- -
- 100%
- +
–Счас! Нашёлся мне тут хозяин, налакался с самого утра, а я бегай перед ним! Алкаш!
Это она говорит нарочно громко, чтобы он услышал и начинается ужас для маленькой девочки…Глаза Фёдора налились кровью, он решительным шагом идёт к Зинаиде, на ходу сжимая кулаки. Никогда не забудет Юля этих ударов, что звучат у ней прямо над головой, не вычеркнуть из памяти никогда, как она кидается на защиту матери и закрывает своим маленьким телом её от отца.
Если не отшвырнёт её со всей силой отец, то попадало ей, сильно попадало – по голове, по спине, Фёдор в запале и не смотрел куда бил, словно желая и вовсе угробить жену. Не чувствовала девочка боли, намного больнее было видеть, как держится мама за щеку, за голову, как лежит, свернувшись клубочком на полу, уронив заботливо слепленные утром пирожки со стола прямо на скомканную дорожку…
Очень страшно было видеть девочке, как навзрыд плачет мама, сотрясаясь в рыданиях, а несколько раз он выбивал ей зубы и частенько кружилась у женщины голова… Не забыть этих леденящих душу кадров перед глазами, что порою снились в кошмарах уже взрослой Юлии…
Но есть и не очень грустные мысли из детства, они даже чем-то весёлые, покойные – это когда Фёдор до такой степени бушевал, что хватался за топор или нож, тогда сгребала Зинаида своих двух дочерей и в чём были, убегали на улицу. Не важно – был день или ночь, лето или суровая зима, бежали они втроём, спасаясь от гнева пьянющего мужика, искали себе ночлег у добрых людей.
Вот тогда девочки вздыхали спокойно, хотя бы на несколько часов – не ударит их маму отец, можно спокойно заснуть будет у добрых людей, не бояться за неё… Все соседи знали про эту семью, открывали двери молча, стелили на пол матрас, девчонкам давали молока и хлеба, ругали Зинаиду, на которою уже было жалко смотреть, с постоянными фингалами под глазами и по всему телу.
–Зина, до добра это не доведёт! У тебя же мать в соседней деревне, брат недалеко, уезжай ты от этого злодея! Убьёт ненароком тебя или детям навредит!
–Хорошо сказать! Чай не дурак совсем, детей обижать, да и деньги приносит какие-никакие.
После короткого момента покоя и тишины наступало и вовсе что-то невообразимое, для девочек совершенно непонятное… Посреди ночи женщина вдруг начинала жалеть мужа-алкоголика, тихонько шла к себе домой, проверять, не угорел ли в бане, не погасла ли печь в доме. Слушала сердце спящего, не остановилось ли? И… Оставалась там до утра, забирая детей уже довольная, с одинаковыми оправданиями.
–Ну перебрал мужик вчера с устатку, лишку, чего теперь – крест на Федюшке ставить? Так-то он неплохой. Юля, Лиза, чего расселись, папка ждёт, один там сидит, больше не ругается, трезвый.
Девочки неохотно выползали из-за стола где наслаждались не сколько вкусным завтраком, сколько тёплой семейной атмосферой, где муж называл жену ласково, помогал ей и шутил с детьми, с любовью поглаживая их по головам. Вовек бы Юля с Лизой не уходили отсюда и жили бы хотя бы как прислуга в кино…
Куда не коснись, куда не взгляни – отовсюду, словно тараканы ползут эти воспоминания у взрослой Юльки и так больно, что не хотелось сюда приезжать никогда… Сейчас, будучи беременной, пожалела мать, что одна горюет тут о скорой кончине мужа, надо бы поддержать, побыть рядом в трудную минуту…
Лиза и вовсе, ни разу после окончания школы не приезжала в отчий дом, звонит матери раз в неделю, шлёт изредка открытки и даже сейчас, когда Зина слёзно умоляла младшую навестить отца, что со дня на день должен покинуть мир, равнодушно дала ответ.
–Если время будет… Вряд ли
Положила Лиза трубку и задумалась – может стоит разок прийти, заглянуть ему в глаза? И что сказать? Гори в аду за моё убитое детство? Плюнуть? Мать советует простить его, отпустить с чистой душой, ты погляди-ка! Набожной стала как заболел отец, думает отмолит грехи его перед богом… Небось, мечтала еще от болезни излечить.
