- -
- 100%
- +
– А кто такая Землеройка? – в тон ей спросил я, сообразив, что допустил оплошность, упомянув о кролике.
– Она вкусная если запечь.
– Кролик то же, – решил я ей подыграть. Она недоуменно похлопала ресницами и опять тихо спросила:
– Почему ты не поймал ее?
– Я хотел только погладить. Я не знал, что ее можно есть.
– Это Землеройка. – все еще не понимая моего поступка, повторила она. В результате нашей интеллектуальной беседы я узнал, что Землеройка, как и кролик, живет в норах. Прекрасно их роет сома и там же зимует. Ест все кроме мяса и очень шустрая. Охотятся на них в основном силками из волоса, и она ни разу не слышала, чтобы Землеройка позволяла себя погладить. Шкуру ее используют для шитья одежды, а мясо для еды. Шубу из одноцветных Землероек купцы с руками отрывают. У Аши имеется безрукавка из пятнистых Землероек, все девчонки завидовали ей. Ее, мамина бабушка научила их ловить, подманивая с использованием силы, а вот так, подошел и погладил, даже она не умела. В самом конце разговора Аша понизила голос до глухого шепота и сообщила, что я не использовал силы. Хорошо это или плохо я не понял, но на всякий случай спросил, всегда ли она чувствует чужую силу. Оказалось, что да, если человек достаточно близко. Сколько это, достаточно, она определить не может.
Землеройка убежала, а мы за разговорами, не заметили, как пришли домой.
. . . . . . . . .
Утро для меня началось с восходом солнца и толчком в бок. Впервые в этом мире я поднялся так рано и не почувствовал дискомфорта. Так уж сложилось, но в том мире, я просыпался, горазда позже. Моя работа начиналась в десять и это меня вполне устраивало. Я успевал выспаться, спокойно собраться и приехать на работу. Так сложилось по жизни, но у меня был строгий распорядок дня, нарушаемый только во время отпуска. Здесь, у меня пока не было необходимости подниматься так рано, но ощутимый толчок локотком в бок, прогнал мой сон. Хотя, я сам и мой организм, не особо возмущался такой побудкой. Если вставать и ложиться по солнышку, то очень трудно набрать жирок про запас, а тем более создать такие запасы какие были у меня до моей болезни. Это если судить по одежде, но не могу сказать почему, такое утверждение вызывало у меня сомнение и недоверие. Свои ощущения в этом отношении, в первый день, я смутно помню, но мне кажется, я уже тогда не был пухлым. И тем не менее, факты упрямая вещь – рубашка, штаны…. Осталось увидеть мою другую одежду…. Я соскочил с кровати, раньше Аши по двум причинам. Я спал у края и прежде, чем покинуть кровать, я завернул ее в одеяло и привалил к стеночке. Она, естественно, возмущалась, но я не обращал внимания и сделал это в отместку за толчок в бок.
Назвать причину моего поведения я затрудняюсь, наверное, мной руководил не разум, а игривость приобретенная, или переданная мне Ашой за последнее время. Соскочив с постели, не одеваясь я рванул…, нет, вовсе не туда, куда можно подумать в первую очередь…, в сторону озера. Откуда-то появилось желание окунуться в воду, освежится.… Для меня самого такое поведение было удивительным, но, тем не менее, я поддался первому порыву. Во время бега по тропинке, я, конечно, отклонился к дереву, но это ненадолго задержало. Ни мостки, ни холодная вода меня не остановили, и я с разгона прыгнул в воду. Нырок…, скольжение под водой…, с детства не испытывал такого удовольствия, и не дожидаясь окончания кислорода в легких, вынырнул из воды…. Вот это был сюрприз. С таким ныркам и с такой скоростью плавания под водой, впору становиться чемпионом. В том мире, я мог бы побить любые рекорды и это, не дожидаясь начала дискомфорта. Я вынырнул метров за пятьдесят от берега, ошалело закрутив головой, осознавая, что глубина подо мной не шуточная, но ни страха, ни беспокойства, ни растерянности я не ощущал. Чувство легкости, уверенности в себе и немного радости, как при встрече с хорошим другом. Дыхание совершенно свободное и я готов нырять еще, еще и еще. Я слышал об эйфории аквалангистов, но со мной было совсем другое, во мне сидела уверенность, что что-то похожее я уже испытывал и не один раз. Наверное, так чувствует рыба, которую выловили, выбросили на берег, а потом сжалились и вернули обратно в воду. Трудно объяснить свои чувства, но я вполне взрослый и трезвый человек, а купанию в озере, радовался как мальчишка.
