По волнам моей памяти

Жил я в доме №16/18 по Большой Колхозной, теперь Большая Сухаревская. Дом интересный. Стояли на Садовом кольце два дома постройки 1894 года, один 4-х этажный, другой 5-этажный. Эти дома были доходными и принадлежали Варваре Канаевой, дочери Георгия Канаева директора института восточных языков. Потолки в них были 4,5 метра, а стены больше метра. В начале 1950-х их объединили и надстроили до 8-ми этажей. Встроили лифт, провели мусоропровод, правда потолки у нас были всего 3 метра, да и стены сделали потоньше.

Въехали мы в квартиру в конце 1953 года. Семья по теперешним меркам была большая – пять человек. Родители и мы – три брата.

Так наш дом выглядит сейчас

Мы жили на 5 этаже, а под нами был «старый дом». На 4-м этаже была коммунальная квартира, в ней обитало семейство Эльдаровых и еще кто-то. Сам Эльдаров был мужчина видный, но хромой. Жена – красавица и два сына Андрей и Костя. Сыновья были гораздо старше меня. Эльдаров оказался князем из какого-то захиревшего кавказского рода. Иногда к нему приезжали с Кавказа какие-то люди в национальных одеждах, привозили фрукты, вино в мехах, чурчхелу.

Однажды Костя принес мне в подарок большую коробку с игрушками. Там были и солдатики, и кубики и даже самолет. У меня начались боевые будни. Формировал на полу две армии, строил из кубиков крепости и бомбил, бомбил. Осмотрел как-то свои полки, понял – не хватает боевых слонов. У матери на трюмо стояло, как раз, семь штук. В первом же бою слоны очень пострадали от меткой бомбардировки кубиками. Я собрал их в узелок и засунул под ванну, в дальний угол. Когда мама умерла, в ее вещах нашелся узелок. Развязали, а там слоники! Помните вопль «Мои!» из «Начальника Чукотки»? Мои! Боевые! Я заплакал от счастья. Теперь я в них не играю, конечно, они, как и полагается ветеранам, отдыхают от баталий – стоят на камине, на даче.

Костя женился на француженке и укатил в Париж. Но до этого, братья переводили к себе весь состав дома моделей с Кузнецкого.

Костя уехал, а Андрей стойко продолжал семейную традицию. Однажды, я уже работал, сотрудница привела в офис свою подругу. Подруга оказалась модельером с Кузнецкого. Я тут же вспомнил Эльдаровых, как она краснела…

У Эльдаровых всегда были собаки – сеттеры, спаниели, а потом они завели дога, вернее догиню – Линду. Добрее и радушнее существа такого роста я не встречал.

Она дружила со всеми детьми во дворе. Помню, пришел домой, вызвал лифт, жду. Двери лифта открываются, из лифта вылетает Линда, встает на задние лапы и облизывает мне лицо. Как я не обмочился, до сих пор загадка.

На третьем этаже жил парень с революционной фамилией Бронштейн. Знаменит тем, что к сорока годам, был женат семь раз.

В первые года нас замечательно обслуживали. Непродолжительное время к нам приходила молочница (благо три вокзала недалеко), потом молочную продукцию привозила семейная пара из магазина «Молоко», что на Сретенке, а из булочной (дом Миансаровой) к завтраку приносили свежий хлеб и булочки. Вся продукция стоила на 1 копейку дороже (после реформы 1961 г.), чем в магазине. Длилось это счастье недолго. Сначала пропал хлеб, а потом и молоко. Семейная пара нашла для своей продукции настоящий «Клондайк» в виде населения Спасских казарм. Я уже школу заканчивал, а они все тащили свою тележку по переходу через Садовое кольцо.

Жизнь на Садовом кольце, кроме пыли и шума, была не лишена некоторых приятных особенностей. Например, велогонки, эстафеты и, конечно, праздничные демонстрации. С утра движение транспорта на Садовом кольце перекрывали – можно было гулять где угодно. Около Спасских казарм накануне праздника строили трибуну для руководства Куйбышевского района Москвы. Именно здесь проходила их колона. Просыпались мы утром часов в шесть от громогласного «раз, раз, раз, проверка, проверка». Это настраивали микрофон на трибуне. Приходилось вставать.

