Письма без адреса

Письмо 1. О причинах появления посланий

Здравствуй.

И сколько сложностей сразу возникает! Разумеется, я желаю Тебе здравствовать, но это моё пожелание мгновенно принимает онтологический оттенок. Если очень захотеть, можно усмотреть даже личную заинтересованность. В этом, конечно, есть доля истины, но начать мне хотелось не с этого.

Я даже не знаю, как обращаться к Тебе.

Словом «Бог»? Звучит панибратски и одновременно отстранённо. Каким-либо эпитетом? «Милосердный», «справедливый», «светлый»? Но я не настолько коротко знаком с Тобой, а обстоятельства жизни вынуждают использовать слова, которые могут оказаться несправедливыми. Я даже не знаю Твоего пола, возраста, как Ты выглядишь. Да, это звучит смешно, как если бы спрашивать пол и возраст у времени. Но моему человеческому рассудку необходима картинка. Поэтому не могу понять, как мусульмане довольствуются орнаментами. Хотя, думаю, это честнее.

Поэтому можно я не буду называть Тебя?

Тебе, наверное, интересно, зачем я начал писать эти письма? Но говорят, Ты знаешь всё. Поэтому объяснять я не буду. Я даже подозреваю, что Ты уже знаешь, чтó я буду писать и как. Что ж… В таком случае у тебя было время подумать над ответами. Потому что вопросов будет много.

Нет, нет, не думай, судиться с Тобой, как библейские люди, я не намерен. Во-первых, ссориться не хочется (это всегда плохо кончалось для человека), во-вторых, как судиться с судьёй? В любом случае он лучше знает законы и имеет большой опыт как в законотворчестве, так и в вынесении приговоров. В-третьих, в моей жизни, конкретно в моей биографии, не было случаев, в которых бы я имел серьёзные претензии к Тебе. Наоборот, за многое я благодарен, за все кнуты и за все пряники. Многое было необходимым и полезным, хоть и не всегда вовремя. Так что я просто хотел бы обсудить некоторые тёмные места в Твоей деятельности по отношению ко мне. Тёмные, разумеется, только для меня.

Я не знаю, будешь ли Ты отвечать мне или нет. А если будешь, то в какой форме. Вряд ли тоже в эпистолярной. Поэтому с готовностью к тому, что это будут письма в один конец, я начинаю переписку.

Письмо 2. О выборе

Давай начнём с самого-самого начала?

Несколько десятилетий назад я родился. Это произошло в определённый период времени, в конкретной стране. И даже от конкретных людей. У меня был выбор? Или Ты просто решил, что так будет и всё тут? Неужели Ты думал, нагружая меня набором качеств и свойств, что я буду рад им всем? Всегда ли наследственность делает счастливым? О, да, Ты, конечно, можешь сказать, что я могу работать с «готовым материалом»? Работать-то могу, но с каким успехом? Вытаскивать себя из болота, как делал один полоумный немецкий барон?

И чём виноваты те несчастные дети, у которых с рождения какой-либо катастрофический диагноз? Давай только не будем говорить о вселенской справедливости! Даже у нас, в мире крови и бомбёжек, дети за отцов не отвечают! В чём виноват мой сосед, от рождения живущий (если можно тут употребить это слово?) в инвалидной коляске? И ведь это не моллюски, не кошки, не собаки, – это люди. И они всё осознают. Да, да, можно придумать тысячу объяснений… Например, страдают за свои прошлые жизни. Человеческое, слишком человеческое объяснение. Получается, Ты повторяешься? Нас делают участниками какого-то вечного вселенского марафона, не потрудившись получить согласие?

А вообще имеешь ли Ты отношение ко всему этому? К чему жестокость? Вероятно, я опять мыслю в слишком человеческих категориях. Извини, но я – человек, и таким меня создал именно Ты.

Не кажется ли тебе, что многие Твои поступки самым неизбежным образом ведут к атеизму? Зачем Ты усложняешь нам задачу? В чём виноваты те несчастные дети над Боденским озером? А пятилетний украинский мальчик, недавно умерший от ран? Имеешь ли Ты к этому отношение?!… (далее неразборчиво)

Зачем прячешься и делаешь вид, что Тебя нет?

