Чертовски неправильное свидание

C. R. Jane

THE PUCKING WRONG DATE

Copyright © 2024 by C. R. Jane

© А. Литвиченко, перевод на русский язык, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

Всем мои любительницам, красных флагов, которые считают, что наручники – это приятный бонус…

Пожалуйста, прочтите это перед погружением в историю

Дорогие читатели, пожалуйста, учтите, что это роман в стиле «темная любовь», и он может – и будет – содержать моменты, которые способны вызвать негативную и неоднозначную реакцию, а также спровоцировать стрессовое состояние. Вся эта история – чистая фантазия автора, и она не должна быть принята в качестве образца поведения в реальной жизни. Любовный интерес в этой книге – властный, одержимый, идеальный красный флаг для всех моих любимых мятежников с красными флагами. В этой истории нет места никаким розовым соплям – все, что Уолкер Дэвис готов сделать для того, чтобы завоевать сердце своей девушки, – чистый красный флаг.

Готовьтесь окунуться в мир «Далласских рыцарей»… Вас предупредили.

Далласские рыцари

Состав команды

Линкольн Дэниелс, капитан, #13, центральный нападающий

Ари Ланкастер, капитан, #24, защитник

Уолкер Дэвис, капитан, #1, вратарь

Кэс Питерс, #42, защитник

Кай Джонс, #18, левый нападающий

Эд Фредерикс, #22, защитник

Кэмден Джеймс, #63, защитник

Сэм Харкнесс, #2, вратарь

Ник Анджело, #12, защитник

Алексей Иванов, #10, центральный нападающий

Мэтти Клифтон, #5, защитник

Кэм Ларссон, #25, левый нападающий

Декс Марсден, #8, центральный нападающий

Александр Портье, #11, правый нападающий

Логан Йорк, #42, вратарь

Колт Джонс, #30, крайний нападающий

Дэниел Стаббс, #60, крайний нападающий

Алекс Тернер, #53, центральный нападающий

Логан Эдвардс, #9, защитник

Кларк Доббинс, #16, крайний нападающий

Кайл Нидерланд, #20, защитник

Тренерский состав

Тим Портер, главный тренер

Колльер Уоттс, ассистент тренера

Вэнс Конноли, ассистент тренера

Чарли Хэммонд, ассистент тренера

“Slut!” (Taylor's version) – Taylor Swift

Skin and bones – David Kushner

Beautiful things – Benson Boone

Falling apart – Michael Schulte

Selfish – Justin Timberlake

Heartbroken (feat. Jessie Murph) – Diplo, Jessie Murph, Polo G

I'm yours sped up – Isabel LaRosa

Stick season – Noah Kahan

What was I made for? – Billie Eilish

Deeper well – Kacey Musgraves

Make you mine – Madison Beer

Devil doesn't bargain – Alec Benjamin

Shameless – Camila Cabello

Can I be him – James Arthur

Love song – Lana Del Rey

The lonely – Christina Perri

Bad reputation – Shawn Mendes

Not afraid anymore – Halsey

Mastermind – Taylor Swift

«Я обещаю, мы победим сегодня вечером».

Марк Мессье^[1]

Пролог. Оливия, 9 лет

Мое сердце колотилось, как барабан, а маленькие ручки, вытянутые по бокам, дрожали.

Зал ожидания казался холодным, режущее глаза освещение отбрасывало отблеск на пустые бежевые стены.

Мама завила мне волосы этим утром. Она использовала много лака, и тугие кудри стянули кожу головы – это заставляло меня желать только одного: почесать ее. Мама потратила немного наших денег на красивое платье с оборками, которое выглядело так, как будто до меня его носила настоящая принцесса. Но оно кололось, а мне было ужасно страшно.

Я не хотела быть здесь.

Я пела только в церкви и дома. Мне все это не нравилось.

Мы с мамой стояли, в тревожной тишине ожидая своей очереди. Напряжение в комнате было таким сильным, что давило на легкие и начинало душить. Мама наконец обратила внимание на меня: карие глаза, полные холодной решимости, которая заставляла меня по-настоящему нервничать, сверлили мою фигуру. Она крепко схватила меня за плечи, почти болезненно.

