Упавшие облака

Небо было затянуто серой плотной пеленой, через которую с трудом пробивались лучи света. Пробившись, они сливались в единое тусклое полотно, которое ложилось на улицы, запуская выверенный механизм.

Так было каждое утро. Шли недели, месяцы, годы… Пелена не рассеивалась.

А ему, стоявшему у окна, казалось, что она становится все плотнее и скоро сблизится с городом, поглотив дома и людей. Большая часть из них и не заметит этого.

Он раздраженно задернул шторы. Нужно было собираться, нужно было снова идти и искать, ведь только этот поиск дает его жизни какой-то смысл.

Выйдя из дома и уткнувшись в собственноручно нарисованную карту, молодой человек брел по изученным наизусть дорожкам из пригорода в направлении центра, стараясь не смотреть по сторонам. Нужно было посетить несколько мест, чтобы поиск имел шанс на успех. Хотя бы ничтожно малый.

Каждый день он проходил этот маршрут, а иногда даже по нескольку раз. Так было уже последние несколько недель или даже месяцев. Сложно не сбиться со счету.

Он был уже почти в центре города, поэтому, тяжело вздохнув, он нехотя поднял голову и начал смотреть по сторонам.

Машины неслись плотным потоком красных и светлых линий, различить отдельные было невозможно. Рев их моторов давно стал монотонным гулом, редко перебиваемым звуками клаксонов. Этот шум улиц оставался в голове навсегда, и даже в тишине спальни перед сном нельзя было избавиться от него.

Человек повернул голову от автомобильной дороги к тротуару, на котором стоял. Прежде чем поднять в первый раз взгляд на проходящих мимо, он всегда смотрел сначала на свои ботинки и лишь потом осмеливался.

С двух сторон от него неслись в разные стороны черно-белые потоки. Они отдаленно напоминали силуэты людей в костюмах. Было видно, что сверху – белое, а снизу – черное. Можно было различить, где голова, где ноги, где туловище у плывущих в этом потоке силуэтов. Но отличить отдельного человека было невозможно.

Не было ни одной улицы, где не проходил бы этот поток. Его линии тянулись, сплетались, пересекались, уходили в стороны, разделялись на перекрестках, но не останавливались и заполняли собой все.

Слух не мог уловить отдельные звуки: речь человека, шаги людей. Громкая какофония их бесконечной суеты дополняла фон, создаваемый автомобилями. И от этого гула можно было сойти с ума, если, конечно, хочется хотя бы что-то услышать и понять.

Он сверился с картой. Все точно: вот оно, первое место, где можно было удачно завершить поиски. Это даже вызывало радость, но когда между ним и этим местом не было больше потока, его взгляду предстало то, что вызвало ужас. Это место изменилось.

Еще вчера здесь, в самом центре этого мрачного лабиринта из бетона, стали и асфальта стояло на маленьком клочке земли молодое дерево. Еще вчера он, придя сюда, сам видел, как маленькие листья его зеленеют, как ветки начинают тянуться к тусклому солнцу, которое замуровано темно-серым полотном на небе.

А сейчас оно стояло, склонив в отчаянии свою макушку, опустив обессилено свои ветви вниз и роняя, словно слезы, последние листья. В иной раз можно было бы подумать, что это от недостатка света или какой-нибудь мелочи, но сейчас это было невозможно.

Дерево было черным от корня до кончиков листьев. Черным, как сгоревшие в печи мертвые бревна, как пепел истлевших писем, когда-то значивших так много. Черным, как полотно гения, сгнившее в сыром подвале. Черным, каким становится в конце пути все живое; черным, каким может быть все живое, что давно уже в глубине мертво.

Он с ужасом смотрел на это дерево, которое было для него и прочих, кто еще не был на холме, источником вдохновения и надежды. Этот источник иссякал, погибал прямо на глазах.

Положив карту в карман, юноша побежал к одному из близлежащих домов, в котором жил тот, чье это было дерево. Он специально посадил его и следил за ним, и страшно было даже подумать…

Но юноша думал, что это чьи-то происки, что все можно вернуть. Мало ли, тот человек просто заболел, попал в передрягу? Или кто-то подкараулил, чтобы никого не было, и навредил таким образом дереву и тем, кто приходит к нему…

Вот уже он взбегает вверх по крутой лестнице с высокими ступеньками, тяжело дыша и пытаясь успокоить разбушевавшееся в груди сердце. Он остановился у двери квартиры и глубоко вдохнул несколько раз. Только после этого он постучал в дверь.

