ГЛАВА 1. Бесовский тур
В десять часов утра судно “Михаил Калинин” нехотя покидало пристань Речного вокзала, отправляясь в очередной бизнес-тур. Звуки бодрого марша неистово извергались из динамиков, висевших прямо над рубкой, и ожесточенно били по оконным стеклам гостиницы «Обь». Разноперые туристы кучками стояли на палубе: кто прощался с провожающими, кто наблюдал за слаженной работой корабельной команды, кто, просто, дышал свежим воздухом и любовался широкой быстрой рекой и прибрежной природой.
Вскоре судно, дрожа всем корпусом, медленно отошло от пристани и осторожно развернулось, потом на какой-то миг замерло, заскрежетало механизмами и, набирая скорость, заскользило вниз по течению реки.
Звонко застучали каблучки по металлическому трапу. Высокая смазливая девица в короткой юбчонке, кокетливо поигрывая широкими бедрами, поднялась на капитанский мостик. Она бархатным голоском объявила по радиотрансляции:
«Уважаемые пассажиры! Просим всех занять свои каюты и прослушать ряд сообщений! Пожалуйста, находитесь все на своих местах…»
Мне повезло: в двухместной каюте я оказался один, со мной никого не поселили. Быстро переодевшись в спортивный костюм, я достал из сумки записную книжку с шариковой ручкой и приготовился фиксировать важные, на мой взгляд, сведения.
Позже в кинозале состоялось общее собрание, где представили организаторов и руководителей бизнес-тура, директоров и заместителей организаций и фирм и прочих дельцов, связанных с бизнесом. Я едва успевал записывать их номера кают. Вечером, сидя у себя, я перечитывал записи, пытаясь за что-нибудь уцепиться, но мне ничего не нравилось, а так хотелось поменять место работы.
Несмотря на приоткрытое окно-иллюминатор, в каюте стояла духота. Темное небо замерцало первыми звездочками. Мне сделалось невыносимо тоскливо и тесно. Я вышел из каюты и поднялся на верхнюю палубу.
Тихий шелест воды и свежий влажный воздух успокаивали нервы. Судно скользило по фарватеру Оби. Двигатель, как сердце тренированного спортсмена, работал ровно, ритмично.
– Что, совершаем ночной моцион? – раздался неожиданно рядом добродушный мягкий голос.
Я вздрогнул и увидел стоящего у борта длинного тонкого человека. В проблесках прожектора я рассмотрел и сразу узнал совсем молодого юношу: его провожала необычная трогательная пара, почему он и запомнился. Трогательность той пары заключалась в том, что Он сидел в инвалидной коляске, Она, опираясь одной рукой на трость, другой на его плечо, стояла рядом и широко улыбалась.
– Владимир! – просто сказал юноша и протянул руку.
– Александр! – представился я и с некоторым оживлением обменялся с ним рукопожатием. Снизу донеслась музыка: под перебор гитары томительно-нежный голос страдал от избытка или, наоборот, недостатка любви.
– Это бар заработал! – сообщил Владимир. – Там сейчас все боссы собрались! Развлекаются!..
– Каждому свое! – философски заметил я.
– Представляешь, сколько денег без пользы транжирится! – грустно продолжил Владимир. – А я эти несчастные копейки не могу достать. К кому только не обращался.
– А зачем тебе деньги? – полюбопытствовал я.
– Договорился с одним предприятием изготовить экспериментальную инвалидную коляску, – увлекаясь, говорил Владимир, – прикинул все до мелочи, даже рассчитал, какой минимум нужен для начала. А они, – он кивнул в сторону бара, – столько денег промотают за эти дни! Никому нет дела до проблем инвалидов. Все сочувствуют, понимают, но как доходит конкретно до дела, до какой-либо спонсорской помощи, – недоуменно разводят руками.
Владимир замолчал, задумчиво уставившись в искрящийся след, оставляемый кормой судна.
– Ладно! Мне пора! – очнулся юноша. – Завтра насыщенная программа – надо отдыхать! Приятно было познакомиться!
Пожав мне руку, он бесшумно исчез.
«Как приведение!» – мелькнуло у меня в сознании, и я почувствовал от этой мысли легкий озноб.
