Записки безымянного кота

Посвящается Саше и Василисе, а также всем бездомышам: обретшим дом и прозябающим в подвалах, матёрым и едва открывшим глаза, полным жизни и тем, кто взбежал по Радуге без права вернуться.

♂ Сегодня я впервые увидел солнце. Первые три с лишним недели мы с сестрёнкой прожили в подвале, а сегодня мама позволила нам выйти на улицу. Это было так прекрасно и незабываемо волнительно!.. Сначала даже зажмурился – настолько ослепительно-ярким стало вдруг всё вокруг. Но постепенно зрение, которое я обрёл с дюжину дней назад, вернулось, и удивительное зрелище развернулось перед глазами.

Меня окружали густые заросли сочной, высокой, насыщенно-изумрудной травы; чуть поодаль виднелась изгородь кустарников, рядом с которыми распустились странно пахнущие цветы. Прямо над головой распростёрлось бесконечное, ярко-голубое, безоблачное небо, по которому путешествовало ослепительно-белое солнце… Сотни звуков и запахов наполнили меня, едва не заставив задохнуться от восторга. Казалось, что я ничтожно мал в сравнении с этим огромным миром и просто не смогу вместить в себя все впечатления, что меня вот-вот разорвёт от нахлынувших ощущений. Особенно усиливалось это чувство на контрасте с тёмным пыльным подвалом.

Первое, что я почувствовал, когда только появился на свет – холод и сырость. Стало так страшно и неуютно, что откуда-то из глубины рвался истошный крик. Попытался завопить – но лишь беззвучно открыл рот. Попробовал снова, и в этот самый миг меня коснулось нечто тёплое, шершавое… Поняв, что кто-то пытается ухаживать за мной, изо всех сил потянулся к этому существу и вскоре ощутил непередаваемо притягательный запах, пополз на него и упёрся во что-то мягкое. Успокоенный чудесным духом родного и манящего, подчиняясь непреодолимому влечению, я обхватил ртом нежную плоть и почувствовал на языке лакомую жидкость. Сразу же жадно присосался к дивному источнику жизни, наполнившему меня удовлетворением и покоем, а после сам не заметил, как уснул.

Проснулся оттого, что кто-то неуклюже пытался ползти по мне. Возмущённо пискнув, я вдруг понял, что это существо совсем как я: беспомощное, маленькое, напуганное, ищущее тепла и заботы… Тут мне подумалось, что живительной влаги может не хватить на двоих, и я снова полез вперёд в поисках горячего родника, истошно пища и надеясь обогнать неожиданного соперника. К счастью, я быстро отыскал источник пищи и жадно припал к мягкой плоти; мой конкурент, очевидно, отстал. Насытившись, вновь впал в сонное забытьё, пригревшись в тепле невидимого защитника.

Так продолжалось несколько дней. Я больше не боялся соперничества: еды вполне хватало на двоих, а спать, прижавшись друг к другу, когда нас оставляли одних, оказалось гораздо теплее. Правда, мать никогда не отлучалась надолго, а по возвращении всегда тщательно вылизывала и терпеливо ждала, пока мы насытимся.

Спустя неделю я впервые услышал, как мама тихо напевала, пока мы сосали молоко. Потом моего слуха коснулся тонкий писк сестрёнки, и я захотел ответить ей… Мой голос оказался удивительно похож на её; а я-то думал, что он звучит на порядок мощнее!..

Вскоре меня разбудил тихий шелест; испугавшись, я начал истошно звать мать. Она тут же успокоила меня, нежно вылизав горячим ловким языком. Оказалось, это шуршала мышь – законная кошачья добыча. Когда мы немного подрастём, мама научит нас охотиться. Должно быть, это ужасно интересно и захватывающе!.. Как же мне хочется поскорее вырасти.

Вслед за появившимся слухом открылись и глаза. Не думал, что зрение настолько важно, пока не вышел из подвала. Там было особенно не на что смотреть: всё вокруг серое и некрасивое. Огромные трубы, в которых постоянно что-то переливается, голые стены, кучи пыли… Зато мне нравилось любоваться собой и сестрёнкой; я также обожал наблюдать за длинным хвостом матери, которым она так умело обвивала своё тело. Сестрёнка как-то пыталась поймать этот пушистый шлейф, но она такая неуклюжая! А я в те дни впервые начал задумываться, куда и зачем уходит мать, чтобы спустя короткое время вновь вернуться в мрачное серое жилище.

