Название книги:

Цветы Доброго Перекрёстка

Автор:
Алекс Прит
Цветы Доброго Перекрёстка

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

Цветы Доброго Перекрёстка

Пролог: Городская Пустота и Зов Дороги

Дождь стучал по стеклу высокого офисного окна, рисуя мутные дорожки на панораме серого города. Артём оторвал взгляд от монитора, где ряды цифр сливались в бессмысленный узор, и уставился в эту водяную мглу. Ощущение было знакомым, почти родным – плотная, тягучая пустота где-то под ребрами. Успешный проект сдан, босс доволен, счет в банке не вызывает паники. Все правильно. Все по плану. И все безнадежно… пусто.

Он подошел к окну, положил ладонь на холодное стекло. Где-то внизу копошились желтые такси, спешащие люди под зонтами казались серыми муравьями. Шум мегаполиса – гул машин, гудки, отдаленный рев стройки – проникал сквозь герметичные рамы, негромкий, но навязчивый, как фоновое излучение собственной неудовлетворенности. Он ловил себя на мысли, что давно не чувствовал тишины. Настоящей, глубокой, наполненной смыслом, а не просто отсутствием звука.

На подоконнике стоял одинокий фикус в строгом кашпо – "озеленение офисного пространства по фэн-шуй". Листья его были пыльными, некоторые кончики побурели от сухого воздуха кондиционеров. Артём ткнул пальцем в землю – она была сухой и твердой, как камень. Как его собственные дни.

– Ищете вдохновения, Артём Сергеевич? – коллега, проходя мимо, бросила дежурную улыбку. Он автоматически улыбнулся в ответ.

– Да вот, разминаюсь.

Вдохновения? Слово казалось сейчас таким же искусственным, как пластиковый фикус. Он искал чего-то другого. Чего-то настоящего. Ощущения земли под ногами, а не коврового покрытия под колесами кресла. Запаха дождя на траве, а не озона от принтеров. Человеческих лиц с историей, написанной в морщинах и глазах, а не с гладкими масками профессиональной вежливости.

Вечером, в своей стильной, но безликой квартире, он наливал не вино, а стакан воды. Смотрел на экран телефона – лента соцсетей пестрела фейерверками чужой, такой же, вероятно, нарисованной счастьем жизни. Он выключил телефон. Тишина квартиры была громче офисного гула. Она давила.

Артём подошел к книжной полке. Его взгляд скользнул по корешкам – бизнес-литература, психология успеха, технические справочники. И одна, затертая, в мягком переплете – сборник рассказов о деревне, купленный когда-то давно, в студенчестве, на вокзале. Он достал ее. Страницы пахли пылью и чем-то неуловимо далеким – сеном? Дождем? Детством, которого не было?

Раскрыв книгу наугад, он наткнулся на строки: "…а у старухи Агафьи под окном цвели мальвы, высокие, как свечи надежды, хоть жизнь ее и была не сахар…" Артём замер. Простые слова ударили с неожиданной силой. Цвели… Он не мог вспомнить, когда последний раз действительно видел цветы. Не срезанные в букете, не картинку на экране, а живые, растущие из земли, тянущиеся к солнцу. Цветы, которые значат что-то для того, кто их посадил.

Это было как щелчок. Тихий, но отчетливый. Звон разбитого стекла в гробовой тишине его упорядоченного мира.

Он отложил книгу. Подошел к большому окну, за которым горели бесчисленные окна других таких же коробок. Пустота под ребрами сжалась в тугой, болезненный комок, а потом… начала таять, замещаясь странным, почти забытым чувством – зовом.

Не планируя, не анализируя, Артём сел за компьютер. Не к рабочей почте, а к карте. Увеличил масштаб, уводя курсор прочь от сплетения магистралей и спальных районов. Вглубь. Туда, где линии дорог становились тоньше, извилистее, где зеленые пятна лесов и полей преобладали над серым. Его палец водил по тачпаду почти вслепую, пока не остановился на точке, не отмеченной никакими достопримечательностями. Просто название: Перекрёсток.