Судно, казалось, зависло на средине Оби, только темные очертания берегов, меняющиеся как декорации в театре, говорили о движении вперед.
Я присел на вентиляционный короб и прислонился спиной к теплой трубе, устремив взгляд в мерцающее небо. Звезды то там, то здесь отчаянно подмигивали, завораживая своей холодной красотой.
Вспомнилась работа, мучительный выбор: куда поехать, чем заняться в этот летний отпуск. Надо было бы съездить домой на Урал, сходить на кладбище, но тетя недавно прислала письмо, где подробно сообщала, что на днях посетила родителей с братишкой и все поправила там, на могиле, подкрасила. Могила, как она писала, чуть-чуть осела, но, слава Богу, ничего не завалилось, так что можно не переживать. Поэтому решил отложить поездку на осень, тогда и тетю можно проведать, да и могилу довести, как следует, до ума.
А теперь вот эта, можно сказать, случайная поездка на «Михаиле Калинине». Хотелось отвлечься буквально от всего, окунуться в другой мир, в другую среду, оказаться среди совсем других людей, говорящих и думающих совсем не так, как я, и занимающихся каким-нибудь другим делом.
Жизнь меня особенно не баловала. Поступив после школы в Московский энергетический институт, я находил время и учиться, и заниматься спортом. Первое время помогали деньгами родители. Стипендии и тех денег, что присылали родители, хватало только на питание. Столичная жизнь требовала большего, поэтому пришлось устроиться дворником.
Но вскоре умер отец, и я, едва закончив три курса, вынужден был оставить учебу и приехать домой, где вместе с матерью жил младший брат-школьник. Устроился слесарем на механический завод, там проработал всего несколько месяцев, пока не призвали в армию. Попал служить на Черноморский флот в часть морской пехоты, базирующейся в Севастополе. Когда проходили соревнования по боксу, меня, перворазрядника, выставили в тяжелом весе. Неожиданно для всех в финале я в первом же раунде нокаутировал чемпиона флота мичмана Маслова. Мощный мичман был мастер спорта и служил в так называемой школе «Сатурн», готовившей сержантов и старшин для отборных подразделений морской пехоты. Уже после соревнований он подошел ко мне и искренне поздравил, крепко пожав руку.
– Здорово ты меня встретил! – добродушно сказал он. – Я твоего удара и не заметил! Ты где тренировался?..
Мне тогда было двадцать лет, и я казался перед этим здоровяком сопливым мальчишкой, и лестные слова, произнесенные в мой адрес, приятно будоражили самолюбие.
– Слушай, Александр! – вдруг оживленно продолжил мичман. – Давай к нам в школу! Я все устрою! Будем вместе тренироваться! За полгода у нас ты станешь настоящим суперменом! Слыхал о школе «Сатурн»?
Так я оказался в этой школе, где и пробыл до конца своей службы. Изнурительные марш-броски, молниеносное десантирование и с корабля, и с самолета на парашюте, и с аквалангом из-под воды сделали меня настоящим мужчиной. Я был полон сил и энергии и строил самые, казалось, невероятные планы, и в том, что их осуществлю, нисколько не сомневался. Вернувшись со службы, я восстановился в институте и окунулся в гражданскую жизнь. Но вскоре пришло известие из армии о гибели брата, служившим тогда на границе с Афганистаном, он был убит в перестрелке с нарушителями. После смерти любимого сына сгорбленная мать, высохшая и постаревшая от горя буквально за считанные дни, явно надломилась. Здоровье начало сдавать: открылись многие болячки, особенно донимали ноющее сердце и частые головные боли. Я рос как-то сам по себе и теплые чувства стеснялся выражать матери, но горько плакал, не стесняясь никого, когда она, мучаясь, умерла. Наверное, в тот день, стоя на кладбище около трех могил и всматриваясь в родные близкие сердцу лица: отца, улыбающегося своей широкой добродушной улыбкой, сильного, знающего себе цену мужчины; брата – серьезного, но еще с наивным детским взглядом, так и не испытавшего счастья любви; матери – послушно-страдальческое, с застывшей глубокой печалью, – я выплакал все слезы, и, казалось, ничто больше не тронет мои самые сокровенные душевные струны. Только тетя, старшая сестра матери, подошла ко мне, осторожно положила на плечо свою маленькую дрожащую ручку и просто сказала, искренне скорбя и жалея:
– Ничего, Сашок, ничего. Ты держись. Горе, большое горе. Но надо жить. Ты же вон какой сильный мужчина! Ты обязательно закончи институт. Мама твоя так гордилась и так хотела этого.