– Оливия, – начала она, ее голос был пронзительным, но тихим, – мне нужно, чтобы ты поняла, насколько важно это прослушивание. Все наше будущее зависит от этого. Ты не можешь допустить никаких ошибок.

Я нерешительно кивнула, пытаясь скрыть страх, который бурлил внутри меня. Я даже не знала, что она имела в виду. Она говорила о том, что я должна правильно произнести все слова? Я могла это сделать.

По крайней мере, думала, что могла.

– Я понимаю, мама, – прошептала я. Мне стало не по себе от того, как ее губы, уловив нервозность в моем голосе, отвращено скривились.

Она была красива, как кинозвезда, с уложенными волосами и в своем лучшем платье. Но взгляд всегда был злым, а рот – сжат в тонкую линию, как будто она вечно сдерживала себя от высказываний. Я хотела бы, чтобы она когда-нибудь улыбнулась мне. Ее пальцы впились в мои руки, и она наклонилась ближе, голос стал еще холоднее.

– У тебя талант, Оливия, и я сделала все, чтобы ты могла сейчас стоять здесь. Если ты все испортишь, если опозоришь нас перед этими людьми, сидящими там, то разрушишь все, над чем я работала. Может ли твой крошечный мозг понять это?

Слезы навернулись на глаза, когда смысл ее слов дошел до меня. Чего я делать точно не хотела, так это разочаровывать маму. Но, казалось, я всегда только и делала, что разочаровывала ее.

– Я сделаю все, что смогу. Обещаю.

Она не улыбнулась и даже не сделала вид, что рада. Вместо этого она отпустила меня и сказала:

– Тебе стоит постараться. Потому что если ты этого не сделаешь, если упустишь эту возможность, я не прощу тебя, Оливия. Я не забуду этого.

С этим леденящим душу предупреждением она выпрямилась.

Ее холодные слова все еще кружились в воздухе, когда раздался стук в дверь. Через секунду она открылась, и я увидела молодую женщину с короткими темными волосами. Она выглядела очень угрюмой, словно работа в этом месте не доставляла ей никакого удовольствия.

– Меня зовут Кайли. Пожалуйста, следуйте за мной, – сказала она, поворачиваясь и направляясь вперед по коридору. Девушка даже не удосужилась оглянуться и посмотреть, идем ли мы за ней.

Мама подтолкнула меня, и я последовала за Кайли по тускло освещенному коридору, украшенному фотографиями известных музыкантов, которые когда-то были звездами этого лейбла. Их глаза внимательно смотрели на нас, из-за этого по коже от нервов побежали мурашки. Пальцы в тревоге теребили оборки платья, которое все еще ужасно кололось. Я чувствовала напряжение, исходящее от мамы, – оно делало тишину между нами невыносимо тяжелой.

Мы наконец остановились перед металлической дверью, и ассистентка повернулась ко мне со слабой сочувственной улыбкой. Она наклонилась и тихим голосом прошептала:

– Удачи.

Секунду спустя меня втолкнули в дверь. Мама стояла прямо за мной. Стены огромной комнаты тянулись так высоко, что, казалось, могли коснуться неба. Большие окна, пропускающие солнечный свет, делали все вокруг ярче. Но даже при всем этом свете в комнате было темно и страшно. Вокруг длинного стола сидели мужчины в костюмах – с серьезными лицами и тихими голосами. Они казались очень деловыми людьми, которые могли заставить любого сделать что угодно одним лишь своим словом. Мне было неловко и неуютно стоять перед ними. Когда дверь закрылась, слова мамы эхом прозвучали в моей голове, и осознание важности всего этого заставило меня нервничать еще больше.

– Давай же, Оливия, – прошипела мама отчаянным и напряженным голосом. Она стояла позади меня, ее руки лежали на моих плечах тяжелым грузом и подталкивали меня сделать шаг вперед. – Пой.

Когда я снова взглянула на строгих мужчин в деловых костюмах, почувствовала себя мышкой, оказавшейся в комнате, полной голодных котов. То, как они смотрели на меня… Их внимательные взгляды впились в мою фигурку, будто пытаясь заглянуть мне в душу. Мама говорила, что это важные люди из звукозаписывающей компании. Неужели все богатые люди такие… устрашающие? Они даже были намного страшнее директора моей школы, мистера Генри.

