© Второе пришествие аленького цветочка, 2025
ISBN 978-5-0067-2295-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Транзакция перевода дракона в закон
Основная тема
Основная тема Нобелевского доклада и монографии в жанрах наив, заумь, диагональное мышление, толкование слов:
смерть среды рождает организмы.
СМЕРТЬ СРЕДЫ ХРИСТИАНСТВА в ВЕЛИКУЮ ОККУЛЬТНУЮ СЛАВЯНСКУЮ РЕВОЛЮЦИЮ родила ОРГАНЫ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ КОМИССИИ —
православных ЧЕКИСТОВ.
Органы церковной безопасности, в будущем – это органы ВЧ Комиссии, стали брать КОМИССИЮ с народа СМЕРТЬЮ их ПРАВА. Языческое, православное «дохристианство» брало КОМИССИЮ с народа СМЕРТЬЮ их ГРЕХА – оправданием.
Предисловие
Всё ниже написанное – это эзотерика – то, что было до науки, перед ней.
Учёные лишь черпают знания из эзотерических архивов, затем переносят их в лаборатории и проверяют в пробирках.
Эзотерики всё знают наперёд учёных: им не надо проверять и доказывать.
Ибо из доказательства следует закон, а свободный закон-дракон может быть опасен.
Внимание, пациенты института мозга имени Бехтерева представляют: то, что не представляют себе учёные этого же института, изучающие и лечащие своих пациентов.
Темы: Сатира Шарли Эпдо, Юмор-Умора-Амур, Законофилия, Драконоведение, Органомания, Фаллософия, Ченнелинг, Диагональное Мышление, Мировой Заговор, Атлантическое Православие, Конспирология, Толкование слов, Переводы с русского на русский.
In Nomine Dei Nostri Satanas, Luciferi Excelsi.
Нестихи
Нестихи – это не стихи, это не научная, эзотерическая медитация, стихотворения в прозе, проза в стихах, в жанре ченнелинг, наив и заумь.
Мы воображаем из себя
Мы воображаем из себя причину появления слов.
Мы – пленники голодного рассудка.
Из нам не явленного смысла
готовим плов для хищного желудка.
Приправим блюдо ревностью и злостью,
порежем жадности кусок,
и, чтоб не подавиться костью,
её под нож заточим о брусок.
И вот на трапезу собрались
все господа: король, валет и туз,
и только дамы задержались,
их долго парили из Муз,
добавив музыки и визга,
и мозга – из мужского организма.
Кисель сварили на десерт
из возражений и антагонизма.
Игру по скорому поставили на кон,
закрыли на замок закон,
карт бланш, пирожные и корж,
и тут реваншу пригодился нож.
Реваншу голого цинизма
нож послужил оценкой артистизма.
Висят на языке слова
Висят на языке слова,
они хотят иметь права:
права на человека.
Свобода, воля, тело, боль,
закон, запрет, наука, право.
Добро играет свою роль.
Актёру Зла: овации и браво.
Добро – Материя, процесс, живой спектакль.
Зло – это прах:
когда к добру срок годности явился.
Где славы нимб, где истины пентакль:
в коробке драгоценных слов —
на них народ купился.
Слова, как драг металл, наркотик из эфира,
упрямый человек на них купил все чувства мира.
Самооценку переиздают слова,
чтоб человеку не мешала голова.
Был Божий человек так мил,
пока себя словами оценил.
Всегда рабами были мы
Всегда рабами были мы,
в одной лишь букве разница:
slavs или slaves – раб Солнца иль Луны,
всегда нас посылало Небо в розницу,
в своё небесное имение,
ему не интересно у товара мнение.
Счастливыми рабами Солнца,
у костерка прозрачного оконца,
кололи свастики тотем,
гулять водили нас в Эдем.
Нам Солнце золото дарило,
молчание рабов – их прав мерило.
Оправдываться повода не ждали,
однако поводок с нас не снимали.
Рабы Светила звали'сь славянами,
пороли нас словами пряными.
