Разбивая безмолвие

– Многие мечтают попасть в Академию Святого Анариела, хотя, похоже, пребывание там вам в тягость, уважаемый сударь Кларк, – она практиковала над Вейном умение общаться как столичный житель.

– Верно. Я там по воле отца.

– Почему факультет искусств? Потянуло на прекрасное?

– Потому что это самая элементарная вещь. Люди очень преувеличивают сакральность искусства, в то время как это просто еще один инструмент управления.

– Неужели? – серьезно переспросила Рене, переняв высокомерную манеру речи собеседника.

– Ты явно недооцениваешь коварство творческих умов, а ведь всего небольшая группа поэтов может побудить народ к восстанию. Если кто-то начнет декламировать стихи о дьяволе и иллюстрировать его ужасающий лик, ты не заметишь, как скоро мы все начнем превозносить Астромафа…

– О, уважаемый сударь, вы вгоняете меня в краску стыда от незнания…

– Рене, не нужно общаться со мной так, будто ты не решаешься попросить милостыню.

– В подачках не нуждаюсь, – оскорбилась Рене, – можешь затолкать свою щедрость туда, где звезды не светят.

– Боюсь, присущее мне великодушие не искоренить столь грубым предложением.

– И кто же такой этот Астромаф? – возвращаясь к теме разговора, спросила Рене. – Из какой книги?

– «Страдания принца Авеата», полагаю, – усмехнулся Вейн, и в игре его красиво очерченных губ мелькнула едва уловимая печальная нота.

– Что означает эта усмешка? – бестактно поддела его Рене, больше не стараясь впечатлить молодого человека подражанием светским манерам и усвоенным уроком быть сладко-вежливой со всеми.

– То, что я впервые с кем-то заговорил, помимо Карвера и Рида, – не растерялся Вейн.

– Расскажи про них.

– Они мои друзья с детства. Рид вспыльчив и может показаться агрессивным, но он верный товарищ и готов биться за своих насмерть. Карвер более рассудителен, у него можно добыть ценный совет.

– По-моему, Карвер мнит себя умнее остальных.

– Тогда он, несомненно, прав, – улыбнулся Вейн.

Он вел Рене сквозь мрак переулка, через коридор гнусных лиц, пока в конце трущоб вновь не засияла городская белизна, принесшая Рене облегчение. Девушка предвкушала миг, когда выберется навстречу яркому свету и свежему воздуху, но все чаяния вдруг улетучились, стоило заметить на пути нечто странное.

Из дверей магазинчика с говорящим названием «Змеиная голова» вышел человек, появление которого среди озлобленной нищеты не соответствовало статусу профессора элитной академии.

– Постой, – Рене остановила Вейна за плечо, – это Грэймон? Что он здесь делает?

Узнаваемое лицо со шрамом невозможно было спутать ни с каким другим. Годвин Грэймон не соблюдал инкогнито, однако, покинув «Змеиную голову», направился прочь довольно быстро.

– Вышел, судя по всему, от торговца алхимическими препаратами, – подозрительно сощурившись, произнес Вейн.

– Он выбрал дрянное место, значит, препараты там соответствующие.

– Это, действительно, любопытно, – Вейн был заинтригован не меньше Рене, жизнь которой и без того окутали секреты.

Озадаченные, Вейн и Рене покинули квартал и оказались на одном из главных городских бульваров. По дороге в академию они больше не вспоминали Грэймона, хотя, очевидно, оба не отпускали из мыслей подозрительной картины с его участием.

Сумерки наступали на город, затемняя свет тяжелыми тучами. В спустившейся мгле замок академии предстал строгими очертаниями и оттого казался устрашающим. И хоть со всех сторон его хранили ангелы и девы в длинных мантиях – все мастерски высеченные из камня – острые силуэты зданий не совпадали с представлением того, что эти стены сосредотачивали в себе всю святость империи.

– Что ж, благодарю за компанию, – попрощалась Рене.

– Она была мне искренне приятна, – кивнул Вейн, – кажется, я могу быть спокоен: кто бы тебе ни угрожал, ему точно не поздоровится.

Он воплощал очарование, в котором угодливость сплеталась с красотой аристократа, но Рене не торопилась ввериться власти его шарма. Вейн улыбнулся ей напоследок, словно мог счесть ее неподатливость забавной, после чего удалился во мрак.

Вскоре поднялся ветер, разнося над остроконечными башнями зловещий вой и торжественное пение церковного хора. Но ровно до тех пор, пока заунывный звон колокола не встряхнул округу, заполнив собой все звуки.

Рене желала найти ответы.

***

В колеблющихся свечных огнях книжные лабиринты библиотеки отбрасывали тени, сгущавшие тьму между читальными столами, на полках, по углам. Затхлый, застоявшийся воздух был пропитан тем отличительным тяжелым запахом, что характерен ветхим страницам, пронесшим знания через века.

Однако для Рене книги оставались безмолвны.