Та отворилась, и только юноша хотел открыть рот, чтобы начать говорить, как его передернуло, и он отпрянул назад, упав на спину. Перед ним был тот самый человек, в этом не было сомнения: тут никто больше не может жить.

Но он был другим.

Еще вчера его лицо было лицом с глазами, ртом, шрамами, родинками и морщинами, можно было различить мельчайшие переживания в его мимике.

А сейчас это был вырванный из того уличного потока кусок: размытый, вытянутый, с пустым лицом, на котором ничего нет.

Этот силуэт изогнул голову в сторону плеча, оценивая ситуацию, и, не предложив юноше помощь, молча захлопнул дверь.

Тот сидел на полу, прижавшись к одной из стен спиной, и тяжело дышал. Когда его нервы успокоились, и он нашел силы подняться, он сразу направился к дереву: может быть, найдется все-таки?

Но этой надежде не суждено было сбыться.

Не было уже ни дерева, ни чего-либо, что напоминало бы о нем. На месте, где считанные минуты назад оно умирало, уже был проложен тротуар. И по этому месту уже неслись в разные стороны черно-белые потоки.

Поиск здесь был теперь бессмысленным. То, что так произошло, было пугающе. Многие, кто приходил сюда, теперь, возможно, будут подавлены и гораздо быстрее пойдут на холм. Юноша достал карту и перечеркнул на ней это место. Тяжело вздохнув, он пробежался по листу глазами и, выбрав следующую точку маршрута, побрел меж размытых движущихся потоков людей.

Он прошел пару не отличавшихся друг от друга улиц, и волнение вдруг охватило его. Что, если уже поздно? Что, если он, несмотря на то, что искал уже целыми днями на протяжении долгих недель, именно сейчас опоздал на мгновение?

Он отгонял от себя эти мысли.

Они внушали страх и заставляли колотиться сердце.

Он уже видел, и видел именно в этих местах. Да, никогда не удавалось, но он был близок.

И вот оно: то место, к которому он шел. Это был парк, в котором не было ничего, кроме асфальтированных дорожек и каменных однотипных лавочек.

Но здесь был еще и старый-старый фонтан. Вода из него била все время, так давно, сколько юноша помнил себя.

Сейчас он почти зачах. Он, конечно, вырвался из оков времени. Пережил дома, другие фонтаны. Переделали уже с того времени целые улицы, повсюду закатали землю асфальтом, а он все стоял здесь, выпуская из себя последние потоки жизни: жалкие остатки далекой молодости. Узоры в виде цветов давно были потерты временем, а сами эти цветы понурили тяжелые каменные головы в смиренном ожидании. Все было уже предрешено, это было ясно.

Ржавчина разъедала фонтан изнутри. Трещины на каменной коже почти стали рваными ранами. Через них его чистая душа вырвется и устремится в другое место.

Страшная, долгая смерть.

Но что давало ему новую жизнь, так это художники. Одного из них юноша знал. Тот всегда рисовал фонтан, словно тот новый, только что поставленный. На его полотнах он бил высокими, блестящими на солнце струями воды. Вокруг него стояли деревья, а на клумбах росли яркие цветы.

Художник и сегодня рисовал фонтан. Но не таким, как прежде.

На его полотне сегодня было серо. Небо было затянуто плотной тканью туч, вокруг фонтана не было ни дерева, ни травинки: сплошной асфальт. А сам он не бил, как в лучшие свои годы, а был мертв.

Так это почти и было на самом деле, разве что фонтан в реальности еще плевался в агонии жидкой ржавчиной.

Но и художник этот стал теперь другим. Как и человек, который ухаживал за деревом. Еще одним силуэтом.

И юноша, пришедший сюда с надеждой, тоже начинал ее терять.

Как все это может происходить так быстро, почему? Может быть, этот художник сделал с собой это, только потому что фонтан умирает? Или потому что молодого дерева больше нет?