Так пролетела ещё неделя. Я уже обошёл вдоль и поперёк пыльное помещение, где мы ютимся, а вот сестрёнка – такая трусиха! – постоянно сидела в нашем тёплом гнезде из куска картона, не отходя дальше, чем на пару метров. Однажды я в шутку напал на неё, желая побороться, но глупышка испуганно повалилась набок, прижав крохотные ушки и выставив вперёд лапки. Мама бесстрастно наблюдала за нами сквозь полуприкрытые веки, и я храбро прыгнул прямо на ощетинившиеся когтями лапы сестры. В конце концов она тоже втянулась в затеянную игру. Правда, бедняжка бегает так неловко, что догнать её не представляет никаких усилий; но всё равно это гораздо веселее, чем просто лежать, как постоянно делает мать. Или умываться – ненавижу умываться! Постоянно пытаешься не упасть, да ещё и вечно норовят помочь, хотя я бы и сам справился! Конечно, жизнь теперь немного оживлённее, но, к несчастью, голод стал чуть ли не постоянным спутником. Молока вскоре перестало хватать, и мне постоянно хотелось есть. Я надеялся, что однажды мама возьмёт нас с собой наверх, и уж там наверняка можно будет насытиться вдоволь.

И вот наконец настал тот долгожданный день: мы вышли из затхлого подвала, вкусив сладость свежего летнего воздуха!.. Я заметил, что сестрёнка тоже с удивлением разглядывает окружающее великолепие, не в силах пока осознать всё величие этого нового мира. Незаметно подкравшись сзади, кинулся на неё; глупышка подпрыгнула от испуга, а потом понеслась прочь. Остановившись, я сел, глядя вслед: вот ещё велика важность, бегать за этой трусихой неизвестно куда! Через несколько минут она громко запищала в отдалённых кустах; мать тут же бросилась туда и вернула сестру, после чего снова растянулась на солнышке.

Прошло довольно много времени: солнечный круг успел пройти полнеба и теперь неумолимо тянулся к горизонту. Этот чудесный день был наполнен таким количеством новых впечатлений, что я невольно задремал прямо в густых зарослях мягкой травы, когда внезапный шум заставил проснуться. Огромное существо на двух ногах двигалось прямо на нас! В ужасе я бросился бежать и забился под развесистый куст. Потрясение оказалось настолько велико, что не осталось сил издать хоть какой-то звук и позвать на помощь. Широко раскрытыми глазами я следил за приближением ужасного двуногого зверя: он шёл открыто, никого не боясь, ступая так громко и тяжело, что, казалось, земля под ним вот-вот провалится. Вжавшись в траву, ждал страшной развязки, но ужасное существо прошло мимо, направляясь прямо к маме! «Почему она не убегает?!» – лихорадочно думал я, в то время как тело буквально парализовало страхом. Мне не хотелось смотреть, что случится дальше, но взгляд, помимо воли, оставался прикованным к двуногому монстру, который неожиданно что-то произнёс.

Услышав этот призыв, мать мгновенно сорвалась с места и кинулась навстречу огромному существу!.. Она проявляла столько внимания, сколько от неё редко видели даже мы с сестрой: тёрлась о ноги, задрав хвост, даже как будто мурчала… Впрочем, мне могло послышаться – так, со страху. Двуногий зверь наклонился и нежно потрепал мать по голове; тут уж сомнений не осталось: ей определённо нравилось, но она словно ждала чего-то. Неожиданно послышалось тихое шуршание, и я увидел из укрытия, что мама набросилась на пищу, которая вдруг появилась непонятно откуда. Сильный голод властно давал о себе знать, ведь за весь день мы так и не поели. Желание подбежать к миске и успеть выхватить что-нибудь боролось с диким страхом перед незнакомцем; голод в итоге победил, но не раньше, чем двуногий удалился на почтительное расстояние. Тогда я потихоньку выбрался из укрытия и поспешил ко всё ещё жевавшей матери, не спуская, однако, боязливого взгляда с этого странного существа. Увидев меня, двуногий замер, потом весело что-то произнёс, но уже не двигался с места.

Я старался глотать как можно скорее: влажные кусочки мягкой ароматной пищи наполнили рот непривычным сочным вкусом, который пришёлся мне по душе едва ли не больше, чем материнское молоко. Резкий запах оказался настолько густым, что на короткое время перебил все остальные разлитые в воздухе ароматы. Это стоило того, чтобы рискнуть!

