Зефирный убийца

Все имена и события в произведении вымышлены, любые совпадения с реальными людьми, живыми или мертвыми, случайны.

Глава 1. Розовый след

Участковый Олег Семенович Горин не любил вторники. Почему-то именно в эти дни случались разные инциденты: пьяные дебоши на площади, жалобы на соседских собак или семейные скандалы в многоэтажках. Но вторник, 6 февраля, стал особенным.

Звонок раздался в 17:23. Горин собирался закрывать участковый пункт – маленькую комнату на первом этаже, где пахло затхлостью и дешевым кофе. Телефон зазвонил резко и требовательно.

– Олег Семеныч! – голос соседки Тамары Федоровны дрожал. – Приезжайте скорее! Дед Витя… Дверь открыта, свет горит, а он не откликается… Кровь на полу… Голос женщины превратился в одно громкое рыдание.

Виктор Степанович Кравцов. Семьдесят три года. Вдовец. Живет в однушке на втором этаже. Тихий старик, которого Горин знал лет пятнадцать – ни разу не было проблем. Скорее всего, заснул в наушниках или не расслышал… Но кровь…

– Еду, Тамара Федоровна, – вздохнул Горин и потянулся за курткой.

Дом номер двенадцать по улице Гагарина стоял в старом районе Заречья – пятиэтажка-хрущевка постройки шестидесятых, с облупившейся штукатуркой и покосившимся козырьком подъезда. Город этот, Заречье, расположился в ста пятидесяти километрах от областного центра, словно застряв между прошлым и настоящим. Тридцать девять тысяч жителей, три завода (один уже закрыт), три школы, поликлиника и бесконечная провинциальная тоска…

Горин поднялся на второй этаж. У двери квартиры номер восемнадцать стояла Тамара Федоровна – полная женщина лет шестидесяти в застиранном халате и тапках на босу ногу. Рядом жался ее внук-подросток.

– Олег Семеныч, наконец-то! – она всплеснула руками. – Я уж думала, не дождусь. Я иду, смотрю, дверь приоткрыта, свет горит, я кричу, а дед Витя молчит. Я боюсь туда заходить, там кровь… Женщина снова зарыдала.

Горин кивнул и толкнул дверь. Та беззвучно отворилась.

Прихожая оказалась крохотной, захламленной. Старое пальто на вешалке, стоптанные ботинки, запах лекарств и старости. Горин прошел в единственную комнату.

Виктор Степанович Кравцов лежал на полу между диваном и журнальным столиком, на правом боку, лицом к окну. Ноги слегка поджаты. Левая рука вытянута вперед, правая прижата к груди. На полу – темная лужа, почти черная в вечернем полумраке. Кровь. Много крови.

– Господи… – выдохнул Горин и шагнул вперед.

Он присел на корточки, нащупывая пульс на шее старика. Кожа холодная. Горин отдернул руку и огляделся. На старом свитере Кравцова – множество разрезов. Грудь, живот, бок. Кровь пропитала ткань, растеклась по линолеуму.

Это было не просто убийство. Это была бойня.

Горин поднялся, стараясь не наступить в кровь, и включил верхний свет. Комната озарилась тусклым светом люстры под потолком. Теперь он видел лучше: следов борьбы почти нет. Упавший стул, сдвинутый столик. Но в целом обстановка не выглядела разгромленной. Будто старик не сопротивлялся. Или не успел.

Горин обошел тело, вглядываясь в детали. Лицо Кравцова застыло в гримасе боли и удивления. Глаза полузакрыты. Рот приоткрыт.

И вот тут Горин увидел это.

Между посиневших губ старика торчал кусочек чего-то розового. Что-то мягкое, воздушное. Горин наклонился ближе, щурясь.

Зефир.

Обычная розовая зефирка, засунутая в рот мертвому человеку.

Холодок пробежал по спине участкового. Он выпрямился, сглотнул, потянулся за телефоном.

– Тамара Федоровна, – позвал он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. – Уходите от двери. И никого не впускайте.

– Олег Семеныч, что там? – голос женщины, выглядывающей из коридора, был полон страха.

Горин закрыл дверь комнаты и остался стоять в прихожей, набирая номер начальника отдела. Руки слегка дрожали. За двадцать два года службы он видел смерти – инфаркты, суициды, пьяные драки с плачевным исходом. Но это… Зарезанный старик. Много ударов… И зефир во рту…

Зачем зефир?

Телефон ответил на третьем гудке.

– Зуев слушает.

