- -
- 100%
- +
– Не могли бы вы ознакомить и меня с этими доказательствами – задавал вопросы эксперт,
– Конечно могу, отвечал Лешин папа – состояние его в этот момент значительно улучшилось, и выглядеть он стал спокойнее и вменяемей, потому что был напичкан всевозможными лекарствами, которые помогли ему немного потерять прежнее беспокойство – вы проверьте, у меня же есть все! И это все – документально подтверждено!
– Ну а как бы я мог посмотреть эти документы, на которые вы любезно ссылаетесь- не отставал доктор.
– Проверьте! Пойдите к ее лечащему врачу, и пусть он вам покажет историю ее болезни, и вы увидите, что ее не так давно оперировали, кроме этого шрам у нее остался на животе, после операции.
Он рассказывал эту историю каждый раз с налетом таинственности, и пытался при этом как-то настороженно оглянуться, не подсматривает ли кто-нибудь за ним. Потому что страшно боялся мести порнографической мафии, которая, по его мнению, готова была всеми силами защищать свою главную актрису, параллельно являющуюся его женой.
– Прекрасно – говорил психиатр – ну а как же, все-таки, факт ее операции доказывает ее причастность к проституции и порнографическому бизнесу, согласно вашему утверждению несколько минут назад.
Доктор же в свою очередь делал каждый раз вид, что верит каждому слову, и поддерживая подбородок рукой, на манер Фрейда, просил у пациента, подробно описать ему всю порнографическую сущность его жены.
– Да вы что доктор, не понимаете – возмущался обследуемый, ему даже обидно становилось, что к нему подослали такого бестолкового психиатра – Это же она мужской спермы обглоталась на съемках, ей кишки-то и скрутило. Вот она и попала в больницу. И, кроме того, как-то, когда мы помирились, я стоял в ванной, она туда зашла, увидела меня голым и пыталась сделать мне…. Тут он заминался и краснел, как и во всякий прочий раз,
когда ему приходилось повторять эти доводы.
– Так, и что же она пыталась вам сделать, – заинтересованно спрашивал доктор
– Ну пыталась мой член в рот взять – проговаривал он тихо и очень густо краснел.
– Интересно, и что же, вы отказались?
– Конечно отказался, я не какой-нибудь там такой – умозаключал обследуемый- не лизунчик какой-нибудь и вообще, вот вам и доказательства, разве ж нормальная баба такое будет делать?
Некоторые доводы психиатра о том, что это в принципе достаточно распространенная практика занятия сексом в сегодняшнем мире, не привели двух собеседников к общему консенсусу, и папе Леши был поставлен диагноз, с которым прямо из зала суда он отправился в лечебницу. Уж не знаю зачем, может для того, чтобы ему там объяснили сексуальные практики 20 века…
Здесь можно было бы сказать, что ему повезло, что он не загремел в тюрьму за нанесение телесных повреждений. Но, во-первых, в честь первой судимости ему дали бы максимум условный срок, а во-вторых, даже если бы он и сел, его бы выпустили через какие-то смешные полгода. А вот из психбольницы выпускают только после того, как врач дает заключение, что больной здоров и можно быть уверенным, что ничего подобного тому, что являлось причиной его там пребывания больше не повториться. А таких результатов можно было ждать долгие годы.
Однако, своих позиций Лешин папа сдавать не хотел и не смотря на успокоительные медикаменты и терапевтические усилия приписанного психиатра, по-прежнему стоял на своем и требовал, чтобы из желудка жены взяли пробу, утверждая, что там обязательно найдут сперму. Сколько ему довелось пробыть в больнице, история умалчивает и Леша этого не знает, потому что уже перестал интересоваться судьбой папы.
Сам Леша начал свою карьеру скромно и получил свою первую судимость в Германии за нанесение материального ущерба госимуществу. На суде двое полицейских показали, что проезжая на патрульной машине заметили молодого человека, которого они однозначно признают в лице обвиняемого, как тот наносил краской на стене здания по улице такой-то с таким-то номером большого размера буквы «Х» и «У». И в тот момент, как вредитель собирался продолжать пачкать чужое имущество он и был остановлен и задержан. Вот уж не знаю, что подумали полицейские про парня в спортивных штанах, почти не говорящего по-немецки, выписывающего на стене буквы «икс» и «игрек». Может, решили, что молодой человек, как раз хотел написать математическую формулу. Или название музыкального инструмента – «Xylophon». Здесь все участники процесса остались при своих догадках.