Похоже, сестрёнка пришла к такому же мнению и тоже осторожно вылезла из травы. Я попытался зарычать, когда она со страхом приблизилась к миске, но чертовка ловко прижалась по другой бок от матери, так что пришлось разделить ужин на троих.

Едва только мы доели и мама села умываться, по обыкновению пытаясь вылизать и нас тоже, двуногий начал медленно двигаться в нашу сторону. Я настороженно поглядывал на него, не решаясь ни бежать, ни спокойно умываться. В конце концов существо приблизилось настолько, что медлить дольше было нельзя: я сорвался с места, ощутив, как сердце гулко бухнуло о рёбра. Он не погнался за мной – лишь издал какой-то протяжный гортанный звук. Кажется, двуногому стало весело. Так я впервые познакомился с человеком.

♀ Сегодня по пути из школы увидела двух прелестных маленьких котят! Прямо во дворе, возле дома напротив. Их там подкармливала баба Соня: она вечно таскает еду бездомным кошкам. Малыши выглядели такими крохотными и напуганными, что тут же захотелось взять их на руки, погладить, приласкать… На вид котятам, кажется, не больше месяца; один серый и пушистый, словно воробьиный птенчик, а второй – чёрный гладкошёрстный с огромными жёлто-оранжевыми глазами.

Немного поодаль вальяжно расположилась трёхцветная кошка. Я не решилась подойти, но тут же побежала домой, чтобы поскорее рассказать о чудесных крохах. Мама, не дослушав, обрубила, сказав, что мы не будем брать домой «вшивых лишайных уличных заморышей». Отчим лишь молча покачал головой. Мне было ужасно обидно и до слёз жаль малышей, но что поделать?.. Выпросила немного денег, купила в магазине пару сосисок и оставила на том самом месте, где прежде играли забавные пушистые малютки.

Теперь мне не даёт покоя мысль о том, насколько несправедлива жизнь и как бессердечны взрослые… Те, кто выкинул несчастную кошку, и те, кто не хочет приютить её. Ведь сколько людей каждый день, должно быть, проходит мимо!.. Право, милосерднее было бы усыплять несчастных животных, нежели из малодушия выгонять на улицу, где ожидала неминуемая гибель от голода и холода. Я даже поклялась, что, когда вырасту, непременно организую приют для животных, похожий на один из американских, что показывают по каналу «Animal Planet». Но сейчас… какое было бы счастье упросить родителей помочь хотя бы этим двум крохам! Жаль, что им плевать, как и всем остальным. Только бы не стать такой же: равнодушной, погружённой в свои проблемы, не замечающей вокруг ничего, кроме полезного и доходного; такой холодной, словно бы уже умерла и давно остыла!.. Вот чего я боюсь больше всего на свете. Умереть не страшно; страшно понять перед смертью, что никогда не жил.

А впрочем, всё не о том. Я ведь начинала писать о котятах. Уже не первый раз прохожу мимо там, где совесть умоляет остановиться, куда сердце сотни раз возвращается в воспоминаниях. Порой мне кажется, что, если и есть после смерти ад, человек непременно попадает туда именно за такие вот секунды равнодушия: когда заставляет себя закрывать сердце на замок там, где надо бы держать нараспашку, когда уходит от тех, к кому душа так просит вернуться. В такие моменты, мне кажется, отворачиваешься сам от себя, опускаешь глаза, как бы стыдясь совершённого – а, точнее, несовершённого – поступка. Так же и я сегодня ушла, отводя взгляд, пытаясь оправдаться бессилием и чужим запретом… Но разве возможно запретить совершать добро тем, кто по-настоящему жаждет этого?..

Выходит, я испугалась только сложностей, наказания, быть может. Нашла, кажется, вполне логичное оправдание собственному бездействию. Но в душе всё равно чувствую себя немного виноватой, а душа единственная никогда не лжёт. Я, наверно, рассуждаю по-детски в свои неполные пятнадцать, но уж, по крайней мере, меня нельзя упрекнуть в неискренности! И пусть этот дневник станет мне порукой, что однажды я сдержу клятву. А пока остаётся лишь ждать да искать оправдания.

♂ Мы вернулись в подвал до наступления сумерек – мать показала дорогу. Пришлось немало попотеть, чтобы преодолеть крутые ступеньки, но я сумел и это; всё-таки хищник должен справляться с любыми трудностями.