Я тогда, не стыдясь, склонился к ее костлявому плечику и, не имея больше сил сдерживать себя, разрыдался. Тетя гладила меня по голове, как ребенка, и невнятно что-то бормотала себе под нос – не то слова молитвы, не то слова утешения, украдкой смахивая скупые старческие слезы.
Все же, пересилив себя, я защитил диплом, но находиться дома не было уже никаких запасов. Вся обстановка ежесекундно напоминала о родных и близких сердцу людях. Наконец, не выдержав и переговорив с тетей, я уехал в Новосибирск, где жили хорошие тётины друзья. Через них устроился по специальности на крупное предприятие. Вот так и началась у меня новая жизнь…
Судно заурчало немного по-другому и, слегка накренившись правым бортом, начало осуществлять какой-то маневр. Пред взором раскинулся разбегающийся в разные стороны водный простор. Сливаясь с таинственной темнотой, этот широкий водный простор делался похожим на огромное море. Только цепочка мигающих огней указывала правильный путь судну.
– Что ты ломаешься? – донеслось снизу до меня.
Нетерпеливый мужской голос заставил вернуться в реальность. Я нехорошо усмехнулся и заострил свое внимание на происходящем. Перегнувшись через ограждение, я заметил девушку. Рядом с ней стоял здоровенный квадратный тип, обтянутый темным костюмом, он грубо и бесцеремонно лапал прижатую к ограждению жертву. Девушка явно сопротивлялась.
– Слушай, дура! – грозно ревел пьяный детина. – Будешь ломаться – выкину за борт! Думаешь, я шучу!
И он в самом деле потащил ее к борту. Девушка, испуганно присев, вскрикнула и начала упираться.
– Витя, не надо! – плаксиво умоляла девушка. – Я не могу сейчас! В другой раз лучше!
– Или сейчас, или я не знаю, что с тобой сделаю! – зло отрезал решительный Витек.
На палубе началась возня. Детина легко подхватил девушку и прижал к переборке. В ней я узнал стюардессу, приветствующую туристов, а Витька не припоминал, возможно, это кто-то из корабельной команды.
Я нащупал бутылку с оставшимся пивом, захваченную в каюте, отпил глоток и, презрительно улыбаясь, стал поливать сверху квадратную голову разъяренного Витька. Тот от неожиданности замер, соображая, что произошло, и, не отпуская девушку, задрал глаза вверх. Я отпрянул назад и тихо засмеялся.
Витек недоуменно провел рукой по мокрой голове и ощутил запах пива. Забыв про свою жертву, он отошел к краю борта и задрал голову к верху. Моя нагло смеющая рожа ему явно не понравилась, и он с ревом бросился к трапу, ведущему на верхнюю палубу.
Я дождался, когда разгневанный Витек исчезнет за поворотом. Опершись рукой на ограждение палубы, спокойно прыгнул вниз и очутился около испуганной девушки, та лишь вскрикнула.
– Привет! – как ни в чем не бывало, сказал я, задорно улыбнувшись. – Странный у тебя какой-то кавалер, так быстро убежал куда-то! Приспичило что ли?
Сверху послышался тяжелый топот и страшный рев.
– Витек, ты что там забыл? – весело крикнул я и по-приятельски помахал рукой.
– Ты что делаешь? – вдруг спохватилась девушка. – Он же убьет тебя! Ты же не знаешь, кто это!
– Тогда бежим! – как будто даже радостно вскрикнул я.
Я схватил девушку за руку, и мы, поспешно спустившись вниз, побежали по длинному коридору. Проскочив еще один отсек, мы проворно спрятались в каюту и быстро закрылись на защелку. Девушка, едва переводя дыхание, подбежала к иллюминатору, захлопнула его и задернула занавеску. Я молча включил бра, висевшее над письменным столом. Тусклый желтый свет лишь только успел выхватить испуганное растрепанное лицо девушки, как она тут же его выключила.