Часам к 9 подходили первые демонстранты. С трибуны их приветствовали лозунгами, демонстранты отвечали дружным «Ура». Из года в год все повторялось, даже лозунги, но почему-то не надоедало. С особым нетерпением я ждал первый оркестр. Пройдя трибуну и отыграв, его медная группа в полном составе торопливо по диагонали пересекала улицу к углу нашего дома, где находился кафетерий. В обыденной жизни это была обычная, ничем не приметная точка общепита с убогим меню – отварная колбаса, макароны, «бочковое» кофе с молоком, коржики. В праздники кафетерий работал для демонстрантов. Ассортимент в этот день был побогаче, а главное – чистые стаканы блестели на подносах, полностью готовые к празднику. Памятник граненому стакану поставили, стихи посвятили, вот и я внесу свою скромную лепту в этот строй. Оркестранты разбирали стаканы, может что-то покупали, выпивали, закусывали и, срезая путь по Даеву, догоняли свою колону на Сретенке.

Отец участвовал во всех демонстрациях и майских и ноябрьских, шел в колоне Краснопресненского района. Накануне, как положено, он отмечал наступающий праздник с товарищами по работе. Каким бы веселым он не приходил, утром просыпался с петухами и начинал натирать полы. Делал он это увлеченно и весело, а поскольку щетка, задевая препятствия, выстукивала какой-то ритм, отец напевал. Особенно ему удавалась песня «Летят перелетные птицы». На словах «не нужен мне берег турецкий и Африка мне не нужна!» мы просыпались окончательно. Еще до настройки микрофона на улице. Отец торопился на пункт сбора, понимая, что на пути его колоны обаятельно будет свой «кафетерий». А может и не один.

Однажды, 1 Мая было очень тепло, и окна в квартире были открыты. Отец натер полы, пошел на кухню и, каким-то волшебным образом, опрокинул на улицу корзинку с яйцами. Корзинка была замечательная – из-под букета цветов – такие выносят артистам на сцену. Откуда она у нас, спросить, к сожалению, не кого. Мать щипцами для сахара откусила высокую дугообразную ручку и приспособила корзинку под яйца. Уронил и уронил, с кем не бывает, но тут в дверь позвонили…

На пороге стоял милиционер в белом парадном кителе, украшенном желтками и скорлупой. В руках он держал пустую корзинку.

– Ваша? – строго спросил милиционер.

Дверь открыла мать и сразу признала корзинку, но на всякий случай, сбегала на кухню. Причитая, мать усадила милиционера за стол, заставила снять китель, быстренько поставила на стол поллитру и закуску.

А закусок на праздники мать готовила много – тут и холодец, и заливные – из судака и говяжьего языка, нарезка всякая, рыба белая и красная, кулебяка. Сглотнули? Ну, поплыли дальше. Были еще пироги и эклеры, но их мать не подала, справедливо решив, что они будут не к месту. В этот момент, как и полагается, появился виновник торжества. Проявляя праздничную солидарность, отец вышел в майке и трусах. После второй, милиционер потеплел душой. Мать лучше всякой химчистки отмыла и отутюжила китель, тут и бутылка закончилась. Зачем-то вспомнилось, что моя «смоленская» бабушка держала яйца в пробитой осколком фашистской каске…

Не знаю как вам, а мне доставляет необыкновенную радость, если я вижу свой дом на старых фотографиях, в телепередаче или в кинофильме. Самые знаменитые – это кадры из фильмов «Я шагаю по Москве» и «Шумный день».

Это перекресток Орликова переулка и Садового кольца. Здесь герой Михалкова спрашивает «Вы случайно не нефть ищете?». Вдалеке слева виден торец моего дома.

В «Шумном дне» герой Олега Табакова сначала бежит по Сретенке (кадр после Сретенского тупика), мимо магазина Хозтовары:

Потом поварачивает направо – мимо Щербаковского универмага, слева – «Кафе—мороженное», куда меня водил отец:

Далее бежит по направлению к нашему дому, слева виден магазин «Торговое оборудование». Справа, в далеке виден дом с башней (Проспект Мира, д.1), за которым построена Новая Табакерка, а прямо перед ней – памятник Олегу Табакову.

.

И, наконец, добегает до дома Миансаровой (№12 Булочная) и в районе Телемагазина смешивается с толпой.