Я сделала глубокий вдох, пытаясь найти в себе смелость начать. В комнате было так тихо, что я могла слышать гул флуоресцентных ламп над головой. Я зажмурилась и начала петь, мой голос дрожал, как лист на ветру.

Но что-то пошло не так. Слова застряли у меня в горле, и голос дрогнул. Я не могла дышать – казалось, начала задыхаться. Сердце заколотилось в груди, и мне не осталось ничего, кроме как открыть глаза и увидеть, что мужчины все еще наблюдают за мной с непроницаемыми лицами.

Слезы навернулись на глаза, и мне захотелось выбежать из комнаты и спрятаться. Но я не могла. Мама сказала, что это наш шанс, и мне нельзя было ее подвести. Я только и делала, что подводила ее.

Я попыталась снова запеть, но вышел лишь тихий, дрожащий шепот.

Мужчины переглянулись, некоторые из них покачали головами. Один из них прочистил горло, и все встали.

– Я думаю, мы увидели все, что нам нужно. Она милый ребенок, – сказал один мужчина, выходя из комнаты. Он был единственным, кто хоть что-то сказал.

Мамины ногти тут же впились в плечи, пронзили все тело болью. Я чувствовала ее гнев и была в ужасе от одной мысли о том, что произойдет, когда мы уйдем отсюда.

– Она просто нервничает! – практически прокричала она мужчинам в костюмах, когда они выходили один за другим. – Она может петь, я клянусь.

Но мужчины просто продолжали идти, их дорогие туфли стучали по кафельному полу. Мама отпустила мои плечи и сделала несколько шагов вслед за ними, ее голос был умоляющим и отчаянным. Я осталась стоять на месте, мне было неловко и стыдно. Я чувствовала себя раздавленным жуком.

Дверь за мужчинами захлопнулась. И затем наступила тишина.

Темная, ужасная тишина. Казалось, это конец.

Мама стояла неподвижно, ее губы сжались в тонкую линию, а лицо покраснело. Все ее тело дрожало, а глаза намокли от слез.

Она не смотрела на меня. Но, может, от этого было только хуже. Я была худшей дочерью в мире.

Мама молчала несколько долгих, мучительных минут.

– Ты все испортила, глупая маленькая тварь, – наконец прошипела она, ее голос дрожал от ярости, которую она пыталась обуздать.

Я с трудом сдерживала рыдания, вырывающиеся из моей груди: она ненавидела мои слезы. В такие моменты она обычно кричала на меня. Но, конечно, она не могла сделать этого здесь.

– Все наше будущее зависело от этого момента, а ты даже не смогла спеть простейшую песню.

Она потерла пальцами переносицу и уставилась в стену, погруженная в мысли. Глубоко вздохнув, она пригладила свои все еще идеальные волосы.

А затем мама взглянула на меня, как на червяка, который выполз из-под земли.

– Я все исправлю. И если ты снова меня разочаруешь… если ты все испортишь… я убью тебя.

Я вздрогнула под ее тяжелым взглядом. Вся ненависть матери впиталась в мою кожу и заставила живот заболеть еще сильнее, чем раньше.

Она говорила мне такие вещи постоянно. Но сейчас… казалось, что она действительно могла бы сделать это.

Мама провела меня по коридору, мимо измученных сотрудников, чьи лихорадочные движения напомнили мне роящихся вокруг улья пчел, которых я видела на старой ферме у дедушки в детстве.

Она не заговаривала со мной, ни когда вела меня к машине, ни когда распахнула дверь, ни когда впихнула меня внутрь, как какой-то ненужный багаж.

Молча она захлопнула дверь машины, щелкнула замком и ушла, покачиваясь на своих высоких каблуках.

* * *

Я сидела одна в машине, холод просачивался под кожу прямо в кости, минуты превращались в часы. Мое теплое дыхание образовывало морозные облака в воздухе, и я, не переставая дрожать всем телом, обхватила себя руками. В машине становилось холоднее, и мне казалось, что здесь я и замерзну. Но я не смела пошевелиться, не смела даже думать о том, чтобы выйти из машины. Ее гнев пугал, его нельзя было избежать или предсказать масштабы… Я не могла позволить себе сделать ничего.