Дальше, когда его послали на курсы изучения немецкого языка… Вообще, нужно сказать, что эмигрантов часто и охотно куда-то посылают, на курсы языка, повышения квалификации, на всевозможные бесплатные и платные практики – приукрашая, таким образом, статистику по безработице и отгоняя их с глаз долой из очередей в кабинеты бирж труда. Там он познакомился с такими же как он чудными ребятами из казахских и поволжских деревень, которые тоже с трудом могли разглядеть бриллиантовые перспективы будущего на исторической родине. Зато от пособия, выплачиваемого за посещение всевозможных курсов, оставалось пару копеек в кармане, и свободное время имелось у каждого из них в неограниченном количестве. Сначала они добропорядочно подражали своим отцам, и пили пиво, водку и другие прохладительные напитки, дабы протиснуться обратно в тот смысл жизни от которого они так благополучно сбежали из Советского Союза. Ходили на дискотеки, устраивали там драки – что напоминало им времяпрепровождение в родных сельских клубах на выходных, когда в один центральный клуб собиралась молодежь из различных сел и била друг другу морду под музыку Песняров. Не потому, что они не любили друг друга, а потому, что им просто было нечего делать. Та же картина занятости свободного времени наблюдалась и здесь. Местные немцы, однако, не знали, что бьют их, забирают у них кошельки сигареты, часы, мобильные телефоны эти странные, говорившие громко и на иностранном языке парни не со зла, а потому, что они так привыкли отдыхать и наслаждаться жизнью. Местную молодежь это огорчало, и они, как и полагается добропорядочным европейским мальчикам и девочкам шли в полицию. Полиция в свою очередь, если находила виновных, отдавала их под суд. На суде чаще всего русскоговорящим мальчикам выносили мягкие приговоры. Адвокаты объясняли судьям, что их подзащитные жили в Советском Союзе очень плохо, их там избивали дома отцы, поэтому они не виноваты, что у них самих руки не перестают чесаться. Дальнейшее развитие событий не заставило себя долго ждать. Невероятное количество свободного времени, неумение его с толком применить, жажда легкой наживы и привлекательность денежных единиц, на которые можно было купить здесь значительно больше, чем в сельмаге родной деревни, сделали свое дело. Леша познакомился на дискотеке с ребятами, которые хорошо одевались, ездили на машинах, позволяли себе спиртные напитки прямо на дискотеке. Здесь нужно заметить, что основная часть Лешиных друзей покупали спиртное в преддверии похода на гулянку, и выпивали его из пластмассовых стаканчиков непосредственно перед дверями заведения. Ребята предложили оттянуться и сунули в руки шприц. Леша не смог отказать крутым товарищам и в первый же вечер знакомства вколол себе содержимое шприца в вену. Карьера развивалась стремительно… он начал ездить на закупки, потихоньку продавать, и себя при этом не забывать. Ему нравилась такая жизнь – крутая тусовка, доступная наркота и пару копеек в кармане, которые перепадали ему при перепродаже. Вот так он попался во второй раз. Всю группу молодых людей приняли на перевозке, товара из Голландии. Леша был в группе недавно, проходил по подобной статье впервые, и имел неадекватного родителя в психушке, за что и был приговорен к условному сроку. Кроме этого, он дал чистосердечные показания, что и послужило причиной санаторного отдыха его подельников. После этого брать героин стало негде, поэтому он прибился к нашему предприятию, по добыче дорогих аксессуаров дешевым способом.
Познакомились мы с ним при банальных обстоятельствах – у нас был общий дилер, у которого мы покупали наше треклятое зелье. Он решил меня немного подкадрить… окучить, как это называется на жаргоне, его окружения. Это ему как раз не удалось. Так пару раз за зад попытался пощипать, да под лифчик залезть, а сделать толком так ничего и не смог, я не дала. Его деревенские повадки не вызывали в моей душе нужных вибраций.
– Вован уже приехал, наверное, мне уже что-то не по себе, говорю я Лехе.
