Стража! Стража!

- -
- 100%
- +
– Благодарю вас, сир, – ответил Ваймс. – Ну что ж, ребята. Вы слышали, что сказал его милость.
– Но к тебе это не относится, капитан. Нам еще надо побеседовать.
– Да, сир? – тоном простодушного непонимания ответствовал Ваймс.
Рядовой состав, бросая на Ваймса сочувствующие взгляды, поторопился покинуть помещение.
Патриций подошел к краю пола и выглянул вниз.
– Бедный Воунз.
– Да, сир. – Ваймс уставился в стенку.
– Знаешь, я бы предпочел, чтобы он остался в живых.
– Да, сир?
– Заблудшая овца, это верно, но очень полезный человек. Золотая голова. Ею он мог бы и в дальнейшем помогать мне.
– Да, сир.
– Остальное, разумеется, можно было бы выбросить.
– Да, сир.
– Я пошутил, Ваймс.
– Да, сир.
– Он ведь так и не понял сути потайных ходов.
– Нет, сир.
– Этот молодой человек… Моркоу, так, кажется, его зовут?
– Да, сир.
– Сообразительный юноша. Ему нравится служба в Ночной Страже?
– Да, сир. Он на своем месте, сир.
– Вы спасли мне жизнь.
– Сир?
– Пойдем.
Величавой поступью, с Ваймсом, следующим по его стопам, он зашагал по разрушенному дворцу, пока не достиг Продолговатого кабинета. Там было прибрано. Помещение избегло общей участи, и единственный след, оставленный постигшим дворец опустошением, заключался в толстом слое пыли. Патриций сел за стол, и внезапно показалось, как будто он никогда и не покидал своего места. Ваймсу невольно подумалось: а может, это и правда так и ему все только привиделось?
Патриций нашел нужную связку бумаг и стряхнул с нее штукатурку.
– Печально, – произнес он. – Волч так ценил порядок.
– Да, сир.
Патриций сложил руки домиком и поверх него посмотрел на Ваймса.
– Позволь дать тебе совет, капитан.
– Да, сир?
– Он поможет тебе найти в мире осмысленность.
– Сир?
– Мне кажется, жизнь для тебя так трудна, потому что ты считаешь, что есть хорошие люди и есть плохие люди, – пояснил патриций. – Но ты, разумеется, заблуждаешься. Есть, всегда и только, плохие люди,однако некоторые из них играют друг против друга.
Он махнул рукой в направлении города и подошел к окну.
– Гигантское волнующееся море зла, – произнес он почти таким тоном, каким говорят о частной собственности. – Где-то, конечно, оно бывает и помельче, однако где-то – о! – где-то оно намного глубже. Но люди вроде вас сооружают маленькие плотики из правил и туманно благих намерений и говорят: «Вот оно, противоположное, и оно в конце концов обязательно победит!» Поразительно!
Он добродушно похлопал Ваймса по спине.
– Там, внизу, – продолжал он, – живут люди, которые последуют за любым драконом, поклонятся любому богу, проигнорируют любое беззаконие. Из какой-то своей тоскливой, скучной, бытовой плохости. Я говорю не о творческой, высокой мерзости великих грешников, а о ширпотребе душевного мрака. О, так сказать, грехе, лишенном всякого намека на оригинальность. Они принимают зло не потому, что говорят «да», а потому, что не говорят «нет». Мне очень жаль, если это тебя обижает, – добавил он, положив руку на плечо капитану, – но на самом деле ты в нас нуждаешься.
– Неужели, сир? – спокойно ответствовал Ваймс.
– О да. Мы – единственные, кто знает, как заставить мир крутиться. Видишь ли, единственное, что хорошо получается у хороших людей, – это ниспровергать плохих. Нельзя не признать, в этом вы специалисты. Сегодня звонят во все колокола и сбрасывают с трона злого тирана, а назавтра кто-то уже сидит и жалуется, что теперь, после того как сбросили тирана, никто не выносит мусор. Потому что плохие люди умеютпланировать. Это, можно сказать, неотъемлемое их свойство. У любого злого тирана есть план, как управлять миром. А хорошим людям, похоже, этим мастерством никогда не овладеть.
– Может быть. Но во всем остальном вы заблуждаетесь! – воскликнул Ваймс. – Это все из-за того, что люди боятся, и от одиночества…
Фраза повисла в воздухе. Даже для него самого это прозвучало как-то пусто. Наконец Ваймс пожал плечами.
