Пустая Зона

- -
- 100%
- +
И тогда она смотрит на него и знает: он бы всё равно пошёл. Даже один.
Потому что иначе не умеет. А остальные просто молча следуют сами.
И в этом, и гнев, и уважение. И странное, пугающее чувство, которое она пока не готова назвать. Ирина вздрогнула от мыслей и пробирающего холода.
– Двигай пальцами, руками. Не останавливайся, нужно разогнать кровь, – Он обернулся к другим. – Виталий! Вставай, слышишь?!
Он тронул того за плечо. Виталий дернулся, заморгал.
– Ты чего орёшь?..
– Мы замерзаем. Спать нельзя! – Павел тяжело дышал. Его голос был срывающимся, как у человека, говорящего наперекор страху.
Он оглянулся на Дмитрия. Тот сидел, как и прежде, не двигался. Голова всё так же была опущена на грудь.
– Волков! – Павел наклонился ближе. – Дим!
Он хлопнул того по щеке. Дмитрий вскинул голову, открыл глаза.
– Я здесь… Я в порядке, – прохрипел он, чуть выдохнув пар.
Павел кивнул.
– Садимся ближе друг к другу, вплотную.
Они сбились в тесный круг вокруг Артёма. Сидели плечом к плечу, чувствуя, как дрожь волной проходит по телам, от одного к другому. Сидели молча, на слова не осталось сил. Только прерывистое дыхание и свирепый вой ветра снаружи. Казалось, сама тьма слушает, присела рядом, внутрь круга и ждёт, кто сломается первым. В этом молчании всё кричало: страх, усталость и желание выжить.
И тут хриплый и глухой голос Дмитрия прорезал темноту:
По долинам и по взгорьям
Шла дивизия вперёд,
Чтобы с бою взять Приморье —
Белой армии оплот.
Он не пел, скорее бормотал. Но в этой тишине, под сдавленным дыханием и мерным поскрипыванием ткани, это прозвучало как отчаянный призыв к жизни. И вдруг, совершенно естественно, Виталий продолжил, уже чуть громче:
Наливалися знамена
Кумачом последних ран,
Шли лихие эскадроны
Приамурских партизан.
Ирина открыла глаза. Слова были простыми, ритм знакомым. Она его подхватила и тихо зашептала. И теперь их было трое:
Этих лет не смолкнет слава,
Не померкнет никогда —
Партизанские отряды
Занимали города.
Павел молчал, прислушиваясь. Слова песни шли сквозь толщу льда, пробивая сон, страх, оцепенение. Он знал эту песню. Не любил, но сейчас… в этих словах было что-то такое, что цепляло глубоко внутри. Что-то простое, живое и настоящее. Он вдохнул, и не своим голосом, чуть хрипло, неуверенно, вплёлся в куплет:
И останутся, как в сказках,
Как манящие огни,
Штурмовые ночи Спасска,
Волочаевские дни.
Он запнулся, но тут же почувствовал, плечи рядом напряглись, кто-то стал петь увереннее. Дмитрий, Виталий, Ирина… Они все теперь пели. Сбивались в словах, срывались на кашель, но продолжали петь:
Разгромили атаманов,
Разогнали воевод,
И на Тихом океане
Свой закончили поход.
Голоса дрожали, но держались, как и они сами. Песня вязала их вместе теплом и памятью. Это был не просто текст, это был мост к жизни, к тем местам, где они были когда-то счастливы. Где ещё было лето, солнце, родные.
Павел сжал плечо Ирины, она положила на него голову. Где-то между нотами Артём тихо застонал. Лёгкий, едва слышный стон, но они услышали и замерли. Живой
И тогда они начали петь снова, с самого начала. Тише, но крепче, словно это и была их молитва.