После очередного нырка, я развернулся еще в воде и всплыл лицом вверх, раскинув руки и ноги в стороны, подставился утреннему солнышку. Плавать на спине мне и раньше нравилось, а сейчас, мне даже усилий не приходилось прилагать, чтобы держаться на поверхности воды и я просто наслаждался. Глаза закрылись сами собой и через некоторое время, я почувствовал течение воды. Я прекрасно осознавал, где я нахожусь и прекрасно понимал, что еле заметное течение сносит меня по речке в сторону деревни, дальше от озера. Мой дом и мостки находятся со стороны ног, а уплываю я головой вперед. Я, чуть шевеля руками развернулся и слегка подрабатывая ногами направил свое тело в сторону мостков. Все еще находясь в расслабленном, плывущем состоянии, постепенно прислушиваясь к окружающему, я начал ощущать глубину под собой и это меня вовсе не пугало. Для меня это чувство было новым, необычным и одновременно волнующим. В моей голове возникло ощущение, что я «работаю» локатором…, а точнее будет сказать, фонариком, который освещает воду подо мной и даже достает до дна. Постепенно я смог различить рельеф дна в небольшом круге под собой, все остальное терялось в тумане и в темноте. Не могу сказать, что именно меня отрезвило и заставило понять, что эти чувства, ощущения, способности не МОИ, и я усиленно заработал ногами. Видение или виденье дна, никуда не пропало и поплыло за мною, как будто на моей спине крепился мощный фонарь и освещал все под водой. Я не успел осознать окончательно новое умение, новую возможность, новую способность, как дно резко прыгнуло ко мне, и от неожиданности я рванулся вверх.
Берег и мостки оказались рядом, всего в нескольких гребках. Вода охотно отпустила меня. Я уселся на краю мостков, поджав ноги, обхватив их руками, и не хотел уходить от воды, от озера. Слишком необычные ощущения, слишком сильные эмоции и несвойственная мне радость, будоражили и не позволяли успокоиться. Мне казалось, что все озеро радуется вместе со мной. Эта радость, напоминала радость живого существа, так радовалась собака в моем детства, когда после ночи я выходил из дома. Я любовался гладью озера, бликами солнечных лучей на переливах воды и буквально млел от счастья.
Перед самым мостком повернулась темная спина, хвост шлепнул по воде, подняв брызги, долетевшие до меня, и наваждение пропало. Я мысленно поблагодарил рыбину или зверя, поднялся на ноги, посмотрел вдаль, и подпрыгнув на месте, избавляясь от избытка энергии в теле, побежал домой.
Распахнутые ворота во двор моего дома, я заметил издалека, и это меня насторожило, заставило замедлить бег и приготовится. Я хорошо помню, что ворота, когда я убегал к озеру, оставались закрытыми. Да и к чему мне их открывать, если имеется калитка? В моей голове сразу закрутились мысли об Аше, о разбойниках-грабителях…, а я голый.… К воротам я подходил вдоль забора, крадучись и прислушиваясь к звукам во дворе дома. Я осторожно заглянул во двор и замер на месте. Из-за воротины, прямо на меня, смотрела звериная морда с оскаленными зубами. Замер – это мягко сказано, я практически оцепенел от неожиданности, и некоторое время, пялился в глаза зверюги. Сколько времени мы «играли» в гляделки, мне трудно сказать, но зверюга фыркнула, обдав меня своими соплями, и я пришел в себя. Только тогда я соизволил сообразить, что у нас с Ашой очередные гости, а я опять голышом.… Не думаю, что это понравится гостям, хотя в прошлый раз, другие гости, ржали как лошади. Очень осторожно, держась от звериной морды подальше, протерев спиной воротный столб, я прощемился во двор своего дома и можно сказать, уже чувствовал себя в безопасности…. Как эта зверюга, мотнула головой в мою сторону и клацнула зубами. Мне показалось, еще чуть-чуть и она ухватила бы меня за нос. От неожиданности я отшатнулся, не устоял на ногах и шлепнулся на пятую точку. Что там попало под меня, я не знал, но от резкой боли и страха, я заорал во всю мощь легких и глотки. Мне вторила противная зверюга, а нашему дуэту подпевало эхо.
Трио хоть куда.