– Они просто люди, – закончил он. – И поступают так, как свойственно простым людям, сир.
Лорд Витинари ответил дружеской улыбкой.
– Разумеется, разумеется, – согласился он. – Тебе, наверное, надо в это верить. Иначе ты сойдешь с ума. Тебе покажется, что ты стоишь на мостике толщиной с волосинку над самыми сводами преисподней. Иначе существование превратится в черную муку, и надеяться останется лишь на то, что жизнь прекратится хотя бы после смерти. Я вполне тебя понимаю.
Он окинул взглядом стол и вздохнул.
– А сейчас, – продолжил он, – нам предстоит много работы. Увы, бедняга Воунз был хорошим слугой, но никудышным хозяином. Так что можешь идти. Выспись как следует. О, и завтра приведи своих людей. Город должен выразить им свою благодарность.
– Что-что? – переспросил Ваймс.
Патриций бросил взгляд на длинный список дел. В его голосе вновь зазвучали отстраненные нотки, свойственные человеку, который организует, планирует и контролирует.
– Выразить благодарность, – повторил он. – После всякого победоносного освобождения должны быть свои герои. Тогда все поймут, что все прошло как положено.
Он посмотрел на Ваймса поверх списка.
– Таков естественный порядок вещей, – объяснил он.
Через несколько секунд, сделав несколько пометок карандашом на лежащей перед ним бумаге, он вновь поднял взгляд.
– Я сказал, – произнес он, – что ты можешь идти.
Ваймс еще немного постоял у двери.
– Вы действительно во все это верите, сир? – спросил он. – Насчет бесконечного зла и черной пустоты?
– Действительно, действительно. – Патриций перевернул страницу. – Это единственно возможное логическое заключение.
– И все же вы каждое утро встаете с постели, сир?
– М-м-м-м? Да? Это ты к чему?
– Мне просто хотелось бы знатьпочему, сир.
– О, Ваймс, уйдешь ты наконец или нет? Вот молодец…

По темной, продуваемой сквозняками пещере, вырубленной в самом сердце дворца, проковылял библиотекарь.
Забравшись на остатки незадачливых драконьих сокровищ, он склонился над неловко изогнутым телом Воунза.
Потом очень осторожно протянул руку и вытащил из стынущих пальцев «О Призывании Драконов». Сдул с книги пыль. Он обращался с ней нежно, как будто с испуганным ребенком.
Библиотекарь собрался было спуститься с сокровищ, но что-то еще привлекло его внимание. Вновь наклонившись, он осторожно вытянул из груды поблескивающих побрякушек еще одну книгу. Это была не его книга – разве что в общем смысле, в котором под сферу его юрисдикции подпадали вообще все книги в этом мире. Библиотекарь осторожно перевернул несколько страниц.
– Прихвати ее с собой, – раздался сзади голос Ваймса. – Унеси ее отсюда. И спрячь куда-нибудь подальше.
Орангутан кивнул и под бряканье осыпающихся побрякушек спустился с груды сокровищ. Мягко похлопав Ваймса по коленной чашечке, он открыл «О Призывании Драконов», некоторое время листал скукоженные и осыпающиеся страницы в поисках нужной, после чего молча передал книгу Ваймсу.
Щурясь от напряжения, тот принялся разбирать коряво нацарапанные строчки.
И все же драконы, гаварю я, не па падобию идинорогов сатворены. Абитают они в ниведомом Краю – а в каком, зависет от чиловеческих Ваабражения и Хатения. Патаму каждый рас, кагда кто-то призывает их и указывает им дарогу в этот мир, он вызывает сваего собственого дракона.
Патому мыслю я, что ежели Дракона Силы вызавет Чистый Сердцем, то сатворит благо. И виликое это дело начнется сегодня ночью. Все гатово. Я трудился не пакладая рук, дабы стать дастойным сасудом…
«Край Воображения, – подумал Ваймс. – Вот, значит, куда они ушли. В воображение людей. И, вызывая их, мы придаем им форму. Это как выдавливание теста в формочки. Только в результате получаются не имбирные пряники, а то, что ты есть. Твой собственный мрак, обретший форму…»
Ваймс перечитал строки еще раз и заглянул на следующие страницы.
Их было немного. Оставшаяся часть книги представляла собой спекшуюся массу.
Ваймс вернул книгу библиотекарю.
– Что за человек был этот де Малахит? – поинтересовался он.