С наступлением ночи тьма снаружи сгущалась, уличные фонари отбрасывали длинные жуткие тени, которые танцевали на окнах. Я всегда боялась темноты. Каждый человек, проходящий мимо машины, в моих глазах оказывался потенциальным убийцей или монстром. Я зажала рот рукой, сдерживая свои всхлипы… Хотя здесь никто не мог их услышать.

Я понятия не имела, сколько времени прошло. Я знала только, что мне нужно в туалет… очень-очень сильно. Руки онемели, зубы стучали, я, сидя на заднем сиденье, вся съежилась.

Кажется, прошла вечность, прежде чем дверца открылась. Я в удивлении подняла глаза и увидела маму, одетую в обтягивающее черное платье, со зловещей красной помадой на губах. Выражение ее лица было непроницаемым, и я не могла не почувствовать укол страха в глубине души, когда она смерила меня взглядом.

– Выходи, – прошипела она, и я с трудом выскользнула из машины на холодный ночной воздух.

Я не стала спрашивать, куда мы направляемся. Я давно поняла, что ей не нравятся такие вещи… Она ненавидела, когда я задаю ей вопросы.

Мама повела меня по тускло освещенной улице, я дрожала, все еще чувствуя холод, пробирающий до самых костей. Через пару минут мы подошли к шикарному ресторану с вывеской, на которой были выведены курсивом красивые буквы. Мама провела меня внутрь, и тяжелая дверь закрылась за нами с мягким стуком.

Оказавшись внутри, мама провела меня в туалет, а затем усадила на мягкую кожаную скамейку у входа, прежде чем снова исчезнуть, бросив через плечо строгий, предупреждающий взгляд, который так и кричал: не двигайся. Проходящие мимо люди бросали на меня косые взгляды, а я неловко ерзала на скамейке.

Я ненавидела, когда люди на меня смотрели.

Оглядевшись, я поняла, что в этом ресторане нет детей, кроме меня. Освещение было тусклым, отбрасывало длинные тени, которые танцевали на стенах, странная, незнакомая музыка тихо играла на заднем плане. Все взрослые были одеты в красивую одежду, держали в руках напитки и негромко вели беседы.

Я уставилась на свои потертые туфли. Мама пыталась придать им лучший вид с помощью перманентного маркера, но с ними мало что можно было сделать.

Мелькнула белокурая голова, и я увидела, как она – мама – смеется и улыбается мужчине, который, я могла поклясться, был на встрече этим утром. Что она делала?

Я никогда не видела ее такой… такой счастливой. Она никогда не была такой рядом со мной.

Минуты, казалось, длились вечно, и все это время я следила за матерью. Она осторожно взяла мужчину за руку и увела его от бара вглубь тускло освещенного ресторана. Мой живот урчал – я была очень голодна, и мне хотелось поскорее уйти отсюда… Что-то в этом месте заставляло мои нервы натягиваться струной.

Я продолжала ждать в мрачном углу, чувствуя себя забытым предметом мебели, и беспокойно оглядывалась по сторонам, надеясь, что мама скоро вернется.

Наконец, спустя вечность, они вышли оттуда, куда мама затащила мужчину ранее. Ее волосы растрепались, помада размазалась – красные мазки проступали на идеально напудренной коже.

Но меня напугала улыбка на ее лице. В ней было что-то тревожное, что-то, что заставляло меня нервничать. Хотя я не совсем понимала почему.

Мужчина наклонился, чтобы поцеловать ее, схватил за задницу, и мой живот скрутило. Я сидела в замешательстве и наблюдала за ними. Через минуту она медленно отстранилась и подмигнула ему, прежде чем зашагать к тому месту, где сидела я.

Ее улыбка исчезла, как только она подошла ко мне. Мама схватила меня за руку сильно и больно и, вытащив из ресторана, повела обратно к машине.

Мы тронулись, и тут мама наконец повернулась ко мне, ее голос был тихим и угрожающим.

– Завтра у тебя будет еще один шанс. – Ее слова разрезали воздух, как бритва.

