На пути к цели

Глава 3. Госпиталь

Проснувшись в очередной раз в госпитале, я с неудовольствием разглядывал высокий потолок, что казался для меня таким же далёким, как ночные звёзды. Потолок не поражал ни великолепием классической лепнины, ни белоснежной чистотой, он просто был хорошо побелен и не осыпался мне на голову старой штукатуркой. Взгляд ни за что на нём не цеплялся, благодаря чему я спокойно обдумывал всё, со мной произошедшее, правда, с трудом припоминая отдельные события. Вернее, я почти всё помнил, но многие детали и грани боя в военно-полевом лагере оказались стёрты или, можно сказать, затёрты. Хотя после всего случившегося это как раз и неудивительно, удивительным оказалось, что я вообще выжил.

Я лежал в постели и, не имея возможности вставать, когда мне вздумается, от полученных ранений и износа организма, как физического, так и духовного, я постоянно размышлял и думал, в сотых раз прогоняя в голове свои воспоминания.

Делал я это с одной только целью – понять, всё ли я правильно сделал, и как можно было сделать ещё лучше. Думал, но никак не находил ответа на свой вопрос. С одной стороны, трудно что-то в тот момент придумать более достойного и правильного, чем я сделал, с другой стороны – всё произошло настолько спонтанно, и где-то даже очень глупо, что я просто терялся в оценках своего собственного поступка.

Я пролежал уже несколько дней в госпитале после того, как в первый раз очнулся, и мне уже разрешили вставать и самостоятельно передвигаться на небольшие расстояния. Голова часто кружилась, а подойдя как-то к зеркалу, я не узнал сам себя. На правой щеке красовался длинный, глубокий разрез, тщательно зашитый и заклеенный каким-то неизвестным мне материалом.

Раньше на голове находилась повязка, скрывающая всю эту красоту, но её сняли, и теперь я мог лицезреть воочию собственное лицо. Не сказать, что мне оно понравилось, но и поводов для самокритики я пока не нашёл. В конце концов, шрамы мужчину украшают, а не уродуют, тем более, боевые, главное, что руки-ноги целые и голова не пробита.

Щёку мне, правда, располосовали сильно, и крови из этого разреза вытекло изрядное количество, иначе бы здесь не лежал так долго. Ну, что поделать, надо скорее выздоравливать, я вздохнул. За эти дни ко мне никто не приходил, кроме врачей и медсёстры, да и кому я нужен?! Родных у меня не осталось, из друзей только Пётр, который и сам мог оказаться ранен, или его вообще ко мне не допускали, ну а девушки, а девушки, что называется, потом.

Какие уж тут девушки, нет их у меня. Одна так далеко, что Гималайские горы окажутся намного ближе, другую родители не отпустят, да и, положа руку на сердце, откуда они узнают вообще, что со мной случилось, и что я нахожусь здесь? Да и в каком качестве они меня посетят?

Невесты? Вряд ли, и я не готов к тому, а другого ничего и никто из них и не предложит, и то, это касается только Елизаветы, но там такой папашка, что… Впрочем, хватит ныть и жалеть себя, пойду-ка я полежу, так и время быстрее пройдёт, и раны заживут лучше. Жаль, что ни ротмистр Радочкин не зашёл, ни Кошко, ну так не до меня им сейчас, врагов нужно искать, а не по госпиталям шляться.

Так прошло несколько дней, когда ко мне пришёл первый посетитель, им оказался военный чиновник. Он опросил меня по прошедшим делам и, исписав кучу бумаги и изрядно утомив, ушёл. А вот второй посетитель, что пришёл буквально на следующий день и которому я несказанно обрадовался, оказался для меня весьма неожиданным.

– Так-так, юноша, а вот меня вы точно не ожидали увидеть?! – и в палату в сопровождении врача зашёл профессор Беллинсгаузен.

Я в это время сидел на кровати и вяло переговаривался с другими больными, что лежали со мной в одной палате. Оглянувшись на вошедшего, я воскликнул.

– Профессор!

– О! Вы меня узнали, господин барон! Похвально, похвально. А я смотрю, вы по-прежнему стараетесь держать себя в тонусе, то и дело, попадая в опасные ситуации? Я слышал, что у вас буквально каждый месяц что-то происходит?!