– Не надо! Не включай! – еле слышно прошептала она. – Не дай Бог, найдет нас! – голос ее дрогнул, и скоро девушка начала тихонько всхлипывать.
Я чувствовал себя неловко. Вначале меня забавляла эта сцена, и я, просто дурачась, сам стал невольным ее участником, а сейчас, когда, казалось, все позади, я ощутил вдруг какую-то опустошенность. Но рядом стояла приятная девушка, и она очень нуждалась в помощи и сочувствии. Я подошел к ней и осторожно притянул ее голову к своей груди, прикоснувшись ладонью к длинным шелковистым волосам. Девушка доверчиво прижалась ко мне и тихо зарыдала, нервно дрожа всем своим гибким телом.
– Успокойся! Успокойся! – горячо утешал я. – Не плачь, пожалуйста! Никто тебя больше не обидит!
Я ласково гладил голову и плечи расстроенной девушки, нежно целуя ее мокрые глаза. Она встрепенулась и, отстранившись, вдруг выдавила:
– Все вы одинаковы! Так и норовите, куда бы пристроить!
– Да что ты, глупенькая! – искренне рассмеялся я. – Просто мне жалко было отдавать такую хорошенькую девочку на съедение такому ужасному злому волку. Только и всего! Поэтому я и помог тебе! Да меня, ты же сама говорила, могут убить! Можешь идти, если хочешь, я тебя не держу.
И я направился к двери, чтобы открыть ее.
– Нет-нет, что ты! – испугалась девушка. – Не надо, не открывай! Я не могу сейчас уйти, он ищет меня везде! Мне придется, наверное, остаться до утра.
Она виновато замолчала и опустила голову, спрятавшись от проблесков палубного прожектора за ширмой волос.
– Да, ради Бога, оставайся! Меня можешь не бояться! Как тебя хоть зовут? – спросил я, вернувшись на прежнее место.
– Наташа… меня зовут, – чуть слышно прошептала девушка.
Я включил бра и набросил на него полотенце.
– Так ничего? Пойдет? – спросил я.
Наташа грустно улыбнулась и красивым движением рук и головы отбросила спутавшиеся волосы за плечи, открыв свое милое, еще детское лицо.
– А как тебя зовут? – осмелев, спросила она.
Я представился и опустился на заправленную кровать. Предложил присесть и Наташе. Девушка робко села рядом и с вызовом окинула меня горящими глазами. Я боялся ее обидеть каким-нибудь неосторожным движением и, чтобы как-то разрядить обстановку, непроизвольно, по-свойски попросил ее:
– Наташа, расскажи о себе! Как ты сюда попала? Чем занимаешься?
Девушке явно хотелось побыть с каким-нибудь близким человеком, чтобы ее внимательно выслушали, посочувствовали и пожалели. И не важно, что она меня еще не знала. Произошедшее несколько минут назад сблизило нас настолько, что Наташе невольно захотелось высказать именно мне все то, что так наболело на душе за последнее неспокойное время. Я своим доброжелательным участием вызывал её на неподдельное откровение, и Наташа сначала неуверенно, потом, увлекаясь, всё смелее и смелее стала рассказывать о себе.
Я на протяжении всего рассказа молчал и внимательно слушал. В моем сердце зарождались теплые чувства по отношению к этой одинокой уставшей девушке. Она, благодарная за искреннее дружеское участие, облегчала свою душу, словно исповедовалась передо мной, как перед духовным отцом. Становясь уверенней и спокойней, девушка, казалось, забыла о тех неприятностях, которые недавно так оскорбили и унизили ее. Однако во время паузы я своим неосторожным вопросом невольно напомнил ей о произошедшем случае.
– Наташа, а кто этот Витек, которого ты так боишься? Да и меня так напугала, что поджилки трясутся! Еле ноги с тобой унесли!
Я пытался задать вопрос в виде шутки, но видно было, как она снова встревожилась, однако, пересилив себя, приглушенно сказала:
– Это… я не знаю, как это, – вдруг замялась Наташа и потом совсем тихо, почти шепотом, выдавила из себя трудно произносимые слова, – в общем, Виктор мой… сутенер.
