Пустая Зона

– Ира, с ума сошла…– сорвалось у Виталия.

– Я спасаю ему жизнь, – отрезала она, стуча зубами.

Они переглянулись, понимая цену её решимости. Павел коротко кашлянул и отвернулся к брезентовой стенке, его внезапно заинтересовал необычный оттенок ткани, под фонариком она казалась зеленоватой. Дмитрий опустил глаза, молча протянул ей нож, чтобы резать ткань и острожно, стараясь не впустить ветер, вышел из палатки.

Пока пальцы еще подчинялись, Ирина торопливо натянула всё обратно, сбивчиво ловя воздух.

Непослушными руками она разорвала футболку на длинные лоскуты, помогая себе ножом. Ткань оказалась тонкой, хлипкой, почти прозрачной, но сейчас для Артёма это была единственная надежда.

Дмитрий заметил рядом у разлома доску от ящика с торчащими ржавыми гвоздями, облупленную и сглаженную временем до тусклого цвета. Он наклонился, подцепил её пальцами, чувствуя холодную, шероховатую поверхность. Рукавом куртки с усилием смахнул снег и прилипшую грязь, осторожно обломал несколько мелких зазубрин, чтобы доска не ранила ещё сильнее. Онемевшие пальцы работали неловко, но быстро, времени было мало, а боль Артёма отдавалась эхом в голове Дмитрия. Он знал, как это терпеть, стиснув зубы. И ещё он знал, что нельзя терять ни секунды.

Артём вызывал у него искреннюю симпатию, что-то в этом парне сразу его зацепило. Был в нём такой живой огонёк, неугомонный и светлый, как у его старшего сына Кости. Такой же упрямый, по-детски открытый, с ясным взглядом на мир. Косте было всего десять, когда Дмитрий развёлся с женой, и с тех пор они почти не общались. Он ощущал перед ним вину. За расстояние, за годы, которые ушли впустую. Только недавно, когда сын стал взрослым, между ними начала восстанавливаться связь. Артём напоминал ему Костю. Маленького Костю, из далёкого, утерянного времени. Слишком живой для этой холодной и требовательной земли. Дмитрий обещал, что научит Артёма всему, что знает сам. А теперь этот мальчишка лежит в снегу, скривившись от боли, и Дмитрий чувствовал как на плечи опускается тяжесть ответственности.

Он вернулся в палатку, опустился рядом с раненым и аккуратно приложил доску к сломанной ноге, стараясь закрепить её максимально плотно, чтобы она стала надёжной шиной.

Ирина села рядом, прижимая к груди драгоценные лоскуты ткани. Артём стонал сквозь сжатые зубы, лицо побелело, а глаза блуждали. Он пытался держаться, но дрожал всем телом.

– Слышишь меня? – тихо сказала она, опускаясь ближе к нему. – Артём. Смотри на меня.

Он медленно перевёл затуманенный взгляд.

– Я здесь. Мы рядом. Мы сделаем все возможное.

Она осторожно взяла его за руку. Тепло её пальцев почти не ощущалось, но само прикосновение подействовало успокаивающе.

– Сейчас будет больно. Но ты справишься. Ты уже справляешься, – прошептала она, глядя прямо в его глаза. – Потом будет лучше. Чуть-чуть, но лучше.

Он кивнул с трудом. Лицо у него осунулось, глаза утонули в тёмных впадинах, а на лбу застыли неровные следы крови от рассечения.

– А потом ты мне ещё скажешь, что я не умею перевязывать, – она попыталась улыбнуться, но вышло неуверенно. – И я обижусь. Обещаю.

– Держись, Тёмыч, – тихо сказал Дмитрий, фиксируя шину. – Это временно, но лучше, чем ничего.

Артём стиснул зубы, не в силах скрыть боль.

Павел сидел напряженно, оценивая ситуацию, его взгляд был сосредоточен и холоден. Он молча перебирал варианты в голове, стараясь не поддаваться отчаянию. Иногда он тихо что-то бормотал, напоминая самому себе, что нужно держать себя в руках ради остальных. И это помогало, его спокойствие становилось чем-то вроде точки опоры для всей группы.