– Да, вы правы, профессор, последнее приключение чуть меня не доконало.

– Да-да, вот об этом я и хотел с вами поговорить. Доктор, можно найти здесь комнату, в которой я смогу спокойно обсудить с бароном Дегтярёвым особенности его дара?

– Да, безусловно, – откликнулся мой лечащий врач, – пойдёмте, я отведу вас туда, где вы сможете спокойно переговорить.

– Благодарю Вас!

Профессор приглашающе махнул рукой, и я вышел вслед за ним и доктором. Довольно скоро мы добрались до какой-то комнатёнки, кажется, подсобного помещения, и разместились в ней, как придётся. Я уселся на подоконник, а профессор принялся расхаживать по комнате, то и дело, натыкаясь то на обычный табурет, то на угол стола.

– Итак, молодой человек, прошло больше полугода с того момента, как мы с вами расстались в моей лаборатории, при весьма печальных обстоятельствах. Я чуть не погиб, а вас чуть не убили, но благодаря вашей юношеской отваге и уму, вы справились и спасли и меня, и себя, что похвально и радует меня не меньше, чем вас. К сожалению, я долго провалялся в больнице, потом проходил курс реабилитации и буквально только на днях вернулся к своей обычной практике. Всё это время я думал, почему так произошло, а узнав, что вы ещё не раз попадали в похожие ситуации, принялся анализировать всю имеющуюся у меня информацию. Вернувшись в лабораторию, я поднял все записи, а также провёл ряд экспериментов, и теперь с уверенностью могу утверждать, что тогда произошёл какой-то сбой в аппаратуре, который спровоцировало постороннее вмешательство. И вот, получился такой результат, весьма неожиданный, как для меня, так и для вас.

Я молчал, внимательно слушая профессора.

– О своих выводах я доложил в жандармское управление, отвечающее за безопасность, ну и решил рассказать об этом вам лично, тем более, после моего доклада мне разрешили вас посетить. Что скажете, уважаемый Фёдор?

Я только покачал головой. Отвык уже от специфической манеры разговора профессора и, подумав, ответил.

– Я не знаю, профессор, но приключения меня не оставляют, и я иногда не знаю, что с этим делать и как реагировать. Вернее, мне уже всё равно, и я спокойно воспринимаю постоянные происшествия, приняв их, как данность.

– Гм, я думал, что вы догадаетесь и станете думать, что я тому виной?

– Нет, у меня даже мыслей о том не возникло, профессор!

– Ясно, я, как обычно, перенёс собственные мысли на других, – почесал голову профессор. – Что же, так бывает, но всё равно, я просто обязан отчитаться перед вами, и предупредить, чтобы вы знали.

– Спасибо профессор, я это учту!

– Обязательно учтите, обязательно! Вам нужно обратиться к дару и понять его!

Я чуть с подоконника не упал.

– Каким образом, профессор?

– Ах, да, вы так не можете, – профессор потряс бородой и стал ещё сильнее расхаживать по комнате, то и дело бормоча себе под нос какие-то несуразности. Кажется, он спорил сам с собой, что меня уже не удивляло, только голова закружилась из-за его мельтешений.

Я сполз с подоконника и, подойдя к столу, устало сел на свободный табурет. Профессор очнулся, остро взглянул на меня, и, видимо, понял, что я устал от него и мне нездоровиться. Мне действительно, не стало легче от его визита, скорее, наоборот, что и понятно.

– Вам плохо?

– Да, нехорошо.

– Пойдёмте тогда обратно. Да, я совсем забыл, примите от меня в дар немного эфирной эссенции, вам такой здесь не дадут, а она хорошо восстанавливает силы, – и профессор протянул мне стандартный флакон с кислородной смесью эфира.

– Спасибо, профессор!

– Не за что, это всё, что я могу пока для вас сделать. Как только выздоровеете, можете зайти ко мне в лабораторию, я всегда вам рад. А когда начнётся учёба, то вы всегда у меня долгожданный гость.

– Спасибо, профессор, – повторил я ещё раз и крепко пожал ему руку.

– Ну, что же, тогда позвольте довести вас до палаты и откланяться. А эфирную смесь примите под наблюдением доктора или медсестры, чтобы не стало плохо или хуже.