Сказав это, она стыдливо опустила голову и прикрыла лицо руками. Я молчал, соображая, как вести себя дальше. Первой прервала молчание Наташа.
– Ты теперь меня презираешь, – обреченно сказала она. – Мне самой это противно. Я давно хотела бросить заниматься этим, но он не дает. Я так от всего устала и не знаю, что делать.
Она опять замолчала и погрузилась в свои мысли. Мне стало жалко девушку, и я ласково сказал:
– Наташа, успокойся и не мучай себя. Не надо ничего говорить. Я знаю, как заманивают таких молоденьких красивых девочек.
Наташа доверчиво прижалась ко мне, и я ощутил, как она беззвучно заплакала. Потом, вдруг вздрогнув, резко встала.
– Мне пора! – решительно сказала она. – Я пойду! – и, задержавшись на мгновение у двери, добавила. – Спасибо тебе за все.
Наташа открыла дверь и, пугливо озираясь по сторонам, заспешила по коридору. Все произошло так неожиданно и быстро, что я не успел даже встать, а только недоуменно проводил ее взглядом, застыв в немом оцепенении. Почему-то запала в сердце эта по-своему несчастная девушка. Я закрыл дверь, выключил свет и, не раздеваясь, устало повалился на кровать. Долго мучили разные мысли. Уснул уже перед рассветом.
Проснулся от сильных толчков судна. Протянув руку, на столике нашарил часы. Было шесть часов вечера. Скоро ужин. Вспомнил Наташу, ее решительность в уставшем взгляде и стремительный уход. Потянувшись, я сладостно напряг свои упругие мышцы, затем рывком приподнялся и сел. Судно, слегка покачиваясь, набирало обороты. Я встал, облился прохладной водой и обтерся махровым полотенцем. Приведя себя в порядок, вышел из каюты и поднялся на верхнюю палубу.
Ударил корабельный колокол, и в тот же миг по радиотрансляции грубый мужской голос пригласил туристов на вечернюю трапезу.
Я глубоко вздохнул и расслабился. Постояв несколько минут у самого борта, спустился вниз и направился по длинному проходу на камбуз.
– Привет, земляк! – неожиданно раздался хрипящий голос.
Я резко повернул голову и увидел наглую рожу Виктора, тот улыбался мне, как близкому другу.
– А я все соображаю, куда это ты подевался?! – веселясь, продолжал Виктор. – Я даже растревожился, не случилось ли что с тобой, как и с твоей подружкой! Иди ко мне, лапочка моя!
Он подошел вплотную и протянул правую руку, пытаясь схватить за грудки, я машинально перехватил кисть левой рукой и отступил на шаг назад.
– О-о, это же ты, Витюня! Какая радостная встреча! – тем же тоном продолжил игру я. – Фу, однако, как от тебя пивом несет, прямо как из бочки? Перепил что ли?
Я сочувственно посмотрел в маленькие глазки грозного квадрата. Маленькие глазки округлились и стали еще меньше. Я прежде догадался, чем увидел, как мощный кулак со страшной звериной ненавистью полетел в область моего солнечного сплетения. Я сделал шаг в сторону и очутился сбоку у нападающего. И тут же загудела железная переборка. Виктор крякнул от боли и яростно затряс ушибленным кулаком.
– Бедный Витюнчик! – посочувствовал я, отступая несколько шагов назад. – Разве можно так эмоционально жестикулировать! Какой ты, однако, неуклюжий! Ничего, до свадьбы заживет! Пойдем лучше на ужин. Ты что, не хочешь или уже поужинал? – продолжал издеваться я. – Извини, но мне пора кушать!
Только скрежет зубов и злое пыхтение неслось вдогонку.
Уже сидя за столом, я расслабился и нехорошо усмехнулся. Напротив две молодые девушки, не обращая ни на кого внимания, небрежно ели и оживленно беседовали.
– Ты знаешь, она здорово подурнела! – говорила размалеванная брюнетка своей полной соседке. – Когда ее сносили на берег, я стояла у самого накидного трапа и видела ее так близко, как тебя сейчас.