– Да, ща позвоним, отвечает Леха, он сегодня в Бельгию ездил, говорит, там какого-то барыгу нашел со скидкой. Так что думаю приедет сегодня немного позже. Самому уже пора.
– Надо звонить, если не ему, так может Женьку. Они там тоже пару дней назад где-то закупались.
Гудки в мобильном телефоне говорят мне, что линия свободна, и мне остается только ждать своего абонента.
– Але, Женек, это ты? Спрашиваю я, когда трубку на другом конце наконец-то снимают.
– Ага, че надо, отвечает трубка голосом Женька.
– Есть у тя че? Спрашиваю я.
– Ну, – красноречиво признается он.
– Мне бы 200 грамм, картошки фри.
На другом конце Женек понял, что нужно мне два грамма героина. Так мы пытаемся маскироваться на тот случай, если нас или дилера прослушивает полиция.
– Ну заходи, только барахло мне свое не носи, мне баблом нужно, у меня чел, который ваши кишки принимал, на родину откинулся.
Ага, понятно, значит Жекиного перекупщика приняли и депортировали на родину. Расшифровываю я для себя. и вешаю трубку.
– Ну что ж облом у нас с Жекой, объявляю я Лехе. Нужно наши богатства в золото переплавлять, за товар нам ничего не светит.
– Мда, облом… значит нужно….
– Опа…. Вот это настоящий облом, говорю я Лехе и показываю пальцем на группу товарищей в иноформенных рубашках, продвигающихся к нашему скверику. Бежать отсюда некуда, выйти можно только через ворота, а к воротам как раз приближаются «блюстители». Как они нас нашли, остается загадкой, только если разве, кто-то навел. Сердце у меня начинает учащенно биться, чувствую, как холодок пробежался по моему лбу. Как-то мне не по себе становится… Причем, боюсь я не их возмездия, боюсь я того, что теперь мне дозы не видать и снова начнутся ломки. Я панически боюсь этого невыносимого состояния, когда ничего в этой жизни тебе не может помочь, когда ломает и выкручивает все кости, и хочется выть на луну. Я ненавижу себя за эту зависимость, и еще больше я ненавижу себя, за то что ничего не могу с этим сделать, и за то что я с Димкой связалась, думала, что люблю его, что смогу построить с ним свое счастье… Одним словом, прокрутила всю свою биографию, нашла ошибки, выявила недостатки, но исправить их уже не успела. В этот момент, Леша подорвался с места, и шмыгнул через высокий забор в задней части двора.
– Вот сука, подумала я, если уже смылился, так хоть сумку бы прихватил, улик бы не было…
– Документики покажите пожалуйста, и сумочку вот эту, которая рядом с вами, откройте. Это же ваша сумочка…
– Да, отвечаю я через какой-то смутный туман, помутнивший мое сознание.
– Прекрасно, говорит голос, именно это мы и искали… Вот это и это, уже объявлено, как украденное… А чеки у вас есть на все ваши покупки? Спрашивает меня человек с кобурой на
поясе.
– Нет, отвечаю я, я нашла эту сумку здесь, начинаю выкручиваться, хотя прекрасно понимаю, что там обязательно имеется куча свидетелей или еще лучше видеозаписей с моими подвигами.
– Ладно, пройдемте с нами.
– Заходите пожалуйста в камеру, говорит мне пожилой надсмотрщик в зеленой полицейской рубашке.
Меня привезли в полицейское управление, и предлагают посидеть в камере, пока господин полицейский найдет время меня допросить.
«Мда… думаю я про себя, поразительная вежливость, всё-таки у этих немецких полицейских. И тебе пожалуйста и тебе спасибо, и пройдемте…». Чувствуешь себя человеком.
!!
Сижу в отдельной камере. Меня окружает шикарный мобельяр, как в лучших домах Лондона и Парижа. В углу находится, даже не могу сказать, что стоит, именно находится бетонный выступ, на который если что-нибудь постелить, должен служить кроватью. Стены вокруг разукрашены летописными фресками с применением языковых оборотов нашей современности на различнейших языках мира. Такая мультиязычность встречается только в тюрьмах западных стран. Здесь можно действительно наблюдать слияние всех культур нашего шарика. Если то, что там нацарапано, можно считать культурой. В другом углу стоит настоящая гордость этого помещения, металлический, матово-блестящий, не испорченный в своем великолепии никакими крышками или аксессуарами, удивляющий своими обтекаемыми формами и наконец привлекающий своей интимностью УНИТАЗ.