Только не сможет Лиза простить отца, да и мать наверное тоже…
Совсем крошкой была, умоляла отца, стоя на коленях и сжав ладошки у груди (видела по телевизору, в кино), хватала его за ноги, почти ползла за ним…
–Папуля, родной мой, прости нас пожалуйста, не трогай маму! Не бей! Любимый мой! Самый лучший и красивый!
Тошно, гадливо от воспоминаний этих – никогда не любила отца, ненавидела всей душой, мерзкого, что несмотря ни на что уверенно шёл к Зинаиде и со всего размаху выдавал ей оплеуху. Когда замахивался во второй раз, Лиза кидалась уже к матери, слёзно уговаривая её замолчать и прикрывая её рот ладошкой…
–Мамочка, ну пожалуйста, замолчи, не говори ему ничего! Он злой! Молчи!
–Соплюшка! Ещё будет мне она рот закрывать! Он напился, все деньги прокутил на баб бесстыжих, а я должна молчать? Ирод, последний алкаш, никчёмный! Не мужик, а барахло!
Пьяный Фёдор откидывал девочку от жены, лупил её, совершенно не обращая внимания на истошный визг дочерей, а Зина только подливала масла в огонь, в перерывах между ударами называя его последними словами.
В деревне были конечно мужики, что могли поднять руку на жену, но об этом говорилось редко и почти не выносилось на суд, а в семье Фёдора такое происходило с завидной частотой, чуть ли не по два раза в неделю…
Девочки росли зашуганные, пугливые, вздрагивали от любого резкого звука и всей душой мечтали, что когда-нибудь, на их счастье, найдётся "бесстыжая баба", что оставит его у себя и заживут они спокойно втроём…
Лиза последний раз видела отца с матерью лет пятнадцать назад, когда после окончания школы, сдуру поделилась с Зиной тайком о своей самой первой любви к однокласснику и сообщила, что обещал парень сегодня позвать её на медленный танец…
Оттого и сбежала Лиза из дома в пятнадцать лет, что опозорил в тот день её отец перед всеми – явился в клуб пьяным, с ремнём в руке и отдубасил дочь, затем Зинку прямо при всех, обозвав непотребными словами, что порочит она его и всю их семью. Зина рядом стояла, потирала место оплеухи, не вступилась за Лизу, виновато кивала головой, мол, прав папа, дурного не скажет, всё ради вас…
Без зазрения совести отказалась ехать прощаться с отцом и не жаль ей не капельки родителей, не подтолкнуло даже то, что на работе назвали её черствой, жестокой. Не объяснишь же им, что до сих пор кошмары сняться ей и вздрагивает от каждого резкого звука, а любое повышение голоса отзывается в душе паникой, желанием защищаться… И нет желания никакого отношения заводить, да и сложно с ней, такой мнительной, обидчивой, совершенно не доверяющей мужскому полу…
Юля помягче характером, попыталась понять мать, уговорила мужа привезти её в родную деревню, погостить, тем более срок еще позволяет, месяца три ходить. К отцу в комнату не заходила почти, больше с матерью была. Помогла прибраться в доме, вечерами грелись в бане вдвоём, чтобы не было женщине так грустно, отвлекала её разговорами разными, про внука будущего, про житьё- бытьё городское, обещала увезти к себе в город, нянчиться с малышом, быть рядом…
Зина с потухшим взглядом слушала, равнодушно смотрела на беготню Юли по думу, без особой радости жевала пироги свои некогда любимые, сваренный дочкой суп и грустила, то и дело заглядывая к затихшему Фёдору. Не покричать сейчас, не побуянить, толком есть-то не может, глядит за ним как за дитём Зина, на спине своей до туалета таскает, силой бульон в рот вливает, массирует, чтобы не было пролежней…
Вот только год, как прекратил безобразничать, не так давно Зина, будучи дамой уже в годах носилась по деревне от него пьяного, прятала синяки свои… Сейчас, будто и не обижал он никогда женщину, не сгубил её молодость, не исковеркал детство детей – непонятно это Юльке, придерживает свой живот и в голове не укладывается, как можно позволять над ребёнком своим измываться?
Но самое обидное случилось на третий день пребывания молодой женщины у матери, случайно застала такую картину – сидит тихонько Зина у подножия спящего мужа, плачет, комкает его тельняшку в руках и прижимает к лицу, вытирая свои слёзы.
–Феденька мой, не покидай меня, как де так, бросаешь свою жену…Забери меня с собой, не оставляй… Не смогу жить без тебя, ничего не держит… Родной ты мой муж…
Юля не выдержала, не боясь разбудить отца повысила голос, сама расплакалась, стала возмущаться. Зина испуганно выскочила, прикрывая пальцем рот, мол, тихо! Выбежала из комнаты Фёдора.