– Да ты что! – не то завистливо, не то с испугом воскликнула румяная толстушка. – И что? Она мертвая?
– Вот этого я не знаю, – сожалея, сказала брюнетка, – но навряд ли она останется живой, все-таки выпить столько таблеток.
Они сочувственно замолчали и принялись сосредоточенно жевать пищу.
Я насторожился. Словно иголкой, кольнуло сердце. Вспомнил сильные толчки и незапланированное приставание судна к берегу. Видно, что-то случилось.
– Девушки, а о чем это вы толковали? – напряженно спросил я.
– Вы разве не знаете?! – удивленно чуть ли не хором воскликнули девушки.
Они переглянулись между собой, и яркая брюнетка первая сумбурно затараторила:
– Так ведь стюардесса отравилась… Ее скорая помощь буквально час назад увезла… Мы только из-за нее и приставали к берегу… Вы разве не знали? Тут, говорят, целая мафия! Может быть, ее даже специально отравили. Словом, темные дела!
Она замолчала, охваченная паническим страхом. Я задумался. Мой мозг, анализируя произошедшее, бурно работал. Виновником в смерти Наташи, несомненно, был Виктор. Этот тип шутить явно не умел, и я понял, что следующей жертвой буду я.
Когда все покинули камбуз, не считая двух официанток, равнодушно собирающих грязную посуду, я вышел через служебный вход и очутился на корме. Постояв там несколько минут, осторожно обогнул корму и спустился по металлическому трапу в нижнее отделение. Здесь располагался служебный персонал. Стараясь ступать мягко, я с ловкостью кошки пробирался по проходу и прислушивался ко всем звукам. Голос Виктора узнал бы из тысячи, но внизу было тихо. Видно, после ужина весь свободный персонал собрался наверху для обсуждения плана на завтрашний день.
Я толкнул несколько дверей, они были закрыты. Становиться жертвой не хотелось. Заприметив вентиляционную трубу, тянувшуюся под самым верхом вдоль всего прохода, я подпрыгнул и ухватился за ребро жесткости. Вскоре очутился на вентиляционной трубе и снизу сделался совсем невидимым.
Послышались шлепающие шаги. Чуть приподняв голову, я увидел молодую девушку. На ее плечо было накинуто широкое цветастое полотенце, в одной руке она несла увесистый пакет, в другой – бутылочку шампуни. После того, как захлопнулась за ней дверь, послышался специфический шум водопроводной воды. Потом прошли два механика, за ними полная пожилая женщина. Его шаги я узнал сразу. Вернее, почувствовал, как настоящий охотник. Виктор, слегка покачиваясь, твердо ступал слоновыми ногами. Он уверенно подошел к душевой и пнул дверь.
– Катерина! – глухо крикнул он и еще раз пнул. – Не слышишь, что ли?! – ему что-то ответили за дверью. – В двадцать третью! Поняла?! – жестко сказал он. – Все! Давай живей! Тебя там уже ждут!
Виктор постоял с минуту у двери. Медленно развернулся и потащился обратно по трапу на палубу.
Я бесшумно спрыгнул с трубы и, стараясь быть незамеченным, осторожно поднялся по трапу следом. Уже начинало темнеть.
Двадцать третья каюта находилась в обособленном месте и удачно пряталась от посторонних глаз. Я, выбрав незаметную позицию, засел за стеклянной дверью в музыкальном салоне. Скоро послышался легкий стук каблучков. Это шла расфуфыренная Катерина. Короткое вечернее платье соблазнительно подчеркивало женские прелести. Катерине эта каюта знакома – к ней прошла без остановки, так и не подняв опущенной головы. Дверь была открыта. Катерина, не стучась, вошла в каюту. Через полминуты заскрежетал замок – дверь закрыли.
Я уже дернулся, чтобы выйти наружу, когда опять послышались тяжелые шаги. Это шел он. Я почувствовал его сразу, хотя глаза еще не видели.
Виктор приблизился к двадцать третьей каюте и прислонил ухо к двери. Судя по расплывшейся в улыбке бульдожьей морде, происходящим был доволен. Подойдя к соседней каюте, он мягко открыл дверь и вошел вовнутрь. Дверь так же мягко и бесшумно закрылась за ним.