– Благодарю Вас!

Профессор довёл меня до палаты и ушёл, а чуть позже я под присмотром медсестры прошёл процедуру восстановления эфиром и действительно, мне стало немного легче.

Больше ко мне никто на этой неделе не приходил, да и на следующей тоже, я же, благодаря хорошему уходу, постепенно выздоравливал. Июль к тому времени подходил к концу, а с ним вместе и мой студенческий отпуск. Таким образом, я и весь август могу в больнице проваляться, но ничего, если повезёт, то получится домой хотя бы на неделю съездить.

***

Ротмистр Радочкин, который хорошо знал барона Дегтярёва лично, находился в командировке, и полковник Живоглотов раздумывал, кому препоручить довольно непростую задачу, полученную от главного жандарма. Официальных лиц для её выполнения направлять нецелесообразно, а вот кого-нибудь из внештатных сотрудников вполне можно подрядить под это дело.

Вот только, как обозначить семейству Синегреевых их заинтересованность в посещении госпиталя? Этот вопрос казался весьма сложным, однако решать его всё равно надо.

Венедикт Махоркин, частный коммивояжёр, а в дополнение к этому ещё и агент охранки, получив нетривиальную задачу, удивился, но принял к исполнению. Какая разница, за что платят деньги, лишь бы платили. Уяснив, что нужно сделать и куда идти, он сразу же направился по указанному адресу. Дверь открыла хозяйка.

– Слушаю вас?

– Здравствуйте, мадам! Я представитель достопочтенной фирмы «Зингер», не желаете ли приобрести в рассрочку швейную машинку столь прославленной тевтонской фирмы?

– Гм, желаю, сударь, но только если это окажется недорого.

– Для вас недорого, я по совместительству работаю правительственным курьером. Знаете ли, приходится брать работу по совместительству, иначе средств на жизнь не хватает. Так вот, работаю я сейчас на военное министерство, и мне поручено передать вам письмо для вашей дочери. У вас же есть дочь Елизавета?

– Есть, а при чём тут она?

– Ей адресовано письмо из военного министерства, я не знаю, что в нём. Позвольте вручить ей документ, она его может прочитать в вашем присутствии, кстати, а я вам после этого предоставлю купон со скидкой на покупку швейной машинки. Это я придумал для того, чтобы мне оплатили достойно доставку письма, а то курьеров не хватает, платят им мало, а я со всем уважением к вам, тем более, письмо то официальное.

Из путаных объяснений коммивояжёра мадам Синегреева мало что поняла, ухватив из его речи самое главное, то, что он готов предоставить им купон со скидкой на покупку мечты любой домохозяйки. Кстати, на крайний случай, Зингер можно продать на десять процентов дешевле, а разницу себе в корсет положить! Так думала мадам Синегреева, загоревшись идей покупки машинки и забыв, собственно, ради чего этот купон ей собираются вручить.

– Давайте купон. Ели-за-ве-та! – нараспев крикнула дочь мадам, с любопытством вертя в руках письмо.

Махоркин удовлетворённо улыбнулся, он всё правильно рассчитал. Обычного курьера приняли бы, выслушали, взяли письмо, прочитали, а что станет дальше с этим письмом и пожеланием в нём – неизвестно. Он изучил досье на эту семью, так что, понимал, с кем имеет дело, потому, собственно, ему и поручили эту задачу, вкратце проинформировав о содержание письма, дабы действие имело результат, причем, сугубо положительный.

На крик матери из соседней комнаты выглянула привлекательная молодая девушка.

– Лизонька?! Тебе письмо пришло из военного министерства, читай быстрее, если стоящее, то нам скидку дадут на покупку швейной машинки. Вот отец-то обрадуется.

– А почему из военного министерства и при чём тут я? – удивилась Лиза, обратившись к Махоркину.

– Не знаю, барышня. Я всего лишь курьер и коммивояжёр. Вы прочитайте и всё узнаете.

Елизавета нерешительно глянула на мать, взяла в руки конверт и вскрыла его ножницами. Достав письмо, она внимательно прочитала его, и растерявшись, отдала матери. Жадно схватив листок, мадам Синегреева быстро пробежала его глазами, и у неё поползли вверх брови от несказанного удивления.