Слушая ознаменование вечерней храмовой службы, она листала увесистый том по образчикам оружейного мастерства. Рене разыскивала знаки, что отозвались бы в теле подобно сжатому в руке ножу, но ни шпаги, ни кремневые пистолеты, ни мушкеты не оживляли усопших воспоминаний.

По всей вероятности, судьба солдата госпоже Рейнгард не принадлежала.

Но что еще более странно – она никак не могла растолковать тайнопись на руках. Символы до такой степени четкие, осмысленные в сочетании друг с другом, что просто не могли быть лишены содержания. Доступные перечни символик и геральдик империи не упоминали рисунков хотя бы в чем-то сходных с выбитыми на коже Рене – либо исследователи не застали их возникновения, либо знаки заключали в себе столь богомерзкую ересь, что академия была не вправе хранить такие знания.

Если здесь и вовсе не замешана магия.

Когда одни отрицали существование магии, другие яро утверждали, что видели ее воочию. Сложно подтвердить или опровергнуть сей факт, но, порой, не найдя чему-то объяснения, хочется уповать на чудеса.

Оставив секретом мертвую вязь татуировок, Рене переменила курс исканий, ведь кое-что еще интересовало ее не меньше собственного прошлого – настоящее Вейна. Разумеется, ни одна даже самая богатая библиотека мира не расскажет, как он жил и о чем грезил, но вот вера в некоего Астромафа развеяла бы туман над истинными взглядами хитрого и обольстительного господина Кларка.

Рене хватала с полок все: историю, философию, религиозные тексты. Она внимательно вела пальцем по корешкам ветхих переплетов, пока краем глаза не уловила рядом с собой черный, объятый тьмой силуэт, на миг почудившийся демоном. Рене вздрогнула в ужасе и привскочила.

Фигура сохранила неподвижность. В сгустившихся тенях девушка не сразу узнала Анри Лорана.

– Напугал, нечисть! – возмущенно воскликнула Рене, выдыхая.

Вместо ответа Анри изучающе окинул прижатую к ее груди стопку книг.

– Любопытный набор. Может, ищешь что-то конкретное?

За тот недолгий срок, что Рене провела в академии, Анри стал ей единственной отрадой. Его общество постепенно помогало привыкнуть к местному порядку и учебной дисциплине. Анри не задавал вопросов и не выказывал стараний очаровать Рене. И сколько бы неисповедимых тайн он ни носил в себе, с Рене Анри казался неподдельно честным.

Их дружба находилась еще совсем в зачатке, но такую непосредственную, не отягощенную фальшью, близость Рене ни к кому больше не испытывала.

– Ты, случаем, не слышал что-нибудь о принце Авеате? Может, об Астромафе?

Губы Анри растянулись в умильной улыбке:

– Принц Авеат? Наверное, это герой королевств. Посмотри в книгах о восточных государствах.

Полумрак, одолеваемый огнем свечей, обволок две склонившиеся за столом фигуры: Рене и Анри сели за книги. Не в помощь Рене молодой человек увлекся историей Дардийской провинции, пролегающей на северо-востоке империи, пока девушка изучала правящие династии королевств. В трехчастном единстве соседних земель Балисарда с гордостью носила герб шиповника, символизирующий красоту и стойкость; хозяин золотых песков – Эдрас, увенчанный короной под звездами, олицетворял непоменые амбиции и высокие стремления, тогда как Фриос и вовсе не носил герба, словно тот был забыт в тумане времени. Три королевства примыкали друг к другу на востоке, скрепленные территориальным положением, взаимовыгодными отношениями и общей неприязнью к Аклэртону.

И все три совершенно не совпадали по духу.

Они делились не только на земли и народы, но и на мастеров смерти. В Балисарде убийцы использовали хитрость и ловкость. Их искусство заключалось в том, чтобы лишить жизни незаметно и без следа, оставляя лишь легкий налет загадки. Дикари Фриоса с неистовством разрывали врагов на части. Их убийства просты и прямолинейны – как молния, сразившая дерево на пути своего гнева. А в Эдрасе, где кровь лилась медленно и мучительно, убийство стало изощренным ритуалом; здесь палачи с холодной улыбкой наслаждались каждым мгновением страданий своих жертв.

Похоже, только в Аклэртоне прививали честный и достойный поединок.

Рене не заметила, как все вокруг переборола тишина. Сник колокол, замолкли вороны, и весь шум исходил только из мыслей.

Самое время разделить их с Анри.

– А этот Вейн Кларк… странный тип, не находишь?

Анри не подал виду, что слышал Рене. На его лице не дрогнул ни единый мускул, а глаза продолжали блуждать по строкам.

– Не задавай мне такие вопросы, – глухо отозвался он, – мои знания о Вейне расходятся со всеми, кто с ним знаком. Такое я не стал бы обсуждать даже с его отцом.

– А кто его отец?

– Могущественная личность. Насколько мне известно.

– Ты говоришь загадками, – схватилась за голову Рене.

– Я храню тайну, которая принадлежит не мне, – Анри поднял на Рене совершенно серьезный взгляд, – разве у людей это не считается хорошим тоном?