"Перекрёсток…" – прошептал он. Звук слова был странно уютным, как скрип половицы в старом доме. Никакой логики, никакого тревел-гида, никаких отзывов. Только название и зеленая дырка на карте. И это ощущение – что там может быть ответ. Там, где земля, где тишина, где люди живут, а не функционируют. Где, возможно, цветут цветы, которые что-то значат.

На следующий день он подал заявление на отпуск.

– Внезапно, Артём! Планов не было? – удивился начальник.

– Нашли себя? – подколола та же коллега.

Он снова улыбнулся, на этот раз чуть искреннее.

– Нет. Как раз собираюсь поискать.

Упаковка заняла минимум времени. Рюкзак, минимум одежды, старый фотоаппарат, блокнот и та самая книга. Он вышел из подъезда в серое утро, но в груди уже не было тяжести. Была странная, щекочущая нервы легкость. Пустота еще не ушла, но ее заполнило предвкушение. Предвкушение дороги, которая вела не просто в географическую точку, а куда-то вовнутрь. В место под названием Перекрёсток. Где, как ему вдруг показалось, воздух пахнет не выхлопами, а землей и цветами, а люди знают друг друга в лицо, даже если не разговаривают годами.

Машина тронулась с места, увозя его от зеркальных небоскребов. Серый пейзаж постепенно сменялся промокшими полями, редкими перелесками. Артём включил радио, но через минуту выключил – навязчивый ритм не вязался с новым состоянием души. Он открыл окно. Ворвался влажный, свежий, пахнущий прелой листвой и чем-то еще, неуловимо сладковатым, воздух. Цветы? – мелькнула мысль. Или показалось?

На обочине мелькнул куст дикого шиповника, отяжелевший от капель дождя. А дальше, за поворотом, – целое поле, еще не скошенное, где среди зеленой массы алели островки маков. Яркие, дерзкие, как капли крови на холсте. Артём невольно сбавил скорость. Он не был ценителем флоры, но красота эта была дикой, настоящей, не требующей одобрения. Она просто была.

Он свернул на еще более узкую дорогу, асфальт сменился укатанной гравийкой. Карта на телефоне захлебнулась, показывая лишь пустое поле с волнистой линией их маршрута. "Добро пожаловать в настоящую глушь", – усмехнулся он про себя, но тревоги не было. Было любопытство.

Именно тогда он увидел указатель. Старый, деревянный, покосившийся, с едва различимой надписью, выцветшей от времени и непогоды: "Перекрёсток →". Стрелка указывала на грунтовку, уходящую меж полей в сторону темнеющей на горизонте полосы леса.

Артём свернул. Гравий зашуршал под колесами громче прежнего. Мир за окном стал другим – ближе, детальнее. Каждая травинка, каждая лужица, отражение хмурого неба в ее глубине. Он почувствовал, как впервые за долгие месяцы дышит полной грудью. Воздух был напоен запахами земли, мокрой коры и… да, точно, едва уловимым, но отчетливым ароматом цветов. Незнакомым, сложным.

"Перекрёсток…" – произнес он вслух, и название вдруг обрело вес. Оно больше не было точкой на карте. Оно стало обещанием. Обещанием чего? Он не знал. Знания? Покоя? Себя?

Он ехал медленно, вглядываясь в появляющиеся вдали первые избы. Деревня. Какая она? Кто в ней живет? И главное – что цветет в палисадниках этих незнакомых домов, и почему этот запах кажется таким… важным?

Ветер, ворвавшийся в открытое окно, принес новую порцию ароматов – дымок из трубы, прелое сено и все тот же, навязчиво-нежный, цветочный шлейф. Артём улыбнулся самому себе, впервые за долгое время – искренне, без напряжения. Поиск только начинался. И первым его шагом стало это ощущение: где-то здесь, в этой точке под названием Перекрёсток, спрятана частичка мира, которой ему не хватало. Частичка, пахнущая землей и цветами.

Часть 1: Прибытие и Первые Впечатления

Грунтовка вилась меж полей, как потрескавшаяся коричневая лента. Машина Артёма, городской чистюля, теперь была в рыжей пыли по самые стёкла. Лес, казавшийся издали тёмной стеной, расступился, пропуская дорогу в долину, где и приютился Перекрёсток.