–Хоть бы напоследок отца-то уважила, только уснул!
–Мама, как ты можешь? Так убиваться? Я ушам своим не верю! Всю жизнь нам с Лизкой, тебе испоганил, дня спокойного мы не знали, тебя без слёз и синяков не видели, а сколько слёз выплакали! Я и замуж то после школы выскочила за первого встречного, всё мечтала тепло найти, три раза пыталась свою семью создать, не такую как у нас была… Чего сейчас плачешь? Ну отмучилась, вздохнёшь спокойно, какая молодая ты, еще поживёшь хоть для себя, без этого алкоголика!
Юлю понесло, она не могла сдержать себя, вспоминая все самые гнусные моменты, А Зина уставилась на неё стеклянными глазами, в которых мелькнула искренняя ненависть, злоба, она шагнула навстречу молодой женщине, которую трясло от накативших эмоций.
–Как ты можешь, бессовестная? Это мой суженый, богом данный, не суди, о чем сама не понимаешь! Это муж мой и самая родная душа! Уходи, чтобы глаза мои тебя больше не видели! Воспитали на свою голову!
У Юли что-то оборвалось внутри, она попятилась назад, стала суетливо собирать сумки, всё же надеясь, что мама одумается, попросит прощения, но она и не думала останавливать дочь. Спокойно зашла в комнату к мужу слушала, как шуршат пакеты дочери, как хлопает входная дверь, а затем скрипят ворота.
Зина совершенно без эмоций глядела в окно за дочерью, что, напрягаясь тащила дорожную сумку, растерянно шагала в сторону вокзала. Услышав шорох, вдруг спохватилась, вскочила к Фёдору, поправила ему одеяло.
–Ну что, Феденька, как тебе, чуть получше? Пойду суп погрею, потом лекарства попьём…
Болгарский перец
–Красивая девушка, курагу бери. Для такой женщины и бесплатно отдам, не проходи мимо, душа моя! Муж есть? Женился бы прямо сейчас! Ах какая королева!
Любе было очень приятно, она смущалась, оглядывалась, словно убеждаясь, что слова принадлежат ей. Скромно кивала головой, мол, верю, верю…
"Ага, как же, женился бы!"
На рынок Люба ходила как на сеанс психотерапии, хотя и не знала в те времена, что это такое, но после таких походов, ненадолго вырастали крылья, а на хмуром лице появлялось подобие улыбки.
Покупала на последние деньги и чернослив и курагу, понемногу, чтобы не показаться легкомысленной, что ходит сюда ради комплиментов. Конечно же, она им не верила, но спустя время, когда появлялось немного лишних денег, снова шла к продавцу сухофруктов, но к другому.
–Красавица, бери урюк, чай пить. Хочешь чаем угощу? В гости позову, к себе увезу… У меня на родине не ходи одна – украдут такую сразу!
"Ты погляди, и этот! Сговорились все! Врут и не краснеют…А может…Да нет…Где он красоту увидел? Руки красные, лицо обветрено, морщины на лбу"
А как тут морщинам не быть? Работа какая трудная и нервная! Не зря у напарника Любкиного, Андрея, здорового мужика под два метра ростом, недавно тик начался, глазом дёргает бедняга, а как она в цех зайдет, уставится и стоит как вкопанный, как поздороваться не может вспомнить…"
***
Люба и сама не знает, как так необдуманно вышла замуж, по настоянию матери, чуть ли не за первого встречного, кто её проводил до дома. Выскочила женщина на крыльцо, чуть ли не в одной ночнушке зимой, углядела, что парень рукой ладони Любкиной коснулся и заголосила.
–Это что же такое? Позор! Надо скорее свадьбу играть!
Знала мать Любкина, что парень выпить не прочь, покутить любитель, а зачем-то выдала испуганную дочку за него, наказав держаться за парня, как за спасательный круг. Уж больно боялась молвы соседской, что дочь распутницей посчитают.
–Не любишь – не страшно! Привыкнешь. Развод- это трагедия! Всего не замечай, не ворчи лишний раз. Все пьют, гуляют и дерутся, зато замужем будешь всю жизнь.
Девушка хоть и работала уже в городе, стояла в очереди на квартиру и думать по другому не умела, мать послушала и уехала к себе уже с мужем. Юрка, познав другую жизнь не остепенился, хулиганил, дрался, частенько пьяным возвращался домой.