Виталий, напротив, пытался разрядить обстановку, насколько это было возможно. Несмотря на усталость и холод, он натягивал улыбку и пытался шутить. Он рассказывал истории из прошлых походов, о забавных, а порой и опасных случаях, с которыми сталкивался раньше. В этом ледяном кошмаре, его голос был особенно тёплым, он говорил не торопливо, точно читал сказку на ночь. На секунду прерываясь, он переводил дыхание и сново продолжал, и в эти моменты, палатка казалась чуть менее тесной и зловещей.

– Помните, как в прошлом году я чуть не застрял в болоте? – начинал Виталий, пытаясь отвлечь и себя, и остальных.

– Тогда мне пришлось ползти почти километр, пока ребята меня нашли. Тут главное не сдаваться, даже когда всё кажется безнадёжным.

Он сидел, прижавшись к стенке палатки, руки тряслись не только от холода, внутри него бился тревожный ритм усталости и непривычной слабости. Он знал, что где-то там, его ждет дом под Колычёво, огород, тихие вечера с Леной, запах травяного чая и чувство простого человеческого счастья. Оно казалось таким далёким сейчас, в этой северной пустыне, где каждый вдох был борьбой.

В голове всё снова и снова прокручивался тот вечер. Лена стояла у стола на кухне. На ней вязаный серый свитер до середины бедра, на плечах старенькая, любимая шаль, с пушистыми краями. Он помнил всё до мелочей. И каждый раз возвращаясь мысленно туда, он отмечал в памяти новые детали. Волосы стянуты большой бархатной резинкой в небрежный пучок. Пара прядей выбились и падали на щёки. Лена резала картошку, ритмично стуча ножом по дощечке, и вполголоса напевала песню из старого советского фильма. На плите шкворчал лук, и вкусно пахло жареным и пряным.

Виталий стоял в дверях, с телефоном в руке, молча на нее смотрел, потом тяжело выдохнул и произнёс:

– Пашка звонил.

Лена усмехнулась не оборачиваясь:

– Ну слава богу договорили, а то я уж думала, он тебя похитил и затащил в берлогу, И что, зовёт на очередной марш-бросок?

– Срочно. Через семь дней вылет. На Север в тундру.

Лена всё ещё резала картошку, кивнула, понимая, что все уже решено.

– Это будет последний раз. Я ему наконец-то скажу, что всё. Больше не поеду. Мы же с тобой уже всё решили. Просто… раньше повода не было.

На этот раз она обернулась. Посмотрела на него внимательно:

– А тебе правда нужно ждать повод?

Он молча кивнул.

– Да. Я просто… всё время думал, будет какая-то подходящая экспедиция. Финальная. Чтобы как-то правильно. Чтобы по-настоящему попрощаться. Дело ведь не только в Пашке, это часть моей жизни.

Лена тихо улыбнулась, подошла, провела рукой по его щетинистой щеке и легонько чмокнула в угол губ.

– Понимаю, Виталь. Можешь не объяснять.

Она вернулась к кастрюле и снова зацокал нож.

– Только вернись, – добавила она тихо, уже без улыбки.

Виталий ничего не ответил. Подошёл ближе и обнял её сзади, уткнувшись лицом в шаль.

Невольно сжались в кулаках закоченевшие пальцы. Он почти не чувствовал ног. В агонии Артём снова застонал. Виталий глянул в его сторону – совсем мальчишка. Они должны выбраться. Обязаны.

«Последний маршрут… Может, и правда. Только не так я себе это представлял.»

Он перевёл взгляд на Павла.

«Паш… А если мы не выберемся? Что тогда? Вот так и закончится? В тундре, в забытой точке на карте? Последний маршрут буквально.»

Павел уловил этот немой вопрос, он долго и внимательно смотрел ему в глаза. За годы, проведённые вместе в походах, за сотни километров троп и молчаливых привалов у костра, они научились понимать друг друга без слов.

Павел чуть кивнул, не отводя глаз.

– Не время сдаваться, – сказал он тихо, почти шепотом, но в этих словах прозвучала та самая уверенность, за которой и шли до конца.