– Это чегой-то? Барон Дегтярёв попал в госпиталь, в результате нападения на военно-полевой лагерь, и находится там на излечении. А мы-то тут при чём? И чего Лизка туда попрётся? С какой это радости? Она ему не жена, и не невеста, и вообще, нам за благотворительность ни денег не заплатят, ни льгот никаких не прибавят. Не согласные мы!

– Гм, насколько меня проинформировали, барон Дегтярёв встречался с вашей дочерью, о чём упомянул в анкете при поступлении в военно-полевой лагерь, а военное ведомство рассылает всем уведомления о тех, кто пострадал в результате данного теракта. Это общепринятая практика, поэтому вы вольны посетить его или нет, если он вам никто.

– Так Лиза ему даже не невеста! И встречались они всего пару раз, и всё, и вообще, мы никому ничего не должны! – раскипятилась мадам Синегреева.

– Оу, простите, я этого не знал. Дело в том, что барон Дегтярёв сирота, поэтому данное уведомление пришло только к вам, прошу простить меня, это чистая формальность. Вы ведь понимаете, что военное министерство не может игнорировать приказ императора и должно выполнить всё в точности, вот оно и разослало письма всем, кто хоть как-то имеет отношение к пострадавшим. Работа прежде всего!

Мадам Синегреева поджала губы, а Лиза готова была расплакаться и пребывала в лёгком шоке. Махоркин понял, что несколько переоценил эту семью, и толку в таком деле ждать напрасно, но в данном случае он сделал всё, что мог, или почти всё.

– Хорошо, раз вы не хотите его посетить, то прошу расписаться в получении сего письма и сделать на нём отметку вашей рукой, что не имеете к нему никакого отношения. Это для отчётности, ну и купон на двадцатипроцентную скидку на покупку швейной машины, что субсидирует военное министерство, я вам больше не предлагаю.

– Двадцать процентов, это сколько?

– Гм, – Махоркин сделал вид, что пересчитывает в уме сумму, хотя он знал её наизусть, – та модель, что я вам предлагаю со скидкой в целых двадцать процентов! – тут Махоркин сделал многозначительную паузу, заманчиво смотря на мадам, и, убедившись, что глупая рыбка заглотила крючок наживы достаточно глубоко, продолжил, – является модернизированной моделью с редуктором из настоящей тевтонской латуни, её выступающие части хромированы отборным хромом, добываемым в заморских колониях Тевтонской Восточной Африки. Она стоит ровно триста злотых, а скидка будет целых шестьдесят злотых, мадам. Представляете! То есть, вам покупка обойдётся ровно в двести сорок злотых, и если у вас нет такой суммы, то вы можете её купить в рассрочку на год, заплатив единовременно сто злотых, а оставшиеся сто сорок злотых станете выплачивать каждый месяц по двенадцать злотых.

Мадам Синегреева быстро пересчитала всю сумму в уме и тут же возмутилась.

– Но позвольте! Вы берёте сверху за каждый месяц ещё целых тридцать четыре гроша!

– Мадам, но так это же рассрочка, и данные тридцать четыре гроша, как вы справедливо заметили, являются небольшой компенсацией. И не забывайте, что вы получаете в самом начале аж двадцать процентов скидки. Поверьте, это очень много!

– Я знаю, – отрезала мадам Синегреева, – и что мы должны сделать, чтобы её получить?

– Отправить свою дочь посетить барона Дегтярёва в госпитале.

– Я сама могу сходить.

– Вам или вашему мужу там делать нечего, и вас не пропустят. Поддержать юного героя может только ваша дочь, и то недолго, и на расстоянии. Достаточно того, что она просто придёт и постоит под окнами здания. Это нетрудно, и не будет стоить вам ни гроша.

– Как же, как же, – не сдавалась мадам, – а стоимость проезда?

Венедикт Махоркин очень часто сталкивался с людьми скупыми, а иногда и просто жадными, но сейчас он просто выпучил глаза, удивляясь такой запредельной скаредности, и не сразу нашёлся, что ответить.

– Гм, и сколько, вы думаете, стоит проезд? Я могу вам вручить один злотый, от лица военного министерства, если вы мне напишите расписку и, прошу вас не забывать, что барон показал себя с самой лучшей стороны, и долг каждого гражданина помочь своим защитникам!