Ниже – замечательный снимок, сделанный с высотки у Красных ворот. Видно и школу и мой дом и дома на месте Новокировского проспекта

До школы

Я был домашним мальчиком. Достаточно сказать, что до школы меня отпускали гулять во двор считанное количество раз. Мать не работала, и, я следовал за ней, как хвост за собакой. Меня так и называли – «мамин хвостик». Я ходил с матерью по магазинам, знал наизусть все цены. Молодежь может усомниться, но в то время цены не менялись годами.

Хлеб мы обычно покупали в булочной на Сретенке, поскольку его там же и пекли. Многие сорта хлеба сейчас утеряны. Я очень любил батон за 28 копеек. Его мякоть была чуть-чуть солоноватая, в батоне иногда даже попадались кусочки соли, но что может быть вкуснее этого хлеба с маслом? Или без масла с молоком? Где это все?

Готовясь к даче, мы ходили в филипповскую булочную на ул. Кирова за сушками и баранками и покупали их целыми связками. Вот что утеряно навсегда. Таких баранок больше я нигде не встречал – круглые с маком из какого-то сероватого теста, они были тягучие и, если засыхали, достаточно было брызнуть на них водой, и они снова становились мягкими.

Летом в жару витрины магазина «Овощи-фрукты» прятались под маркизами, а по стеклам волнами стекала вода.

Поскольку мама была мастерица на все руки – она не только прекрасно готовила, но и обшивала себя и всю семью, я разбирался в женских фасонах. Мать рассказывала, что как-то она зацепилась языками с одой дамой в магазине «Ткани». Я крутился рядом. Когда мне эта болтовня надоела, я решил принять участие в беседе и спросил у тетеньки: «Не пойму, у вас кофточка на кокетке или на планочке?». Если бы люди умели каменеть, то тетенька так бы и стояла памятником на углу Сретенки и Б. Сухаревского переулка.

Каждый год к лету мама шила себе два платья из ситца и халат, нам всем сатиновые трусы и шаровары. Шаровары имели на попе карман с пуговкой. Где это все? Где сатин? Где ситцы?

Я помню еще работающим универмаг «Щербаковский», в нем мне купили первый костюм с длинными брюками. В 1957 году в соседнем с универмагом здании провалилась крыша под толпой зевак, смотревших на колонны участников Фестиваля молодежи. Универмаг тоже пострадал и в 1961 году его закрыли. Он много лет стоял заколоченный. Помню невероятной красоты две китайские вазы, которые стояли на площадке между этажами. Они были гораздо выше меня, и я любил разглядывать на них рисунки и узоры. Где они сейчас? Где хрустальные люстры из магазина «Рыба» на Малой Колхозной? Это было время, когда плакат «Всем попробовать пора бы, как вкусны и нежны крабы» был не пустым лозунгом. В той же «Рыбе» в отдельных лотках лежала черная икра осетровая, белужья, паюсная. И заворачивали ее в хрустящий пергамент. Мать, перекладывая икру в банку, давала мне эту бумагу облизывать. А вот моя дочь ничего этого не застала. Когда она читала «Динку», ей встретилось название рыбы – «семга», так она делала ударение на последнем слоге, потому что никогда ее не видела! Пришлось купить, и это было не просто.

Рядом с Щербаковским в середине 60-х открыли «Пивной зал». Пиво продавалось в автоматах по специальным металлическим жетонам. В Панкратьевском переулке был какой-то токарный цех. Располагался он примерно напротив нынешней чебуречной «Дружба». Так вот, работяги наладили производство похожих жетонов, и некоторое время пили пиво нахаляву.

Помню, как-то, уже в 70-х мы с братом Сашкой взяли по кружке пива, нашли свободное местечко, и стали потягивать пивко. Рядом расположился молодой парень. Он поставил на стол две кружки пива и одну пустую, достал из сумки французскую булку разрезанную вдоль (помните Тосю из «Девчат»? ), намазанную маслом с кусочками докторской колбасы сверху и бутылку водки. Водку аккуратно вылил в пустую кружку. Надо сказать, что водка в пивной кружке вызвала у меня в теле некоторый озноб, а парень выпил, не останавливаясь, кружку пива, съел один бутерброд, затем также, не останавливаясь, выпил водку и заел ее вторым бутербродом. Потом выпил вторую кружку, неспешно собрал в сумку пустую бутылку, газету, в которую был завернут бутерброд и удалился. Стоящий напротив нас мужик с восхищением заметил:

– Вот это обед!