– Анатолий Викторович, это Горин. У нас труп. Убийство. Виктор Кравцов, семьдесят три года, Гагарина, двенадцать, квартира восемнадцать. Множественные ножевые ранения.

Пауза.

– Ты уверен, что убийство?

– Абсолютно.

– Еду. Никого не впускай, ничего не трогай. Десять минут.

Полковник Анатолий Викторович Зуев был начальником отдела полиции Заречья последние восемь лет – мужчина лет пятидесяти, плотный, с выразительными усами и вечно усталым взглядом. Вместе с ним приехали оперативник Константин Рыбаков, двадцати восьми лет, недавно переведенный из областного центра, и двое участковых из соседних районов. Следом подтянулась скорая – фельдшер Лариса Ивановна, которая лишь подтвердила очевидное: мужчина мертв, умер несколько часов назад.

Зуев вошел в квартиру, осмотрелся в прихожей и прошел в комнату. Горин молча последовал за ним. Полковник присел на корточки возле тела, изучая раны, лужу крови, положение рук.

– Сколько ударов? – спросил он, не поднимая головы.

– На глаз – не меньше десяти. Может, больше. Судмедэксперт скажет точнее.

Зуев кивнул, провел рукой по усам. Потом его взгляд упал на лицо Кравцова, на приоткрытый рот.

– Это что за…

Он замолчал, наклонился ближе.

– Зефир вроде, – тихо сказал Горин. – Розовая зефирка. Засунута в рот после смерти. Или во время.

Зуев выпрямился. Лицо его окаменело.

– Рыбаков! – крикнул он в сторону прихожей.

Молодой оперативник появился в дверях, увидел тело и поморщился.

– Вызывай криминалистов. Всех, кто есть. Палыч, Светлана, кто еще дежурит… Пусть тащат все оборудование. И судмедэксперта из области вызывай – нашего Ивана Петровича. Срочно.

– Есть, – Рыбаков исчез в коридоре.

Зуев снова посмотрел на зефир.

– Это послание, – произнес он негромко. – Убийца оставил послание.

– Какое? – Горин не понял.

– Не знаю. Но это неслучайно. Столько ударов ножом – это ярость, месть, ненависть. А зефир… – он покачал головой. – Это насмешка. Или символ. Что-то значит…

Горин промолчал. В горле пересохло.

– Дверь была открыта? – спросил Зуев.

– Да. Приоткрыта. Соседка говорит, что заметила около пяти вечера.

– Специально оставил открытой. Хотел, чтобы нашли быстро. Чтобы увидели… это.

Полковник встал, отряхнул колени и прошелся по комнате. Осмотрел окно – заперто изнутри. Осмотрел дверь – следов взлома нет. Видимо, Кравцов впустил убийцу сам.

– Знакомый, – констатировал Зуев. – Или тот, кому старик доверял. Впустил, не заподозрив ничего плохого. Убийца нанес удары внезапно. Кравцов не успел толком сопротивляться.

Криминалисты приехали через сорок минут. Егор Павлович, или для своих Палыч, – седой мужчина лет шестидесяти с мешками под глазами, – и его помощница Светлана, худенькая девушка в очках. Они молча принялись за работу: фотографировали, искали отпечатки, собирали образцы крови, изучали каждый сантиметр комнаты.

– Следов посторонних мало, – резюмировал Палыч через час. – Отпечатки в основном самого Кравцова. На дверной ручке есть что-то размазанное – возможно, убийца вытер. Орудие не найдено. Нож унес с собой.

– А зефир? – спросил Зуев.

Петрович осторожно извлек розовую зефирку изо рта покойного пинцетом и поместил в пластиковый пакет для улик.

– Обычная зефирка. Фабричная. Таких в любом магазине полно. Отправлю на анализ – вдруг там слюна убийцы или еще что.

– Яд? – предположил Рыбаков.

– Сомневаюсь. Зачем яд, если двенадцать ножевых? Но проверим.

Судмедэксперт Иван Петрович прибыл из областного центра ближе к полуночи – сухощавый мужчина в мятом костюме, с саквояжем в руке. Он осмотрел тело прямо на месте, сделал предварительные заметки.

– Двенадцать ударов, – подтвердил он, разгибая затекшую спину. – Грудь, живот, бок. Три удара пришлись в область сердца – любой из них смертелен. Остальные – уже после, по живому или умирающему. Нож с одним лезвием, длина клинка около десяти-двенадцати сантиметров. Удары наносились справа налево, сверху вниз. Убийца, скорее всего, правша. Рост средний или выше среднего.