– Мы его туда не посылали, и он не нас защищал! Вообще, не понимаю, зачем нам нужна армия, они столько денег берут, ужас просто! И Лиза с ним встретилась пару раз, и всё, и речь о женитьбе не шла. И вообще, если Лизе ехать, то не на простом извозчике, а на машине, чтобы соответствовать, а то, как она появится там на обычном извозчике, да её ещё и не пустят. Зачем тогда ехать? А вот на машине если ехать, то стоит такая поездка не злотый, а целых два, да ещё за обратную дорогу нужно заплатить, а если передать передачу, то на какие деньги её покупать?

Венедикт молча пожал плечами, давать больше одного злотого жадной мадам он не собирался. Такого поручения ему не давали, а спорить с жадной женщиной не только бесполезно, но и смешно, а выставлять себя в смешном свете он не собирался.

– Увы, мадам, тогда я пожелаю вам всего хорошего, и прошу оставить мне расписку о данном письме. Да, вы всегда можете рассчитывать на скидку, в будущем, в нашем замечательном магазине «Зингер», что на Литейном проспекте, 52.

Махоркин водрузил на голову свой котелок, поправил большим пальцем правой руки пышные чёрные усы и собирался уже окончательно откланяться, когда в разговор резко вмешалась Лиза, до этого молчавшая, и то и дело переводившая взгляд то на него, то на мать.

– Мама, барон Дегтярёв страдает, он ранен, я должна поехать и навестить его!

– У тебя есть деньги, милочка?

– Нет, но мне хватит и одного злотого, чтобы съездить туда и обратно.

– Нечего тебе там тогда делать! Выздоровеет, явится.

– Но, мама, он же барон и…

– И что? Много тут таких баронов ходит по Павлограду, а твой отец богатый.

– Мама, Дегтярёв тоже богат, он водил меня в кафе и…

– И занимал деньги у других, чтобы пустить пыль в глаза молоденькой девице, меня даже не пригласил вместе с тобой, пожадничал на мать своей будущей невесты. Я уже тогда поняла, что он за человек!

– Мама, но он же всех нас спас от гибели! – не выдержала Лиза и предъявила матери свой последний аргумент.

Мадам хотела в пылу спора что-то сказать в ответ и заткнуть рот глупой дочери, что пререкалась с ней на глазах у курьера, но тут она вспомнила тот день, осеклась, изменилась в лице и, резко повернувшись, вышла, бросив уже через плечо.

– Делай, как знаешь.

Махоркин только подивился такой неожиданной смене настроения мадам Синегреевой и понял, что на то имелись важные причины, и барон Дегтярёв действительно их спас. Хотя, окажись он на его месте, крепко бы подумал, стоит ли оно того или нет.

– Дайте мне злотый, и я дам вам расписку, и купон на двадцати процентную скидку тоже давайте.

– Вы поедете?

– Да, – твёрдо ответила Лиза, – я обязательно поеду и постараюсь его увидеть. А купон нужен не мне, а отцу с матерью, иначе они меня не отпустят.

– Я понял вас, сударыня. Хорошо.

Махоркин тут же раскрыл свой чемоданчик, вынул оттуда письменные принадлежности, выдал один злотый, получил все росписи и вручил купон на двадцать процентов скидки при покупке швейной машинки «Зингер». Этот купон выдавали по какой-то акции в жандармском управлении и вручили и ему тоже, точнее, он сам попросил, понимая, к каким людям идёт.

– Только, мадемуазель, вы обязаны обязательно посетить данного барона, в противном случае, с вас вычтут этот злотый, и вообще, решения императора принято выполнять, а кто не желает этого делать, тот испытывает определённые трудности, прошу не забывать об этом.

– Я поняла, сударь, я скажу об этом отцу, и я не нарушу своего слова. Я обязательно навещу барона Дегтярёва и…, прошу простить моих родителей, они… В общем, прошу простить меня.

Махоркин кивнул в очередной раз, подивившись, как мог вырасти такой нежный и честный цветок в таком дремучем лесу. Впрочем, он знал одно правило: у родителей с какими-либо пороками дети вырастают либо точно с такими же, либо, наоборот, отрицательно относятся к тому образу жизни и поступкам, что совершали их родители. Такова жизнь.