Нежданный обед оказался столь обилен, что есть не хотелось до самой ночи, поэтому я с удовольствием примостился под маминым боком рядом с сестрёнкой и задремал, утомлённый сегодняшними приключениями.

Дни пролетали незаметно, наполненные массой впечатлений и уроков: жизнь более не ограничивалась подвалом. Подлунный мир оказался величественным и необъятным, наводнённым множеством прекрасных и таким же количеством опасных вещей. Я чувствовал, как благодаря играм тело моё крепнет, постепенно наливаясь той грацией и силой, что в конечном счёте должны превратить меня в настоящего хищного зверя, способного молниеносно прятаться при малейшем намёке на опасность и ловко выслеживать дичь, таящуюся в самых тёмных глубинах мрачных подвалов.

Люди по-прежнему пугали, но я, однако, осознал, что для большинства из них кошки не представляют никакого интереса, а другие даже могут быть полезны в плане снабжения кормом. Уж не знаю, откуда двуногие берут эти странные и нежные «сосиски», пахнущие мясом, а уж тем более – похрустывающие, будто тончайшие высохшие веточки, пакетики со спрятанными внутри кусочками деликатеса, но, несомненно, матери не откажешь в уме, коли она сумела заставить людей приносить их.

…Сегодня я стал по-настоящему взрослым! Поймал свою первую добычу! Рано утром мать принесла крохотный даже по моим меркам, резко пахнущий шерстяной комочек и аккуратно опустила на бетонный пол. Принюхавшись, я осторожно тронул его лапой, пытаясь понять, что же это такое. Казавшееся прежде неживым тельце судорожно дёрнулось, так что подозрительно наблюдавшая за моими манипуляциями сестрёнка резко отпрыгнула; даже пушок на загривке чуть вздыбился от испуга. Девчонка! Я-то сразу сообразил, что от меня требуется, и снова ударил мышь лапой, на этот раз гораздо сильнее, после чего та не только поднялась, но и успела пробежать несколько шагов, когда мать одним ловким прыжком настигла её и вернула на прежнее место.

Сестрёнка так и не рискнула подойти ближе; я же, вдоволь наигравшись, оставил бездыханное тело и, гордый первыми охотничьими успехами, прошествовал к уютной лежанке, где начал неспешно приводить себя в порядок: всё-таки почти взрослый кот легко может умыться сам.

…Мне страшно. Так страшно, как никогда прежде, а мать всё не возвращается. Сестрёнка жмётся ко мне, не решаясь подать голос. Я, впрочем, тоже. Поэтому мы молча ждём, боясь даже позвать маму.

Этот ужасный день начался как все прочие и не обещал ничего дурного. Мы все трое вышли из подвала и грелись в лучах ласкового солнца, ожидая прихода человека, который исправно после полудня приносил пищу. Сидеть без дела быстро наскучило, и мы с сестрёнкой затеяли возню. Мать снисходительно поглядывала на наши догонялки, щурясь от яркого света…

А потом появилось ОНО. Кошмарное существо громадных размеров возникло словно из ниоткуда и бросилось прямо на меня, разевая жуткую пасть. Не помня себя от страха, я бросился к спасительному подвалу, с ужасом понимая, что буду настигнут прежде, чем успею скрыться. В отчаянной попытке спастись позабыл даже о сестре, которой, должно быть, грозила не меньшая опасность; однако, когда мощные челюсти грозили вот-вот сомкнуться на моём тщедушном тельце, я заметил краешком глаза, как пролетела в невероятном прыжке мать и с боевым шипением вцепилась, по-видимому, прямо в морду недруга, поскольку в ту же секунду послышался дикий визг, перешедший затем в подвывание и яростное рычание.

Заскочив наконец в подвал (клянусь десятой, небесной, жизнью: эти три секунды вызвали во мне больше эмоций, чем предыдущие дни, вместе взятые), я, не оглядываясь, бросился к нашей картонке и остановился, лишь достигнув её. Через мгновение примчалась до смерти перепуганная сестрёнка и, прижав крохотные ушки, устроилась рядом.

Доносившиеся до подвала отголоски драки очень быстро смолкли. С нетерпением и надеждой мы ждали, когда же появится наша всесильная мать, которая не испугалась и этакого монстра, но она никак не приходила.