– Время смерти?

– Ориентировочно между двумя и четырьмя часами дня. Точнее скажу после вскрытия.

– Сопротивлялся?

– Минимально. На руках нет защитных ран. Возможно, был застигнут врасплох. Или убийца действовал очень быстро.

Тело забрали после двух часов ночи. Квартира осталась опечатанной. Горин спустился последним по лестнице. На этажах стояли соседи – человек пять-шесть, в халатах и тапочках, с тревожными лицами.

– Олег Семеныч, что случилось? – спросила Тамара Федоровна, все еще не ушедшая домой. – Деда Витю убили, да?

Горин кивнул.

– Убили. Больше ничего пока сказать не могу. Идите по домам. Двери закрывайте на замок.

– Господи, – женщина перекрестилась. – Кто же его убил? За что? Он же тихий был, никого не трогал.

– Разберемся.

Но слова прозвучали неуверенно.

На улице уже собралась толпа – человек тридцать, несмотря на поздний час и холод. Заречье – город маленький, новости разлетаются мгновенно. Горин увидел знакомые лица: Нину Сергеевну из соседнего подъезда, Мишу-таксиста, продавщицу Свету из магазина напротив, слесаря Петьку с завода. Все шептались, переминались с ноги на ногу, курили, вглядываясь в окна второго этажа.

– Олег Семеныч! – окликнул его Миша-таксист. – Правда, что деда Витю зарезали?

– Будет расследование, – коротко ответил Горин.

– Говорят, ограбление было? – подала голос Света.

– Нечего болтать заранее! Расходитесь по домам.

Но толпа не расходилась. Слухи уже разлетались по городу – каждый добавлял что-то свое, искажал подробности, фантазировал.

– Я слышала, его в ванной нашли, – шептала одна старуха другой.

– Да нет, на кухне. И денег забрали, и документы.

– А мне говорили, что это из-за наследства. Племянник приезжал на днях, ругались они.

– Какой племянник? У деда Вити братьев не было, откуда племянник?

Горин прошел сквозь толпу к служебной машине, где его ждал Зуев. Полковник стоял у капота, курил, смотрел на подъезд.

– Народ с ума сходит, – буркнул он, увидев Горина. – К утру весь город будет в панике.

– Что будем делать?

– Утром пресс-релиз. Коротко, без подробностей. Типа «произошло убийство, ведется расследование, просим граждан сохранять спокойствие». Стандартная фигня.

– А зефир?

– О зефире – ни слова…– Зуев не договорил, затянулся сигаретой. – В общем, молчок. Только мы, криминалисты и судмедэксперт. Даже в протоколе пишем обтекаемо.

Горин кивнул.

– Как думаете, кто это?

Зуев долго молчал, глядя в темноту.

– Не знаю, Олег. Двенадцать ударов – это личное. Ярость, ненависть. Но зефир… это холодный расчет. Убийца хотел оставить знак. Послание. Может, нам, может, кому-то еще. – Он бросил окурок, растоптал. – Боюсь, это не последнее убийство.

– Серийный?

– Возможно. Или месть по списку. Или вообще что-то, чего мы пока не понимаем.

Горин похолодел. Серийный убийца в Заречье – такого не было никогда. За сотню лет существования города случилось всего несколько убийств, и все были раскрыты за неделю-две. Бытовые конфликты, пьяные драки, ревность. Все понятно, все объяснимо.

А это…

– Завтра начинаем с окружения Кравцова, – продолжил Зуев. – Родственники, знакомые, соседи. Кто последний видел, с кем общался, были ли конфликты. Рыбаков поднимет его биографию – вдруг что всплывет. А ты опроси соседей подробно. Кто видел посторонних, кто слышал шум, крики. Временной промежуток – с двенадцати до пяти дня.

– Понял.

– И еще, – Зуев посмотрел Горину в глаза. – Готовься к тому, что город начнет паниковать. Если не найдем убийцу быстро – начнутся слухи о маньяке, панике, самосуде. Знаешь, как это бывает в маленьких городах.

Горин знал. Когда в соседней области десять лет назад произошла серия изнасилований, город просто взбесился. Чуть не забили до смерти ни в чем не повинного приезжего, устроили самосуд. Потом оказалось, что преступник – местный учитель, тихий семьянин.

Толпа рассеивалась. Люди возвращались домой, но во дворах еще долго горел свет. Никто не мог уснуть.