Первое, что ударило в нос, был не запах навоза, как он почему-то ожидал, а густой, пьянящий коктейль ароматов. Сладковатая пыльца, терпкая зелень скошенной где-то рядом травы, дымок – не угольный, а древесный, печной – и под всем этим, как прочный фундамент, влажное, живое дыхание земли. И цветы. Их запах был не один, а сотней разных нот, сплетенных в сложную, незнакомую симфонию. Артём затормозил почти у первого же дома, просто чтобы вдохнуть.

Деревня предстала перед ним не картинкой из туристического буклета, а живым, немного сонным организмом. Дома стояли не по линейке, а как придется: покосившиеся избы с резными наличниками, поблекшими от времени, соседствовали с аккуратными срубами, покрашенными в небесно-голубой или охряно-желтый. Крыши – черепица, шифер, местами старая дранка. Заборы – кто из горбыля, кто из сетки-рабицы, а кое-где просто плетень из ивняка. И везде, абсолютно везде – цветы.

Они буйствовали в палисадниках, карабкались по стенам на подставленных лесенках, скромно жались к крылечкам в жестяных банках и старых тазах. Розы, мальвы, лилии, флоксы, незнакомые Артёму синие и желтые колокольчики, пышные шапки гортензий. Каждый двор был уникальным садом, маленькой вселенной цвета и формы. Артём вышел из машины, пораженный. В городе он видел клумбы – ухоженные, выверенные ландшафтными дизайнерами. Здесь же чувствовалась рука хозяина, его характер, его история, высаженная в землю. Почему у этого дома такие яркие, почти кричащие георгины? А у соседнего – нежные, стыдливо опущенные головки львиного зева? И что за колючие, неприступные заросли чертополоха и ярко-алых маков виднелись за дальним, самым обшарпанным забором?

Тишина была не абсолютной. Где-то кудахтали куры, мычала корова, доносился отдаленный стук топора. Но после городского грохота это была музыка. Артём потянулся за фотоаппаратом, но остановился. Снимать сейчас казалось кощунством. Нужно было просто стоять и впитывать.

– Городской, видать? – раздался голос сбоку, не грубый, но и не особо приветливый.

Артём обернулся. На крылечке соседнего дома сидел старик. Лицо – как карта старой, трудной местности, все в морщинах и складках. Густые брови нависали над маленькими, колючими глазами. Он курил самокрутку, дым стелился сизой лентой. В руке – тупой садовый нож, которым он чистил какую-то палку. Цветы вокруг него казались особенно контрастными его суровости: те самые алые маки, крупные, как блюдца, и колючий, воинственный чертополох с лиловыми верхушками.

 

– Да, – ответил Артём, стараясь звучать дружелюбно. – Проездом… ну, или насколько задержусь.

Старик фыркнул, выпустив клуб дыма.

– Проездом… Все вы тут проездом. Шум наделаете, мусора набросаете – и смылись. – Он ткнул ножом в сторону дороги. – А Перекрёсток – место тихое. Люди свои дела делают. – Взгляд его скользнул по пыльной машине Артёма с явным неодобрением.

– Постараюсь не шуметь, – пообещал Артём, чувствуя себя неловко, как школьник перед строгим учителем. – А как вас зовут?

– Егор Петрович, – буркнул старик. – А тебя звать не надо. И без тебя знаем. – Он отвернулся, демонстративно углубившись в чистку палки. Разговор был окончен.

Артём вздохнул. Ну что ж, первая встреча – и сразу "ворчун", как он мысленно окрестил Егора Петровича. Он сел в машину и медленно поехал дальше, вглубь деревни, мимо домов и их цветущих стражей. Люди попадались редко: женщина несла ведра на коромысле, кивнула ему с безразличным любопытством; старушка в платочке копошилась на грядке за забором, не поднимая головы. Все знали друг друга, это чувствовалось. А он был чужаком на их территории.