Библиотекарь погрузился в размышления, естественные для существа, знающего «Беографический Славарь Города» наизусть. Потом пожал плечами.
– Какой-то особенно святой?
Орангутан отрицательно покачал головой.
– Тогда, может, особенно злобный?
Библиотекарь опять пожал плечами и качнул головой.
– Будь я на твоем месте, – посоветовал Ваймс, – то положил бы эту книгу в безопасное место. А заодно и сборник «Законов и Пастановлений». Они чертовски опасны.
– У-ук.
Ваймс потянулся.
– А теперь, – произнес он, – пойдем-ка опрокинем по маленькой.
– У-ук.
– Но только по маленькой.
– У-ук.
– И ты за себя платишь.
– И-ик.
Остановившись, Ваймс вгляделся в большое мягкое лицо.
– Скажи мне, – задумчиво спросил он, – я давно хотел узнать… так лучше, быть орангутаном?
Библиотекарь задумался.
– У-ук, – ответил он.
– О! Надо же.

И вот настал следующий день. Зал от стены до стены забили высокие гражданские сановники. Патриций, окруженный членами городского совета, восседал в своем суровом кресле. Все присутствующие улыбались восковыми улыбками людей, согбенных от беспрерывных усилий на поприще добрых дел.
Госпожа Сибилла Овнец восседала отдельно, облаченная в несколько акров черного бархата. На пальцах, шее и кудрях сегодняшнего парика поблескивали наследственные украшения Овнецов. Общее впечатление было умопомрачительным, такое же мог бы произвести глобус с изображением рая.
Ваймс во главе рядового состава промаршировал, чеканя шаг, в центр зала и замер – шлем под локтем, как положено по уставу. Его поразило, что даже Шноббс постарался: на грудной пластине капрала нет-нет да и просматривалось некое смутное подозрение на сверкающий металл. С лица же Колона не сходило выражение такой важности, что казалось, будто у него запор. Латы Моркоу сияли.
Колон впервые в жизни отдал честь так, как будто днями тренировался перед зеркалом.
– Все на месте, и все в порядке, сэр! – рявкнул он.
– Очень хорошо, сержант, – холодно ответил Ваймс.
Повернувшись к патрицию, он вежливо приподнял бровь.
Лорд Витинари махнул рукой.
– Вольно, или как там это у вас говорится, – произнес он. – Зачем нам здесь эти церемонии? А, капитан?
– Как вам будет угодно, сир.
– А теперь, дорогие друзья, – говоря, патриций слегка наклонился вперед, – до нас дошли известия о подвигах, совершенных вами при защите города…
Банальности текли и текли, и Ваймс предпочел отдаться течению собственных мыслей. Какое-то время он наблюдал за выражением лиц глав Гильдий, и это его слегка позабавило. По мере течения речи патриция эти выражения сменяли одно другое, словно картинки в калейдоскопе. Разумеется, церемонии вроде этой жизненно важны. Благодаря им события приобретают опрятный изаконченный вид. После чего им самая дорога в Лету. Вслед за многими другими главами длинной и волнующей истории и т. д. и т. п. Анк-Морпорк поднаторел в умении открывать новые главы.
В поле зрения капитана попала госпожа Овнец. Она сморгнула. Ваймс мгновенно перевел взгляд на сановника прямо перед собой, выражение его лица внезапно стало деревянным, как доска.
– …В знак нашей благодарности, – закончил патриций, усаживаясь.
Ваймс осознал, что все взгляды устремлены на него.
– Простите? – произнес он.
– Я сказал, капитан Ваймс, что мы пытались придумать какой-то способ отблагодарить ваших людей. Различные граждане, в которых силен дух общественности, – взгляд патриция втянул в свою орбиту членов городского совета и госпожу Овнец, – и, разумеется, я сам, в общем, мы считаем, что ваших людей следует соответствующе вознаградить.
Ваймс по-прежнему смотрел на патриция непонимающим взглядом.
– Вознаградить? – переспросил он.
– Таков обычай, героев награждают, – слегка раздраженно разъяснил патриций.
Ваймс опять уставился прямо перед собой.
– Как-то не подумал об этом, сир, – ответил он. – Само собой, за моих людей я говорить не могу.
Последовала неловкая пауза. Краем глаза Ваймс заметил, как Шноббс толкает сержанта под ребро. В конце концов Колон выступил вперед и отчебучил еще один салют.
– Позвольте сказать, сир, – пробормотал он.
Патриций милостиво кивнул.