Горин сел в машину и направился домой. Часы показывали без пятнадцати три. Город дремал, но беспокойно. В окнах мелькали тени – кто-то не спал, кто-то смотрел на улицу, проверяя окна и двери.

Дома Катя, его жена, спала, свернувшись под одеялом. Горин разделся и лег рядом, но сон не приходил. Перед глазами стояло мертвое лицо Кравцова: розовый зефир между посиневших губ и темная лужа крови на полу.

Зачем зефир? Что это значит?

Убийца оставил послание. Но какое? Насмешка? Угроза? Символ чего-то, известного только ему?

Телефон завибрировал на тумбочке. Сообщение от Зуева: «Совещание в 9:00. Будь готов к докладу».

Горин положил телефон и закрыл глаза.

А в это время, в соседних дворах, на кухнях панельных домов, в очередях круглосуточных магазинов уже рождались слухи. К утру весь город говорил только об одном – о страшном убийстве деда Вити.

Женщины в автобусах шептались:

– Говорят, страшно было. Весь в крови.

– Я слышала, его сын из Москвы приезжал. Наследство делили.

– Да какое наследство? Нищий он был.

– Может, знал что-то. Тайну какую. Вот и убрали.

Мужики в курилках заводов обсуждали:

– Надо самим искать. Менты все равно не найдут.

– Точно. Помнишь, как в шестнадцатом году Леху Рыжего искали? Полгода не могли найти, пока сам не сдался.

– Это маньяк, я чую. Начал с деда, дальше пойдет…

К вечеру среды, седьмого февраля, страх окончательно поселился в Заречье. Женщины боялись выходить на улицу после наступления темноты. Старики проверяли замки по три раза. Дети шли в школу группами, оглядываясь.

Глава 2. Второй звоночек

Пятница, 9 февраля, выдалась особенно холодной. Температура опустилась до минус 28 градусов, ветер гнал по улицам колючие снежные хлопья. Заречье застыло в тревожном ожидании, словно город, переживший катастрофу и боящийся повторения.

За два дня после убийства Виктора Кравцова полиция опросила более сорока человек: соседей, знакомых, продавцов магазинов, где он покупал продукты. Но зацепок не нашлось. Кравцов жил тихо, не конфликтовал и не имел долгов. Последний раз его видели в понедельник утром, когда он выходил за хлебом. Продавщица Светлана подтвердила: был около десяти утра, купил батон и молоко, расплатился мелочью и ушел.

Судмедэксперт определил время смерти между двумя и четырьмя часами дня. В квартире не было следов ограбления, все более-менее ценные вещи остались на месте. Нож так и не нашли, несмотря на тщательные обыски мусорных контейнеров и канализационных люков в радиусе километра.

Зефирка, которую отправили на экспертизу, не дала никакой информации: на ней не нашли ни следов слюны убийцы, ни следов яда. Это была обычная зефирка, произведенная на кондитерской фабрике «Сладкий мир» в областном центре. Ее можно купить в любом магазине.

Полковник Зуев с каждым днем становился мрачнее. Утреннее совещание в пятницу было коротким.

– Итак, господа, – он оглядел собравшихся: Горина, Рыбакова и еще троих оперативников. – Три дня работы, а что мы имеем? Ничего. Ни свидетелей, ни мотива, ни улик. Убийца словно испарился.

– Может, приезжий? – предположил молодой Рыбаков. – Убил и уехал.

– Тогда зачем зефир? – возразил Зуев. – Это послание. Значит, убийца здесь, в городе. Он наблюдает. Возможно, готовится к следующему.

– Думаете, повторится? – Горин почувствовал, как холодок пробежал по спине.

– Не знаю. Но готовиться надо. Рыбаков, ты проверял базы данных на похожие преступления?

– Проверял. По области за последние пять лет – ничего похожего. По стране – четыре случая, но там другой почерк. И все раскрыты.

– Значит, это первый. – Зуев потер переносицу. – Ладно, продолжаем опросы. Горин, возьми соседние дома. Может, кто видел машину подозрительную, человека незнакомого. Рыбаков…

Телефон Зуева зазвонил. Он поморщился, взглянул на экран, нахмурился.

– Зуев слушает.

Все замолчали, наблюдая за полковником. Лицо его менялось – сначала недоумение, потом тревога, потом что-то похожее на ужас.

– Адрес? – коротко спросил он. – Понял. Выезжаем.

Он положил трубку на стол, медленно поднялся.

– Еще одно тело. Георгий Морозов, семьдесят один год. Улица Советская, дом семь, квартира двадцать три. Обнаружила дочь час назад. Говорит… – он замолчал, сглотнул. – Говорит, картина та же.

