Пандемониум. Мистические повести

Приходя в университет, Евгений нередко дремал на лекциях. Его успеваемость падала, отношения с профессорами портились на глазах. Чтобы как-то удержаться и не вылететь, он начал закупать в аптеке стрихнин.

Как-то раз в один из безнадежно серых мартовских дней Евгений ходил по Москве и, забывшись, по привычке забрел в арку, где находилась редакция «Задиры».

«С утричком, господин Цветков!» – прогремел над ухом счастливый голос швейцара.

Теперь ему ничего не оставалось, кроме как войти.

В кабинете Зауера все было как всегда, только табачного дыму стало больше, а прежде пребывавший в относительном порядке редакторский стол ломился от канцелярского хлама.

Сам Зауер сидел за столом и грозно отчитывал за что-то понурившую голову сотрудницу.

– Женюр! Очень вовремя! – воскликнул Зауер, не успевая сменить гневный тон на приветственный. – Как дела?

Евгений пожал плечами и вспомнил, что надо поздороваться.

– Почему не зашел в прошлую пятницу? Значит так, бери бумагу, записывай!

Евгений стал рассеяно шарить взглядом по столу.

– На, на! – нетерпеливо крикнул Зауер, протягивая ему заляпанный чернилами лист и перо.

– Вот твоя новая мишень! – он торжествующе ткнул пальцем в портрет бывшего царя.

Еще стоя на пороге, Евгений заметил, что с портретом что-то не так, однако принял это за обман зрения и даже не удивился, что картина до сих пор висит. Теперь он это ясно видел: на голове у Николая красовались аккуратно пририсованные красной краской рожки, а изо рта торчал такой же красный язык.

– Стих должен быть на полторы страницы. По четыре строчки каждая строфа, самым простым размером. Первое: царя называть только Николашкой или Коленькой, побольше фамильярностей, колкостей, представь, что он… твой тупой младший брат. Второе: подведи итог его бездарного правления. Начни с Ходынки, пройдись по войне с Японией, по реформам, можешь, кстати, упомянуть случай с японским полицейским. Третье: про связи царицы с Распутиным и ее шпионство не пиши, эти байки сейчас пишут все, кому не лень. Просто заметь, что грязный урод, мажущий салом волосы, давал государю советы. Четвертое… Ты успеваешь?

Евгений кивнул, хотя явно застрял где-то в середине. Дрожащее перо одну за другой сажало жирные кляксы.

– Что-то ты сегодня рассеянный! Плохо выспался?

– Да.

– Понимаю! Мне тоже нынче не до сна. Такой мандраж! – Зауер вдруг вскочил со стула и кивнул в сторону окна с неврастенично-счастливым видом.

– Все! Конец эпохи! Теперь мы либо свободные люди, либо скоты без пастуха! Ох, как интересно! Куда пойдет страна, чем все кончится?

– Значит, дальше! – продолжил он, усаживаясь за стол. – Четвертый пункт: в самом конце постарайся вскользь упомянуть судьбу Карла Первого и Людовика Шестнадцатого. Только без кровожадности, понял? Найди золотую середину.

Евгений закончил чиркать пером и, больше полагаясь на память, чем на изгаженный листок, принялся его складывать, чтобы положить в карман. Он чувствовал, насколько заметна и ужасна его неловкость.

– За неделю справишься?

– Постараюсь…

– Что значит «постараюсь»? Да или нет?

– Извини. Да.

– Ладно, – Зауер с подозрением глядел на Евгения, словно почуял в нем скрытого врага. – Можешь идти.

Евгений вышел из подъезда, пряча лицо от режущего ветра и снежной крупы. Проехавший по улице мотоциклет чуть не разодрал ему барабанные перепонки.

Евгений шагал в сторону своего дома. Его нисколько не беспокоило, успеет он написать стих или нет. Проходя мимо какой-то церквушки он, преодолев неохоту, зашел внутрь. Церковный сумрак пах ладаном, но ничего доброго и очищающего в нем не было. Иконы были просто красками с позолотой.

Евгений начал читать молитву, но быстро запутался в словах. «Я болен», – прошептал он, глядя в фальшивые, нарисованные глаза Богородицы. Никогда прежде религия не казалась ему таким обманом, как сейчас. Какой смысл о чем-то молиться, каяться, просить о спасении? Никто не спустится с небес, не протянет руку помощи. Даже не подаст знака. Потому что никого нет! «Есть только я!» – в этом он уже убедился.

Спустя две недели Евгений побывал в гостях у Ани. Ее квартира была все тем же уютным островком, который февральская буря обошла стороной. Впрочем, кое-что все же переменилось.

– А где горничная? – спросил Евгений, снимая свою старую, теперь уже единственную шинель.

– Мила? – весело улыбнулась Аня. – А все, она теперь «товарищ»! Хочет служить делу, а не людям!

О том, что Мила теперь служит делу, наглядно свидетельствовала гора грязной посуды на кухне.

