Пропавшие без вести. Хроники подлинных уголовных расследований. Книга 2

- -
- 100%
- +
Решением Президента США Рузвельта все облигации номиналом 100 $ изымались из свободного обращения после 1 мая 1933 г. После этой даты обмен золотых сертификатов был возможен только в нескольких уполномоченных банках. Очевидно, что это фактически ставило крест на возможности преступников легализовать деньги, полученные 2 апреля 1932 г. на кладбище Святого Раймонда. Можно было ожидать попыток массированного сброса облигаций в дни, предшествовавшие 1 мая, но ничего подобного зафиксировано не было.
Но вечером 1 мая 1933 г. сотрудник «Федерального Резервного банка» в Нью-Йорке увидел в большой стопе приходуемой наличности 100 $ золотые сертификаты. Когда он принялся проверять номера, то с ужасом обнаружил более трёх десятков сертификатов из «списка Линдберга». Всего в этот день преступники сбросили сертификатов на общую сумму 2980 $.
Немедленно вызванная полиция установила фамилию кассира, получившего деньги. Человек, предъявивший сертификаты к обмену на доллары, назвался J. J. Folkner (Фолкнер). Этот человек не являлся клиентом банка, никогда ранее в него не обращался, и кассир едва смог припомнить, как выглядел этот человек. Полиция долго билась с кассиром, предполагая возможность его сговора с преступниками, но, в конце концов, пришла к выводу, что имела место банальная халатность: из-за наплыва посетителей в последний день обращения сертификатов кассир не стал проверять номера предъявленных бумаг. Скорее всего, именно на этом преступники и строили свой расчёт.
В течение 1933 и первой половине 1934 гг. спорадически обнаруживались отдельные золотые сертификаты из числа уплаченных киднэпперам. Но всякий раз полиция оказывалась не в силах проследить путь к источнику их появления. Несомненно, преступники избегали массового сброса наличности и, дабы не привлекать внимания, расплачивались ими всегда поштучно.
Но 15 сентября 1934 г. в деле Линдберга, казалось, произошёл долгожданный прорыв. В этот день управляющий бензоколонки Уолтер Лайл (Walter Lyle) получил золотой сертификат номиналом 10 $ и сумел записать данные человека, расплатившегося им.
Сначала Лайла смутило то обстоятельство, что клиент, залив бензин всего на 98 центов, протянул для уплаты сертификат слишком большого номинала. Это выглядело так, словно человек совершил покупку для того лишь, чтобы разменять под благовидным предлогом сертификат. Когда клиент прочёл на лице Лила недовольство, то реакция его оказалась довольно странной. «Что-то не так? Это – хорошие деньги!» – постарался уверить Лайла незнакомец, но сказанное лишь подхлестнуло сомнения управляющего бензоколонкой. Он принял деньги, но поспешил к окну, чтобы получше рассмотреть автомашину, на которой подъехал незнакомец.
Это был 4-дверный «додж» модели 1930 г. Уолтер Лайл со своего места не мог видеть номерной знак на бампере, а выходить следом за подозрительным мужчиной он не желал, опасаясь вызвать подозрения последнего. Поэтому он крикнул помощнику Джону Лайонсу (John L. Lyons), чтобы тот бросил все дела и быстро вышел на улицу, посмотрел на машину клиента и запомнил её номер. Лайонс так и сделал. Вернувшись в помещение, он продиктовал Лайлу номер подозрительного «доджа».
Сдавая через несколько часов дневную выручку в банк, последний обратил внимание кассира на 10$ сертификат и поинтересовался, может ли тот проверить его на возможную причастность к «делу Линдберга»? Кассир проверил номер, и оказалось, что этот золотой сертификат действительно был частью выкупа, заплаченного за Линдберга-младшего.