По моим ощущениям, скоро совсем стемнеет. За весь день мы не проглотили ни крошки, и желудок всё более требовательно напоминает о своих потребностях. Почему же мать никак не возвращается?.. Как бы ни было страшно, кажется, скоро голод всё же выгонит нас на улицу. Как старший, я, конечно, должен выйти первым и осмотреться… Но, помоги мне могучий проаилурус 1, как же боязно туда возвращаться!.. А что, если чудовище по-прежнему караулит поблизости и ждёт, когда кто-нибудь покинет убежище? Мать могла спастись, укрывшись на дереве, и сейчас, возможно, выжидает подходящий момент, чтобы вернуться. Нет, пока выходить не стоит – это может быть опасно. Нужно просто ещё немного подождать…

♀ Я всё-таки сделала это. Принесла несчастных крох домой. Без разрешения. Но разве в подобной ситуации можно поступить иначе?..

Почти месяц я украдкой наблюдала за ними, стараясь не спугнуть и не выдать своего присутствия. Иногда покупала сосиски или ливерную колбасу – на те же деньги выходило больше, нежели корма. Всем одноклассникам и даже нескольким девочкам из параллели рассказала историю несчастных котят, но так и не смогла никого убедить приютить хотя бы одного: почти у всех уже были питомцы, кроме тех, кто не питал к домашним любимцам никакой симпатии – но те, ясное дело, отказывались.

Однако сегодня произошло то, что заставило меня пойти наперекор чёткому маминому отказу и даже выставить ультиматум, защищая малышей. Случается, что одно событие переворачивает всё. К таким событиям, на мой взгляд, относится смерть, особенно внезапная. Лично для меня зрелище растерзанного собакой тела матери-кошки оказалось настолько неожиданным, что на глаза невольно навернулись слёзы, а сердце защемило с такой силой, словно умерла моя любимая питомица, а не обычная уличная кошка, одна из тысяч. Я будто своими глазами видела, как безжалостные челюсти терзают тщедушное тельце, осознавая, какие ужас и боль она испытала в последние минуты жизни… Слёзы градом хлынули из глаз; из груди вырвался протяжный, громкий всхлип.

Медленно подойдя к растерзанному существу, окоченевшему в неестественной позе, сквозь пелену слёз я, точно заворожённая, уставилась на широко распахнутые глаза, раскрытый в безмолвном крике рот и рваные раны по всему телу – зрелище окровавленных мышц и вываливающихся внутренностей вызвало секундный приступ тошноты, но не от отвращения, а от дикого ужаса. Отличаясь чересчур живым воображением, часто сталкиваюсь с подобными проблемами: читая романы, действие которых разворачивалось в тёмное Средневековье, когда в Европе вовсю практиковались пытки, аутодафе и прочие милые вещи, от которых у современных людей кровь стынет в жилах, нередко ощущаю, как от одного лишь описания подобных развлечений до боли скручивает желудок, а тело начинает ощутимо ныть, словно противясь тому факту, что с ним вообще можно вытворять нечто подобное. Вот и сейчас, помимо воли, явственно представила, как острые зубы впиваются в нежную плоть, как разрывается кожа под натиском стальных челюстей, как непереносимая боль взрывается сразу в нескольких местах, а через секунду всё тело превращается в квинтэссенцию муки, в сравнении с которой даже смерть уже кажется благом и избавлением…

Эти ощущения в секунду пронеслись где-то глубоко в подсознании, отозвавшись судорогой во всём теле, а потом пришла злость. На собаку, которая так жестоко, по-животному, разорвала эту несчастную кошку, и без того вряд ли видевшую в мире много добра и ничем не заслужившую подобной участи. На себя – за то, что не оказалась в тот момент поблизости и не помогла существу, чья смерть выглядела ещё ужаснее, чем безрадостная голодная жизнь. Но больше всего на людей – тех, кто выкинул лежащую передо мной разодранную тварь Божью на улицу и тем самым подписал смертный приговор, обрекая на ужасную гибель и её саму, и котят. Конечно, едва ли это похвально с моей стороны, но в тот момент я искренне пожелала бывшим хозяевам испытать однажды на себе все прелести подобного страшного конца.

Не знаю, сколько просидела там – вероятно, не более нескольких минут, – прежде чем кто-то осторожно тронул за плечо. Вздрогнув, я оглянулась; это оказалась баба Соня. Видимо, старушка обнаружила страшную находку раньше меня, потому как пришла с лопатой – уж не знаю, хранит ли она её на балконе для каких-то неведомых целей или попросила у местных автовладельцев (какой только хлам не хранится в гаражах).