Тишина повисла такая, что слышно было, как за окном воет ветер.

Горин отвернулся и подошел к окну… Один раз – это могло быть случайностью, помешательством. Но два раза…

– Зефир? – тихо спросил Горин.

Зуев кивнул.

– Едем. Все.

Улица Советская находилась на другом конце города, в районе бывшего райкома партии. Девятиэтажка постройки восьмидесятых, в лучшем состоянии, чем хрущевки на Гагарина. Подъезд чистый, стены покрашены. Но атмосфера была та же – толпа зевак, шепот, страх в глазах.

У подъезда стояла машина скорой помощи, дежурил молодой участковый. Увидев Зуева, он козырнул.

– Товарищ полковник, дочь потерпевшего наверху, в квартире соседей. В шоке.

– Тело трогали?

– Нет. Фельдшер осмотрела, констатировала смерть, но ничего не трогала. Я сразу вызвал вас.

– Молодец. Никого наверх не пускать.

Квартира Георгия Морозова находилась на шестом этаже. Дверь была открыта настежь. Зуев, Горин и Рыбаков вошли внутри, остальные остались снаружи.

Прихожая была просторной, с зеркалом и вешалкой. Пахло старостью, лекарствами и чем-то тяжелым, сладковатым – запахом смерти.

В гостиной, на ковре перед телевизором, лежало тело. Георгий Морозов был одет в домашний спортивный костюм, на ногах – шерстяные носки. Он лежал на спине, раскинув руки, ноги были слегка согнуты. Вокруг – огромная темная лужа крови, местами уже подсохшей.

На груди и животе – множество разрезов. Кровь пропитала ткань, растеклась по ковру и линолеуму.

Зуев присел на корточки осторожно, не касаясь тела. Лицо Морозова исказилось от ужаса и боли. Широко раскрытые глаза, приоткрытый рот. Между губ торчал знакомый розовый кусочек. Зефир.

– Господи… – прошептал Рыбаков.

– Серийный убийца, – глухо произнес Зуев, поднимаясь. – Теперь это точно.

Он достал телефон, набрал номер.

– Палыч? Это Зуев. Выезжай на Советскую, семь, квартира двадцать три. Да, еще одно. Все то же самое. – Пауза. – Нет, это уже не совпадение. Это серия.

Он положил трубку и снова посмотрел на тело.

– Рыбаков, осмотри квартиру. Ищи следы взлома, борьбы, все что угодно. Горин, пойдем поговорим с дочерью.

Ольга Георгиевна, дочь убитого, сидела в соседней квартире, держа в руках стакан с водой. Стройная женщина сорока пяти лет с короткими темными волосами выглядела заплаканной. Пожилая соседка в халате сидела рядом и нежно гладила Ольгу по плечу, стараясь успокоить.

– Ольга Георгиевна, – мягко начал Зуев. – Я полковник Зуев, это участковый Горин. Мы понимаем, как вам тяжело сейчас, но нужно задать несколько вопросов.

Женщина кивнула, судорожно сглотнула.

– Когда вы в последний раз видели отца?

– В… в воскресенье. Я приехала в обед, привезла продукты. Мы поговорили, я уехала часа в три.

– Как он себя вел? Жаловался на что-то? Говорил о конфликтах, угрозах?

– Нет, все было нормально. Он смотрел телевизор, читал газету. Обычный день…

– Вы каждый день с ним общались?

– По телефону – да. Звонила почти каждый вечер. – Голос ее дрогнул. – В понедельник звонила – трубку взял, сказал, что все хорошо. Во вторник… во вторник тоже. А в среду уже не отвечал. Я подумала, что, может, вышел куда. Позвонила вечером – опять не берет. Вчера весь день звонила – молчит. А сегодня утром… я приехала… и…

Она не договорила, уткнулась лицом в ладони. Плечи затряслись от рыданий.

– Значит, последний раз вы говорили с ним в среду? – уточнил Зуев.

Женщина кивнула.

– Утром. Около девяти. Он сказал, что будет убираться в квартире.

– А когда приехали сегодня – дверь была открыта?

– Да. Приоткрыта. Я испугалась сразу – папа всегда запирал дверь на два замка. Я позвала, зашла и… и увидела.

Зуев переглянулся с Гориным.

– У вашего отца были враги? Конфликты с кем-то?