Слова доброго не слышала Люба от мужа, не то что комплиментов, упрекал мужик её, что захомутали с матерью своей, ведьмами называл. Ни разу не слышала девушка в свой адрес, что она красивая, любимая – только тварь, да дура безмозглая.
С работы Юрку вытурили за пьянки, перебивался мужик шабашками, да за счет жены, бывало и ударить мог, если денег на питьё не давала. Вроде и зародилась мысль у Любы, что негоже так жить, одно страдание, да некстати забеременела, до последнего ходила, работала.
С роддома Юрка её не встречал, кое-как такси сама вызвала, а пришла домой – там бардак, ни кроватку не купил муж, ни молока, зато намусорил и деньги все забрал до последней копеечки.
Разорвала простыню старую, нарезала пелёнок и со слезами на глазах принялась за уборку, то и дело подходя к дочери. Юра явился поздно ночью, даже не взглянул на ребёнка, завалился спать, а утром, с головной болью требовал у жены опохмелится..
В голове женщины постоянно шли споры – одна половина требовала выгнать мужика наплевав на косые взгляды, а другая страшила её, пугала страшными словами – "разведёнка", "одиночка", "безмужняя". Побеждала вторая половина, потому что она до невозможности точно говорила словами матери, которая с детства учила Любу, как важно быть замужней…
Иногда жизнь ей казалась совершенно бессмысленной – ни радостей нет никаких, ни счастья, только годовалая дочь отгоняла эти мысли, придавала сил и желание дальше плыть.
Но не всегда Люба была унылой, нет, хотела всё поправить и по совету заводских подруг говорила мужу добрые слова, улыбалась, а однажды, подарила ему свитер, что вязала своими руками по ночам. В первый же вечер вернулся он без свитера, пьяный, обматерил её с головы до ног, с тех пор и решила она жить только ради дочери.
Взяла пластмассового цыплёнка жёлтого, игрушку дочери, сделала в спинке прорезь и стала откладывать туда по 15 копеек, с каждой зарплаты. Надеялась накопить на маленький, трёхколёсный велосипед. Когда игрушка заполнилась доверху, цыплёнок вдруг пропал. Люба была уверена, что это украл Юра на выпивку, но тот яростно отнекивался, обвиняя Любиных подруг, так слёзно, что она поверила ему..
А спустя пару месяцев, к ним заявился товарищ Юркин, слегка навеселе, нарочно, когда его не было дома, с жалостью оглядел худенькую Любу, её удивленную дочь. Едва связывая слова, поведал историю, которая не особо удивила женщину.
–Пьём мы, значит, уже хорошо так пробрало, на душе праздник, я некстати спросил у твоего – где денег взял на водку? Он знаешь что сказал? Беру, говорит цыплёнка, достаю оттуда пятнадцать копеек, а кладу -пять! А эта дура и не догадывается, копит на велик дочери. И расхохотался так мерзко… У меня все градусы вышли боком, весь вечер тошнило от мерзкого муженька твоего…Гони его к чертовой матери.
Люба кивала головой, без единой эмоции, а мужик махнул рукой, ушел, пьяно шатаясь и обзывая её ненормальной…
Дочь отдала в ясли, вернулась на работу, потихоньку вошла в колею, пыталась пару раз устроить мужа на завод, но тот не шел ни грузчиком, ни сторожем, а директором такой не сдался нигде. Как-то пожаловалась Люба девчонкам с работы, что голова кружится постоянно, а те посоветовали рецепт.
–Берёшь курагу, чернослив, мед и лимон, каждый день ешь и будет тебе лучше.
С тех самых пор и полюбила Люба ходить на рынок – уж чего только там не говорили ей, иной раз хоть сквозь землю провались так приятно! Бывало и не купит толком ничего, а уходит довольная, пару дней даже вечно пьяный Юрка не портит озорной настрой.
Понимала конечно она, что приезжие парни умеют продать свой товар, ловко чешут языком и бабке престарелой могут такого наговорить, что побежит наивная в зеркало глядеть, проверить, не помолодела ли, случаем? А что еще женщинам несчастным, уставшим надо? Пару добрых слов услышат, улыбнуться и пойдут дальше тянуть тяжелый воз на горбу, влачить своей существование…
В тот день Люба вышла с работы и, как обычно, снова пожалела Андрея, который молча стоял у проходной, глядя ей вслед. «Вот ведь как не повезло парню, – подумала она. – Такой молодой, добрый, видно, головой стукнулся, вот и ходит как потерянный».