Я вызвалась помочь с погребением и начала копать с таким остервенением, что через десять минут скромная могилка под стать новой владелице была готова, а руки от непривычной работы нещадно саднило: кажется, я стёрла их едва ли не в кровь. Баба Соня аккуратно уложила то, что осталось от кошки, на серую почву; сглотнув, я начала медленно укрывать щупленькое тельце сухой рассыпчатой землёй, с досадой отметив, что глупые слёзы сами собой вновь закапали на свежую могилу. Шмыгнув носом, кивнула на прощание единственной свидетельнице своей слабости и поспешила домой, твёрдо решив, что случиться подобному с беззащитными детьми навек почившей кошки не позволю ни за что на свете.

Теперь котята переселились к нам домой. К слову, не так-то просто оказалось их изловить. Начать с того, что, очевидно, сильно напуганные, они решились высунуться из подвала только ближе к ночи, так что полдня я провела в ожидании, точно партизан в засаде. Думаю, если бы не сильный голод, заставивший малышей покинуть своё пристанище, я бы вообще не дождалась.

План по поимке этих вовсе не ручных красавцев был выдуман мною лично, но, несмотря на это, сработал превосходно. Поставив плошку с кормом на обычное место, я замерла буквально в шаге; при этом весьма кстати оказавшийся здесь выпирающий кирпичный угол подвала скрыл мои ноги от настороженных взглядов мохнатых непосед. Едва котята увлеклись пищей настолько, что происходящее вокруг почти перестало для них существовать, я ловко опустила сверху большую коробку, так что малыши угодили в ловушку.

Осторожно просунув под коробку руку, нащупала пушистое тельце, прижавшееся к противоположной стенке, и извлекла добычу; сжавшийся серый комочек даже не пытался сопротивляться, замерев от страха, точно неживой. Чёрный оказался не столь трусливым и выразил намерение бороться. К счастью, силы были неравны, так что я отделалась несколькими царапинами. Ногой перевернув коробку, аккуратно посадила туда крошек и быстро закрыла, лишив пленников шанса улизнуть.

Дома, конечно, случился настоящий скандал. Поскольку все разумные доводы, просьбы, уговоры, обещания поскорее найти им хозяев и взывания к человечности не возымели действия, мне пришлось пригрозить, что в случае выселения котят я выселюсь вместе с ними, но не на улицу, а к папе. На всё лето, а то и дольше. Это был запрещённый приём: мама не выносила упоминаний об отце, который ушёл от неё почти шесть лет назад, и с трудом терпела наши редкие встречи. Кроме того, папа никогда и не приглашал меня пожить на каникулы; вот только матери об этом знать необязательно. Я чувствовала себя ужасно, когда использовала это последнее средство, но, как говорится, отчаянные времена требуют отчаянных мер.

Мама ничего не ответила. Смерила вмиг похолодевшим взглядом, словно виновницу того, что отец тогда бросил её, и ушла к себе, не сказав больше ни слова. От этого стало ещё тяжелее, но всё-таки я добилась своего: малютки остаются в безопасности. Теперь нужно поскорее привести их в нормальный вид, избавив от блох и прочих нежеланных гостей, а затем каким-то чудесным образом отыскать хороших хозяев. Н-да, не было у бабы печали…

♂ Кончилось тем, что мы оказались пленниками в жилище людей. Голод в итоге заставил покинуть безопасное убежище, и, потеряв бдительность, мы попались в ловушку. На этот раз матери не было поблизости, чтобы защитить (к слову, я уже не верю, что мы ещё когда-нибудь свидимся), поэтому обороняться пришлось самому. К сожалению, цепкая хватка двуногого оказалась очень крепка, а зубы и когти, похоже, не сильно вредили этому великану. Поэтому теперь мы с сестрой томимся в замкнутом помещении, ожидая своей участи.

На удивление, еду приносят исправно: пожалуй, впервые с совсем уж раннего детства я чувствую себя сытым. Правда, теперь приходится всегда оставаться начеку, и даже есть нужно с оглядкой; обычно мы дожидаемся, когда человек исчезает из поля зрения, и лишь спустя некоторое время осторожно выходим из временного укрытия. Но и тогда приходится чутко прислушиваться к малейшему шороху, чтобы успеть скрыться в случае опасности.