Карта теней Петербурга. Трилогия

Он стоял у своего окна в участке, глядя на просыпающийся город. Тот самый город, чьи прямые проспекты и строгие фасады скрывали теперь от него не тайны, а врага. Врага, чье имя и лицо он знал. Врага, в чьем логове он теперь состоял на службе.

Его память, та самая, что когда-то была для него просто инструментом, теперь стала крепостью. За ее стенами он хранил самое ценное и опасное – правду. Текст дневника Воронина, каждую запятую, каждый росчерк пера. Письмо с приказом и ту самую, выжженную в сознании, литеру «Е». Это был его личный арсенал, который он будет приумножать с каждым днем, проведенным среди них.

В ящике его стола лежала новая, роскошная визитная карточка. На ней был вытиснен лишь символ – лабиринт с ключом в центре. И ниже – время и адрес: сегодня, восемь вечера, закрытый клуб на Миллионной улице. Его первое официальное представление обществу.

Он взял карточку, собираясь сунуть ее в карман, но остановился. Вместо этого он поднес ее к пламени газовой горелки, зажигая папиросу. Бумага вспыхнула, почернела и рассыпалась пеплом. Символ лабиринта истлел последним.

Ему не нужны были напоминания. Лабиринт был отныне в нем самом.

Он натянул перчатки, поправил цилиндр и вышел. На пороге он столкнулся с тем самым щеголеватым чиновником с восковым лицом. Тот молча поклонился, пропуская его, и протянул ему новое, тонкое дело.

– Распоряжение для вас, господин Волков. От высшего начальства.

Волков взял папку, не глядя. Он кивнул и пошел прочь, не оборачиваясь. Он чувствовал на своем затылке пристальный, неумолимый взгляд. Взгляд тюремщика, уверенного, что его узник надежно заперт.

Он шел по улице, и его шаги были твердыми и размеренными. Внешне – это был все тот же коллежский асессор, может, чуть более замкнутый и холодный. Но внутри бушевала тихая, стальная буря.

Они думали, что загнали его в угол. Они думали, что он сломлен и принял их правила. Они ошибались.

Он не был их пленником. Он был их диагнозом. Их смертельным приговором, который они сами пригласили в свой дом.

И он дал себе слово. Он будет терпелив, как сама Судьба. Он будет ждать. Он будет запоминать. Он будет учиться. Он станет для них идеальным союзником, незаменимым инструментом.

А потом, в самый подходящий момент, он повернет этот инструмент против них.

Он дошел до перекрестка и остановился, глядя на два расходящихся пути. Один вел к его дому, к призраку его старой жизни. Другой – к тому самому клубу на Миллионной, в сердце лабиринта.

Артемий Волков сделал шаг. Не назад. И не в сторону.

Только вперед. В самое сердце тьмы. С холодной памятью в груди и огнем возмездия в душе. Его тень, длинная и прямая в свете уличного фонаря, упала на мостовую, указав путь. Туда, где начиналась настоящая игра.

КНИГА ВТОРАЯ

«ЗЕРКАЛО ДУШ ПЕТЕРБУРГА»

ЧАСТЬ I: ИГРА В ОТРАЖЕНИЯ (Главы 1-8)

Глава 1: «Тень в зеркале»

Воздух в кабинете был густым и спертым, словно в легких у самого города. Он состоял из пыли, осыпающейся с бесчисленных папок уголовных дел, едкого дыма дешевой папиросы и терпкого аромата остывшего чая без сахара. Коллежский асессор Артемий Волков стоял у окна, не видя запыленного стекла, а глядя сквозь него – в прошлое, которое навсегда врезалось в его сознание с четкостью гравюры.

На столе, рядом с незаполненным рапортом, лежал приказ по Управлению сыскной полиции. Приказ о его производстве в сыскные приставы. Повышение. Награда за "успешное" раскрытие дела архивариуса Воронина. Горькая ирония жгла ему горло. Он получил новую должность за то, что позволил себя обмануть, за то, что стал пешкой в игре тех, кого поклялся уничтожить.

Его память, этот дар, столь же безжалостный, сколь и бесценный, вновь и вновь прокручивала один и тот же кадр: фигура Воронина, бездыханная, неестественно скрюченная на каменных плитах мостовой. И поверх этого – лицо Елизаветы Орловой. Холодное, совершенное, как работа ювелира. Ее слова, сказанные с ледяным спокойствием: «Вы теперь с нами, Артемий. Вы понимаете, высшая необходимость не оставляет места сантиментам».

Он сжал кулаки, чувствуя, как напряглись мышцы предплечий. Его пальцы сами потянулись к внутреннему карману сюртука, где лежала не служебная записная книжка, а другая – потертая, кожаная. Его личная «Карта Теней». Карта лжи, которую он поклялся уничтожить.

За окном, на Садовой улице, начинался осенний дождь. Крупные, тяжелые капли шлепались о булыжник, превращая его в темное, блестящее зеркало. Огни фонарей расплывались в этих лужах, как слепые глаза. Каждый огонек был для него отдельной историей, застрявшей в памяти: вот у того фонаря неделю назад стоял торговец горячими калачами, и Волков помнил проступившую на его фартуке грязь; вот там, в тени, три дня назад две подвыпившие дамы полусвета громко смеялись, и он мог бы воспроизвести их диалог слово в слово.

Это был его крест. Он не мог забыть. Ни ложь в глазах Елизаветы, ни приказ об убийстве Воронина, подписанный ее рукой, ни отвращение в своем собственном сердце, когда он принимал ее предложение. Он стал упырем, чтобы охотиться на упырей. Троянским конем в лагере инженеров хаоса.