, мягко урча мотором, похожий на карету. Он наверно ехал за Золушкой, чтобы отвезти её на бал, начавшийся, вопреки общепризнанной истине, после полуночи, на котором она должна была появиться, в ослепительно-белоснежном платье, пока без короны, но в хрустальных башмачках и исчезнуть с первыми утренними шагами озабоченных прохожих, нарушавших волшебную красоту первого снега.

А моя Золушка шла впереди меня, я это обнаружил как-то внезапно и, невольно поддаваясь неосознанному порыву догнать, пошёл быстрее. Я шёл следом и ломал голову, как привлечь её внимание.

– Простите, пожалуйста, вы не подскажете где ближайшая аптека?

Она шла впереди, не спеша, словно прогуливаясь, сверкая в свете фонарей от снега. На мой вопрос только покачала отрицательно головой.

– А телефонная будка?

То же самое.

– А как вас зовут?

Она остановилась, развернулась ко мне.

– Никак.

– Какое красивое имя… А что вы сегодня вечером делаете?

– Гуляю.

– С кем?

– Пока с вами.

– Вы не устали гулять?

– Честно?

Я, молча, кивнул головой.

– Очень.

– А-а-а – протянул я.

Золушка оживилась.

– Что есть предложение?

– Да. Я живу рядом.

– А вы не маньяк?

– А что похож?

Золушка, в тонкой светло-серой курточке, в чёрных коротких, чуть выше щиколотки сапожках и белой вязаной шапочке, выглядывающей из-под накинутого капюшона, оценивающе пригляделась ко мне, и неопределённо пожала плечами.

Я взял её под руку. Уже потом, когда я в подъезде отряхивал с неё снег, она как-то робко и нерешительно сказала:

– Может, я пойду домой?

Но меня уже несло:

– По такому снегу, среди ночи, в такую даль?..

Она очень продрогла: я, в прихожей, снимая с неё заснеженную курточку, заметил, что её знобило. Серо-зелёные глаза были так близко и так глубоки, что у меня на миг перехватило дыхание. Мелькнула мысль – не утонуть бы…

Присев возле её ног, расстегнул замки сапожек, легко потянул за каблук, освобождая одну ногу за другой, невзначай касаясь холодных коленей в колготах. Встал. Взяв под руку, повёл в зал. Я чувствовал её лёгкое сопротивление, но отнеся его к смущению, усадил её на диван.

– Пойду, сделаю поесть. Если озябли – вот плед.

Я собирался общаться долго и потому остановил выбор напитков на кофе.

– Вы какой кофе предпочитаете? «Кению» или «бейлиз»?

Она недоумённо глянула на меня и неопределённо пожала плечами:

– Растворимый, если можно, с молоком.

Уже в дверном проёме из зала в коридор, невольно оглянулся на свою гостью. Она, в голубом крупно-вязанном свитере, сидя на краешке дивана, плотно сжав колени под чёрной юбкой, с напряжением и любопытством разглядывала комнату.

Решив, что кофе вкусом ликёра со сливками может ей не понравиться, остановился на классическом – «кении». Прожужжала кофемолка, вспыхнул под туркой газ. Через некоторое время, поставив на поднос тарелочку с бутербродами, две чашки кофе, прошёл в зал. Там я увидел то, чего никак не ожидал увидеть.

Моя Золушка лежала на диване, подложив под голову плюшевого медведя, укрывшись пледом, и кажется, спала.

Поставив поднос на журнальный столик, подсел к дивану прямо на пол, стал её разглядывать. Прямой с лёгкой горбинкой носик, маленькие припухлые губки с небольшой родинкой чуть ниже правого крылышка носа, чёрные брови, чёрный завиток чёлки на лбу и длинный по плечи волнистый волос.

Она выглядела настоль молодо и беззащитно, что я растерялся. Наверно нужно было вместо медведя подложить ей подушку и что-то сделать с одеждой? Но я подумал, что она может испугаться и, решив ничего не делать, в некой задумчивости пошёл в спальню стелить себе постель. Через некоторое время, выйдя обратно в зал, чтобы направиться в ванную, вдруг почувствовал на себе взгляд. Моя гостья лежала и смотрела на меня с лёгким недоумением. Я понял, что она забыла, где находится и сейчас произойдёт нечто. Прижав палец к своим губам, медленно и тихо произнёс:

─ Т-с-с-с,─ и замер там, где стоял.