Виталий сглотнул, посмотрел на дрожащую от ветра стенку палатки, потом на Артёма, на Ирину, сидевшую калачиком, обхватив колени руками.

– Не время… – повторил он вслух, а в голове пронеслось совсем другое: «Всё же сдаю позиции. Пора на покой.»

Павел сидел у выхода из палатки, натянув капюшон до самых бровей. Ветер за стенкой бился в ярости, как зверь, которому не дали добраться до добычи. Он достал рацию из кармана куртки и нажал на кнопку передачи: тишина, лишь короткий щелчок в ответ. Павел снова нажал, прижал рацию к уху, но ничего не изменилось. Он вытащил вторую, та же картина. Лампочка еле мигнула и погасла.

– Сели, – коротко сказал он. – Обе. Видимо, пока Артёма искали, на морозе батареи и сдохли.

Он посмотрел на Виталия и Дмитрия, затем перевёл взгляд на Ирину, сидящую рядом с Артёмом.

– Нам надо срочно решать, как дожить до утра, – он замолчал на секунду, обдумывая, – раньше всё равно никто не прилетит.

– Нужно полностью закидать палатку снегом. Завалить по бокам. В два слоя, если сможем. Снег работает как термос, он держит тепло. Не даёт морозу проникать внутрь. Лучше быть в сугробе, чем на ветру. – Уверенно сказал Дмитрий.

Говорил он спокойно, не повышая голоса, в нём не было сомнений. За плечами годы, когда не теория, а практика решала, кто останется жив. Он знал, о чём говорит, и остальные это понимали. До экспедиций Волков служил в инженерных войсках, работал на полевых радиостанциях, бывал в горячих точках по линии технического сопровождения. После увольнения по выслуге не пошёл ни в охрану, ни в структуру. Начал ездить с экспедициями, сначала в горы, потом на север. Отвечал за связь, антенны, питание, аварийные комплекты. Делал свою работу точно и часто оказывался единственным человеком в группе, умеющим выживать в таких условиях.

Павел и Виталий кивнули.

– Второе. Нужно чем-то закидать пол, всё что осталось, всё, что может хоть немного изолировать от земли. Земля тянет тепло хуже, чем мороз снаружи. – Продолжил Дмитрий.

Павел медленно достал из нагрудного кармана зажигалку “Zippo”, провел по надписи «с любовью, Марина». Суставы сковало, но щёлкнул уверенно, привычное движение, отточенное годами. Раздался сухой звук и огонь вспыхнул тонкой, жёлтой струйкой. Пламя было слабым, но живым.

– Заправлял три дня назад.– негромко сказал он. – Еще работает.

Павел поднял глаза:

– Если найдём металл, можно растопить немного льда. Горячая вода, наш шанс продержаться. Главное понемногу и часто. – Он ненадолго замолчал разминая пальцы.

– И самое главное. Никто не должен засыпать. Ни на минуту. Сон сейчас – это смерть. Будем будить друг друга. Двигаться, тереть руки. Всё, что можем.

Он посмотрел на Артёма. Тот был без сознания, но дышал ровно.

– Я пойду. У разлома могли остаться обломки, куски ящиков, металл. Нам сейчас все пригодится.

– Мы с тобой. – хрипло пробормотал Дмитрий, – Заодно уплотним палатку снегом.

Они поднялись с усилием, ноги не слушались, приходилось разминать их, наступая поочерёдно то на одну, то на другую, и даже это давалось с трудом. Натянули капюшоны, застегнули молнии до упора, подтянули воротники, закрыли лицо шарфами. Каждое движение выходило замедленным, будто в воде. Наконец они выбрались из палатки, и снег тут же ударил в лицо, ветер загудел в ушах, метель накрывала с новой силой. Всё тело мгновенно покрылось мелкой дрожью. Павел зажмурился и почти вслепую пошёл по натоптанной полосе до края трещины.

Возле разлома снег замёл всё настолько, что было трудно разглядеть следы, но он знал, где искать, там, где раньше были ящики с провизией и инструментами. Павел присел, опираясь на колено, и начал разгребать снег варежкой. Наконец наткнулся на что-то твердое, металлическое. Отбросив снег, он увидел крышку от консервной банки, вогнутую, измятую, но целую

Павел аккуратно поднял крышку и показал Виталию, который кивнул с одобрением.