Юноша не мог знать причины, но сегодня все рушилось. Страхи сбывались один за другим, и все это могло привести к краху и его поисков, и его самого. Он уже чувствовал бессилие, но еще мог взять себя в руки, и даже не сдаваясь посмотреть на реальность.

На силуэт, машинально рисовавший серость, примешивая к ней нехотя фонтан. На сам фонтан, который излил из себя в последний раз ядовито-красную жидкость, пахнущую сгнившей плотью металла, и погрузился в предсмертный сон.

Именно в этом сне, когда его тело начнет рушиться, трещины разойдутся, лопнут его сосуды, и последние его тщетные попытки быть фонтаном прекратятся, он, отчаявшись, умрет.

Юноша подошел к нему и провел по поверхности рыжей воды рукой, словно прощаясь. Повернув голову в сторону, он увидел в самом конце асфальтированной тропы парка что-то красное, промелькнувшее средь размытых линий.

Разве мог он не заметить раньше? Как?

Он ругал себя, что так увлекся мыслями о фонтане. Он помчался в сторону, где промелькнуло искомое. Выскочив из парка на оживленную улицу, он просочился сквозь черно-белый поток и увидел, как красное, отдаляясь от него, завернуло на другую улицу. Он прибавил и бежал со всех ног следом.

Повернув, он врезался между двух потоков в один силуэт, что вылетел навстречу, и они упали от удара. Юноша потирал лоб, не в состоянии встать, и думая, что нужно помочь и второму участнику этого инцидента. Но женский черно-белый силуэт сразу встал без помощи рук. Он вытянулся, как струна.

Такая же, как все. Темные волосы, словно смешанные в одну легкую густую жидкость, плавно двигающуюся без помощи ветра. Пустое лицо без глаз, без рта.

Юноша увидел, что она обронила часы, и поднял их. Они были разбиты: стекло треснуло, стрелки замерли, а цифры отвалились от циферблата и лежали вместе.

Он встал и протянул их ей.

Она резко вытянула свою правую руку. Она была ссохшейся. Костлявой. Длинные пальцы. Черные длинные ногти. Трещины на коже.

Она взяла часы и, посмотрев на сломанный пустой циферблат, издала спутанные звуки, которые можно было разобрать:

– Нет времени.

После чего юноша уже не увидел ее перед собой, поскольку она снова вклинилась в поток и исчезла в нем.

Произошедшее отняло время, и ничего красного он уже не видел. Но он знал, где можно найти.

Он прошел по улице мимо зданий с витринами, заваленными непонятно чем, черной кашей вещей. Среди них можно было различить что-то: одежду, книги. Но в целом это было бессмысленно.

Поэтому он не задерживался и уже через минуту вышел к большой площади, посреди которой стояло черное здание. Это был куб размером с загородный дом. Черная краска отражала тусклый солнечный свет. Окон в здании не было, а единственную дверь издалека было сложно разглядеть.

Но искать теперь нужно там. Это абсолютно точно.

Он никогда не был внутри. Его манило туда иногда, как и всех. Но он знал, что может быть после. И если сейчас там находится то, что он так долго искал, то он должен перебороть страх. Ведь сейчас он в любом случае может потерять все.

Подойдя к двери, он посмотрел на ее истертую ручку. Сколько было здесь их? Сколько будет? Сколько будет там нас всех еще? Ручка сотрется до основания, не останется и миллиметра, а сюда все будут приходить другие.

Он открыл дверь и, глубоко вдохнув, зашел в полумрак помещения. Он оказался в небольшом коридоре с черными, как и сам куб, стенами. Впереди была дверь, над которой с двух сторон были закреплены два подсвечника по три свечи в каждом. Подсвечники были в тон всему окружению, поэтому казалось, что свечи парят в воздухе.

И вот уже и эта дверь открыта, и он, затаив от страха дыхание, видит перед собой множество силуэтов, стоящих рядами, на одинаковом расстоянии друг от друга. Спиной к нему. В центре они оставили небольшой проход для вновь пришедших, ведущий от двери до противоположной стены. Юноша сделал шаг внутрь, будучи абсолютно уверенным, что поиск, как бы это ни было странно, должен завершиться здесь.

Высокий потолок, все тот же вездесущий черный цвет.