Через пару минут её лоб разгладился: вспомнила. Она села, не опуская ног на пол, не убирая пледа, укрывавшего колени, положив руки на них. Щёчки порозовели, согрелась, видимо усталость и тепло сделали своё дело, и она задремала или уснула, не знаю. Я перевёл дух. Среди ночи женский крик из моей квартиры был бы очень некстати.

– Как вас зовут, дитя моё?

– Оля.

– А сколько же вам лет?

– Семнадцать.

Вот это влип!

– Надеюсь, не завтра будет?..

– Нет, было летом, в мае.

– И что ж вы делали на улице одна в такое время, вас же родители наверно потеряли?

Она снова насупилась и замолчала.

Я понял, что спрашивать бесполезно. Ладно, подождём, пока появится настроение говорить.

– Давайте я вам постелю, и вы разденетесь

– Н-е-е-ет!

В её голосе был ужас. Я понял, ещё слово, и она метнётся к дверям, как есть, и забьётся пойманной птицей. Час от часу не легче! Но я тогда ещё не знал, что все мои приключения впереди и выльются они в целую детективную историю с похищением и выкупом. Сегодняшнее состояние это просто лёгкая разминка перед тем, чего не пожелаешь и врагу!

– У меня нет родителей, – снова раздался её голос.

– Как нет? – мне стало плохо.

– Дома нет, они уехали в гости.

Ну, слава Богу, хоть так!

Я не знал о чём ещё с ней разговаривать. То, на что я надеялся на улице, растаяло быстрее, чем я это понял. Наверно нужно поговорить о школе, как она учится, кто у неё классный руководитель, когда каникулы?… Я уже открыл рот, чтобы задать эти идиотские вопросы, но каким-то шестым чувством понял их нелепость.

«Профориентация» – тоже школьное слово, вдруг всплыло в памяти. Она наверно не знает, кем хочет стать, врачом наверно, а мальчики космонавтами хотят.

Всё – это уже паранойя!

– Если вам будет мешать свет, выключатель у двери, – и показал глазами, где он находится.

Я уже забыл, куда собирался идти, вернулся в спальню, лёг в постель и, с грустью думая о своей невезучей доле, неожиданно уснул.

Спал и видел во сне, что пошёл с Олей сдавать документы в первый класс, а у нас требуют справку из детского садика об успеваемости. Я стал ругаться, кричать и проснулся. Солнце било прямо в глаза, часы над софой показывали начало десятого, воскресенье – лежи не хочу! Тут я вспомнил ночное приключение и подскочил – где Оля? Встав в дверном проёме спальни, увидел, что диван пуст. Неожиданно мне стало легко, просто замечательно. Ночное приключение окончилось, не так как хотелось бы, но благополучно. Я не стар, чуть-чуть потрёпан (всего на тридцать два года), здоров, силён, а главное свободен от попечительских дел.

Размышляя о превратностях судьбы, я вдруг услышал нежный голосок, о которого меня бросило в жар.

– А где у вас сахар?

Я машинально, тупо ответил, не веря себе от ужаса.

– Кончился.

Лучше бы я кончился вместе с ним! О, Господи, за что ты меня наказываешь вторые сутки? Стал перебирать в памяти все неблаговидные поступки и пришёл к выводу – не за что!

Нужно было одеваться и идти на кухню. Оля там уже вовсю хозяйничала, нашла в столе и заварила чай, нарезала хлеб и сейчас намазывала на него масло. Я несколько встревожился и сразу не мог определиться в своих чувствах: нравится это мне или нет. Ещё ни разу, ни одна из моих внезапных гостей женского пола не позволяла себе такого. Обычно это был кофе в постель, но готовил его я. А тут непонятно, то ли по-хозяйски, то ли по неразумению. Предположив, что последнее более вероятно, вследствие её возраста, решил успокоиться. Я сел на табурет и стал наблюдать за ней. Оля готовила бутерброды со знанием дела, ни одного лишнего жеста, ни одного неточного движения, будто не первый раз хозяйничала на моей кухне, на той самой кухне, куда посторонним женщинам вход был, как правило, воспрещён. Меня всегда коробило желание приходящих гостий, навести свой порядок на моей кухне, я это всегда рассматривал, как некий рывок для прыжка в направлении моего сердца, без моего согласия, что и приводило к немедленному расставанию с ними. А тут было что-то другое, не совсем понятное мне. Я не узнавал себя. Давно я так не волновался, и где? На собственной кухне!