Делать пока что нечего… Сажусь на так называемую кровать, и смотрю на это чудо сантехнического искусства.
– Хороший ты парень, говорю я ему, унитазу, то есть. Сколько жоп на тебе пересидело, сколько всяких козлов ты на себе перенес, а только ты все больше и ярче от этого блестишь. Вот это я называю приспособленность к жизни. Не то что у меня… Со мной брат, все как раз наоборот.
– я, дружище, приехала из Советского Союза. Ты, наверное, и знать не знаешь, где такая страна есть. Там я и выросла, и жила пока не вышла замуж и не приехала к тебе сюда в страну Германию, где в тюремных камерах стоят железные унитазы.
А замуж я вышла за Мишку. Мы с ним учились в одном институте, только он учился на адвоката, а я на экономиста. Познакомились мы на студенческой вечеринке у одного общего знакомого. Мишка был пухленьки еврейским мальчиком с кудрявыми черными волосами, и очень умными глазками. Это случилось на третьем курсе, и к тому времени мне просто было бы грех жаловаться на отсутствие опыта в общении с мужчинами. Я довольно рано начала позволять себе увлечения мужским полом. Недостатка мужского внимания я никогда не знала. Слава богу, внешностью меня всевышний не обделил, и вокруг меня всегда находились мальчики, с которыми мне было интересно разделить отрезок жизненного пути. Первый раз я ощутила на себе мужское внимание, когда мне было 16 лет, тогда же я и воспользовалась этим вниманием, чтобы вступить в клуб продвинутых девочек. В один прекрасный весенний день я возвращалась из школы, и в подъезде моего дома меня окликнул знакомый, но уже какой-то забытый голос.
– привет, донеслось мне вдогонку, когда я поднималась по лестнице.
Я обернулась и увидела Кольку Смирнова из 15 квартиры. Мы с Колькой выросли вместе в одном подъезде и не раз играли в войнушки и в дочки матери. Когда я видела его в последний раз, он был славным мальчиком, который напился на своих проводах в армию, и пел песни во дворе нашего дома под медленное завывание аккордеона его дедушки. А я смотрела на него из окна моей комнаты и думала, какой же он все-таки дурак, что так напился. И жалко все-таки, что теперь не с кем будет ходить в разведку. Так я думала, когда мне было 14 лет, а когда он в мои 16 вернулся из армии, в моих глазах он превратился в бойца, с которым не в атаку хотелось пойти, а скорее стать медсестрой и носить ему в больничную койку компрессы и везде ему их прикладывать. В этом нежном возрасте я на практике познакомилась со словами «Камасутра» и «инфляция». Про инфляцию все время говорил мой папа, когда приходил домой в подвыпившем состоянии и ругал новых русских и жидомассонов. А еще он говорил, что Горбачев принес нам на своей лысине красный фонарик, о котором мы думаем, что это свет в конце нашего туннеля, а на самом деле это самый натуральный бордель. В любом нормальном Борделе перед входом висит красная лампочка, чтобы все знали, что находится за дверью и что там делают с его обитателями. Вот так и у нас сейчас, громогласно возмущался мой политически прозревший отец, он ездит по всему миру светит там своим красным пятном, чтобы все знали, что там можно немного заплатить, и трахать эту гребаную страну и всех ее жителей вдоль и поперек. На мои вопросы «что это такое- инфляция», он толком ответить не мог, наверное, сам не знал. Зато, он точно знал, что проклятые комуняки извели державу, и теперь жируют на народные деньги. В конечном итоге я про инфляцию догадалась на кефире. Да нет, я на нем не гадала, как на кофейной гуще. Я просто любила пить кефир по утрам, и моя мама посылала меня ежедневно в молочный магазин. Каждый день она мне давала сумму денег больше, чем в предыдущий, и все равно, почти всегда на кефир не хватало. Вот тут-то я и поняла, что такое инфляция.
С Камасутрой все было еще проще!