Свечи по всему периметру. Огромная люстра наверху. Такая же непримечательная, как черные подсвечники. Всюду словно бы парящие свечи. Мерцающий свет.

Тишина, разрезаемая тянущейся дисгармонией какого-то инструмента, определить который невозможно. Всего несколько нот, которые не меняются.

Душно. Плотный запах, оттенки которого почти невозможно разобрать.

Голова сразу кружится.

Но он собрался и поднял взгляд на самую дальнюю стену, что была напротив двери. На ней был схематично нарисован серебром силуэт холма. И больше ничего.

Тот самый холм.

Юноша оторопел, когда перевел взгляд ниже и увидел то, что так долго искал.

В центре прохода у самой стены между толпами силуэтов стояла она.

Красная юбка, сидящая на ее талии. Белая блузка с узорами. Ослепляющие светлые волосы, спадающие на спину.

Если она останется такой, это будет счастьем.

Она стояла, задернув голову вверх, рассматривая каждый изгиб серебреного рисунка.

Он должен подойти. И он идет к ней.

Звук его шагов тих, но в этом помещении каждый шорох тысячу раз отскакивает от стен, создавая шум.

Он боится напугать ее. Боится сделать ошибку.

Больше половины пути, он уже чувствует сквозь духоту помещения свежесть, которая исходит от нее.

Но тут он замер.

Она медленно опустила голову и резко повернулась к нему.

Ее красивое молодое лицо предстало перед ним второй раз в его жизни. Первый раз он видел ее давно у того самого дерева и больше ему так не везло. Только во снах, где они были вместе под голубым небом, по которому плывут облака.

Но в синих ее глазах теперь было что-то другое. Ее былая робость стала решительностью, страх стал смирением, а боль выбора, казалось, мучила ее последние мгновения.

Они пару секунд смотрели друг другу в глаза в полной тишине.

Холодным лезвием ее отчаяние пронзило его.

И она бросилась бежать.

Но не к нему, а в сторону.

Она скрылась среди силуэтов, и лишь в одинаковых промежутках между ними мелькала красная юбка. Но выход тут только один, и юноша должен успеть оказаться у двери.

Он побежал, когда увидел, что она к ней уже близко.

Но, споткнувшись, упал, когда оставалась всего пара метров, и когда она уже была у двери. Он видел размыто, как ее ноги еще задержались на мгновение у выхода, но потом исчезли за дверью.

Юноша встал на колени, пытаясь перебороть боль от удара о каменный пол. Ровный пол. От чего тут можно упасть?

Он поднял взгляд и увидел, что один из силуэтов, что был справа от него, опустил свою голову, направив взгляд невидимых глаз прямо на него. Правая рука силуэта медленно поднялась, пальцы раздвинулись. Он указывал ему на надпись, сделанную серебром на стене над дверью:

«НЕТ ИНОГО ПУТИ».

Пальцы вернулись в исходное положение, рука медленно опустилась к боку силуэта, а голова его отвернулась от юноши. Она теперь была направлена туда, куда и головы остальных. На изображение холма на стене.

Он упустил ее снова. Теперь все решится скоро. Она напугана, а он все видел в ее глазах. Нужно остановить ее, пока еще можно это сделать. Если, конечно, еще не поздно.

Юноша выскочил из черного здания и побежал к известному всем месту, что находилось достаточно далеко отсюда. Он не жалел сил. Тяжело вдыхал грязный воздух, чтобы поддержать бешеное биение сердца.

Дома, улицы. Они оставались позади него, он не всматривался ни во что, не обращал на что-либо внимание. Пока прямо перед ним посреди тротуара не оказался лежащий мужской силуэт.

Юноша остановился. Он никогда раньше не видел такого.

Силуэт был один, но из потоков к нему выскочили еще трое. Они просто стояли и смотрели на него.

Этот силуэт лежал на спине и пытался приподняться, но у него ничего не выходило. Он падал головой на тротуар и снова пытался.

Он протянул руку вверх, то ли прося о помощи, то ли цепляясь за воздух, но и она обессилено опустилась через мгновение.

Тогда силуэт в очередной раз упал на спину, ударившись головой об асфальт. Руки его лежали без движения, даже костлявые пальцы не двигались. Он лишь качал своей головой без лица.