Или Ты совсем не такой (-ая, -ое, – сам выбери), как мы Тебя представляем? Тогда кто же Ты? Отец? Друг? Безличная сила? Интеллектуальная энергия? Чувствую себя героем сказки, в которой надо было найти то, не знаю, что, и где, тоже непонятно. А ведь потом Ты строго спрашиваешь с нас, почему мы поступаем не так, как Ты хочешь, т е. не так, как надо… Ты скажи точно – как! Да, да… эти оскомину набившие 10 заповедей…. А ты не думал, что они слишком общо сформулированы? Ведь жизнь гораздо сложнее, глубже, разнообразнее этих постулатов.

Даже человеческая мать не отправляет своё дитя в мир, не снабдив – хотя бы на первое время – точными инструкциями.

Итак, к чему я это всё? Человек подобен слепому котёнку, потерявшему маму-кошку: ползает, пищит, падает, голодает. Как возможно выработать независимый, точный взгляд на мир, если человек изначально в плену наследственности и биографии? Если тот самый первый райский житель, человек без предков, умудрился быть изгнанным с позором из небесных кущ, то уж с нас-то какой спрос?

Ты определись, кто мы, люди, для Тебя? И тогда мы определимся, кто Ты для нас.

До встречи.

Письмо 3. О присутствии

Здравствуй.

Извини, в предыдущем письме я, кажется, был излишне резок. Нет, не из страха это говорю. Карающей длани давно уже перестал бояться. Ничем хуже одиночества Ты всё равно наказать не можешь. Вероятно, и нас, людей, из-за того же создал. Представляю: одному жить в огромном пространстве, и не слышать ни голоска в ответ… Носиться туда-сюда… Я бы тоже, наверное, хоть бы кошку или собаку завёл.

А ведь у тебя никогда не бывает ни выходных, ни дня рожденья, ни отпуска. Всё работаешь и работаешь, оберегаешь, следишь за нами (кстати, не противно тебе это делать?). А давай устроим Тебе день рожденья? Конечно, причина глуповата, но если хочешь, придумай свою. Например, миллион лет со дня творения дождя или юбилей с момента зарождения разума в человеке? Впрочем, надо признать, что последующая деятельность человека с момента предполагаемого зарождения в нём разума ставит под сомнение факт этого зарождения…

А, кстати, что Тебе сказал Адам, когда впервые Тебя увидел? «Папа»? «Мама»? Или «Вот это да!»? Как это, должно быть, было хорошо – видеть Тебя всегда, общаться напрямую, без разных посредников. А как Адам мог от Тебя спрятаться в Раю? Ты разве не всеведущ? Как-то даже несерьёзно для Бога – ходить и спрашивать: «Адам, где ты?» Впрочем, ладно, дело прошлое. Это ещё не самое плохое, что смог сделать мой трусоватый предок.

Ты с ним общался напрямую…. И за что ему такая льгота? А потом дело кончилось как-то неудобно, вполне по-человечески. Проблему отцов и детей вовсе не Тургенев открыл. И её последствия мы вынуждены до сих пор испытывать на себе. Может, не было бы всех этих босний и украин, если б Адам отвечал Твоим представлениям об идеальном сыне?

Ты с ним общался напрямую… Конечно, я и теперь постоянно чувствую Твоё присутствие в моей жизни. Помнишь, как Ты мне на Соловках подложил чью-то шапку, когда я признался, что забыл дома свою? А помнишь, как Ты чётко и безболезненно не пустил меня в Германию, потому что там Тобой задумывалось наводнение? А как Ты стоял рядом, когда я ночью молился в комнате на улице Комсомола? Ты многое для меня делаешь, я знаю. Извини, если бываю порой неблагодарен и даже груб <…>.

А сколько счастья было на Соловках, когда я белой ночью ездил на Секирку! Я обливался ледяной водой из колодца, глядел с вершины на архипелаг, бродил по лесам. Волны шумели где-то вдали, но среди деревьев стояла невообразимая тишина, и Ты незримо присутствовал рядом. Конечно, глазами не видно, но чем-то другим это всегда чувствуешь, даже не сердцем, не душой, а каким-то врождённым органом, не забывшим райские кущи. Твоё присутствие всегда ощущается, в шелесте листьев, словах дорогого человека, поступках других людей и т. д. Ты всегда рядом, и это счастье – осознавать это. Хотя порой и стыдно. Но это уже другая история.