Зайдя в гостиную, Евгений понял, что ничего от прежней воздушной беспечности здесь уже не осталось.

– Это было ужасно! – рассказывала Леля, театрально закатывая глаза. – Они целый час искали у нас оружие, а меня с родителями заперли в ванной. Эти хамы с белыми повязками, как их…

– Милиционеры, – напомнил Максим.

– Вот именно! Господи, слово-то какое – смех один! Еще бы легионерами назвались!

Вечер протекал натянуто и скучно. Леля и Аня спели пару песен. Завели граммофон. Потом Илья блестяще спародировал нового министра юстиции, вызвав хохот у Ани и негодование у Марии, которой тот очень нравился.

В какой-то момент Евгений ощутил резкую боль в глазах и поспешил в ванную. Склонившись над раковиной и смачивая веки ледяной водой, он вдруг заметил в зеркале возникшую позади него Альцину. Евгений повернулся, и они очутились лицом к лицу.

– Нехорошо, да? – с издевательским сочувствием поинтересовалась Броева.

Евгений, молча, попытался ее обойти – ему совсем не улыбалась перспектива вступать в конфликт с этой больной особой. Альцина мигом перегородила дверь. От нее пахло едкими духами, табаком и, кажется, еще чем-то медицинским.

– Отойди! – тихо потребовал Евгений.

Альцина с отвращением по-беличьи вздернула губу.

– Да… Ты еще хуже, чем я думала!

– Что тебе надо? – промолвил Евгений сквозь зубы. – Что ты за мной вяжешься! Все никак не можешь простить?

Альцина вдруг мерзко расхохоталась, запрокинув голову, и самым развратным образом облизнула рот.

– Это идиотская игра…

– Она не для таких, как ты, чертов болван! Неужели не понятно?

Евгений хотел что-то ответить, но вдруг растерялся.

– И как тебя угораздило, а? – злобно продолжала Альцина. – Ты же никто! Бездарь, стихоплет бестелесный!

– Мне просто повезло! Такое случается!

Альцина яростно заскрипела зубами и растопырила когтистые пальцы. В ней было что-то от маленькой смертоносной гадюки, готовой к броску. Евгений полу-осознанно сдвинулся влево, чтобы заслонить от нее стоявшие у раковины бритвенные принадлежности.

– Случается! – прошипела Альцина.

– Да! И вообще… ты должна радоваться, что выиграл я, а не ты! Ты не представляешь, что со мной происходит! Во что превратилась моя жизнь!

– Да ладно! У тебя на лице все написано! Белый, как покойник и глаза красные! Ты в зеркало посмотри!

От этих слов на Евгения вдруг накатило такое отчаяние, что захотелось упасть ниц и зарыдать на потеху своей ненавистнице. Он мученически зажмурил глаза и стиснул зубы.

– А ты думал, что в Пандемониуме все понарошку, да? Что будешь веселиться за так? Вошел и чистеньким вышел? – насмешливо продолжала Альцина. – Дорого бы я отдала, чтобы узнать, зачем он тебе подыгрывал! Тебе-то! Ты кто такой?

– Ну а ты? – спросил Евгений осколками голоса. – Ты кто?

– Я?! – Альцина оскалила кривые зубы, дико вытаращив глаза. – Ведьма! В пятом поколении! Что, кретин, не ожидал?

Евгений почему-то не сомневался, что слышит чистую правду.

– Это я должна была победить! Мне было суждено видение! Я почти…

– Если ты думаешь, что он открыл бы тебе смысл жизни, ты ошибаешься.

Альцина фыркнула.

– По себе судишь? Смысл жизни в наслаждениях, я это знаю давным-давно! Я хочу знать, что там дальше! Как все устроено? Что лежит за пределами этого чертова мира? Может, ты мне расскажешь, а?

– Я не сумею.

– Разумеется!

Евгений смотрел в ее безумные, алчущие глаза, и в голову закралось воспоминание о пророчестве, произнесенном Альциной три месяца назад.

– Если ты так хочешь узнать, то почему… – он замешкался, хотя выбирать выражения было сейчас явной глупостью. – Почему не…

– Что?

– Ты знаешь.

Губы Альцины мрачно сомкнулись, от злорадства не осталось и следа. Взгляд сделался тяжелым и затравленным. Она молча, сняла браслет и показала Евгению свое левое запястье, на котором красовались два поперечных шрама. Один зажил достаточно давно, а второй был сделан явно несколько дней назад.

– Хочешь спросить, почему я не убью себя? Почему – хм… А ведь я презираю эту вашу жизнь. И не как эта дура Маша Вранек, а по-настоящему! Почему еще не убилась – хо-хо! – она резко развернулась и, ударив кулаком дверь, вышла из ванной. – Потому что карты не легли, вот почему!

Евгений хотел выйти следом, но вместо этого сел на край ванны и закрыл лицо ладонями. Все было похоже на один бесконечный бредовый ночной кошмар. Кошмар, который только начинался.