Меня подхватили под руки и вздернули, установив на ноги. Зверюга довольная собой, как мне показалось, щерилась, показывая свои зубы и это походило на улыбку. Я сделал несколько шагов назад, подальше от зверюги и столкнулся с кем-то за спиной. Только сейчас я увидел, что зверюга стоит на четырех ногах и запряжена в повозку. ЛОШАДЬ!! – пронеслось в моей голове. Но если это лошадь, то, как выглядят тигры в местных лесах? Конечно, это была местная лошадь, и одновременно, так не похожая на привычных для меня лошадей. Ну конечно, если этот зверь запряжен в телегу, то это может быть, только лошадь. Но почему, я не видел этих лошадей у прежних гостей? Додумать мне не позволили.
– И чего так испугался? – пробасило покровительственно у меня за спиной – Не узнал Проказника? – Последняя фраза прозвучала насмешливо и с упреком, как будто я, эту образину, должен знать в лицо. Я медленно, очень медленно разворачивался, а в голове промелькнул вопрос «А действительно, где были лошади у предыдущих гостей? Не на себе же они притащили столы, лавки и сундук».
Передо мной стоял мужчина, достаточно объемный, но не толстый, приблизительно моего роста в холщевых штанах, заправленных в сапоги. Нормальные такие хромовые сапоги, в расшитой рубахе и поверх нее, меховая безрукавка, очень похожая на мою, оставленную в доме. Картуз, шляпа, колпак или шапка, мне трудно определить фасон головного убора на мужчине, сдвинута на бок и залихватски посажена на затылок. Крупное, краснощекое, улыбающееся лицо, без бороды и усов смотрело на меня с вопросом. Знать, этого мужчину, я не знал, но сразу решил – Отец.
– Па-а-па-а – протянул я полу вопросом, полу утверждением.
– Что-о, не признал отца родного? – мужчина хлопнул меня по плечу, от неожиданности и силы «похлопывания», я присел. – Совсем ослаб, – с сожалением и насмешкой констатировал он и тут же уточнил. – Ты чего голый?
Какой хороший вопрос. Наверное, встречать голышом гостей и родственников становиться у меня традицией. Почему голый? А как мне ходить у себя дома? Мне хотелось прокричать эти вопросы вслух, но вместо этого я прошамкал:
– Так, нет ничего.
Мужчина «мой отец», заржал не хуже зверюги, и повторно хлопнул меня по плечу. На этот раз хлопок был более ощутимый, и я, не устояв на ногах, повторно нашел землю пятой точкой. Это рассмешило его еще больше. А зверюга, чувствуя родственную душу, поддержала его своим рыком. Дуэт получился лучше, чем с моим участием.
Второй раз меня подняли на ноги и подтолкнули в спину, придав направление к дому. За мной пошел отец тяжелой поступью, человека, привыкшего к почитанию и уважению. В проеме входа меня перехватила Аша со штанами в руках. Сунула штаны мне в руки, с упреком мельком глянула на меня и расспрашивать ее, у меня пропало все желание. Вид она имела побитой кошки или испуганной курицы, которой пообещали знакомство с поваром.
– Довела мужика…, на ногах не держится, – громогласно, на весь двор…, или на весь лес, прокомментировал свои выводы отец. И тут же требовательно заявил. – Забираю я его. За ним и приехал. – Внутри у меня что-то тренькнуло. Я резко развернулся и посмотрев в глаза отцу, твердо заявил.
– Без нее не поеду, – мое заявление рассмешило отца, он по-хозяйски, развернул меня и ощутимо толкнул в спину так, что я не просто вошел, а буквально влетел в дом. На ходу я успел подхватить Ашу, она ойкнула, и мы «вошли» в преддомник. За спиной звучно хлопнула дверь и отец пробасил.
– Куда ты теперь без нее денешься? Она твой поводырь и охрана, – и совсем другим тоном добавил. – Штаны одень. В доме мать ждет.
Вот это попал. Если там две женщины…, – почему я решил, что именно две? – то проще вернуться к зверюге. В комнате из-за стола поднялась худощавая женщина и со слезами на глазах, сделала ко мне пару шагов, остановилась, всплеснула руками и уже не сдерживая слез, бросилась ко мне, обняла и прижала к себе.
– Худющий какой, – запричитала она, – одни кости остались, кожа висит, ни капельки мяса нет…
Вообще-то жира нет, а мясо как раз и осталось, хотелось поправить мне ее, но глянув на растерянную Ашу, промолчал. Зачем отрицать очевидное? Кожа действительно у меня обвисла как тряпка и красовалась складками на животе и боках, но это меня мало волновало. Месяц – полтора и стану красавцем – Аполлоном. Мать развернула меня, пощупала ребра со стороны спины, повздыхала и выдала свое решение, подтвердив ранее сказанное отцом.