Сержант кашлянул. Потом снял шлем и вынул из него клочок бумаги.
– Э-э, – изрек он. – Дело такое, если ваша милость позволит, мы подумали, того, ну, что со всем этим спасением города и всем остальным, в общем… мы всего лишь поймали злодея на месте преступления, вот как… так что, э-э, мы считаем, что имеем право… Если вы понимаете, куда я клоню…
Собравшиеся закивали. Такое поведение соответствует сценарию.
– Не робейте, говорите, – подбодрил сержанта патриций.
– Так что мы вроде как все вместе обмозговали это дело. – Сержант опять замялся. – Ведь сделать все это было не фунт изюма…
– Прошу, сержант, переходи к сути. – Патриций нетерпеливо забарабанил пальцами по подлокотнику. – Ни к чему без конца останавливаться. Мы прекрасно отдаем себе отчет ввеличии вашего подвига.
– Верно, сир. Так вот, сир. Во-первых, жалованье.
– Жалованье? – переспросил лорд Витинари. Он перевел взгляд на Ваймса, но тот смотрел прямо перед собой.
Сержант поднял голову. Выражение его лица было выражением человека, который твердо решил довести дело до конца.
– Да, сир, – повторил он. – Тридцать долларов в месяц. Это несправедливо. Мы подумали… – Облизнув губы, он оглянулся на двух своих товарищей, которые, стоя у него за спиной, поддерживали его малопонятными ободряющими жестами. – Так вот, мы подумали, как насчет основного оклада, скажем, в тридцать пять долларов? В месяц? – Сержант попытался прочесть что-нибудь на разом окаменевшем лице патриция. – С надбавкой в зависимости от должности? С надбавкой, скажем, долларов в пять.
Сбитый с толку выражением лица патриция, он опять облизнул губы.
– Меньше чем на четыре мы не согласимся, сир, – закончил он. – И мы это твердо решили. Извините, ваша светлость, но это так.
Взгляд патриция опять перешел сначала на бесстрастное лицо Ваймса, а потом на рядовой состав.
– Этотак? – переспросил он.
Шноббс шепнул что-то в ухо Колона и нырнул обратно под защиту Моркоу. Истекающий потом сержант вцепился в шлем, как будто тот был единственным предметом в мире, оставшимся реальным.
– И есть еще кое-что, ваше высочество, – произнес он.
– Ага! – Патриций понимающе улыбнулся.
– Чайник. Он и раньше-то был не ахти, а потом и вовсе Эррол его съел. Стоил почти два доллара. – Сержант сглотнул. – Нас бы устроил новый чайник, это ведь не так много, ваше превосходительство.
Патриций, вцепившись в подлокотники, наклонился вперед.
– Мне хотелось бы внести полную ясность в данный вопрос, – холодно произнес он. – Правильно ли мы поняли, что за свои заслуги вы просите ничтожную прибавку к жалованью и предмет кухонной утвари?
Теперь в ухо Колона зашептал Моркоу.
Колон уставился выпученными водянистыми глазами на членов городского совета. Ободок шлема мелькал у него в пальцах, как крылья ветряной мельницы.
– Ну, – начал он, – иной раз, мы подумали, ну, вы знаете, когда у нас обеденный перерыв или когда все затихает, такое иной раз случается в конце смены, нам, понимаете ли, хочется немного расслабиться, остыть… – Его голос ослабел и затих.
– И?
Колон набрал в грудь побольше воздуха.
– Доска для игры в дротики, но это, наверное, уже чересчур, да?..
Последовавшее гробовое молчание было нарушено беспорядочным фырканьем.
Шлем Ваймса выпал из его трясущейся руки. Грудная пластина ходила ходуном – то подавляемый годами смех неконтролируемыми взрывами вырывался наружу. Повернувшись к сидевшим в ряд главам Гильдий, он все смеялся и смеялся, пока на глазах у него не выступили слезы.
Смеялся над их разом вытянувшимися лицами, застывшими в выражении смятения и оскорбленного достоинства.
Смеялся над намеренно неподвижным лицом патриция.
Смеялся за мир и за спасение душ.
Смеялся, смеялся и смеялся, пока на глазах у него не выступили слезы.
Шноббс вытянул шею, чтобы дотянуться до уха Колона.
– Я жеговорил, –прошипел он. – Я говорил, что они ни в жизнь не согласятся. Я знал, что просить доску – это испытывать судьбу. Ну вот, теперь ты окончательно разозлил их!