Рене сдалась перед его несговорчивостью. И перед текстами, не прояснявшими загадок. Она отчаянно закрыла книгу, как в ту же секунду с улицы донесся пронзительный крик, заставивший позабыть о досадно потраченном времени. Анри дернулся в испуге и вместе с Рене немедленно кинулся к источнику шума.

Во дворе уже совсем стемнело, близился час вечернего обхода. Луна за облаками испускала бледное сияние, окутывая округу мистической вуалью. В холодном небесном свете белые статуи напоминали призраков.

На первом этаже в длинной галерее скучились студенты. Над роем голов гудел нестройный ропот, стягивая все больше любопытных лиц. Сердце Рене забило тревогу. Продираясь через плотную толпу, она стремилась узнать причину объявшего всех ужаса, и сквозь массу людей увидала низ бездыханного тела. Подол длинной рясы набряк пролитой кровью.

Здесь убили диакона.

***

Вейн бросился к толпе в смятении, казалось бы, не имевшем причин. Какое ему дело до гибели диакона, когда у самого положение на грани достойной жизни и бесславной смерти? Однако что-то все же смущало Вейна в случившемся преступлении. Тихая подлость, проделанная у него за спиной.

Убийство, не подлежащее его контролю, повергало в бессилие.

Вейн огляделся вокруг, бессознательно ища поддержки, и увиденное не вселило в него облегчения. Вдали от суеты особняком стоял Элиас Карвер. Ощутив на себе взгляд, Карвер обернулся. В его нахмуренном лице не отпечатлелось ни страха, ни замешательства – ничего, хоть сколько-нибудь уместного для случая. Предаваясь мрачной задумчивости, Карвер держал удар всеобщей паники со свойственным себе невозмутимым спокойствием.

Куда запропастился Рид?..

– Разойдитесь! – по округе прокатился до неузнаваемости свирепый рев.

Годвин Грэймон расчищал себе путь к месту убийства, словно от этой яростной гребли зависела его жизнь, но, как только увидел труп, замер неподвижной статуей. Всего на миг белки глаз профессора налились непроницаемой тьмой, и если какой-нибудь встревоженный ум мог заметить это, то он всяко усомнился бы в достоверности столь жуткого явления.

Грэймона вдруг затрясло, как в лихорадке:

– Пошли прочь отсюда! – в припадке бешенства, он принялся разгонять всех, расшвыривая в стороны, как тюки, набитые шерстью. – Прочь, не доводите до греха! – неистовый крик обрел звучание угрозы.

Овладевшее им исступление всполошило студентов. В суматохе испуганных лиц Вейн выхватил Рене и вопреки ее воле потащил за собой от разраставшегося сумасшествия. Обогнув главное здание, Вейн приставил Рене к стене, как преступницу, призванную к покаянию, и навис коршуном:

– Что произошло? Ты что-то видела?

Взлохмаченный, с горящими в тревоге глазами, он не отдавал себе отчета, что выглядел как человек, насильно выдернутый из постели в самый разгар страсти. Он всецело преисполнился царственной важности перед Рене и заставлял ее держать ответ.

– Мне известно не больше твоего, – сухо отозвалась девушка, презирая повелительный тон.

– Проклятье, – разочарованно пробормотал Вейн, – тогда убирайся.

– Командовать своим хозяйством между ног будете, господин Кларк! – рявкнула на него Рене.

Вейн – порождение подземного пламени, носитель дьявольской крови и будущий владыка Гриомора оскорбился дерзостью девчонки. Озабоченный прихотью укротить ее строптивый нрав, он обвил Рене за талию и рывком притянул к груди. Вейн больше не изъявлял обходительности, и теперь мало что роднило его с тем любезным молодым человеком, который днем угождал лестным словом.

– Ждешь моего сопровождения? Отлично, – принц перенес удар унижения, демонстрируя расстановку сил, – обычно я не услужливый, но раз сегодня ты требуешь моей заботы, готов сделать исключение.

Мало какая девушка устояла бы перед напором Вейна. Во всяком случае, так он считал, когда смотрел в глаза Рене и ждал, что в них отобразится блеск трепетного обожания.

Но Рене была другого мнения, и поведение Вейна только разгневало ее.

– Боюсь, я не заслужила таких жертв, – она отпихнула его в грудь и решительным шагом отправилась в сторону дамских покоев.

Вейну пришлось приложить все усилия, чтобы не выдать, насколько серьезно он был задет разбитой иллюзией власти. Рене топтала в грязь его авторитет, не щадя самолюбие того, кто встал у нее на пути.

Но вместе с тем она прельщала сердце неукротимой страстью…

Тем временем Элиас Карвер беззвучно приблизился, и молча ждал, когда принц обратится к нему.

– Что думаешь? – спросил Вейн, немного усмирив пыл эмоций.

– Про диакона? – голос Карвера доносился с какой-то потусторонней безмятежностью. – Его смерть что-то значит для нас?

– Нет.

– Хорошо.

Но Вейн считал нелишним узнать, кто за этим стоит.