Рабов со львами на арене —
их в гладиаторы назначили цари,
на главной сцене,
чтобы к себе привлечь внимание,
и отобрать отвагу и влияние,
за золото в монетах,
за право победить,
и в силе цезаря народы убедить.
А позже крепостными стали мытари,
а их владельцы записались в бары.
В рабов славяне перекочевали,
когда словами новыми их потчевали,
и меч отняли и зеркальный щит отменный,
и цепи золотые рабства.
Религии неприкосновенной
не ожидали подлого коварства,
иммунитета фиговый листок,
пригнавшей ветром на восток,
на органы надели,
а далее – рабы наделе:
лаг половых гулага,
рабы совхоза и сельпо продмага,
рабы варёной колбасы
и ранней утренней росы.
Подумаешь рабы:
уж лучше, чем быть рыбой,
иль телевизора огромной глыбой,
иль соловьём на глупой ветке,
или углём в чугунной вагонетке,
ведь сам Господь
Электроток давно живёт в розетке,
как раб он поджигает кинескоп,
мы все – рабы, и даже мент и коп.
Сейчас рабы мы умного смартфона,
он в пропасть нас ведёт
под запись с микрофона,
нам улучшая жизни качество,
записывая в новое батрачество.
Умнее человека слово было,
пока приставку окончанием накрыло.
Тогда умение превратилось в мнение,
любой-в любовь, а выживание-в подчинение.
Теперь у человека нет души,
с ней в интернет играют малыши.
Сам человек-давно в неволе-Вольт,
и ум и сила в человеке Кольт.
Мы – перекрестие мишени,
заложники креста и хрени,
снаружи права не имеем,
мы тварь внутри дрожащую лелеем.
Не знает мотылёк, что пламя – грех
Когда ошибки назначили грехами
все человеки стали пастухами:
грехи пасти, чтобы себя спасти,
от весточки случайной совести.
От ангела Иммунитета,
крушащего запреты без кастета,
от дяди Миши-Мануила,
чья дочка Помощь очень мила.
Так в человеке возник антагонизм:
питается грехами организм,
и от греха бежит, меняя дату вылета,
боясь с небес упасть всемирного залёта,
не насладившись крутизной полёта.
Но воздержание долгое от всех грехов
не сняло подозрительных оков,
напротив, око встало против ока,
а зуб застрял между клыков.
У Боли появилось оправдание:
в зачёт себе загадывать желание,
быть невидимкой для анестезии,
и притворяться амнезией.
Копили мы грехи и брали на себя,
пока внутри скопилась вся депрессия
– из мыслей толчеи о безопасности,
которых мы стыду придали гласности,
из очереди в слово воплощение,
чтобы вернуть себе прощение,
что в зеркале осталось отвращением,
к голографической толпе, к словам,
интеллигентным, недоступных головам.
На голову надели толкований сито,
грехами голова порезана-побрита,
с вещами на этап-нам из кормушки голос,
теперь не упадёт с твоей макушки волос.
Энергия греха мистически легка,
как пёрышко у мотылька:
чуть дунул-сила тяготения,
и вот – уже желание и хотение,
чтобы отчалил айсберг нетерпения,
и к пламени спешить на всех перах,
как раненый Титаник на парах,
от грубой силы белой льдины,
как добрый зверь от нелюдины.
Не знает мотылёк, что пламя – грех,
он смело палит перьев мех,
от Смерти получает удовольствие,
огонь поставив на довольствие.
В толковом нимбе головы
В толковом нимбе головы так много слов,
что не имея как их применить —
из них готовят плов,
по вкусу добавляя мыслей нить.
Спасение, воскресение, наслаждение,
меж ними благодарности течение:
лишь благодарности флюид
в огне астральном не горит.
Он смазка лёгких состояний,
в пути событий и признаний,
вот негатива к позитиву,
флюид меняет всю картину.
Смерть – окончания срока вещи.
Как гвозди из доски вытаскивают клещи,
чтоб быть прибитой снова,
вот два рывка и новая доска готова.
На ней уж лака слой за слоем,
по образам идёт конвоем.
Покрытий липких череда,
для блага, дара, смерти – «да».