Это был метростроевец – рядом строили станцию «Колхозная». Так он пообедал или поужинал после смены.

Картина моего дома будет совсем неполной без соседей. У нас с соседями был общий коридор, и двери в квартиры запирались только на ночь. Маленький я этим пользовался и заходил к соседям без стука.

Наш коридор. К. Федулов и Ира.

У нас была 109 квартира, у соседей 113. Жила в 113 квартире семья Большуновых – Василий Алексеевич и его дочь Тамара. Была поначалу еще и жена дяди Васи, но она умерла от рака, когда я был совсем крохой. Дядя Вася был полковником в отставке. Он закончил два университета – МГУ и Транспорта. Он был награжден орденом Ленина и иногда давал мне им полюбоваться. Летом он уезжал в Гудауту, где жили мать и сестра жены, а возвращался к новому году. Теща была заслуженной учительницей и, когда умерла, в честь нее переименовали улицу – улица Гулия.

Тамара работала в Министерстве газовой промышленности на Кирова, была знакома с Черномырдиным. Так уж сложилась ее жизнь, что замуж она не вышла, и своих детей у нее не было. Тамара увлекалась фотографией, благодаря этому у нас сохранился большой фотоархив.

Наша квартира «пережила» три большие свадьбы – брата Юры (1960), мою (1972) и моей дочери Маши (1991). Часть гостей ночевала у соседей.

В 1995 году мы квартиру продали и переехали в Марьину рощу, прощаясь с Тамарой, обрыдались. Это многолетнее соседство просто так не отпускало. Тамара приезжала и на новоселье и на дни рождения и на похороны отца. Маша в 2010 привезла к Тамаре всю семью. Томочка уже совсем плохо слышала, но Машу признала.

Помню воскресные прогулки с отцом. Мать готовила обед, а мы вдвоем шли на Чистые пруды кататься на лодке. Начинали мы с Колхозной, с «Кафе мороженного». Отец покупал мне 3 разноцветных шарика мороженого в вазочке, себе 100 грамм коньяка и конфетку. Конфетка в итоге тоже доставалась мне. На Чистых прудах тогда ресторан был деревянный (вон он виднеется на снимке слева), но, что интересно, в нем предлагался жареный карп, выловленный прямо при вас из специального загона. В 70-е, когда я учился в институте (МИЭМ) и часто проезжал пруд на трамвае, при удачном освещении, можно было увидеть косяки карпов, которых уже не вылавливали и, тем более, не жарили. Ресторан несколько раз горел, потом построили из стекла и бетона. Назвали «Встреча», но название не прижилось, перепрофилировали в индийский ресторан «Джалтаранг», но и он простоял недолго – сломали. Теперь построили новое здание с гордым именем веллнес-центр «Белый лебедь».

Старший брат был старше меня на 14 лет, средний на 7 и, маленький, я для них интереса не представлял, скорей обузу. В булочную мать всегда посылала старшего брата Юру. Продавщицы, а тогда еще были продовщицы, всегда отоваривали Юру самым мягким хлебом. Так было, пока он не пришел в булочную со мной. После этого молодому папаше отпускали хлеб как всем. Пару раз зимой меня отдавали в детский сад за городом. Но я там не приживался, скучал по дому.

Снимок сделан в 1956 году в фотоателье на Сретенке (напротив 610 школы)

В 1959 году в Сокольниках проходила национальная выставка США. Она была первая, и американцы сделали все по высшему разряду. Построили павильон, который сам по себе уже производил впечатление. Экспозиция знакомила советских людей с жизнью простых американцев. Вот так мы едим, вот так одеваемся, вот так ездим на работу, вот такой у нас типичный дом, вот столько мы можем купить на 100 долларов и т. п. Мы – Сашка и я, с родителями побывали на этой выставке.

Я был маленький, но и меня восхищала красота и изящество авторучек, зажигалок, бытовой техники. Заворожено мы любовались их автомобилями. Говоря сегодняшним языком, это был прорыв в дизайне. У меня долго хранились проспекты с этой выставки, пока после очередного ремонта их не выкинули. На улице перед павильоном можно было попробовать Пепси.