Я покинул музыкальный салон и осторожно подкрался к каюте, где только что исчез Виктор. Легонько нажал на дверь, и она поддалась. В образовавшуюся узкую щель я увидел застывшего Виктора, тот напряженно смотрелся в зеркало, висевшее на смежной стене с двадцать третьей каютой.
Решение созрело мгновенно. Проворно заскочив в каюту, я внезапно оказался около Виктора, и он даже не успел повернуть голову, как получил точный удар в сонную артерию. Каюту заполнил резкий хруст выворачиваемых шейных позвонков, и парализованное массивное тело, поддерживаемое мною, безвольно опустилось на мягкий ворсистый палас. В зеркале мелькнули какие-то тени. Я машинально напрягся и приготовился к очередному броску. Но, осмотревшись, сразу все понял. Зеркало являлось смежным окном с соседней каютой, откуда, судя по всему, ничего не было видно. Там занимались любовью.
Я переключил внимание на лежащее у ног бездыханное тело. Кроме омерзения и ненависти, ничего не было. Закрыв дверь каюты на замок, осторожно выглянул в иллюминатор. С этой стороны было спокойно, только с другого борта ближе к носу судна, где располагался бар, неслась музыка, там развлекалась публика.
Виктор весил более ста килограммов. Перевалив его тело через иллюминатор, я ловко вылез следом. Теперь, если даже кто и заметит, то посчитает, что два приятеля немного перебрали и вышли освежиться, подышать речным воздухом. Но никого не было. Погода к ночи испортилась, и прохладный ветер, усиливаясь, никого на палубу не пускал.
Взвалив бесчувственное тело на спину, я пробрался до кормы. Придерживая тушу за ноги, перегнул Виктора через ограждение. Отдышался и огляделся вокруг. Яркий луч прожектора резал ночную мглу. Кругом ни души. Только мужественный голос Николая Расторгуева, солиста «Любэ», пробиваясь через приоткрытое окно бара, восхищался морской стихией.
Я на мгновение закрыл глаза, потом решительно подтолкнул тяжелое тело, и оно, плавно переваливаясь через ограждение, плюхнулось в бурлящий мощный поток. Далеко за кормой луч прожектора нечаянно выхватил что-то, похожее на лоснящуюся спину крупного дельфина, и сразу же все исчезло, растворилось в непроглядной преступной темноте.
ГЛАВА 2. В лапах беса
Я прокрался в свою каюту и обмылся холодной водой. Еще не было и двух часов ночи. Давила какая-то пустота. Создавшийся душевный вакуум заполнялся отчаянной безысходностью. Вспомнилось крылатое выражение: в любом безвыходном положении всегда есть два выхода – застрелиться или пустить всё на самотек. Стреляться не хотелось, и я решил сходить в бар.
Хотя была глубокая ночь, все столики были заняты. Медленная приглушенная барменом музыка спокойно лилась из динамиков, вмонтированных в верхнюю часть витрины бара.
Я прошел к стойке и стал терпеливо ждать, когда заболтавшийся с кем-то бармен обратит на меня внимание. Но бармен не замечал или делал вид, что не замечает. Мне было все равно. Я равнодушно скользил взглядом по присутствующим.
Упитанные пьяные рожи что-то увлеченно галдели, расплываясь в сигаретном дыму. Шикарные женщины, невинно улыбаясь, смотрели на своих кавалеров преданными влюбленными глазами и небескорыстно думали о чем-то своем.
– Мишуля! – вдруг раздался за спиной хриплый женский голос.
Я обернулся. Перед стойкой стояла чуть потрепанная Катерина. Она только что вошла в бар и подзывала по имени бармена.
Мишуля заулыбался и, оставив собеседника, всецело обратился к девушке:
– А-а, Катюша! Радость моя! Опять – двадцать пять?!
Он весело засмеялся, говоря на понятном только им языке, и налил какой-то бурды.
– А вам что, молодой человек?
– Стакан водки и соленый огурец! – небрежно сказал я и вызывающе посмотрел на бармена.