Глава 18
Кирилл подъехал к базе МЧС рано утром. Ветер, несмотря на время суток, всё так же рвал воротник куртки, а мороз жёстко кусал лицо. Внутри базы было тепло и шумно, люди собирали снаряжение, переговаривались по рациям и готовились к вылету. Работали тут слажено, уверенность сквозила в каждом движении. Никто не бегал зря и не спорил, каждый знал своё место, знал задачу свою и чужую, на случай, если придётся подменить. Кирилл это уважал. Тут спасатели были как винтики одного хорошо собранного механизма: выносливые, немногословные, но надёжные до последнего. Он долго привыкал к этой почти армейской дисциплине, к взглядам вместо приказов, к тому, что доверие здесь в деле, а не на словах.
Север не терпел расслабленности. Каждый день начинался с проверки техники, как перед боевым вылетом. Никто не ждал сигнала тревоги, потому что ощущение тревоги само по себе
здесь было фоном, как холод, присутствующий всегда. Всё делалось не ради отчёта, а чтобы выжить. Это диктовали здешние условия, они не оставляли времени на раскачку, слишком быстро всё могло пойти не так. Север учил не кричать, а делать.
Его встретил начальник смены, суровый мужчина с усталыми глазами. Он шёл впереди и казался неестественно высоким, шаг у него выходил почти вдвое длиннее чем у Кирилла, тот едва поспевал, придерживая рюкзак и чувствуя, как при каждом шаге палец упирается в носок сапога.
Начальник говорил быстро, в его голосе слышалось, что всё это он повторял уже десятки раз. Слова летели одно за другим, Кирилл старался отмечать главное.
– Группа геологов не выходит на связь уже вторые сутки . В районе Печорского Плато. Координаты то появляются, то пропадают, а последние вообще не по маршруту. Вчера весь день полный молчок. В Усть-Каре ждут нашей поддержки.
– Понял, – коротко ответил Кирилл, ощущая, как напряжение поднимается в груди.
Кирилл повернул голову и увидел своего напарника Сергея, который только что вошёл в помещение. Он сразу же подошёл и улыбаясь перекинул руку через плечо Кирилла.
– Здорова, – сказал Сергей, – без тебя тут точно не справиться. Эта метель, что там в районе, просто зверская. Видимость нулевая, ветер сумасшедший.
Кирилл ухмыльнулся и стряхнул его руку с плеча:
– Опять ты без меня ничего не можешь.
– Так точно. Без тебя как без рук!
Кирилл качнул головой, но улыбнулся.
– Может, просто ты руки из карманов достанешь уже?
– О, пошли любимые подколы. Скучал, признавайся! – Сергей подмигнул.
– Семь лет с тобой, это почти срок! Пару дней мало, чтобы соскучиться.
Серёга расхохотался, хлопнул Кирилла по плечу:
– Смотрю, ты не выспался? Спал-то хоть?
– Четыре часа, – с улыбкой ответил Кирилл. – Бодр и полон сил!
– Вот это настрой! – одобрительно кивнул Сергей. – Значит, будем работать в полную мощь, пошли грузиться. Нам ещё сегодня пол-Арктики прочесать.
Кирилл кивнул, и через полчаса они уже садились в вертолет, готовый к взлёту на север, туда, где суровая и необъятная тундра.
Он любил этот короткий момент, между землёй и небом, между покоем и задачей, когда всё ещё возможно. Плечи пока не сдавлены обстоятельствами, а в голове гул от винтов перекрывает любые тревоги.
На вертолёте трясло с самого взлёта. Сергей сидел сосредоточенно и молча, изредка бросая взгляды в сторону приборной панели. За бортом сплошной серый туман, хлопья снега летели навстречу лобовому стеклу, пытаясь затушить мотор. Сквозь наушники слышались отрывистые переговоры с диспетчерами, пробивающиеся сквозь шум ветра.
– Садимся вслепую, – хмуро бросил Сергей. – Видимость хреновая, но приёмка есть. Диспетчер ведёт.