– Забираем дамой.
Что значит забираем? Я не вещь бессловесная. Я что, игрушка плюшевая? Здесь мой дом, здесь моя жена, здесь я хозяин, как скажу, так и будет. Что значит забираем? Внутри у меня вторично тренькнуло. Я подошел к Аше, встал с ней рядом, обнял ее за плечи и твердо заявил:
– Я никуда не поеду. Здесь наш дом. – Мать всплеснула руками, отец недовольно хмыкнул, они переглянулись и отец, посмотрев на Ашу спросил:
– Не обижает? – Аша затрясла головой. Отец кивнул головой и уточнил. – Хоть что-то, может сделать? – На полном серьезе спросил он. Аша залилась румянцем и опустила голову. Тут же вмешалась мать.
– Охальник. Ты о чем спрашиваешь? Бесстыдник.
– А что еще спрашивать? – Возмутился отец. – Ма-ать…, – не унимался отец, – посмотри на него. Я пацаном, крепче был, вспомни. С такой девкой, еще справиться надо, а у него одни кости остались. Вся мужская сила ушла.
Не знаю, сколько бы еще продолжалось это «веселье», но мать хлопнула отца по широкой груди ладошкой, заставив его замолчать. Обернулась к нам, и в основном обращаясь к Аше, чувствуя себя хозяйкой, произнесла.
– Ты красавица, собери на стол, твой защитник видать еще не завтракал, а мы пока, из телеги гостинцы перетаскаем.
– Ашарташ ее зовут, – подал я свой голос и более твердо, повторил. – Ее имя, Ашарташ.
– Значит, ты ей имя дал? – оживилась мать и улыбнулась. – Хорошее имя, звучное. Ашарташ, – попробовала она на звучание. – Молодец сынок. А … – Я понял сразу, что она хочет спросить и перебил ее, сразу отвечая на вопрос.
– Пока не заслужил.
Отец расхохотался сразу, чем опять ввел Ашу в краску и пробасил.
– А ты мать говорила, что я зря спрашивал, Сам признался «Не заслужил», – передразнил он меня.
– Защитник он мой! – выпалила Ашу, сверкнув глазами. Отец вздрогнул, сердито засопел и спросил:
– Это как же? Завлусом назвать хочешь? Имя священное …
– Можно Элисом, – вставила мать.
Вообще-то мне по барабану как буду зваться. Зовлус – вроде как погрознее звучит, а Элисон, что-то мягкое, податливое, но то же ничего.
– Он светоносный! – упрямо заявила Ашу. Мать всплеснула руками, а отец возмутился:
– Сдурела девка! Ты знаешь, чьим именем его назвать хочешь? – Повисла неловкая пауза. На лице матери страх, у отца злость. Ашу сделала шаг вперед, как бы защищая меня, и с нажимом произнесла.
– Он муж мой и защитник. Зорианом будет. – Мать пошатнувшись опустилась на лавку, отец в сердцах сплюнул на пол и осуждающе пробасил.
– Вот парочка подобралась. Один – Святой Защитник, другая – Победительница. Кого воевать собрались? – Мать, что-то малопонятное пробурчала себе под нос, вздохнула глубоко, и обреченно подвела итог.
– Надо в храм вести. Они имена выбрали.
Чем плохое имя Зориан? Можно Зориком звать, или еще проще – Зори, тоже неплохо звучит. Чего родители так переживают? И на кого намекал отец? Неужели на императора или местного известного военачальника? Во прикольно будет, буду щеголять без порток, мне не привыкать, а Аша будет звать на всю деревню – «Зориан! Иди жрать. Кушать подано…». Дурацкая улыбочка расползлась на моем лице. Мать, взглянув заплакала, а отец еще больше рассвирепел.
– Чему лыбишься, дурень? Не примет Храм ваши имена, всю жизнь безымянными ходить будете, – он посмотрел на меня сочувственно и закончил. – Если не сдохните прямо там.
– Как Ашарташ назвала, так и будет, – уперся я. – Вы даете имя при рождении, она по праву жены. Пусть Храм рассудит.
– Дурень, – повторил отец обреченно, и хлопнув дверью, вышел. Мать заплакала, а Аша, поджав губы, с укором посмотрела на меня.