Смерть – да, жизнь – ад,
если укажешь наугад.
Смерть есть ничто,
Жизнь есть никто,
но будет вечен конь в пальто.
Коза, баян, вопрос-ответ,
все посылают нам привет,
игла и курица в яйце,
все примостились на лице.
Бога Случая святое оправдание
Несправедливостей багаж приводит к утомлению.
Мы, обвиняя, входим в раж
невинных посрамления.
Угрозыск рыщет в нашей голове,
берёт одну улику, пишет-две,
пытает вольные найти Стремления,
доводит Мысли и Слова до удивления,
Закинув намерение в стремя,
переписав на Обвинение Время,
чтобы лишить наследства Оправдание,
и вызвать рвоту у Признания,
от состояния правоты сознания,
без мысли о грядущем преступлении,
ещё не находясь в известном заведении.
Нам всё равно-мы можем разбежаться,
дать телу на молекулы распасться,
или во всех грехах заранее признаться,
пойдя на поводке бездушного закона,
забыв о сказке про дремучего дракона,
оставив ядрам атомов заряд,
болезни лучевой-религии лукавой:
казнить и обвинять вокруг и всех подряд.
У человека два лишь измерения,
посередине – Ожидания Тление:
поднять наверх и опустить решение,
к ворам податься иль к святым,
процент платить или калым.
Угрозу потчевать уликами сырыми,
в опасность заворачивать спасение,
пугать волками серыми и злыми,
наше позорное, тщеславное хотение.
Мы вольны делать, что хотим,
искру выпрашивать у трения,
за шею молнию хватать,
чтобы усилить узость зрения.
Но, видит даже чёрт:
нет лучше и ценнее знания,
чем бога Случая святое Оправдание.
Любовь – это любой
Любой – вот ключ утерянный к любому,
теперь «любой» подобен троллю или гному.
Любой был лю'бый, жил один для всех,
по случаю, для радостных утех.
Любой живёт без сумасшествия привязки,
из случая невидимым выходит, как из сказки.
И в качестве секрета:
жизнь дарит Случай Любому без запрета.
На холст наносят всю палитру краски,
в котором прячут дверцу в рай,
где после рая сразу край, по краю, на краю,
и где в раскрой берут тебя и жизнь твою.
Привязка там-где выяснение отношения,
где вместо секса-серьёзные сношения,
как у политиков: конвой и котики,
где вместо фаллоса-копьё и дротики.
Холст – это порт, а случай – самолёт,
Любого Случай берёт к себе на борт.
Там человеку тихий ход или сидеть, как псу,
или дают отмашку, как на злобную осу.
Нет больше случаев для чело-века:
не нужно Случаю ни чела и ни века.
Когда любви назначили питание,
пришли иные шестерёнки в сочетание.
Духовность вдули в духовые инструменты,
тем временем из тела извлекались дивиденды.
Нагое тело любому возрасту пригодно,
любовь для тела и ума, как клякса инородна.
Но если жизнь, вы говорите – тока кровь,
то пот и слёзы – вот для вас любовь.
Секс – нижняя вибрация любого,
и он же – верхняя вибрация у бога.
Едино тело для любых богов,
чтоб за любовь не ставили рогов.
Человек оправдан изначально
Был человек оправдан изначально
7 тысяч лет тому назад,
он двигал камни виртуально,
он в воздухе возделывал свой сад.
Везде, вокруг царил Бог Случай,
и Православье было рай.
Никто лез в душу и не мучил,
а Право лилось через край.
Слов было мало, Силы много,
и Мысль летала не таясь,
считали люди себя богом,
не родилась причинно-следственная связь.
Ошибкой награждали как медалью,
а орденом слыла Вина,
на горизонте даль за далью:
Луна невинна и юна.
Все были наги, но не змеи,
детей любили обнажать,
слова и мысли-есть идеи
стремились смыслу подражать.
Всё было сладко неизбежно:
без выбора, закона, без тоски,
и мы в душе сжигали нежно
от дядьки Дьявола куски.
То было время Атлантиды.
У слов – иные имена.
Отцом служил я у Исиды,
и мне женой была Она.