До свиданья!

Письмо 4. О государстве и церкви

Здравствуй.

Сегодня мне хочется написать Тебе письмо на серьёзную тему. О взаимоотношениях государства и церкви в России и роли православия в нашей жизни. Конечно, об этом написаны горы книг. С подавляющим большинством я, признаться, не очень знаком. Да и не хочется. В основном это борьба самолюбий и проявления детских комплексов. Выскажу лишь то, что думаю сам.

Сегодня проблема взаимоотношения Добра и Зла выведена из «сферы влияния» православной церкви. Причин тому много. Включая особенности отношения церкви и государства.

Вообще тема «Православная церковь и русское государство» стара, как мир, и бездонна, как Мировой океан. Непростая история взаимоотношения этих двойняшек, но не близнецов занимает, как я уже сказал, множество книг, диссертаций, статей, эссе и проч. Кажется, только ленивый не высказался на эту тему (далее зачеркнуто).

Когда появляется централизованное государство, появляется и церковь. Это закономерно и необходимо. Но в условиях российской действительности эти институты напоминают двух одноногих, которые не могут жить без поддержки друг друга, потому и вынуждены идти в одном направлении. Терпят и идут. Идут и терпят.

Российское государство давно и навсегда превратило церковь в подчинённую организацию. Что бы ни говорили, но государство – Над, церковь – Под. Неужели можно представить сегодня, как монах мирит двух губернаторов? Или как президент перед важным событием едет за благословением к тому же монаху? Сомнительно также, чтоб после закрытия всех церквей в большом городе в нём наступил мгновенный коллапс. Общины, конечно, будут недовольны, особо рьяные братья и сестры пополнят ряды мучеников, но жизнь города не остановится. Прости, но я уверен в этом.

И в отношении с обществом Церковь также вряд ли вернёт тот авторитет, который имела несколько веков назад. Слишком всё изменилось. Попытки патриарха пожурить украинцев и призвать родственные народы к всеобщей любви выглядят даже не как глас вопиющего в пустыне, а как голос диктора в метро, предупреждающий о том, что двери закрываются. Привычно и никому не нужно <…>.

Конечно, конечно, церковь должна высказать свою позицию, но кого это остановит?

Во многом из того, что сказано выше, виновата сама православная церковь и её приверженцы. Тут есть несколько моментов. Сложно представить (вернёмся к историческим параллелям), чтоб в XIV веке пьяный священник в роскошной карете сбил нескольких прихожан. Или чтоб обвинения в педофилии сыпались на служителей церкви, как капли дождя на асфальт. Или чтоб священник назвал всех одиноких женщин не очень литературным словом и потом более высокие церковные чины официально от этого открещивались и т. д. Уничтожения выставок разъярённой православной молодёжью тоже вряд ли могут кого-то пригласить в храм.

Сегодня человеку уже не импонирует тот факт, что за него всё решили. Особенно это актуально в России, после десятилетий советской тоталитарщины. Эти неофитские глупости, при всей «святости» их намерений, загоняют общество обратно, в царство догмы. Многие россияне сегодня хотят думать своей головой, хотя это далеко не всегда благодарное занятие.

Ах, да… Существует ещё один аспект. Сегодня в т.н. духовной жизни у религии появилось слишком много конкурентов. Если раньше это были светские науки и классические искусства (довольно безобидные создания, прямо скажем), и часто церкви удавалось прийти к компромиссу с ними, то теперь речь идёт об интернете и телевидении. Далеко не всегда, в отличие от прежних конкурентов церкви, они «играют» честно. Апелляции к первичным инстинктам чаще всего достигают цели. Ты только включи телевизор и – посыплется… Честное слово, «зоопарк» какой-то <…>.

Новые масштабы коммуникации, давая возможность сравнения, превращают людей либо в убеждённых православных, либо отталкивают от православия навсегда. Как это ни странно, именно эти колоссальные возможности коммуникации приводят к мысли об индивидуальности отношений между Тобой и человеком. Здесь может быть только диалог, а не групповые занятия.