– Нет! – Ольга подняла голову, глаза ее были полны отчаяния. – Он был спокойный, тихий человек. Всю жизнь работал инженером на заводе, на производстве… На пенсии занимался садом на даче, читал книги. Ни с кем не ссорился.

– Родственники? Наследство, споры?

– У него только я и внучка. Никаких споров. Квартира и так моя будет.

– Друзья, знакомые?

– Были. Несколько человек. Дядя Миша с этой же улицы, они в домино играли. Тетя Вера из соседнего подъезда. Еще кто-то, не помню… – Она замолчала, потом вдруг спросила: – Это правда, что деду Кравцову тоже… так же?

Зуев не ответил сразу. Потом кивнул.

– Похоже. Ваш отец знал Виктора Кравцова?

Ольга задумалась.

– Не знаю. Может, знал, может, нет. Город маленький, все друг друга знают хоть немного. Но близко не общались, это точно.

– А сами вы его знали?

– Видела пару раз. На остановке, в магазине. Здоровались, но не больше.

Зуев еще немного порасспрашивал, но ничего нового не услышал. Ольга ничего не знала – ни о врагах отца, ни о причинах, ни о связи с Кравцовым.

Криминалисты приехали через двадцать минут. Палыч, все такой же уставший и седой, молча принялся за работу. Светлана фотографировала, собирала образцы.

Судмедэксперт Иван Петрович прибыл позже – его опять вызвали из областного центра. Он молча осмотрел тело, сделал предварительные измерения.

– Картина идентичная, – резюмировал он, обращаясь к Зуеву. – Множественные ножевые ранения грудной клетки и живота. На первый взгляд – одиннадцать-двенадцать ударов. Несколько пришлись в область сердца, остальные – после. Нож тот же или очень похожий – одно лезвие, длина клинка десять-двенадцать сантиметров. Убийца правша, рост средний.

– Время смерти?

– Ориентировочно – три-четыре дня назад. Точнее скажу после вскрытия, но, судя по степени разложения и температуре в квартире, это вторник, может, среда.

– Среда, – повторил Зуев. – Значит, через день после Кравцова.

– Или в тот же день, – поправил судмедэксперт. – Кравцова убили во вторник днем. Морозова могли убить в понедельник вечером или во вторник утром. Нужно уточнить.

Зуев кивнул, записал в блокнот.

– А зефир?

Иван Петрович осторожно извлек розовую зефирку изо рта покойного, так же, как и в прошлый раз. Такая же фабричная, такая же розовая.

– Отправлю на анализ. Но уверен, результат будет тот же – никаких следов.

Зуев вышел в коридор, где его ждал Рыбаков.

– Нашел что-нибудь?

– Дверь без следов взлома. Окна заперты изнутри. Ценности на месте – деньги в тумбочке, дорогие часы на столе. Телефон тоже на месте. В квартире порядок, следов борьбы нет. Только… – он замялся. – Только на кухне стоят две чашки с остатками чая. И пепельница с тремя окурками.

– Морозов курил?

– Дочь говорит, что нет. Бросил пять лет назад.

Зуев нахмурился.

– Значит, у него был гость. Сидели, пили чай, курили. Потом гость его убил. Окурки изъял?

– Да. Отправлю на ДНК.

– Хорошо. Что еще?

– На полу в прихожей нашли след. Небольшой, частичный отпечаток ботинка. Размер сорок второй или сорок третий. Мужской. Палыч делает слепок.

Зуев вернулся в гостиную. Тело уже накрыли белой простыней, но темное пятно крови казалось, все еще растекалось по ковру, словно живое.

– Два убийства, – медленно проговорил Зуев, обращаясь к Горину. – Два пенсионера. Оба около семидесяти лет. Оба заколоты ножом много раз. Оба с зефиром во рту. Это не совпадение.

– Серийный убийца, – эхом повторил Горин.

– Да. И он здесь, в городе. – Зуев посмотрел в окно, на улицу, где уже собралась толпа зевак. – Нужна помощь из области. Одни мы не справимся.

Он снова достал телефон, набрал номер.

– Приветствую, товарищ генерал! Зуев беспокоит. Александр Петрович? Прости, что по личному номеру звоню. У нас серьезная проблема. Нужен следователь из управления. Да, серия убийств. Два трупа за три дня. Нет, не бытовуха. Маньяк, похоже. – Пауза. – Понял. Жду.

***

К вечеру весь город гудел, как растревоженный улей. Новость о втором убийстве разнеслась со скоростью лесного пожара. Люди звонили друг другу, собирались во дворах, обсуждали, гадали, боялись.