– Все будет хорошо, – уверенно успокоил я ее, хотя у самого на душе бушевали сомнения. Знать бы заранее об обязательном обряде в Храме и почему именно на следующий день, как дано второе имя? Этот обряд, как рассказывала Аша, что-то с родни крещению новорожденных и на нем должны присутствовать все родственники. Хочешь, не хочешь, а нам предстоит сегодня обойти всех родственников и познакомиться. По местному обычаю, мы как бы новорожденные и никого не знаем. С моей стороны, это действительно будет знакомством, и скорее всего, с нами будет ходить мать, а со стороны Аши, наверное, ее отец. Рано или поздно, мне все равно надо выбираться в деревню, а так, есть повод познакомиться со всей родней сразу. Если пересуды пойдут…, ну там, не узнаю кого, или имя перепутал, можно на мою дурость списать…, или на болезнь. По селу вроде как дурачком прослыл, а с глупого и забывчивого, после болезни, какой спрос?
Не знаю, как мои родители завтракали или нет, лично я, после купания с удовольствием уплел наложенную кашу, по вкусу, я не разобрал, что за крупа, но вполне вкусная и сытная. Если учесть, что в ней попадались кусочки вяленого мяса, то каша вполне вкусная. Аша собралась быстро, а я еще быстрее. Штаны на мне, рубашка…, мать как увидела рубашку на мне, висящую на мне, как на вешалке, махнула обреченно рукой и пообещала дома мальчишескую дать. Мальчишескую – это чью? Мою или братьев? До сих пор не знаю, есть ли у меня братья и сестры. Аша не рассказывала, сам не интересовался, а теперь выспрашивать родителей…. Точно подумают, после болезни с ума сошел.
Храм.
Поездка на повозке по дороге через лес и по селу, мало принесла впечатлений – дома-люди, дома-люди. Некоторые приветствовали нас, вернее отца с матерью, на меня и Ашу смотрели в основном как на диво дивное, пялились и шептались, ни одного слова поздравления мы не услышали. Въезд во двор родного дома больше обрадовал. Нас встретила толпа людей затаив дыхание в ожидании. Отец не спеша, степенно слез с повозки, привязал вожжи зверюги, там, у сарая торчал кусок палки, помог спуститься матери и строго глянул на нас. Я понял, настало наша очередь. Я покряхтывая, чуть сутулясь перевалился через небольшое ограждение повозки, показывая всем, как я плохо себя чувствую и подал руку Аше на манер отца. Аша почти без моей помощи соскочила сама и пристроилась за моей спиной. Можно сказать, спряталась, но я решительно взял ее за руку и поставил рядом с собой. В толпе перешептывались, откровенно рассматривали нас, и чего-то ждали.
Отец, взглянув на меня, хмыкнул, аккуратно подтолкнув мать тихо пробасил.
– Представляй новобрачных. – Вот и решился вопрос.
У меня с души камень свалился, не надо самому с глупой мордой тыкаться к каждому и мычать невразумительно, не зная, как обратиться. Процесс представления начался, и я с удивлением обратил внимание, нас встречала не беспорядочная толпа, как могло показаться с первого взгляда, а строго выстроенная, но старшинству и родственности процессия людей. Когда только узнали и когда успели собраться? Может у них, здесь, телефоны имеются?
К первым, нас подвела матушка к пожилой чете, назвала наши имена и замолчала, ожидая от нас каких-то действий. Все конечно знали, каких именно действий от меня ждут, но я-то.… Выручил отец, пробасив за спиной.
– Кланяйтесь и приглашайте в Храм. – Его подсказка конечно хороша, но я не зная, как и что надо говорить, замычал не членораздельно, и Аше пришлось выкручиваться самой.
– Уважаемые, не зною ваших имен, но прошу вас посетить завтра на рассвете Храм, для освещения наших имен.
Пожилая пара заулыбалась, оценив вежливость Аши и конечно по-своему, истолковала мое мычание. Это с их стороны по-своему, а я просто не знал, что нужно говорить. Спасибо жене, выручила. Дальше знакомство и приглашение проходило как по маслу. Матушка называла наши имена и имена приглашаемых, учла замечание Аши. Мы кланялись, Аша говорила соответствующие слова приглашения, все улыбались и естественно соглашались посетить Храм. А куда они денутся?
Как выяснилось потом, ходить по дворам и пугать народ нам не нужно, все желающие и родственники со стороны моих родителей, собрались в нашем дворе. Не знаю, кого за это благодарить, но я в душе был благодарен за такую заботу. Ну, не готов я еще к свободному хождению по дворам деревни.