Центром деревни, как ему показалось, была небольшая лужайка с могучим старым дубом. Под ним – скамейка. И здесь, на самом видном месте, стоял дом, который сразу притянул взгляд. Не самый новый, но ухоженный, с резными наличниками, выкрашенными в белый и голубой. А палисадник. Он был похож на солнечный улей. Высокие, мощные подсолнухи тянулись к небу, их золотые шляпки сияли даже в пасмурный день. А у их подножия – целое море белых ромашек с желтыми серединками, простых, но невероятно жизнерадостных. Запах меда и тепла витал в воздухе. И на крыльце, в плетеном кресле, сидела хозяйка этого солнечного царства.

Пожилая женщина, полная, с добрым, лунообразным лицом, обрамленным седыми, аккуратно убранными под платочек волосами. Она вязала что-то ярко-желтое и что-то напевала себе под нос. Увидев подъезжающую машину и растерянное лицо Артёма, выглядывающее из окна, она сразу улыбнулась. Улыбка была широкой, искренней, освещающей все вокруг, как её подсолнухи.

– Ой, батюшки! – воскликнула она голосом, звонким, как колокольчик. – Гость! Настоящий городской гость! Здравствуй, милок! Заблудился, поди?

Артём выключил двигатель и вышел, невольно отвечая на улыбку.

– Здравствуйте. Не то чтобы заблудился… Я искал Перекрёсток. Артём.

– А я Марфа Семёновна! – женщина отложила вязание и поднялась, потирая поясницу. – Ну, вот и нашли, родной! Молодчина! А мы уж думали, к нам дорогу вовсе забыли. – Она окинула его внимательным, но очень добрым взглядом. – Устал с дороги-то? Видок у тебя… городской. Бледный. Земли под ногами не чувствуешь, поди?

Артём только кивнул. Точнее не скажешь.

– То-то же! – Марфа Семёновна кивнула с пониманием. – Ну, раз приехал, значит, надо чайку горяченького, с пылу с жару! И пирожок? У меня сегодня с яблоками, из печки. – Она уже двигалась к калитке, распахивая её с таким гостеприимством, будто ждала его годами. – А где ночевать-то будешь? У меня, поди, места нет? – Она подмигнула. – У старухи одной? Боишься?

– Нет, что вы… – смутился Артём. – Я как раз думал, не сдает ли кто комнату…

– А у меня как раз сдается! – обрадовалась Марфа Семёновна. – Чистенькая, светлая, окошко в сад! Прямо для тебя, искателя! Заходи, заходи, не стой на дороге!

Артём последовал за ней, окунувшись в аромат пирогов, свежей краски (где-то явно недавно подкрашивали) и все тех же цветов – подсолнухов и ромашек. Солнечная энергия Марфы Семёновны была заразительна. После ворчливого Егора Петровича это было как глоток горячего чая после мороза.

Пока Марфа хлопотала на кухне, заваривая чай в огромном фарфоровом чайнике с ромашками, Артём осмотрелся. Дом был уютным, немного старомодным, полным мелочей: вышитые салфетки, фотографии в рамках (много детей и внуков), пышные гераньки на подоконниках. И везде царил идеальный порядок.

– Садись, милок, садись! – Марфа поставила на стол тарелку с румяными пирожками. – Рассказывай, что тебя к нам привело? Озера наши смотреть? Воздухом подышать? Или, – она прищурилась, – душой потрепанной полечиться?

Артём откусил пирожок. Он был невероятно вкусным, с хрустящей корочкой и кисло-сладкой начинкой.

– Честно? Не знаю, – признался он. – Просто… почувствовал, что нужно сюда. Искать чего-то. Себя, наверное. Или ответы. – Он махнул рукой, чувствуя, как это звучит глупо. – Звучит странно.

– Нисколечко не странно! – Марфа налила чай в кружки. – К нам многие такие приезжают. Искатели. Усталые. Заблудшие овечки. – Она вздохнула, но взгляд оставался теплым. – Перекрёсток место особенное. Кто-то находит, кто-то нет. Но воздух у нас целебный, это точно. И цветы… – Она кивнула в окно на свои подсолнухи. – Они тут лекари тихие.