Оля уже положила нарезанный сыр на хлеб с маслом и наливала в чашки зелёный чай. Иногда она вскидывала на меня задумчивый взгляд, и тогда меня обдавало жаром. Её глаза – это было то, ради чего можно было потерять голову и надолго. У неё были изящные пальчики и взгляд много пережившей женщины, мудрый, спокойный и бездонный. Мужчина, не ищущий в женщине души, никогда не обратит внимания на глубину её глаз. Я по жизни желал познать, прежде всего, душу женщины. Это очень трудный, полный ошибок и заблуждений путь. Но он так заманчив интригой, красотой отношений, сложностью ситуаций. Так приятно в Макбет найти черты Дездемоны, а в Джульетте, к сожалению, наклонности Шапокляк.

Бутерброды ели с чаем без сахара, но с конфетами, найденными Олей в недрах стола и, я вдруг понял, что не смогу ей говорить на «вы». Никогда не флиртовал с семнадцатилетними. Хотя, помню, на заре печальной юности что-то было, но тогда был другим и я.

– Мама твоя, чем занимается?

Она неопределённо пожала плечами

– На химическом заводе кем-то.

– Кем-то?

– Каким-то инженером.

– А отец?

– Отца нет.

– Ты же сказала, они в гости уехали.

– С младшим братиком. Отец ушёл от нас к другой женщине, когда мне было шесть лет.

– Извини.

– Ничего страшного.

В её голосе опять я почувствовал жизненный недетский опыт. Бедная девочка! Я знал, как это бывает, когда тебя оставляет женщина, но когда тебя, маленького человечка, бросают ради женщины – это наверно гораздо страшнее. Человек, которого любил и считал своим навеки, так как зависел от него, вдруг, становился чужим.

– Братика как зовут?

– Антоша.

Я опять замолчал, как и вчера, вечером, не понимая, что с ней делать дальше. Чем-то заняться, выпроводить домой или куда-нибудь её сводить?

– Ты со мной вчера, зачем пошла?

– Но вы, же позвали…

– Зачем позвал?

Она насупилась и замолчала

– А как ты оказалась на улице в такой поздний час?

– Я ехала от подружки на маршрутке, машина сломалась.

– И ты собиралась идти домой пешком?

– Я шла уже больше часа, было очень страшно, я замёрзла и устала.

– Когда возвращается мама?

– Сегодня, после обеда, часов в двенадцать.

В течение всего диалога, она смотрела в стол, словно боялась встретиться со мной глазами.

Я не знал, о чём ещё можно спросить свою гостью и встал с намерением убрать со стола посуду.

– Я приберу сама, – сказала Оля и стала составлять в раковину чашки из-под чая.

Согласно кивнув головой, пошёл в зал, сел на диван и стал ждать развязки. Я уже понял, что вчерашние мои надежды оказались дутыми, словно мыльный пузырь, и теперь мучительно размышлял над ситуацией, но в голову ничего путного не приходило. В глазах стояло её личико, милое, растерянное и, уже почему-то, такое родное. Где-то в глубине сердца я чувствовал, что она мне нравится, но именно этого боялся больше всего. В мои планы не входило влюбляться в несовершеннолетнюю. Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, я, словно в первый раз, оглядел свою квартиру, стараясь не думать о чуде, шуршащем на моей кухне.

Моя квартира это моя гордость и моя крепость. И дело не в размерах её, а в наличии. Сколько тайн хранили её стены, сколько драм здесь отзвучало! Только здесь я чувствовал себя в безопасности от посягательств на мою свободу. Мы были с ней одно целое, две стороны одной медали. А холостяцкая квартира всегда отличается от семейной: либо откровенным запустением, либо аскетизмом (как у меня). Ни тебе хрусталя, ни дорогого сервиза, ни ковра, ни дорожки. Телевизор, видеомагнитофон, аудиоцентр, диван, два кресла, посуда на шесть персон рабочая и та на кухне. Всё. Но был у моей квартиры, некий шарм: из неё моим гостьям не хотелось уходить сразу. Место наверно было хорошее и хозяин обаятельный. Особенно действовала моя квартира на разведённых женщин, но это совершенно другая история.

Оля вышла из кухни, прошла мимо меня, обдав волной горьковатых духов, подошла к окну и выглянула во двор. Кроме бездонных, грустных глаз она обладала точёной фигуркой, небольшой аккуратной грудкой и пышной шевелюрой чёрных волнистых волос. У меня опять заныло сердечко. «Оля, Оля, ну почему же тебе не двадцать пять или хотя бы двадцать лет, почему?»