– Ну что, как твои дела, в войнушки еще играешь. Услышала знакомый голос Кольки
– Да нет, уже как-то не до войнушки- ответила я неуверенно, а самой хотелось броситься ему от радости на шею и поцеловать, ведь мы так давно не виделись с моим однополчанином.
– А сам-то как, уже навоевался небось? как служилось-то – поинтересовалась я, пытаясь удерживать суверенитет в общении со старшим по званию и уже немного далеким от меня Колькой
– да все, вроде, слава богу, отчитался Колька, пойдем ко мне, я тебе фотки мои со службы покажу, парадку примерю, предки как раз разбежались. Чаек погоняем. Раньше, до его службы я частенько заходила к Кольке, мы обычно рассматривали картинки из вражеских каталогов, которые держал у себя под кроватью его старший брат, слушали музыку, и пили молочные коктейли, которые прекрасно готовила Колина мама. В этот раз, до коктейля дело не дошло. Он достал свой альбом с фотографиями, посадил меня на диван, а сам сел рядом, чтобы объяснить, сколько литров пива мог выпить отображенный на фотографии подполковник Клюшко. Сильно далеко по офицерскому составу Колькиных военно-начальников мы не продвинулись. На каком-то прапорщике, Коля обнял меня нежно за талию, а прапорщик мог уже лицезреть со своей фотографии горячие поцелуи, и руки своего бывшего подчиненного у меня под блузкой и в моих трусиках. Остальному офицерскому составу не досталось ровным счетом ничего, потому что альбом был отброшен в сторону и соски на моей груди впервые ощутили на себе мужские губы. Я даже и не знаю, как описать свои ощущения от этого первого раза. С одной стороны, было приятно, когда крепкие Колины руки двигались по моему телу, он жарко дышал и слюнявил мою кожу. В романтических книжках и фильмах это называется ласкал, лобзал, целовал, но это все в книгах и на экране, а мне почему-то казалось, что он слюнявил. Когда же он стянул с меня трусики, и оголил свое достоинство, здесь я погрузилась в туман. Голова перестала соображать, я почувствовала сильное сердцебиение, но не от возбуждения, а от того, что каким-то двадцать четвертым чувством понимала, что сейчас будет происходить нечто, что уже так хорошо было известно по картинкам, статьям в энциклопедии и разговорам взрослых девчонок во дворе, но все же такое чуждое, непонятное, и, наверное, запретное. Я замерла как будто на операционном столе и ждала, что врач проведет хирургическое вмешательство без осложнений. А потом выйдет к родственникам в больничный коридор, и утерев со лба пот, скажет: не переживайте жить будет. Коля действительно оказался опытным героем любовником, как минимум ему хватило опыта уберечь нас от преждевременного потомства. Потому что моя мама, в таком случае убила бы и меня и оперирующего хирурга одним махом скальпеля. Позже я его спросила, откуда такая прыть и такие познания. Он рассказал, что служил он водителем у одного штабного начальника. И было у этого начальника огромное пузо, и очень молодая жена. Звали жену Люся. Когда ей было 16, она поступила в педучилище и в 18 перед самым его окончанием, как и полагается советскому педагогу выскочила замуж за лейтенанта. Ибо гласит народная мудрость – хочешь стать женой генерала, выходи за лейтенанта. Мудрость дело хорошее, но лейтенанту Володе пришлось служить в очень отдаленных местах нашей родины, и с утра до ночи ездить там на танке. А Люсе пришлось в это время обучать детей старших классов литературе и русскому языку. Она хоть и не имела для этого соответствующего образования, но для местной школы она была одним из самых квалифицированных специалистов. Пока муж ехал на танке за званием старшего лейтенанта, жена Люся не могла отказать себе в удовольствии общения с преподавателем математики, и еще с холостым капитаном, сослуживцем Володи. Когда живешь в столь узком пространстве, все тайное очень быстро становится явным. Вот так и Лейтенант Володя очень быстро стал героем рогоносцем, но предпринимать против своих соперников от трусости и слабости духа ничего не стал. И вскоре стал для Люси неинтересен. Как раз в это время подвернулась возможность сделать скачек по карьерной лестнице, и она охмурила одного заезжего, городского полковника. Как объект мужского пола он ее не интересовал, а как путевка обратно в город, да еще к обеспеченной жизни, вполне устраивал. За время совместной жизни полковник с каждым годом прибавлял по одному размеру, и к тому времени, как Николай заступил к нему водителем, садился в свою служебную машину в два присеста, сначала сам, а потом уже заносил свой живот. А Люся в это время работала полдня в библиотеке, а остальное время, да и во время работы тоже, искала себе приключений. Колька стал одним из них. «Солдат спит служба идет», это совсем неправильное утверждение, говорила она Коле, когда тот лежал рядом с ней в полковничьей кровати и отблескивал капельками пота на лбу. Здесь значительно правильнее было бы сказать» солдат спит с женой начальника, а служба идет». Вот так и получилось, что покинул Коля свою службу в звании старшего сержанта, с автомобильными правами на все категории и со знаниями основ Камасутры.