Кирилл молча кивнул. Он смотрел в окно, где за молочной завесой угадывались силуэты взлётной полосы, нескольких домиков и пары ангаров.
Усть-Кара. Крохотный посёлок, затерянный на севере, с единственной полосой, которую зимой постоянно выметают. Их ждали.
Приземление было жёстким. Винты несли в лицо порции снега и льда, из-за чего Кирилл прикрыл глаза. Внизу уже ждали двое в ярких куртках с эмблемами – спасатели местной группы, один из них махал рукой.
– Добро пожаловать, – сказал высокий мужчина с седой щетиной, подойдя ближе. Он протянул крепкую и обветренную ладонь. – Капитан Якушев. Мы вас ждем, все готово к вылету.
Кирилл сжал его ладонь и коротко кивнул.
– Кравцов. Кирилл.
– Пойдёмте греться, – Якушев указал на здание базы. – Всё расскажем на месте. С погодой здесь беда, но кое-что уже ясно.
Они прошли в деревянное здание у посадочной полосы. Старая метеостанция, переделанная под оперативную базу. Внутри всё было пропитано резким запахом дизеля и пота. Кирилл втянул носом тяжёлый воздух и медленно выдохнул, захотелось открыть двери и впустить немного свежести, но уже через пару минут обоняние притупилось.
У стены стоял раскладной стол с картами, планшетами и термосами.
В помещении всё происходило размеренно, но в лёгком напряжении, было ясно, что время играет против них.
Якушев раскрыл планшет, щёлкнул по экрану.
– Вот, – сказал он. – Группа Павла Платова. Геологи. Пять человек. Вторые сутки без стабильной связи. Последние координаты не по маршруту, южнее. Потом тишина, вчера ни одного сигнала. Утром тоже пусто, тянуть нельзя, объект серьезный. Придется вылетать в метель.
Он протянул планшет Кириллу, а сам поспешил отойти к окну, в кармане у него завибрировал спутниковый телефон. Резко выдохнув, он прижал трубку к уху и начал короткий, отрывистый разговор:
– Да, слушаю… Да, прибыли. Из Воркуты. Готовятся к вылету, – говорил он тихо и быстро, напряжённо оглядываясь в сторону стола с картами. – Погода нестабильная, но окно есть. Через двадцать минут поднимаемся.
Он помолчал, выслушивая ответ, пальцы левой руки коротко и нервно стучали по подоконнику. Морозный иней на окне подсвечивался оранжевым светом лампы, на стекле отражалось его сосредоточенное лицо.
– Понимаю, – наконец сказал он, чуть тише. – Мы всё сделаем. Связь держу.
Кирилл взял планшет, пролистывая фотографии. На первом фото был темноволосый мужчина около сорока лет с правильными чертами лица и задумчивым, почти отрешённым взглядом. Следом тоже мужчина слегка за сорок, коротко подстриженный, с крепкими плечами и чуть нахмуренным лбом. Далее совсем молодой парень, может, двадцать три или чуть больше. В очках, с тонкой шеей, в пуховике на несколько размеров больше. Когда дошёл до четвёртой фотографии, Кирилл замер, плечо непроизвольно дёрнулось. Молодая девушка. Светлая. Скулы, волосы, взгляд.
Он вдруг почувствовал, как внутри кольнуло и затянуло кольцом, не давая дышать. Мир вокруг стал тише, как в вате. Он не слышал, что говорил Якушев, только глядел на фото. В голове вспыхнуло: «Она…» – но тут же пришло осознание: нет, не она. Конечно, не она.
Но слишком похожа.
Плечо не унималось, мелко дёргалось, и он обхватил его ладонью, стараясь унять, прижать эту память обратно в тело.
Кирилл медленно опустился на край складного стула. Планшет остался в руках, но взгляд упал в пол, пальцы сами сжали устройство крепче.
– Кирилл? – тихо спросил Сергей, тронув его за плечо. – Ты как?