Повернулась ко мне лицом и стала разглядывать комнату. Я не мог понять, понравилось ей или нет, но что ей не хочется уходить, догадался.

– Музыку включить?

Отрицательно покачала головой. Она видимо почувствовала некую ауру и пыталась в этом разобраться.

«Бедная девочка, это никому не под силу. Либо ты это принимаешь и остаёшься, либо не принимаешь и уходишь навсегда». Я сжал правую руку у себя за спиной в кулак, а левой перехватил её и держал: так как мне вдруг захотелось встать, подойти к ней и обнять это хрупкое, беззащитное тельце. «Вот идиот!», выругал себя за этот порыв, и чтобы хоть как-то заполнить паузу спросил:

– Маму как зовут?

– Мила

– ??

– Людмила.

– Сколько ей лет?

– Тридцать восемь.

Наконец я решился.

– Поедем к вам, я тебя доставлю в целости и сохранности. Мне захотелось прекратить эту мазохистскую пытку невозможности осуществить желаемое, и стало доставать то, что я теряю время на ненужные бесплодные расспросы, ни к чему не приводящие. Ей не хотелось уходить, но она, молча, пошла в прихожую.

Только ради вежливости я написал на своей визитке домашний телефон, и уже на лестничной площадке подал ей.

– Возьми, может пригодиться.

Она некоторое время подумала и взяла, скорее всего, тоже из вежливости.

Через пятнадцать минут езды на автобусе мы были у её пятиэтажного дома.

– Может, зайдёте к нам? Я вас чаем напою, с сахаром.

Потом, лукаво глядя в глаза, сказала с еле уловимой улыбкой, не обидно, а скорее понимающе:

– Ведь вы напрасно столько времени потеряли.

Непонятно, чего было больше в этой фразе, констатации факта или сочувствия.

И вдруг я понял, что совсем не готов просто так уйти и забыть своё ночное приключение, даже больше, где-то в глубине души у меня шевельнулось желание продолжить общение.

«Ну, ты и козёл!», снова выругал я себя, – «седина в бороду…»

– Этаж, какой?

– Четвёртый.

– Пошли.

Оля успела ключом провернуть лишь один оборот, как дверь резко распахнулась – на пороге стояла немного полноватая молодая женщина. Она вначале посмотрела на дочь, затем на меня и глаза у неё округлились. Я понял, что вчерашнее приключение это цветочки по сравнению с тем, что может сейчас произойти, сказал Оле, ─ пока, ─ повернулся и очень быстро, быстрее, чем хотелось, сбежал вниз по лестнице.

—

Золушка явилась на бал без приглашения, неожиданно для всех и неожиданней всего для Принца. Он стоял и размышлял о незваной гостье, не зная, что сделать: рассердиться или, сменив гнев на милость, подойти к незнакомке. Вдруг Главный Камердинер почти закричал удивлённым голосом:

– О, госпожа Золушка, Вы одна или с тётушкой?

И все придворные оживлённо зашушукались:

– Золушка, Золушка…

– Да-да это она, – важно говорил Главный Камердинер, – мы её ждали давно, и вот только сегодня она к нам пришла!

– Посмотрите, посмотрите! – прошелестел по залу шепот восхищения. – Какие у неё изумительные туфельки! Таких уже лет сто никто не носит! Ах, как они ей идут!

Туфельки и в самом деле были хороши, с острым носиком, на миниатюрном каблучке, прозрачные, одним словом – хрустальные.

– Здравствуйте, Золушка.

Это к ней подошёл Принц и наклонился, желая поцеловать ей ручку. Но Золушка уже взялась за полы своего бального платья и сделала книксен. Получилось смешно, но очень мило.

– Какая они красивая пара, – снова раздался шепот восхищения.

– Белый танец, – объявил Главный Дирижёр.

Ведь согласно придворного этикета, Принц не мог сам пригласить на танец девушку пусть даже и Золушку, но всё же пока не Принцессу, и Золушка пригласила танцевать Принца.

– Вы к нам надолго? – спросил Принц. Он знал, что Золушка это подарок для него от Волшебницы, но в глубине души почему-то появился страх, вдруг не получится, как пообещала та, вдруг что-то сломается, и Золушка исчезнет. Несмотря на то, что ни разу за годы опеки Королевства со стороны Волшебницы такого не случалось, у Принца почему-то сжалось сердце.