И у самой настроения никакого нет – уже третий день Юрка шляется где-то, вытащив деньги с её кармана как вор. Посмотрела женщина в кошелёк и решила на оставшиеся, себя порадовать хоть капельку – по пути заглянула на рынок, а там таких как она – пруд пруди, в очереди стоят за фруктом каким-то диковинным, аж чуть до драки не доходит.
Люба и знать не знает, что это продается, а сама всё равно стоит, раз очередь такая огромная, значит хороший товар! Ни разу до этого болгарского перца не видывала, а на последние деньги купила килограмма два, дорого очень получилось, но почти остаток урвала довольная.
Идёт домой, не торопясь, ни на грамм не представляя как этот перец готовить, себя ругает, что деньги зря выкинула – не то яблоко, не то помидор, как его есть? Дома, вместе с дочерью долго глядели на диковинку, нюхали, мяли, затем разочарованно убрали в холодильник.
–Завтра у девчонок спрошу, как готовить, может что-то годное можно сварить…
Знающие коллеги рассказали, что готовилось блюдо предельно просто и весь день Люба представляла эту вкуснотищу – фаршированный перец, осталось купить только немного фарша и риса. Заняла немного денег, в радостном предвкушении бежала домой, забрав из садика дочь.
У двери квартиры почуяли приятный запах, переглянулись – Юрка оказывается уже был дома, даже не встал встречать жену и дочь, громко бренчал ложкой… Сидел на диване и уплетал прямо со сковородки болгарский перец, который ничуть не сомневаясь, пожарил весь, до последнего перчика и сейчас хлебом собирает остатки с масляного дна…
Люба впервые в жизни сорвалась и из-за чего? Из-за перца…
В ярости кинулась на мужа, не обращая внимания на испуганную дочь. Лупила кулаками Юрку так, что тот опешил, стал двигаться к выходу из квартиры, не ожидая от вечно забитой и тихой жены такой дикой выходки. Она вытолкала его за дверь и кинув ему слова напутствия непривычным для себя командирским тоном.
–Пошёл вон отсюда и чтобы больше я тебя не видела никогда!
–Кому ты нужна еще, дура… Спохватишься..
Он не успел договорить, дверь чуть не прищемила ему нос, а Люба почувствовала невероятную лёгкость и свободу, словно сбросила с себя тяжёлый груз. Она осматривала квартиру, которую недавно получила от завода, и только сейчас поняла, как станет теперь хорошо жить без него…
Дочь стояла неподвижно, а её подбородок мелко дрожал, а у Любы кольнуло в сердце.... «Бедная она страдает из-за ухода отца и может будет скучать по нему. Удивительно, она ведь ничего хорошего от него не видела, а теперь готова расплакаться. Всё же он же ей родной человек».
Люба стояла в растерянности и смотрела на девочку, не зная, как её успокоить. Но когда Юля заговорила, с облегчением вздохнула и улыбнулась.
–Мам… А что, перец кончился? Мы его теперь не попробуем? А? Я же в садике сказала всем, обещала Анне Ванне принести кусочек…
Едва сдерживая смех, Люба обняла Юлю, прижала к себе.
–Я тебе обещаю, доченька, найду я перец, еще вкуснее будет, в сто раз!
На работе пожаловалась коллегам, что так и не удалось ей попробовать блюдо заморское, и бог знает где теперь искать такой дефицитный продукт, обещала дочери, да и самой охота его теперь до потери пульса… С зарплаты придётся помотаться по городу....
На второй день, в выходной, они услышали звонок в дверь, Люба неприятно удивилась – это может быть только Юрка, начнёт качать права, требовать квадратные метры, но открыв дверь, увидела там Андрея, того самого странного коллегу с тиком на глазу. Он улыбался и держал в руках полный пакет с перцем.