Мы стали с Колей встречаться. Я очень сильно подняла свой рейтинг у дворовых девчонок, потому что ничего не может поднять твой рейтинг так высоко, как секс с парнем, награжденным дембельским билетом. Позже Колька уехал учиться в другой город, и мы договорились друг друга не ждать, и определить наши отношения, как приятное время и чудесный жизненный опыт. С колей я научилась получать удовольствие с мужчиной, он научил меня вести себя в постели без комплексов, не стесняться своего незнания или своих недостатков, а просто брать от мужика все что возможно, и самой не скупиться и не лениться. После Коли я завязала пару романов со старшекурсниками политеха. Будучи еще старшеклассницей, я часто ходила туда на вечеринки, и мне нравилось водить дружбу со студентами. Снискала себе, таким образом, в комсомольских кругах звание неблагонадежного элемента.
Благополучно окончив школу, я подалась в студенты. Благо, мама моя работала завскладом на крупном предприятии и имела в городе связи, с которыми можно было не то, что в институт поступить, а устроить социалистическую революцию в США, но моя мама ограничилась институтом для дочери. Я пошла становиться экономистом. Здесь, справедливости ради, нужно добавить, что и без маминой помощи я прекрасно поступила бы в институт. В школе я неплохо училась и науки давались мне относительно легко. Но мама не стала испытывать нашу систему образования на справедливость, и позвонила своей знакомой
Мамино предприятие еще не закрыли, а преподаватели в силу наступивших экономических сложностей охотно принимали подарки и денежные знаки. Особенно в ходу в обмен на оценки и сданные зачеты были консервированные морепродукты, в виде красной и черной икры, импортные шмотки дорогой алкоголь и парфюмерия. Недаром в советском союзе было объявлено, что образование оплачивается государством. Так оно и получилось, мое образование государство оплачивало через мамин склад.
Мой папа был бульдозеристом и вместе со своим бульдозером любил подзаправиться и сам. Мама познакомилась с ним в его лучшие годы, когда он только закончил свое училище, и должен был уйти в армию. Мама тогда работала бухгалтером и ждала папу из армии, дождалась его и вышла замуж. Отдав долг родине папа пошел работать на карьер и проработал там честно до тех пор, пока его не разжаловали. Новые владельцы карьера закупили импортную, очень дорогую технику и пригласили психологов, который должны были провести тесты на пригодность к работе на дороговалютных машинах. В день теста папе сказали, чтобы ни грамма, ни капли, не дай бог начальство заметит или занюхает. Вот папа и пришел на тест в очень плохом настроении. Когда ему предоставили задание вычеркнуть лишнее слово из словесного ряда «Вода, ручей, спирт, море», папа заявил, что «спирт», как истинный русский патриот, вычеркивать не будет. Сказал он это в шутку, как бы по зову души, а в должности его все же понизили и оставили работать на старой советской технике. С соответствующим окладом. Папа, конечно, очень осерчал. А после его и вовсе уволили за то, что явился на работу в нетрезвом виде и запутал какие-то там тросы, на которых крепится стрела бульдозера. Начальник участка долго ходил возле этого гордиевого узла, который образовался из тросов папиного бульдозера, глотал воздух как рыба, выброшенная на берег. После продолжительной паузы, во время которой начальник участка представлял себе сцены из порнофильма, в котором ему будет отведена звездная роль на ковре у начальства, он вымолвил первое слово в этой гоголевской сцене.