Катерина хихикнула и с интересом окинула взглядом. Бармен прищурился.
– Шутник, молодой человек! – недовольно сказал он. – Стакана-с не держим-с, а вот пивная кружка есть!
Мишуля ехидно засмеялся и подмигнул Катерине.
– Наливай кружку! – невозмутимо сказал я.
– Хорошо! – спокойно сказал бармен. – Только огурец свежий. Пойдет?
Бармен ловко открыл бутылку «Смирновской» и заполнил до краев пивную кружку. Катерина повернулась лицом ко мне, облокотилась о стойку бара и принялась без стеснения разглядывать интересного молодого человека.
Я расплатился и осторожно приподнял наполненную кружку.
– Пей до дна, пей до дна, пей до дна! – проявлял чувство юмора бармен, сверкая глазками в сторону Катерины.
Я, не обращая внимания, медленно, словно наслаждаясь, выпил все содержимое и аппетитно захрустел огурцом.
– Ну, ты даешь! – воскликнула Катерина. – Ты хоть поешь что-нибудь!
– А он после первой не закусывает! – сострил бармен и засмеялся ехидным голоском, обнажая золотые зубы.
– Я после первой бью по морде! – спокойно заметил я. – А после второй – просто убиваю!
Бармен смеяться перестал и спрятался за стойку, зазвенев там пустыми бутылками. Катерина кокетливо улыбнулась и, задержав взгляд на мне, хотела что-то сказать. В это время заиграла медленная танцевальная мелодия, и какой-то подозрительный тип протянул к девушке руку, пытаясь ее утащить, но я опередил и увел прямо из-под носа. Я почувствовал спиной злые сверлящие глаза, но мне было все равно.
Катерина, тесно прижавшись, знойно дышала в пылающее лицо. Я вспомнил нечаянно подсмотренную в каюте картину, где она с упоением отдавалась лысому толстому миллионеру. Я быстро пьянел.
Катерина дотянулась к уху и сладостно прошептала:
– Пойдем со мной! – и решительно потянула за руку из бара, не дождавшись окончания танца.
Шли по средней палубе через все судно, потом спустились в нижнее отделение, где находились служебные каюты и где, в свое время, прятался я, лежа на вентиляционной трубе.
Хотя я был пьян, голова соображала довольно ясно. Дорога была знакома, и я больше притворялся, шатаясь и спотыкаясь при каждом случае. Катерина вела меня под руку и мило улыбалась, но я почувствовал в ней скрытую напряженность. Необъяснимая тревога закрадывалась в мою душу.
Вот мы подошли к одной из кают и остановились. На двери я прочитал вывеску: «СЛУЖЕБНАЯ КАЮТА ПОСТОРОННИМ ВХОД СТРОГО ВОСПРЕЩЕН!!!».
Катерина толкнула дверь, та оказалась не закрытой, и пропустила меня вперед. Я, улыбаясь, шагнул мимо Катерины и, получив неожиданный удар по затылку, провалился в бесчувственную пустоту…
Я потерял чувство времени и ориентацию в пространстве, погрузившись в мир абстрактных видений.
Моё невесомое тело оказалось на открытой солнечной полянке. Младший брат, еще нескладный худой подросток, с детским восторгом бегал по полянке и ловил сачком порхающих вокруг разноцветных бабочек.
– Юрка! – радостно кричал я. – Ты же убит!..
Но братишка, увлеченный ловлей, не обращал никакого внимания. Он был охвачен азартной погоней за крупной яркой бабочкой, но она бессердечно дразнила его. Бабочка то взлетала вверх, то опускалась вниз, кружась над самой головой. Я тоже увлекся погоней и хотел помочь брату. Моё тело такое легкое, что я разбежался и свободно взлетел. И вот эта крупная бабочка уже порхала перед самым носом. Я грубо схватил ее, и она с помятыми крыльями замертво упала на землю. Братишка с застывшими глазами безмолвно склонился над убитой бабочкой, и его костлявые худенькие плечики вдруг начали вздрагивать.
– Ты зачем убил бедную бабочку? – повернув заплаканное лицо, спросил несчастный Юрка. – Папа, мама! – кричал он истеричным голосом. – Он убил бедненькую бабочку!