–Целый год намекал тебе, подмигивал, глядел загадочно – хоть бы хны… А вчера решил, что мой шанс настал, у меня тётя боевая, знает как перцы достать…
.***
Юрка спустя неделю опомнился, подсказали знающие, что нельзя спуску давать бабе, надо свою площадь отстоять, принадлежащую ему по праву. Явился к её дому, караулить стал – ключи же тогда он не успел схватить. Только когда увидел издали Любку свою с двухметровым амбалом, про права свои мигом позабыл, решил снова встать на очередь, но тут плюсы свои есть – пить почти бросил, исправно трудится ходил, иначе живо уволят выпивоху…
А Люба перестала в последнее время ходить на рынок, и за курагой и за комплиментами....То ли в другом месте покупает, то ли еще какая причина есть…
Счастливый случай
Матвеичем его называли не всегда, сначала он был просто Вовкой, рос единственным ребёнком в интеллигентной семье преподавателей. Родители были трудолюбивыми и воспитанными людьми, но сын не оправдывал их ожиданий. В школе учился плохо, предпочитал проводить время на улице, хулиганил. В подростковом возрасте его чуть не поставили на учёт в полицию, но мать, рыдая, умоляла всех, кого могла, а отец подключал знакомых, чтобы избежать этого.
Матвеич не стремился к успеху, не рвал жилы, как другие. Он казался просто ленивым парнем, который ничего особенного не делал. Но жизнь, словно в насмешку, подкидывала ему всевозможные блага. Он выигрывал в лотерею, неожиданно получал наследство от дальних родственников, и всё это в самый нужный момент.
Люди, знавшие его с детства, не могли понять, почему ему так везёт. Они видели, как он легко получает то, к чему другие стремятся годами. Матвеич же просто жил своей жизнью, не прилагая особых усилий. И всё же он был счастлив, окружённый семьёй, друзьями и удачей.
Досаду людей можно понять, особенно тех, кто знает Матвеича с младых лет, да и любой, кто с ним знаком, мысль грешную допустить – с чего так мужику везет? Ничего не делает толком, жилы не рвет как некоторые, с самого детства дурака валял, ничего выдающегося, прямо уж хорошего не делал…
После учёбы парень баловался выпивкой, курил и с работой была полная неразбериха – образования нормального не получил, а простым разнорабочим не особо хотелось ему, так и слонялся туда- сюда как щепка в проруби. Его ровесники уже семьи заводят, детей рожают, успехов в карьере добиваются, а Вовка перебивается случайными заработками, ни детей, ни плетей в двадцать пять мужику…
Казалось бы, всё, пропащий человек бомжеватого вида, никакого проку от него и нет никакой надежды, что станет он приличным, нормальным гражданином, как пить дать закончит свои дни либо в подворотне какой напившись, либо в местах не столь отдалённых окажется. Даже родители плюнули, отселили сыночку в комнату отдельную, решили свой век в покое доживать и не видеть как отпрыск их ко дну катится…
Ан нет. Нежданно, негаданно, вдруг мадам одна чуть постарше Вовки, разглядела в отбросе общества мужчину интересного, прямо около магазина и подобрала. Сначала глядела минут пять, как бы решалась, а затем осмелилась и позвала к себе домой, где уже столько лет одна куковала, не надеясь встретить свою судьбу.
Вовка улыбнулся ей, не стесняясь некоторого отсутствия зубов, энергично закивал и без слов пошагал за милой барышней, с интересом разглядывая её со спины. Лариса его отмыла как следует, приодела, восполнила недостаток зубов и вручив своему начальнику три литра чистейшего спирта (начало девяностых) устроила Вовку устроила на завод.
Что интересно, мужчина там без особого труда обосновался, быстро влился в коллектив и очень даже ловко обучился всем обязанностям. Видно занятость сказалась положительно на Вовку, часто пить перестал, даже курить пару раз пытался бросить.
Лариса тянуть не стала – одного за другим родила двух детей по быстрому, здоровеньких и крепеньких дочку с сыном, живенько вышла из декрета – а чего сидеть? Детишки не болеют, кушают отменно, сам бог велит в ясельки отдать, а мамаше дальше доход в семью приносить, наравне с папкой. Детки уже в год лепетали сносно, ходили так шустренько, радовали родителей!
Сплошная идиллия в семье Вовкиной, уже тогда люди стали косо поглядывать – мол за какие такие заслуги бывшему бомжу и престарелой разведёнке такие блага в жизни незаслуженные? А тут еще чудом каким-то очередь на машину как снег на голову свалилась, Лариса еще для первого мужа записывалась и не думала, что дойдет до неё, ради приличия уж отмечалась, для виду, и нате вам – приезжайте за новеньким автомобилем!
Кинулись было деньги по соседям занимать, но помогли родители Вовкины, с условием, что на дачу их будут по выходным возить. Откладывали они на черный день, но раз так уж вышло, как не помочь? Лариса и Вова согласились не думая – хоть и далековат участок, почти полтора часа езды, но с этой дачи сами неплохо кормятся, сколько картошки, солений, консерв оттуда таскали…