Ваймс постучал в дверь.
Сразу бросалось в глаза, что предпринимаются отчаянные попытки несколько принарядить поместье Овнецов. Воинственно захватывающий все новые и новые территории кустарник был оттеснен на задворки безжалостными садовыми ножницами. Пожилой рабочий на верхушке лестницы гвоздями прибивал к стенам отвалившуюся лепнину, в то время как другой рабочий, вооружившись лопатой, довольно произвольным образом проводил границу между лужайкой и старыми цветочными клумбами.
Ваймс засунул шлем под локоть, пригладил волосы и постучал. Он подумывал, не попросить ли сержанта Колона выступить в качестве сопровождающего, однако быстро отказался от этой идеи. Все эти хихиканья и подмигивания сведут его с ума. Да и в самом деле, чего бояться? Три раза он был в самых когтях смерти; четыре, если посчитать тот случай, когда он велел лорду Витинари закрыть рот.
К его изумлению, дверь ему отворил дворецкий – настолько древний, что можно было подумать, будто воскресил его именно стук в дверь.
– Да-ас-с? – прошамкал он.
– Капитан Ваймс, Ночная Стража, – представился Ваймс.
Человек смерил его с головы до ног внимательным взглядом.
– Ах да, – нарушил наконец молчание он. – Ее светлость предупреждали. Полагаю, ее светлость сейчас с драконами. – Он склонил голову набок. – Если вам угодно подождать здесь, я…
– Я знаю, как туда пройти, – прервал его Ваймс и зашагал по заросшей травой тропинке.
Загон представлял собой развалины. Под клеенчатым навесом располагались видавшие виды деревянные ящики разных размеров. При виде Ваймса болотные дракончики, лежащие на дне ящиков, приветственно заскрипели.
Между ящиками деловито расхаживали две женщины. Скорее, две дамы. Для простых женщин у них был слишком неопрятный вид. Ни одна обыкновенная женщина даже мечтать не может выглядеть такой косматой и растрепанной; требуется абсолютная уверенность в себе, идущая от знания того, кто были твои прапрапрапрапрадеды, чтобы носить одежду вроде той, что была на этих дамах. Однако эта одежда, заметил Ваймс, была невероятно хорошей одеждой – во всяком случае, когда-то; одежда, купленная еще родителями, но настолько дорогая и такого высокого качества, что они ее так и не сносили, а передали по наследству, как в других семьях передают китайский фарфор, серебряную посуду и подагру.
«Тоже заводчицы, – подумал Ваймс, – разводят драконов. Сразу видно. Что-то есть в них такое, мгновенно узнаваемое. Манера носить шелковые шарфы, старые твидовые пальто и дедушкины сапоги для верховой езды. И, разумеется, запах».
Маленькая жилистая женщина с лицом, похожим на старое кожаное седло, вдруг заметила вновь прибывшего.
– Ах! – воскликнула она. – Вы, наверное, тот самый доблестный капитан.
Быстро запихнув заблудшую белую прядь под платок, она протянула Ваймсу жилистую коричневую руку.
– Бренда Родли. А это Рози Деван-Молей. Она управляет Санаторием для Больных Драконов «Солнечный Свет».
Вторая женщина, судя по сложению, способная одной рукой остановить шестерку лошадей, а другой подковать их, дружески улыбнулась Ваймсу.
– Сэмюель Ваймс, – слабо проговорил Ваймс.
– Моего отца тоже звали Сэм, – загадочно произнесла Бренда. – Сэму всегда можно довериться, говаривал он. – Она шикнула на дракончика, загоняя того обратно в ящик. – Мы тут просто помогаем Сибилле. Старые подруги, знаете ли. Вся коллекция, само собой, разлетелась. Чертенята болтаются по всему городу. Хотя наверняка вернутся, как проголодаются. Какой он линии, а?
– Прошу прощения? – не понял Ваймс.
– Сибилла считает, что он был отклонением, но, по-моему, поколения через три-четыре можно будет воссоздать то же сочетание генов. У меня лучшие производители, – добавила она. – Однако из этого должно получиться нечто особенное. Совершенно новый тип драконов.
Ваймс представил себе белые полосы в небе, оставляемые носящимися на сверхзвуковой скорости драконами.
– Э-э, – пробормотал он. – Да.
– Значит, надо продолжать.
– Э-э, нет ли здесь поблизости госпожи Овнец? – решился задать вопрос Ваймс. – Я получил сообщение от нее, она пишет, что мне обязательно надо прийти.