– Не знаю, – ответила Золушка. Она и в самом деле не знала. Не могла же она сказать Принцу, что бы тот сделал ей предложение до того, как ранние прохожие нарушат тишину Ночи Первого Снега. Девушка не может первой предлагать то, что должен сделать мужчина.

Принц смотрел на Золушку, кружащую с ним в танце, на её золотистые волосы, на её карие глаза, понимал, что влюбляется, но ничего не мог с собой поделать. Он про всё забыл. Для него время остановило свой бег. Принц кружил в вальсе Золушку и не замечал её озабоченных глаз. Он радовался как ребёнок, зная со слов Волшебницы, что Золушка никуда не исчезнет ни сейчас, ни завтра, ни послезавтра. И когда Золушка легонько отстранилась от него, услышав осторожные шаги Первого Прохожего, он этому не придал особого значения и даже когда она уже сбегала вниз по лестнице, он ещё не испытывал тревоги, пока Главный Камердинер не закричал:

– О, Боже, Принц! Она исчезла!

Только и мелькнул невесомый газовый шарф, и Золушка пропала. Принц кинулся следом на лестницу, а затем на улицу. Он слишком медленно бежал по лестнице и к тому же, привратник так долго открывал огромные двери, что принц с большим опозданием выбежал из дворца. Никого, и только джип без номеров мягко и тихо урча, катил где-то вдалеке. Золушка могла быть только в нём. Снегом завалило весь город, было ещё темно.

– Такси-такси, – закричал Принц.

– Куда едем, Шеф? – весело и грубо спросил водитель такси.

– Куда? – Принц глазами поискал автомобиль с Золушкой, но его нигде не было, – уже никуда.

Он, сгорбившись, усталой походкой, не спавшего ночь человека, пошёл обратно во дворец.

Испуганная челядь толпилась в зале.

– Всем спать, – сказал Принц. – Бал окончен, – и первым направился прочь. Он, конечно же, не мог спать, но находиться среди придворных, тоже было свыше его сил.

Вдруг Принц понял, что нужно было бежать по следу джипа. Он выскочил из дворца и в чём был, быстро-быстро, почти бегом, направился туда, где стоял автомобиль. Увидел, как следы Золушки исчезли у следа шин, который вёл в сторону проезжей части. Дальше по дороге, потом сворачивает на небольшую улочку, пересекает переезд, опять сворачивает в переулочек и, напротив небольшого с мансардой домика, на дороге появляются следы обуви человека, но не туфелек, а стоптанных башмаков, и ведут они к подъезду этого домика. Принц подбежал к двери, и что есть сил, забарабанил в неё. Долго никто не отвечал, затем сонный голос грубо спросил:

– Какого чёрта нужно?

– Золушка здесь живёт? – закричал Принц.

– Никакой Золушки здесь нет. Здесь проживаёт башмачник с женой и дочерьми, но хозяина дома нет, и мне приказано никого не впускать.

– Я Принц, откройте дверь.

– А я король датский, – захохотал грубиян и ушёл в дом.

Только сейчас Принц понял, как он продрог. Он возвращался во дворец, дрожал от холода и мечтал о горячем шоколаде и ванне, а навстречу ему бежала встревоженная челядь. Придворные катили большие санки, в ней лежала шуба, которой тотчас же укутали Принца и повезли обратно.

Днём все поняли, что эта выходка стоила Принцу сильнейшего воспаления. Он лежал в бреду, куда-то рвался, и всё звал кого-то. Затем забылся и уснул. Врачи прописали микстуру, спиртовой компресс и полный покой. Строго настрого наказали, под страхом смерти, не упоминать о Золушке, справедливо опасаясь ухудшения здоровья Принца.

Ближе к полудню Принц пришёл в себя. Он оглядел всех присутствующих, кого-то поискал глазами и, не найдя, отвернулся к стене. Он так и пролежал целый день, не спал, не ел. Все встревожились. Отец Король и мать Королева собрали консилиум врачей и совет придворных мудрецов.

– Нужно вызвать Волшебницу и спросить с неё за недоброкачественное волшебство, – предложил Младший Мудрец. – И насчитать ей неустойку в размере годового оклада.

С ним не согласился Средний Мудрец. Он сказал, что нужно предложить Волшебнице переколдовать бал.

Но тут на него все так глянули, что Средний Мудрец потупился, поняв, что сказал не то.

Главный Врач же подчеркнул о недопустимости нового эксперимента над Принцем, здоровье которого и так уже подорвано чудовищным событием.