Вообще при взгляде на отношения церкви и общества, церкви и государства в наши дни бросается в глаза разбалансировка всего и вся. Сила «прошлого» православия была в его концентрации, «неразмытости», когда количество православия «снаружи» соответствовало количеству православия «внутри». Всё это находилось в балансе и поддерживало друг друга: с одной стороны, интериоризация для слабых, с другой – проявление, волеизъявление сильных. То есть последние вели за собой и каждый был «на своём месте», способности и возможности каждого были учтены. Православие было позвоночником русской культуры. Сегодня я не уверен, что его не сломали в 1917 году. Где Ты, кстати, тогда был? Неужели где-то в мире было ещё хуже? Хотя ведь Ты всеведущ. Неужели так и задумывал? Но ладно, дело прошлое.

Нет в нынешней русской православной церкви единства, монолитности. Всё – разброд и шатание. Множество случайных людей. Множество ненужных и необдуманных слов. Множество наивных книг. Множество изданий, рассчитанных на людей несведущих или просто недалёких. Основой для спасения души не может быть незнание или врождённая глупость.

Основой, первым толчком в движении по направлению к спасению души, должно быть осознание. Осознание того, что дальше жить по-старому невозможно. Только сам человек может это решить. Именно поэтому спасение души – дело исключительно личное, интимное, биографическое. Вернее, человека и Тебя. И никакой священник, которого я не знаю и который не знает меня, не расскажет мне, что я должен делать и в чём я виноват. Как и везде, здесь необходима индивидуальная работа. А человек в таких случаях обычно загоняется на конвейер.

Сделаем небольшую оговорку о степени возможности этой «индивидуальной» работы. Так или иначе, но человек будет её осуществлять в рамках родной культуры, к тому же имея позади длинный ряд предков. Поэтому образ найденного им Тебя (да, неуклюже звучит) будет обвешан обычаями, страхами, предрассудками, как рождественская ёлка – украшениями. В какой степени этот образ будет соответствовать действительности, а в какой степени он будет соответствовать лишь самому ищущему – большой вопрос. Поэтому необходимо учесть, что «индивидуальность» внутренней работы относительна. Но я уже писал в другом письме.

В России есть места, которые могут помочь ищущему человеку (Ты там часто бываешь, знаю). Они хранят то, что почти утеряно в современном православии, – искренность, чистоту, моральную непримиримость. Любовь, в конце концов. Речь идёт о среде, атмосфере, которая жива в некоторых монастырях, например, Соловецком и Кирилло-Белозерском. Однако большинство таких учреждений, скорее, паразитирует на наследстве, чем занимаются собственным «деланием» (обожаю это слово). Про новоучреждённые церкви и монастыри пока и говорить не приходится. Да Ты и сам всё знаешь <…>.

А закончить это длинное письмо можно следующим (утомил уже Тебя, наверное, да и от дел отвлекаю). Несмотря на все нынешние проблемы, альтернативы у российского общества нет: главной государственной религией может быть только православие (надеюсь, я не оскорбил чьи-либо религиозные чувства, иначе джихада мне не миновать). К тому же незаметный труд десятков провинциальных священников должен когда-нибудь принести плоды. Думаю, что уже приносит. Но пока они не так заметны, как хотелось бы.

Таким получилось это письмо.

До свиданья!

Письмо 5. О моём православии

Здравствуй.

Решил Тебе всё-таки написать о моём «романе» с православием (по-другому это и не назвать), который имел место несколько лет назад. Иначе предыдущее письмо выглядит незаконченным.

Человек, как я думаю, есть на 99% сумма наследственности и личного опыта. Оставшуюся часть занимает в нём некий метафизический момент. Именно он – лучшее в нас и именно он по большей части «отвечает» за какие бы ни было верования, не исключая религиозные.

Однако постараюсь сразу избавиться от Твоих вопросов. Я не воцерковлён до сих пор и вряд ли в ближайшее будущее это произойдёт.

Но обо всём по порядку.