– Хорошо, – сказал тот. – Теперь найдём чем утеплить пол.

Они продолжили копаться в завалах возле разлома, ища всё, что могло послужить изоляцией. Павел с трудом поднял несколько тяжелых, промёрзших досок, стараясь не повредить их. Дмитрий, стараясь удержать равновесие, отыскал куски порванной и ветхой мешковины, затвердевшей от мороза.

Вернувшись к палатке, Павел первым делом осмотрел её снаружи. Полотно натянулось, играя под ветром, в некоторых местах стенка уже начала промерзать, пятна инея выступили, как предупреждение. Надо было действовать быстро.

– Метель уже намела.– сказал Дмитрий, показывая на снежный завал с подветренной стороны.– Но если так оставить раздует в щели, дуги поведёт. Надо самим. Плотно, по периметру. Только тогда будет толк.

Они принялись за дело. Лопат у них не было, только руки в варежках и собственное упрямство. Снег был легким и каждый ком приходилось подбирать с осторожностью, лепить, как строительный кирпич. Они работали по кругу: один собирал снег, другой утрамбовывал его у стенки, третий подправлял, чтобы не образовались пустоты. Последний кусок стены добивали уже вчетвером. Ирина выбралась из палатки, закутавшись в шарф почти до самых глаз. Край капюшона поблёскивал наледью. Она молча подошла ближе, посмотрела, как Дмитрий с Виталием сгребают снег, и тихо сказала:

– Я помогу.

– Там Артём, – ответил Дмитрий, не оборачиваясь.

– Я уже проверила. Он дышит.

Она опустилась на колени рядом с ними и принялась руками заталкивать снег в щели у входа, прижимая его ладонями, чтобы не осталось ни малейшего зазора. Снег крошился, сыпался на варежки, но держался. Палатка постепенно пряталась под плотным сугробом, тундра сама принимала их в своё холодное укрытие.

Павел был с другой стороны, у дальнего угла, где ветер сильнее стягивал ткань. Он стоял, прислонившись плечом к опоре, поправляя закреплённый брезент и прикрывая край мешковиной.

Ирина обернулась и несколько секунд смотрела на него. Потом встала, пересекла на полусогнутых коленях снежную полосу, распластавшуюся вдоль палатки, подошла ближе и села рядом. Ей вдруг захотелось к нему прижаться. Просто прижаться и заплакать. Но слёз не было, как не было и сил. Метель засыпала ворот, вдавливая холод в кожу, но она не шелохнулась, замерла рядом и только тихо положила ладонь на его руку.

Павел повернулся к ней.

– Паш… мне страшно, – прошептала она.

– Я знаю, – ответил он. – Я подвёл вас… – На секунду он замолчал. – Но сделаю всё, чтобы вытащить нас отсюда. Только не сдавайся раньше времени.

– Я пытаюсь… Но Артём… он очень плох.

– Он крепкий парень, – сказал Павел, наклоняясь ближе. – Он справится. И мы тоже.

Он замолчал, посмотрел ей в глаза.

– Ир… мы выберемся. Ты мне веришь?

– Верю, – почти беззвучно ответила она и уткнулась лицом ему в плечо.

Павел не пошевелился. Ему было невыносимо осознавать, что он не в силах ничего изменить. Он чувствовал, как она дышит рядом, и это было самое живое, что оставалось в этом пустом мраке.

Павел медленно накрыл её руку своей. Он боялся сказать что-то ещё, боялся, что голос дрогнет. Что сломается то равновесие, которое они с таким трудом держали последние сутки. Она сильнее уткнулась в его плечо.

Рядом поскрипывал сапогами Волков. Он молча таскал снег, выстраивал защиту, как солдат, знающий, что дело лучшее из обещаний.

– Пошли внутрь. Я думаю достаточно, – сказал Павел.

Ирина кивнула, не отрываясь от него, медленно выпрямилась и с трудом поплелась, утопая в снежных завалах.