По меркам моей прежней родины, это была не деревня, а настоящее село. На Руси разделения деревни и села шло по наличию церкви. Имеется церковь – село, нет – деревня. Деревня всегда была меньше села и деревень на Руси гораздо больше, чем сел. Не знаю, как здесь, но это было полноправное село с Храмом.
Во время представлений я заметил, не всем понравились наши имена, но в открытую, никто не высказывал свое мнение. И естественно, как и мне, было интересно, примет Храм наши имена или нет. Потом, когда уйдем, естественно, перемоют наши косточки, обсудят мою «уродину» и мою худобу, истолковав ее по-разному. Естественно, заметят мой странный наряд, не преминув «бросить» в Ашу «каменюку» за нерадивость. Мол, что можно толкового ожидать от уродины? И начнут решать, кто завтра пойдет на церемонию. Но мне кажется, учитывая странность нашей супружеской пары и сочетание наших имен, придут все, даже те, кого не приглашали. Кто-то придет из вежливости, некоторые из любопытства, а кое-кто, из вредности. Была здесь парочка, так посмотрела на Ашу, даже мне не по себе стало, эти придут обязательно, из злорадства.
К отдельной кучке людей нас вообще не подводили, матушка издалека назвала наши имена, но мы все равно им поклонились, чем вызвали добавочные перешептывания, и Ашу пригласила всех желающих на завтрашнюю церемонию. Не думою, что эти люди, может слуги, может рабочие, может наймы или рабы, посетят Храм, но приглашение прозвучало, и уважение с нашей стороны оказано.
В доме нас проводили в отдельную комнату. Осмотревшись, я понял, что эта комната изначально была моей. Помимо кровати и сундука в ней присутствовали не понятные мне вещи, явно выловленные из озера и кусок материала, завешивающий окно. Как только за нами захлопнулась дверь, я решительно сорвал с окна тряпку и ужаснулся. Все окно заросло паутиной и грязью. Аша ойкнула, увидев такое безобразие, прикрыв рукой рот и заявила, что в такой грязи ночевать не собирается. Она метнулась из комнаты и мигом притащила бадейку, ведро или лохань с водой, тряпку использовала сорванную с окна. Непонятные вещи, коряги, палки, бесформенные куски каких-то растений, она решительно потребовала убрать, да я и сам не сопротивлялся. Мое прошлое, было для меня непонятным и загадочным, все эти предметы не представляли для меня нынешнего ценности. Как только я, с кислой мордой вынес из комнаты пару коряг, подскочила мать, она сразу сообразила, и затараторила о ценности держащих мною…, ну, не знаю я, что это такое. Короче, она посоветовала их не выбрасывать, а сложить в отдельный чуланчик, что я и сделал. Через некоторое время комната приняла приличный, чистый, я бы сказал ухоженный вид, и я решился заглянуть в сундук. Очень хотелось найти свои вещи…, облом. Весь сундук был забит все теми же корягами. В конце концов, я не вытерпел, и сунув под нос Аше очередную из них, потребовав ответить – что это такое. Мое удивление было безмерным. Оказалось, это вовсе не коряги, а как похожи были, а ценное сырье для приготовления различных снадобий, принесено оно со дна озера. А так как девать его некуда, все припрятано до приезда купцов. Но вот беда, купцов давно не было, а этого добра скопилось у меня слишком много, захламив не только выделенную мне под склад кладовку, но и мою комнату.
Улучив момент, позже, я переговорил с отцом и узнал, что продает он эти «корешки» купцу тайно. Загружают их на телегу ночью и рано утром купец уезжает. Это и понятно было. Не обязательно всем знать, сколько денег водится у моего отца в карманах и сколько припрятано в кубышках. Сообразив о ценности моего товара, я тут же выставил отцу условие – так как меня выселили в отдельный дом, деньги от продажи мы должны поделить так, две трети достаются мне и одну треть получает отец. Он, конечно, поначалу возмутился, привык, все принесенное мною считать своим, но погодя согласился, признав деление справедливым. Заставив отца признаться, за сколько он сбывает мои «корешки», цену я назначил вдвое выше от прежней, отец закатил глаза показывая свое несогласие, но я, настояв заявив.
– Если купцу не нравятся наши условия, пусть покупает у других. А по зиме, если он не приедет, мы и сами сможем съездить в поселок, – так прямо и сказал, – САМИ. Отец от такой перспективы, аж на лавку осел и возмутился.