Я кивнула, не зная, что сказать. Как у нее получилось договориться? Я не могла спросить, иначе она бы просто разозлилась.

– Посмотри на меня, – прорычала она, а затем неожиданно ударила меня по лицу. Это была острая, жгучая боль, от которой у меня навернулись слезы. Мама кричала на меня и раньше, впиваясь ногтями в мою кожу, трясла меня, чтобы донести свою мысль… но она никогда меня не била.

Что-то внутри рухнуло из-за этого, оставив странное, покалывающее чувство, которое распространилось по всей моей груди. Мама сверлила меня взглядом.

– Это только начало, Оливия. Если ты снова облажаешься, это будет не просто пощечина. Ты меня слышишь? Я заставлю тебя пожалеть о том, что ты не умерла. – Ее голос был холодным и угрожающим.

Я кивнула, слезы, которые мне удавалось изо всех сил сдерживать весь день, теперь текли по щекам.

Она усмехнулась, и остаток пути мы ехали в тишине.

* * *

На следующее утро мы снова были на том же месте, и я не могла избавиться от оцепенения, которое охватило меня в тот момент, когда она дала мне пощечину. Но, может быть, лучше оно, чем то страшное чувство, которое я испытала вчера.

Может быть.

Как и прежде, раздался еще один стук в дверь, и там была та же ассистентка, ее глаза расширились, когда она увидела нас.

– Я никогда не видела, чтобы кто-то получал второй шанс, – прокомментировала она, жестом приглашая нас в коридор и явно пытаясь получить ответы от моей матери. – Повезло вашей девочке.

Мама просто напевала, слегка ухмыляясь, когда мы шли.

Нас провели в ту же комнату, где случился мой вчерашний провал, но на этот раз… что-то во мне изменилось. Нервозность, которая охватывала все мое существо, исчезла, сменившись странным чувством отстраненности, как будто я на самом деле не стояла там, а они на самом деле не наблюдают за каждым моим движением. Мужчины в костюмах смотрели на меня с пустыми лицами, никаких надежд в их глазах не было – как будто они были готовы к тому, что я снова провалюсь. Мужчина, который был вчера в ресторане, сидел справа, и краем глаза я увидела, как он подмигнул моей матери.

Я долго смотрела на них – до того момента, пока моя мать не начала шевелиться позади меня из-за охватившей ее паники.

А затем я открыла рот… и запела.

Ноты срывались с моих губ легко, заполняя всю комнату. Я могла это сделать. Как всегда говорила мне мама, я не была умна и ни на что другое не годилась.

Но я могла петь.

Песня лилась – я закрыла глаза и позволила музыке унести меня. I Dreamed a Dream. Это была любимая песня бабушки. Именно она помогла мне выучить ее, и мы часто пели вместе у нее дома. Каждый раз, когда я пела эту песню, бабушка плакала.

Наконец открыв глаза, я увидела мелькнувшее удовлетворение на лицах мужчин, которые все это время пристально за мной наблюдали. Мужчина из вчерашнего вечера кивнул маме, и все ее тело, казалось, облегченно обмякло.

Значило ли это, что я сделала все хорошо… что она больше не будет на меня злиться?

Остальные мужчины поднялись и, как и вчера, собрались покинуть комнату.

Но мужчина из вчерашнего вечера остановился перед нами. Он был по-настоящему красив, с элегантно уложенными черными волосами и в строгом и опрятном костюме, как те, что носят люди в кино.

Но было в нем что-то такое, из-за чего у меня возникало чувство, словно по коже ползают насекомые.

Все в нем казалось слишком безупречным, слишком идеальным, и его темно-карие глаза… они были худшей частью. Они были холодными, как у мамы, и мне была ненавистна сама мысль о том, что прямо сейчас они оценивают и судят меня.

С легкой улыбкой, которая никак не растопила холод его глаз, он наклонился.

– Ты станешь большой звездой, милая.

Его слова были как шелк – гладкими и маслянистыми на ощупь. Мне не нравилось, как они скользнули по моей коже. Я вздрогнула, и ногти мамы впились мне в плечо, молча упрекая меня.

Мужчина протянул руку.

– Я Марко. И мы с тобой… мы будем лучшими друзьями.