Энергии источник в силе и в уме
«Челу» так хочется быть веком,
а телу – настоящим человеком.
Но попадая к оппонентам в стаю,
наследник расстаётся с раем,
и принудить другого хочет,
вторым иль третьим сделать,
что есть мочи,
пока четвёртый всех замочит.
Боится человек «вторых» ролей,
где первый – жрец всегда хитрей,
где третий – лидер и вожак,
сдирает со «вторых» пиджак,
и отнимает пайку пятого,
и в зад вставляет гайку для проклятого.
Вторым быть может каждый стать,
которого закон запрятал стать,
под уголовную статью,
в которой написал галиматью.
Закон-вот человеку страх и прах,
он откликается на стоны «ох» и «ах».
Закон – единственный для всех.
Для человека нет помех.
Закону одиноко, и ищет око он за око.
Да, человеку нужен только человек,
но не сыскать его во век:
закон-дракон по всюду рыщет,
и тоже человека ищет,
его слова берёт на пропитание,
себе и органам своим для процветания.
Нужна закону человека стать,
а так бы отдыхать и отдыхать,
парить в небесном одиночестве,
не вспоминать об имени и отчестве.
В начале, каждого, кто – без оков,
закон-ловец отлавливает,
цинично загово'ром стравливает
и беспричинно обезглавливает,
лишая слов.
Он из святого одиночества,
творит поганые пророчества.
Находит он антагонизм,
и загоняет в организм.
Он принуждает корпорации,
подсесть на мутные вибрации,
на не этичный дух коллективизма,
корпоративный – пофигизма.
Закон повсюду сеет выживание,
и колет невиновных на признание.
Что, мол, работал ты не в одиночку,
когда вставлял в ребро заточку.
Таков закон —
он ставит всех на кон:
для шулерской игры,
за цацки мишуры.
Он одному побыть не позволяет,
везде слова свои вставляет,
и тянет за язык и ставит в круг,
чтоб над одним смеялись все вокруг.
Но если только бы смеялись:
не били и не изгалялись.
Закон всех учит выживать
из жизни дружескую стать.
Закон не ищет духу облегчения,
но только груз ужесточения.
Закона маскировочный халат
всех незаметно отпускает в ад.
По Этике динамик – восемь,
и все они упали в осень.
Земля всосала их заряды,
устроив осени наряды.
Тотем рождённый от природы чист,
как конопляный, симметричный лист.
Но есть у человечества обряды,
закачивать в тела заряды:
инграмм, программ, магических структур,
и не выписывать спасительных микстур.
И так и сяк, из века в век,
не получает помощь человек,
никто не вызволяет из ловушки
его заложенные ушки.
Все правые сильны, все глупые умны,
и все до жадности разумны,
но выбор голоса почётно опускают в урны.
Энергии источник: и в силе и в уме,
в процессе на мосту к свободе,
меняя звук, мотив, тональности в игре,
мы создаём Атлантов на природе.
Прав полная для всех свобода
По-твоему: Невидимый жесток,
и он – как переменный ток.
Шаг вправо-влево шаг,
и со свинцом свидание,
разрушит временного тела здание.
Не каждый право получал,
любой не правду излучал.
Не всякому играет равенством Светило,
оно не притворяется, и это – очень мило.
Свобода разная на разной широте,
ум мыслит дольше в низкой частоте.
Долги есть только перед временем,
которое ложится скотским бременем.
Мы притворяемся-слова не врут,
они людей, как обруч гнут:
в стремлении к выживанию,
и к лучшему питанию.
Вот если всем, да – равные права,
и Оправдание,
то по иному быслужило Православие:
для обречённого на гибель мироздания.
Насилье бы давало силу,
и косвенно служило миру.
Насилие Мир разрушит Внешний,
и обратит себя на Внутренний, на «грешный»
– на путь себя опознавания,
и Возвращения обуздания.
Не станет массовых убийств,
портал откроется снаружи,
чтобы уйти из этой стужи,
из мысленного ада.
Самоуход-вот личная награда.