– Она где-то в доме. – Госпожа Родли кивнула головой в сторону здания. – Сказала, у нее там какое-то важное дело. О, поосторожнее с этим, Роз! Ну что ты за жирная дура!
– Более важное, чемдраконы? – усомнился Ваймс.
– Да. Не могу понять, и что это на нее нашло. – Бренда Родли покопалась в кармане большого, не по размеру, жилета. – Рада была познакомиться с вами, капитан. Всегда приятно встретить нового любителя драконоводства. Заходите всякий раз, как будете проходить мимо, я буду более чем счастлива показать вам свои владения. – Вытащив неряшливую визитную карточку, она вложила ее Ваймсу в руку. – А сейчас нам пора идти, до нас дошли слухи, что некоторые из дракончиков пытаются вить гнезда на башне Университета. Этого нельзя допустить. До темноты их надо оттуда забрать.
Подняв с земли уже приготовленные сети и веревки, Бренда Родли зашагала прочь по тропинке. Прищурившись, Ваймс принялся изучать карточку.
Она гласила: «Бренда, госпожа Родли. Наследственное Именье, Замок Щеботанский, Щеботан». Это значит, озарило Ваймса, что женщина, похожая на живую ярмарочную палатку и удаляющаяся сейчас по тропинке, не кто иная, как вдовствующая герцогиня Щеботанская, которой принадлежит больше земель, чем можно увидеть с очень высокой горы в самый ясный день. Есть, похоже, какой-то особый вид нищеты, который могут себе позволить лишь очень, очень богатые люди…
«Вот как в этом мире приобретается власть, – подумал он. – Надо просто наплевать на мнение окружающих и никогда, никогда, никогда не сомневаться в правильности своих действий».
Он поплелся обратно к дому. Дверь была отворена. Она вела в большой, но темный и слегка заплесневелый зал. Под потолком висели грозные головы убитых животных. Судя по всему, Овнецы извели больше видов, чем эпоха оледенения.
Не зная, куда направиться дальше, Ваймс вошел в следующее помещение, отделанное красным деревом.
Помещение это оказалось столовой и содержало в себе стол того самого типа, что люди, сидящие на разных концах такого стола, находятся вместе с тем в разных временных зонах. Сейчас на одном конце поблескивала колония серебряных подсвечников.
Стол был накрыт на двоих. По сторонам от каждой тарелки батареями лежали ножи и вилки. В сиянии свечей поблескивал старинный хрусталь.
Ужасное предчувствие накатило на Ваймса – одновременно с волной «Обольсьона», самых дорогих духов из всех, какие только можно достать в Анк-Морпорке.
– Ах, капитан. Как мило с вашей стороны, что вы пришли…
Ваймс, не чувствуя под собой ног, медленно обернулся.
За его спиной стояла госпожа Овнец, величественная как никогда.
Словно в полубреду, Ваймс смотрел на ярко-голубое платье, все усыпанное бриллиантами, которые вспыхивали и играли в сиянии свечей, на копну волос цвета каштан, на слегка встревоженное лицо (эта встревоженность наводила на мысль, что целый батальон художников-декораторов только что разобрал свои помосты и отправился домой). Доносящееся до его ушей легкое поскрипывание означало, что скромные элементы корсета подвергаются сейчас воздействию сил, которые скорее характерны для ядра какой-нибудь крупной звезды.
– Я, э-э, – промямлил он. – Если вы, э-э. Если бы вы сказали, э-э. Я бы, э-э. Оделся бы во что-нибудь более подходящее, э-э. Чрезвычайно, э-э. Очень. Э-э.
Она двинулась на него, как сверкающая осадная машина.
Пребывая в каком-то полусне, он позволил усадить себя за стол. Должно быть, он ел, потому что из ниоткуда появлялся слуга с чем-то, нафаршированным чем-то еще, а позже возвращался и уносил тарелки. Время от времени реанимировался дворецкий и наполнял бокал за бокалом странными винами. Жар от свечей был такой, что, сидя рядом, можно было спечься. И все время госпожа Овнец говорила – звонким и в то же время каким-то ломким голосом – о размерах дома, об обязанностях, которые накладывает обладание крупной собственностью, о том, что пришло время Более Серьезно Отнестись к своему Положению в Обществе. А закатное солнце тем временем заполняло комнату красными красками. Голова Ваймса кружилась.