Мы с братом пили ее так: занимали очередь и, когда она подходила к середине, один из нас снова занимал очередь, потом, когда очередь брата подходила к раздаче, отпрашивался на минуточку, выпивал свой стаканчик и назад в очередь. Когда больше не влезало, мы шли глазеть на автомобили и демонстрацию мод. Потом опять шли дегустировать. Вот тот «детский» вкус напитка, я запомнил и, больше нигде не встречал. Не могу сказать, что я фанат Пепси, скорее наоборот, но так хотелось хоть на мгновение возвратиться в детство. Ведь память зачем-то хранит тот вкус. Будучи в Америке, специально покупал Пепси в разной упаковке, но ничего общего. Свою трудовую деятельность я заканчивал рядом с заводом Пепси в деревне Чашниково. У нас было общее водоснабжение, и мы шутили, что в унитазе у нас течет «Аква Минерале» (что было не далеко от истины). Продукцию Пепси к нам в АйТи отдел по бартеру приносили коробками, но вкус «нашей» Пепси тоже был не тот…

В середине 60-х в продаже появилось молоко в пакетах «пирамидкой» и синими васильками

Там ее уже ждали – таких покупателей было много. Взяли адрес и, что вы думаете? Через пару дней привезли прямо в квартиру. Курьеру надоело бегать по домам, и он легко уговорил меня забрать, оставшиеся 10 штук. Ниже на снимках магазин «Молоко» и то во что он превратился в наше время.

Валентиновка

У отца на работе (Стройбанк СССР) был свой дом отдыха в Валентиновке. Его построили пленные немцы. И как они умеют, там было продумано все до мелочей. Понятие «ландшафтный дизайн» у меня всегда ассоциируется с этим местом. На территории были разбиты яблоневый и вишневый сады, была плантация клубники. Черная смородина и крыжовник росли повсеместно. Нас приглашали собирать ягоды, потом их отправляли в стройбанковскую столовую. Имелись парники и ледяные погреба для хранения урожая. На всю жизнь запомнил названия аллей – дальняя, она же кленовая и каштановая. Деревья росли вместе со мной и потом, когда я привез в Валентиновку свою дочь, они превратились в великанов.

С мамой на кленовой аллее

На первом снимке Юра с подружками на карьере. Когда я подрос вода из карьера ушла. Купаться ходили на Клязьму

На втором снимке мы с нашими соседями по московскому дому – Кожуры, они жили на 6 этаже. Ирина Федоровна работала в Стройбанке и тоже снимала дачу

С 1953 по 1976 гг. с небольшими перерывами наша семья проводила каждое лето в этом замечательном месте. Когда я пошел в школу, отец несколько лет дачу не снимал, но я ездил в пионерский лагерь, который размещался, здесь же, через забор. Лагерь был маленький – 3 отряда на сотню детей. В 9 и 10 классах я работал в этом лагере помощником пионервожатого.

Маленький я бегал по территории с колокольчиком, зазывая народ на обед. Меня знал весь обслуживающий персонал. Догадайтесь, как они меня называли. Правильно, Пудик. Особой любовью я пользовался у поварих, они меня подкармливали. Тетя Маша готовила невероятно вкусные сдобные булочки и открытый пирог. Потом она готовила для пионерлагеря и, вопрос добавки для меня никогда не стоял, добавляли все, даже жареную картошку.

Я изображаю Новый 1961 год

На на первом снимке первым стоит мальчик, который играл горниста в фильме «Посторонним вход воспрещен». Забавно, но горнить он не умел. С первым кинообманом я познакомился тоже в лагере. Нам показали фильм киностудии Довженко про маленьких футболистов, названия не помню, помню, что в этом фильме играл вундеркинда-футболиста Коля Бурляев. Он все время забивал голы ударом ножницами через себя. Оказывается, у бабушки Бурляева была дача недалеко от лагеря, и вот однажды, она его привела к нам в гости. Мы, конечно, тут же повели Колю на футбольное поле. Каково же было наше разочарование, когда он ни то, что через себя, Коля вообще по мячу попасть не мог. С тех пор актера Бурляева не люблю, хотя, наверное, и не заслуженно.

На втором снимке слева стоит Женя Богданов. Он жил в Валентиновке и мы с ним дружили. К большому моему сожалению жизнь нас развела. Женя был вратарем нашей сборной по футболу. Недалеко от нас были еще два пионерлагеря – «Смена» и «Встреча». Ежегодно мы играли с ними в футбол. Поле было в березовой роще. Поскольку лагерная территория была маленькой, мы почти каждый день всем лагерем выбирались на эту поляну. Что там теперь, интересно?