– Нормально, – выдохнул он, поднимая голову. – Работаем.
Глава 19
Марина застегнула последнюю кнопку на тёплом пуховике, запахнулась плотнее и обмотала шарф вокруг шеи.
Закрыв за собой дверь, она на секунду прислонилась к ней и глубоко вздохнула. В квартире стало слишком тихо. Тишина давила, вызывала тревожные мысли, крутила в голове одни и те же вопросы, на которые у неё не было ответов. Аркадий уговаривал её остаться дома, отлежаться и прийти в себя, но она не могла. Это было бы похоже на капитуляцию. Нет, лучше работать. Работа – это спасение.
На ступеньках Марина задержалась на секунду, сапоги нещадно скользили, она осторожно спустилась вниз, чувствуя, как хрустит под подошвами утренний лёд. Мороз был жгучий, воздух звенел и, кажется, даже мысли становились прозрачнее.
Во дворе стояла её надёжная, серебристая Toyotа, с чуть затёртыми боками, покрытая тонким слоем инея. Павел подарил её Марине на день рождения, десять лет назад. Просто сказал – «Поехали» и повёз в автосалон. Она сначала не поняла куда он так спешно ее везёт, а когда увидела витрину с машинами, растерялась.
– Паш… ты серьёзно?
– Садись, – коротко сказал он. – Мне уже надоело слушать, как твоя Ауди кашляет по утрам.
А потом, когда Марина взахлёб рассказывала подруге по телефону о новой машине, Павел молча забрал ключи от её старенькой Audi.
– А это – теперь моя, – усмехнулся он. – Всё честно.
Марина улыбнулась, вспоминая тот день. Подошла к машине, провела рукой по стеклу, убирая иней, и аккуратно стряхнула снег с капота. Осторожно села в салон, чувствуя лёгкое прикосновение прошлого. Машина пахла теми же запахами, что и тогда, нежно храня память.
Марина поёжилась, сиденье было ледяным, как и руль. Она быстро запустила двигатель, включила обогрев сидений и печку на максимум. Пока салон начинал медленно наполняться теплом, она нащупала в бардачке маленький тюбик крема для рук. С привычной точностью выдавила каплю на ладонь и начала втирать, в дороге кожа всегда сохла, особенно зимой. Запах был знакомый, цветочный и немного успокаивающий.
Она не любила зимние поездки за рулём, колёса скользили не только по асфальту, но и по её нервам. Каждый поворот требовал сосредоточенности, а сейчас, в ее положении, вдвойне.
В её положении… Марина невольно положила руку на живот, ещё совсем плоский, ничего не выдающий. Она не успела свыкнуться даже с самой мыслью, но почему-то уже хотелось оберегать его от всего вокруг.
Марина хотела этого ребёнка. Наверное, ничто в мире не было для неё более желанным. Но вместе с этим желанием шёл тихий, постоянный страх, казалось, мир стал слишком хрупким, и любое неосторожное движение, даже внезапная мысль, могут всё разрушить.
Марина втянула легкий запах розы и жасмина, возвращаясь к себе. Этот почти автоматический ритуал, давал ощущение, что всё под контролем.
Она посмотрела в зеркало. Лицо усталое, но спокойное. Даже слишком. Она провела пальцами по волосам, собрала их в небрежный хвост. Сегодня ей нужно было выглядеть так, будто ничего не происходит. Ни в теле, ни в голове, ни в сердце.
– Соберись, – шепнула себе. – Ты справишься.
Марина обвела взглядом двор. Редкие машины медленно катились, оставляя на снегу свежие полосы шин. В воздухе дрожала морозная дымка и над выхлопными трубами поднимались белые клубы, таявшие в бледном свете. Всё привычно, всё как всегда. А внутри уже совсем по-другому.