Из последних сил он вытянул руку вверх и указал пальцем на небо, на котором ничего нельзя было разглядеть за серостью.

После чего рука рухнула вниз, а сам силуэт замер.

Окружавшие его трое сразу разбрелись по своим потокам, оставив тело посреди тротуара. Юноша же сделал пару робких шагов к нему, не зная, что предпринять, но остановился, увидев то, что и не мог даже себе представить.

Тело стало превращаться в черную пыль, которую сразу же затягивало два окружавших его потока. Мелкие частички превращались сначала в тонкие струйки, которые потом расширялись и ускорялись.

И если сначала казалось, что весь процесс займет минуты, то сейчас было ясно: секунды. Все быстрее и быстрее, и вот уже почти ничего не осталось, и вот последние песчинки затягивает в потоки, и ничего не остается, что напоминало бы о том силуэте.

Юноша не мог выбросить увиденное из головы, понять это, но он уже не мог задерживаться. И вот он снова бежит. Бежит к месту, где все всегда решается окончательно. Где приговор приводится в исполнение. Бежит к месту, которое видел в ночных кошмарах, которое терзало его разум средь бела дня.

Он рыдал, когда первый раз осознал все.

И теперь он сам бежит туда, навстречу судьбе. Бежит туда только потому, что это единственный способ, единственный шанс все изменить. В попытке спасти ее, решившую все.

Ее…

Безупречную и усомнившуюся, великолепную и разбитую, яркую и жаждущую потухнуть, поразительную и пораженную. Разрывающую собственную душу. Убивающую будущее. Парившую и теперь бросающуюся вниз. Ее, что была для него любовью или гибелью души. Смыслом или безмолвной пустошью разума.

Город уже за его спиной. Впереди – подъем на высокий зеленый холм. И уже отсюда, за пару сотен метров, видна красная юбка, видно ее, стоящую на самом краю, закинувшую голову назад, разведшую руки в стороны.

Из последних сил юноша бежал к ней, не крича ничего, надеясь успеть. Он остановился в метрах десяти от нее, потому что она опустила руки к бокам.

Он упал, обессиленный и измотанный за месяцы и годы. Она перед ним, ей уже некуда уйти.

Волнение, трепет, тепло надежды в его потрепанной душе.

И вот она, постояв немного так, медленно поворачивается в его сторону.

Красное заливается черным и белым. Тонкие нежные руки становятся костлявыми и ссохшимися. Черты ее красивого лица растворяются, смываются. Тонкие губы пропадают, глаза закрываются кожей. Ее пышные светлые волосы превращаются в черный схематичный сгусток, как и у прочих.

Ужас потери. Перед ним – новый силуэт.

Значит, все было бессмысленно. Все эти дни, все поиски, все страхи. Все эти переживания о дереве, о фонтане.

Она начала двигаться в сторону города. Бывшая мечта. Еще одна бывшая мечта. Самая сокровенная мечта, без которой нет места в душе никаким другим.

Рухнуло все.

Проплыв мимо него, не сдерживавшего слез, силуэт с безумной скоростью двинулся в сторону города, чтобы раствориться в его лабиринтах. Смешаться с потоками навсегда.

Значит, нет иного пути.

Юноша встал и нерешительно подошел к краю холма.

Сев, он посмотрел на небо. Оно было затянуто серой пеленой, уходившей за горизонт. Но стоило ему моргнуть, как средь этого полотна появился большой голубой просвет, через который падали на землю чистые лучи солнца; просвет, в котором висели белые облака.

Они были легки, были красивы и чисты.

Но все поменялось в миг. Они отяжелели, слегка задрожали. Первое потянуло вниз, а за ним и остальные стали отрываться от голубого неба. Отрываться с трудом, с болью, отдававшей сердце. Отрываться со скрежетом душевных струн, что разрывались одна за другой. Отрываться нерешительно и необратимо. Отрываться с пронизывающим все вокруг страхом.

Белые клубы чистоты, еще сохранявшие до этого полет, безудержно устремились вниз. Теперь уже невозможно было остановить их. Не было теперь иного пути.

Они окажутся там же, где оказались и ее упавшие облака.