Убийство тела-ничтожно для души,
уже закон не крикнет-не греши.
Прав полная для всех свобода
врата откроет основанию для ухода.
Тварь, что дрожит внутри от страха,
ждёт правовая солнечная плаха.
Чтобы поесть не стало «есть»,
нам нужно хищника пресечь,
предвидеть, упредить его желание,
и прежде, чем нас скушают,
сорваться в несознание,
в воздушное, в иное,
где меньше перегноя,
в стремление, в тонкий рай,
где жизни бритвы край.
Где гости не глодают кости,
где Случай – Радогаст,
на всё для Совпадения горазд.
Где будущего нет,
где всё – из настоящего привет.
Невидимого гада в топку:
от Призрака нет толку.
Из ничего рождается среда,
будь на виду, навидь,
и будешь ты «всегда».
Без памяти о прошлом:
никогда.
Мы не уходим до конца,
из жизни крепкого ларца.
Нам не дают освобождения,
напоминая про спасение,
про долг явиться в воскресение.
Вменяют веру в наказание,
за сердца чистого признание.
Насилия обещают мир разрушить,
до основания, а затем,
кто был ничем, тот будто станет всем.
На лобном месте красят крест зелёный,
и голых садят на насест палёный.
Где петухи кричат и куры
какие же мы были дуры,
где в чане суп уже кипит,
аллах акбар, баран вопит,
и волка за решёткой злит.
Мир очевиден – это истина.
Мы не вернёмся сюда на:
не на поверку и проверку,
не на прожарку, на развод,
как бы в раю на стало жарко,
забудем мы от ада код.
И не по зову, не по клику,
и даже – по христову лику.
Не за наличные в обличье,
не в облике, не в образе отличном,
не по ошибке, не притворно,
не от оргазма-рукотворно.
Пусть тот, кто в середину веры сладко кончит
– нас нежно в нашем будущем прикончит.
Наш разум Жизнь ломает размножением
Наш разум Жизнь ломает размножением,
нам оставляя выяснение отношений.
Жизнь привлекли командовать влечением,
гоняться за здоровьем – увлечением.
Нам невдомёк:
для жизни мы с водой кулёк,
в котором иже и еси,
глазами воздух ловят караси.
Не ясно нам, что жизнь одна для всех,
и, что тела ей служат для утех.
Не знаем мы, что трение наших тел,
рой испускает уголовных дел,
из улья черепушки головы,
до слухов жадных и молвы.
Жизнь безопасна, если ей не противляться,
и телу не мешать, как хочет, проявляться.
Ограничение положения тел —
для жизни роковой удел.
Жизнь дарит телу полную свободу,
для выхода, но более – для входу:
для выхода в любое положение,
снаружи уменьшая напряжение.
Жизнь подписала страхом соглашение:
дать Страху Волю принимать решение.
Страх – главный в теле идеолог,
он и лингвист и политолог.
Она не поощряет Ома безопасность,
и в тело запускает Ума гласность,
тревогу заливает по сосудам,
даёт сигналы SOS судам и пересудам.
Любая безопасность дарит боль,
меняет тела правильную роль.
Роль безопасности играет Бес,
которого Христос укатывал в замес.
Жизнь не разумна – это поняли Атланты,
и потому играли с жизнью в фанты.
Они ввели в кровь жизни Оправдание,
и перестали загадывать желание.
Всё, что хотелось-ожидалось,
уж не питало к жизни жалость.
Жизнь намекала, что «жалеть меня не надо» —
вот тем и будет для людей отрада.
Нагое тело всё желанное хотело,
и потому легко имело и умело.
Жизнь в теле медлит еле-еле,
а человека обнаруживает в деле.
Дела, пустяшные дела,
опустошают кровные тела.
Покуда жизнь слова не захватила,
душу от слов тревогой не мутило.
Но эволюции процесс потребовал от слов эксцесс,
с бесценною приставкой бес.
Инструкций не давала Жизнь,
и лёгок Случай был:
Победе и Беде пути закрыл.
С питательной едой,
с пустою головой, в раю,
случайно, налегке,
жил человек в своём мирке.