Машина тронулась, колёса чуть проскользнули на льду и уверенно зацепились за асфальт. Радио включилось автоматически, знакомый голос диктора что-то говорил о пробках на Кольцевой, но Марина не слушала. Она смотрела вперёд, на дорогу, на серое небо, на город, просыпающийся в морозном дыхании зимы.
Ей становилось легче с каждой минутой пути. За окном мелькали трамвайные пути, мерцали окна многоэтажек, а за ними настоящие заводы по изготовлению облаков, как называл их Павел. Москва как заядлый курильщик – по всему горизонту стояли великаны, выдувающие тонны пара. На морозе всё это выглядело почти апокалиптично.
Машина скользила между стройными рядами фонарей, улицы постепенно наполнялись прохожими, торопящимися по своим делам, кто-то спешил с кофе в руках, кто-то выводил собак на прогулку. Город жил и дышал. Её город.
Да, она любила Москву, любила эту утреннюю суету, звонкие шаги и скрипы колес, запах горячей выпечки из пекарен и шум моторов.
Ей вдруг до ужаса захотелось мороженого. Холодного, сливочного, из бумажного стаканчика. Как в детстве, когда мороз был в радость, а зима казалась сказкой. Марина усмехнулась, но мысль зацепилась, как заноза.
Мороженое. Просто потому что она может. Потому, что хочется. Настоящее и простое желание, такое редкое, что почти забытое.
– Вот что-что, а его я себе сегодня разрешу, – пробормотала она, сворачивая к ближайшему супермаркету.
Двигатель тихо урчал, колёса мягко покатились по укатанному снегу. Пока машина замедлялась, Марина почувствовала как внутри стало теплее. Прогрелся не только салон, но и её собственная зима чуть сдала позиции.
Марина открыла дверь магазина, теплый воздух сразу обдал лицо, внутри было светло и просторно. Стояли ряды ярко освещённых витрин, запах свежеиспечённого хлеба и сладостей смешивался с теплом от кондиционеров. Она неспешно направилась к холодильникам с мороженым, внимательно перебирая яркие упаковки: сливочное, с ягодами, пломбир. Взгляд остановился на знакомом бумажном стаканчике, тот самый классический вкус, что напоминал детство.
Марина взяла стаканчик и почувствовала приятный холодок, пробегающий по пальцам. Эта маленькая прихоть казалась лучиком света в её сером дне. Она быстро прошла к кассе, оплатила покупку и вышла обратно на мороз. Воздух был резкий, пощипывал щеки и нос, но она не ощущала холода, предвкушая удовольствие. Сев за руль, она осторожно открыла ложечку и провела по мягкому кремовому мороженому. Первый холодный кусочек обдал язык, но тут же сменился нежностью сливочной текстуры, сладостью и лёгкой ванильной ноткой. Вкус медленно растекался, пробуждая воспоминания детства.
Она жила с довольно строгим отцом. Мать покинула мир рано, когда Марине было всего пять. Она ее почти не помнила, но помнила их прогулки по парку и вкус этого мороженого. Детство и юность Марины не были лишены всех детских радостей, у нее были и подружки, и дни рождения, и подарки на каждый праздник. Но воспоминания о тех минутах с мамой и вкус этого мороженого в стаканчике грели сильнее всего.
На мгновение всё тревожное отступило и осталась только эта простая радость, маленькое счастье. Она закрыла глаза, вдыхая легкий аромат и наслаждаясь моментом перед началом дня. Сегодня она позволит себе быть просто собой.
Марина припарковалась на небольшой стоянке у здания редакции. Это было современное многоэтажное здание с фасадом из зеркального стекла, который отражал яркое зимнее солнце и соседние высотки. Парковка была тесноватой, но аккуратной, с упорядоченными рядами, обозначенными белой разметкой на асфальте, и несколькими ёлками, до сих пор украшенными праздничными гирляндами. Возле входа был широкий пластиковый навес, защищавший от снега и ветра. Марина медленно вышла из машины, закуталась в шарф и быстрым шагом направилась к стеклянным дверям офиса.