Не могу сказать, что случайно оказался в храме в то зимнее утро. Путь туда по длине приблизительно равнялся списку прочитанных книг. О, это были разные книги! Усиленное занятие своей душой включало в себя чтение философской литературы. После чтения греков и римлян (ближе всех оказались стоики), я перешёл к истории философии Гегеля. Всё это было интересно, мудро, глубоко. Во многом это оказало на меня, как говорится, формирующее воздействие. И всё же мне явно чего-то не хватало. Последним звеном в этой цепи стало простое сопоставление фактов <…>.

И я пришёл в храм.

Было около десяти часов утра. За окном мороз превращал порт в подобие пристани царя Гвидона. Я осмотрелся и занял наблюдательную позицию в уголке, возле железных лесов. Они были похожи на клетку для животных. Постепенно народ заполнял помещение. Как студенты на лекцию, верующие приходили на службу на всём её протяжении. Все были похожи друг на друга. Они улыбались, приветствовали друг друга поцелуями, оживлённо что-то обсуждали. Затем их лица принимали сосредоточенное выражение. Дети были с родителями. Потом много пели, произносили вслух молитвы, вставали на колени, подходили к священнику. Я зорко следил за происходящим. В один момент я даже почувствовал нечто, с чем ранее не сталкивался, и это нечто изменило меня и ведёт до сих пор. Думаю, что без Тебя тут не обошлось. И я очень благодарен Тебе.

Однако позднее впечатления от службы вылились лишь в этнографический интерес. Книги меня привели в храм, книги меня оттуда и вывели. Да, одно время я прилежно посещал службы, читал православную литературу. Сейчас я убеждён, что этого не стоило делать. Я бы сохранил большее доверие к православной Церкви. Я читал книги Иустина Философа, Климента Александрийского и других весьма многочисленных авторов. Попытки верующих «притянуть» исторические факты под свои схемы вполне объяснимы (например, Платон – ученик Моисея), но для меня неприемлемы. Ты знаешь это. Претили постоянные недомолвки, искажения и, выражаясь современным языком, «двойные стандарты». Это стало одной из причин моего расставания с мировоззрением правоверного православного <…>. Другой причиной стал повтор. Постоянный, механический, неизбежный. Использование одних и тех слов, совершение одних и тех же поступков, моделирование всей необъятности жизни под какие-то схемы и т. д. и т. д. (и это в лучшем случае. Что в худшем? Нетерпимость к инакомыслящим). Другими словами, мне, как «подпольному человеку», вместо хрустального дворца подсовывали либо курятник, либо капитальный дом. Ни то, ни другое меня не устраивало.

Что я могу сказать в итоге? Православные службы теперь не посещаю, религиозных книг не читаю, в богословские диспуты не вступаю. Но атеистом, разумеется, не стал. Не мой путь.

До свиданья! Надо ещё почитать сегодня.

Письмо 6. О путешествиях

Здравствуй.

Спешу поделиться радостью: я еду в Минск. Как когда-то писала одна шведская поэтесса, «волшебная музыка странствий увела от родных берегов». Эта же самая мелодия почти выгнала меня из дома лет пятнадцать назад и до сих пор мотает по свету, как бутылку по морским волнам. Но это – счастье. У каждого есть своё понимание счастья. Для меня это – путешествия. Неважно, куда, зачем, на сколько, с кем, главное – ехать. Хотя, конечно, важно, с кем едешь. Мне всегда было интересней путешествовать одному – с собой не скучно. Но всё зависит от цели поездки. Если она развлекательная, то лучше в компании. Если познавательно-творческая, то лучше одному. Больше увидишь и почувствуешь <…>.

Человеку необходимо путешествовать.

Иначе он превращается в хомяка. Сидит в своей норе и думает, что живёт. Порядок в норе становится мерилом порядка в мире, хомячковые принципы начинают распространяться на весь мир (обожаю умные слова: начинают экстраполироваться на весь мир) и т. д.

Лично для меня любая поездка – не только возможность сменить декорации и побыть наедине с собой (это всегда полезно). Это перерыв между разными жизнями. Я возвращаюсь изменившимся, с другими мыслями и настроениями. Как будто старый багаж оставил дома и не пожалел об его исчезновении. Новые импульсы и интересы задают другой вектор развития тому, что является мной. Поэтому когда я уезжаю в поездку (неважно, на два дня или на два года), я навожу порядок среди своих вещей, делаю уборку. Я знаю, что буду другим. Я как бы прощаюсь с одним периодом жизни во имя другого, как бы прощаюсь с собой одним ради себя другого.