Я пожала ему руку, не уверенная в том, что должна сказать.

– Я Оливия, – наконец сказала я… Как глупо. Наверняка все знали, кто я, еще до того, как я запела… верно?

Он усмехнулся, но в этом звуке не было никакой радости. Казалось, он смеялся надо мной.

Я ненавидела, когда взрослые так делали.

Отпустив мою руку, он погладил меня по голове. Его прикосновение было железным, слишком собственническим, и я неловко поерзала под его хваткой.

Мама, как обычно, не заметила моего дискомфорта. Или, может быть, ей просто было все равно.

Скорее всего так и было.

– И что дальше? – промурлыкала она, сцепив руки под подбородком и сияя, глядя на Марко, как на самого замечательного человека, которого она когда-либо встречала.

Марко начал рассказывать ей кучу вещей, смысл которых я не совсем понимала – запись рождественского альбома, прослушивания на телешоу, фотосессии и многое другое. Когда он что-то сказал о туре, я нервно моргнула пару раз. Я не могла этого сделать. У меня была школа, мои друзья, а весной концерт хора.

– А как же школа? – икнув, пробормотала я, когда Марко стал перечислять кучу городов. Кроме этой поездки, я никогда не была за пределами округа. Города, которые называл Марко, выходили за рамки нашего штата и охватывали всю страну.

Марко уставился на меня сверху вниз, его взгляд был пустым. Лицо мамы выражало смесь ярости и раздражения – ни то, ни другое не значило ничего хорошего.

Он на мгновение сильнее сжал мои волосы, а затем снисходительно погладил меня по голове.

– Все это теперь не имеет значения, Оливия, – пренебрежительно ответил мужчина, его голос сочился превосходством. – У нас на горизонте гораздо более интересные вещи, чем какое-то формальное образование.

Он снова усмехнулся, и непонятное мерзкое чувство пронзило мое тело.

– И кроме того… разве твои одноклассники не будут завидовать, когда ты станешь большой звездой?

Мои глаза расширились. Мне было все равно на все это. Лотти и Меган было все равно на это. Я больше не увижу своих лучших подруг?

Мама и Марко продолжили говорить о планах, оцепенение, которое охватило меня, превратилось в панику.

Что происходит?

Когда моя мама объяснит мне, что происходит? До вчерашнего дня слова мамы были туманны, – она говорила об этом «моменте, который изменит всю жизнь», не рассказывая мне, что именно так изменится в нашей жизни.

– Нам нужно будет сделать ей мелирование и стрижку получше, – протянул Марко, заставляя меня обратить внимание не на внутреннюю панику, а на тот факт, что он снова смотрел на меня. – И эта одежда… – Его голос затих, но я почувствовала насмешку в его тоне.

Я взглянула на свое платье, задаваясь вопросом, что с ним не так, и, посмотрев на маму, увидела, что ее щеки раскраснелись. Она смутилась.

– И ей нужно будет набрать несколько килограммов, – продолжил Марко. – Мы не можем позволить ей выглядеть как уличный мальчишка.

Я поправляла платье, пока они продолжали говорить обо всем, что хотели изменить во мне, как будто меня вообще здесь нет.

Взгляд Марко все еще был сосредоточен на мне. Его глаза были так же холодны, словно внутри него была пустота. Дедушка говорил мне, что по глазам можно многое сказать о человеке.

Я не понимала этого до сегодняшнего дня.

Наконец Марко, казалось, закончил, взглянул на часы и выругался, увидев время.

– Мне нужно бежать на встречу. Марша отправит все документы, – бросил он, уже направляясь к двери.

– Прекрасно! – крикнула ему вслед мама. Она все еще говорила тем странным, чрезмерно возбужденным голосом, которого я никогда раньше от нее не слышала.

Марко остановился в дверях, глядя на меня.

– Оливия, принцесса, мы сделаем тебя звездой. У тебя будет все, о чем ты когда-либо могла мечтать, – сказал он с самодовольной улыбкой, прежде чем исчезнуть из комнаты.

– И ты станешь звездой, малышка, – процедила мама сквозь стиснутые зубы, без малейшего признака дружелюбия и счастья, которые были у нее всего секунду назад. – У тебя нет выбора.