Внутри было тепло и спокойно, лишь доносился приглушённый гул техники и редкие голоса. За стойкой уже сидела Анна, молодая, энергичная девушка, с приветливой улыбкой и ярко-рыжими волосами, собранными в аккуратный хвост. На ней был светлый свитер и тёмно-синяя жилетка с логотипом организации, из-за чего она казалась ещё стройнее. Её зеленоватые глаза внимательно следили за каждым входящим. Движения были быстрые и ловкие, а голос звонкий, с лёгкой столичной интонацией.
– Марина! – Анна вскочила и лучезарно улыбнулась. – Аркадий Борисович сказал, что ты сегодня опять не приедешь. – Она удивлённо приподняла брови.
– Привет, Анют. Я тоже так думала, но не удержалась, – улыбнулась Марина, слегка пожав плечами.
Ей очень нравилась эта искренняя и активная девушка. Анна пришла в редакцию не так давно – около года назад, но за это время успела стать незаменимой для многих. Она всегда была в курсе всего, быстро откликалась на просьбы, умела сгладить неловкие моменты и интуитивно чувствовала, кому и что нужно. Всегда готовая помочь, она создавала вокруг себя ощущение надёжности и уюта, чего так не хватало в напряжённой редакционной суете.
– Тебя долго не было. Все хорошо?
– Все в порядке, просто немного приболела. Но ты же знаешь, как Аркадий Борисович переживает за свой коллектив, – Марина улыбнулась и, покачав головой, сняла перчатки.
Анюта понимающе кивнула:
– Он ещё с утра, нашей бухгалтерше, Людмиле Федоровне заявил, когда она чихнула несколько раз: «Если кто заболел – сидите дома! Нам тут эпидемия ни к чему». Как будто офис – это стерильная зона.
Марина тихо рассмеялась:
– Узнаю нашего заботливого шефа.
– Ага. Но ты не волнуйся, тебя все ждали. Я рада, что ты поправилась, – искренне добавила Анна. – Кстати, тебя уже спрашивали по поводу школы искусств. Они звонили, сказали, что им очень понравилась твоя статья. Просили копию материала – у них теперь ажиотаж.
– Правда? Замечательно! – оживилась Марина. – Надо будет написать продолжение. Они ведь собирались набрать группу из регионов.
– Вот-вот! – подхватила Анюта. – А ещё к нам вчера заходил новый пиарщик от мэрии. Такой, знаешь, с портфелем и видом, будто он тут главный. Спрашивал про тебя. Я сказала, что ты на больничном. Он аж губу поджал.
Марина рассмеялась, чувствуя, как в ней снова просыпается рабочий азарт:
– Ну всё, теперь точно не уйду. Пойду, загляну к Аркадию.
– Он в кабинете, но у него сейчас важная встреча.
– Спасибо Анют, – сказала Марина и направилась к своему столу.
Офис был просторным. Большое открытое помещение с высокими потолками, широкими окнами и рассеянным дневным светом, мягко ложившимся на светло-серый ворс ковролина. Рабочие столы стояли рядами, но не тесно, у каждого было своё личное место, отделённое невысокими перегородками. На столах стояли мониторы, кипы бумаг и аккуратно разложенные блокноты. Вдоль дальней стороны зала тянулась стеклянная стена с матовыми вставками, за которой располагались несколько кабинетов: редакторская, переговорная и небольшая комната отдыха с диваном и кофемашиной. В воздухе стоял привычный запах кофе, свежей бумаги и едва уловимый аромат парфюма, разного у всех, но вместе создающий узнаваемую атмосферу. Пространство жило, спокойно и деловито, как организм, проснувшийся и набирающий ритм нового дня.