В путешествии на всё смотришь иначе. География влияет на восприятие. Взгляд со стороны очень полезен. Можно принимать решения и не бояться ошибиться.

А Тебе путешествовать не надо. Ты – везде. Хотя от этого как-то грустно. Ничего нового. Каждые день и ночь видишь одно и то же, к тому же созданное Тобой, и Ты даже помнишь когда и при каких обстоятельствах. И видишь, как человек (полагающий в своей гордыне, что он – самое любимое творение из числа созданных) разрушает сделанное Тобой. Присвоил себе и разрушает. А Ты ещё пытаешься с ним разговаривать. Я бы так не смог.

Кстати, я тут подумал, что эта страсть к путешествиям – лишь попытка обретения простора, то есть попытка человека расшириться и углубиться до Твоих масштабов; разнообразить ландшафт своего внутреннего мира и, в конечном итоге, это своеобразное подражание Тебе, сознательное или неосознанное приближение.

Кажется, неслучайно многие верующие люди были или стали путешественниками. Можно вспомнить хотя бы Фёдора Конюхова. Сколько морального удовлетворения я испытываю, когда представляю эту картину: одинокая лодка среди океана, в ней человек молится Тебе, ведёт разговор с Тобой. Тишина вокруг, может, даже закат…

Только Ты и он.

Вот где счастье! И никто меня не убедит, что оно – в норе (пусть и называется по-разному). Оно только в путешествии, вечном движении, стремлении.

Ох, уж эта музыка странствий! Сколько о ней написано, сколько людей причисляли себя к композиторам! Всё, побежал собирать рюкзак. Нос уже чувствует запах паровозного угля. Лучший запах на свете.

До встречи.

Письмо 7. О кризисе

Здравствуй.

Ты знаешь, я хотел бы сегодня с Тобой поговорить о кризисе. Нет, не на Украине (Ты, во-первых, и сам всё знаешь, а во-вторых, кризисом всё там происходящее назвать я не могу, это – война, война в самом прямом смысле слова). О кризисе веры хотел бы я поговорить. Это в некотором смысле продолжение предыдущих писем.

Итак, сейчас принято утверждать, что в обществе стран Европы церковь испытывает кризис; в то, что она говорит, якобы, никто не верит. Это утверждается нашим православием. Но я подозреваю, что это просто демарш в сторону конкурирующей организации  <…>.

Во-первых, особого дефицита доверия католичеству я не заметил (сужу по Германии), на мессах всё также полно народу; во-вторых, о подобном же кризисе можно говорить относительно православия. Жизнь большинства людей оно сейчас не определяет (я имею в виду не определяет до конца, внутренне, сущностно, чтоб жизнь людей от него зависела напрямую). Поэтому о некотором охлаждении людей к церкви можно говорить как «у нас», так и «у них». Далее речь пойдёт о вере и человеке в общем.

Я думаю, что Ты не виноват в человеческом равнодушии к церкви. Просто мы в очередной раз убеждаемся, что Ты не такой, каким Тебя представляем. Это, в первую очередь, кризис наших представлений о Тебе, и, как следствие, недооценка Твоей роли в нашей жизни. Нам всегда было удобно и приятно думать, что Ты – добрый, милосердный, заботливый, вездесущий, и любишь нас, как мы любим своих детей, и жизнь напоминает детский сад: вокруг добрые воспитатели, которые и погладят по головке, и почикают по попке, и накормят, и сказочку с добрым концом расскажут. Да, директора не видно, но зато следы его мудрого руководства видны повсюду. Что за чушь! Что за наивность! Ты – справедливый? Возможно. Ты – вездесущий? Не исключено. Но справедливость – часто антоним доброты и милосердия. Не слишком ли мы, исходя лишь из наших представлений, оправдываем Тебя? И нуждаешься ли Ты в этом? Мы удивляемся: как это, откуда столько жестокости и циничности в мире, ведь Ты – добрый? И ищем в панике сотни объяснений. Но это – наша жестокость и наша доброта. У Тебя-то нет таких понятий. Ты – вне всего этого, вне этой «человечинки» <…>.