За прозрачным ограждением она заметила Аркадия, он сидел за столом, сосредоточенно что-то обсуждая с мужчиной в деловом костюме. Увидев её, Аркадий на секунду замер, удивлённо приподнял брови и кивнул, задавая немой вопрос: «Что ты здесь делаешь? Я же велел отлёживаться дома!»
Он попытался вновь погрузиться в разговор, но появление Марины выбило его из колеи.
Марина опустилась на свой стул и тихо сказала себе:
– Всё хорошо. Ты молодец.
Аркадий всё же вернулся к своим бумагам, но взгляд то и дело скользил в её сторону.
Марина уловила, как напряглись его плечи, и ей стало неловко, меньше всего ей хотелось вызывать в нём беспокойство.
Марина сидела за своим столом – просторным, но слегка загромождённым бумагами и заметками. Перед ней лежали несколько открытых папок с материалами для новой статьи, рядом стоял ноутбук с включённым редактором текста. По краю стола аккуратно выстроились разноцветные маркеры и несколько черных невидимок для волос. Маленький кактус в керамическом горшке добавлял живой зелени, а рядом стояла фоторамка с их совместным снимком. На фото они улыбались, прижавшись друг к другу лицами. Это было утро солнечного дня, их годовщина свадьбы. Они гуляли по городской набережной, людей было не много и счастливая Марина сделала этот кадр. Позже она сказала, что забронировала столик в уютном ресторане на вечер, но Павел, замявшись, сообщил, что его срочно отправляют в экспедицию и уезжает он, уже сегодня.
Марина тщательно перечитывала свой текст, поправляя формулировки и делая пометки ручкой на полях. Время от времени она откидывалась на спинку стула, пытаясь сосредоточиться.
Глава 20
Они ещё долго сидели так, тесно прижавшись друг к другу, плечом к плечу.
Песня угасла не сразу, растворилась, как дыхание в холоде, оставив в воздухе натянутую тишину. Они не знали, сколько прошло времени.
Пять минут? Час? Половина ночи?
Темнота вокруг стояла плотная и неподвижная, как если бы мир исчез. Была только палатка, холод и страх. И чужая земля, которая ничего не обещала. Никто из них не знал, сколько они ещё выдержат.
Ветер ударял с напором, порывы становились всё сильнее, метель раздувалась, а вой перешёл в устрашающий рёв, казалось где-то рядом проснулся хищник и ходит по кругу, обнюхивая ткань палатки, которая вздрагивала всем каркасом. Она была аварийная, не рассчитанная на долгую стоянку, собрана в спешке. Дуги из алюминиевого сплава гнулись под порывами, но пока держались. Ткань из морозостойкого армированного полиэстера с защитным покрытием. Внутри слой фольгированной плёнки и синтетического утеплителя, но в таких условиях это уже не спасало.
Швы потрескивали, молнии покрылись льдом. Сквозняки ходили по полу, пробираясь к спинам и ногам. Павел слышал, как в щелях резко и натужно гремит вшитый карабин, словно вот-вот сорвётся. За палаткой бушевала настоящая арктическая метель.
Ветер шёл с равнины, разогнавшись до порывов под сорок метров в секунду. Он нёс с собой тонкий, как пыль, снег, который не падал, а летел параллельно земле, срезая слой как наждаком. Ничего не было видно, ни неба, ни горизонта. Только белое, завывающее давление, в котором терялись ориентиры, звуки и даже память.
Всё стало одинаково белым, тяжёлым и гудящим.
Тундра исчезла под этой бурей, спряталась внутрь себя, как живое существо, укрывшее сердце. В такой пурге не выживают те, кто на открытом воздухе.
Лемминги зарываются глубже в снег. Песцы ищут щели между камнями или валунами. Олени вжимаются друг в друга, поворачиваясь носами к ветру.
Белые медведи в такие ночи не бродят, они ложатся в промёрзшие углубления у торосов, укрываются от ветра спиной и полузасыпают.