Джон Лайонс (слева) и Уолтер Лайл воистину стали «королями на час». Репортёры написали о них замечательные заметки и даже сделали фотографии внимательных работников автозаправочного сервиса. Но этим дело и ограничилось. Лайл и Лайонс всерьёз рассчитывали на получение денежной премии за изобличение похитителя ребёнка, но их ждало жестокое разочарование. Никто никаких денег им не дал и даже не предложил. Детективы полиции разъяснили Уолтеру и Джону, что разоблачение преступников является гражданским долгом всех честных людей. А потому чувство честно выполненного долга должно быть лучшей для них наградой.
Последовавшая проверка показала, что упомянутый автомобиль принадлежал некоему Ричарду Хауптманну, 35 лет, проживавшему в доме №1279 по Восточной 222-й стрит в Бронксе, Нью-Йорк.
Это был эмигрант из Германии, нелегально проникший на территорию США еще в 1923 г. и впоследствии успешно натурализовавшийся.
С рождения он носил имя Бруно, но считая его неблагозвучным, предпочитал, чтобы его называли Ричардом. За годы жизни в США он постарался превратиться в настоящего американца. Хауптманн был хорошим плотником и одно время держал мастерскую; с началом экономического роста по окончании Великой депрессии он увлёкся игрой на фондовом рынке. В 1925 г. Хауптманн женился на официантке Анне Шоеффлер, немке по национальности, и в 1933 г. у них родился сын Манфред. Ричард Хауптманн был членом немецко-американского общества в Бронксе, в различное время состоял в нескольких спортивных обществах, увлекался, в частности, греблей.

Бруно Ричард Хауптманн с сыном Манфредом.
Тот факт, что Хауптманн был плотником, сразу насторожил полицейских. Такому человеку не составляло труда изготовить складную лестницу. Полиция Нью-Йорка решила провести задержание Хауптманна и допросить его в полицейском управлении, коллегам из штата Нью-Джерси было предложено принять участие в операции. Детектив Китон специально для этого приехал в Нью-Йорк.
Хауптманн был задержан прямо перед собственным домом. Его подвергли тщательному обыску, в ходе которого Китон извлёк из бумажника Хауптманна золотой сертификат номиналом 20 $. Сверившись со списком номеров сертификатов, выплаченных в качестве выкупа, Китон с удовлетворением констатировал попадание «в десятку»: сертификат оказался из «списка Линдберга». «Где остальные деньги?» – поинтересовался Китон. «У меня вообще нет денег», – ответил задержанный.
Его повели в квартиру, в которой он проживал, и при этом Китон обратил внимание на то, что задержанный тревожно посмотрел в сторону какой-то постройки во дворе дома. Детектив Китон пригласил домовладельца и поинтересовался, кто ведёт строительство. Оказалось, что угол двора отдан Хауптманну для постройки гаража, который уже подведён под крышу. Китон обратился к нью-йоркским полицейским с просьбой получить ордер прокуратуры на обыск этого строения.
Во время обыска квартиры Хауптманнов полиция обнаружила на стене в кухне записанный карандашом номер домашнего телефона Кондона («Джафси»). Оказалось, что над квартирой подозреваемого находится просторный чердак; обыскали и его. Исходя из факта обнаружения в бумажнике Хауптманна 20 $-го сертификата, полиция Нью-Йорка попросила прокуратуру выписать ордер на его арест. Более Ричард Хауптманн в свой дом уже не возвращался.
Запрос на Хауптманна был послан в Германию. Ответ, полученный с исторической родины обвиняемого, придал американским полицейским уверенности в своей правоте: оказалось, что в 1919 г. Хауптманн был пойман при попытке хищения одежды и продуктов питания из квартиры, расположенной на втором этаже. Тогда он проник в окно… по приставленной лестнице.

Анна Хауптманн с сыном Манфредом.
В полицейское управление были приглашены все кассиры, когда-либо принимавшие к оплате сертификаты из «списка Линдберга». Им показывали арестованного в надежде, что кассиры смогут опознать Хауптманна. Расчет полицейских оправдался: Силия Барр, продавщица билетов в кинотеатре, как-то раз получившая сертификат на 5 $ из «списка Линдберга», опознала Ричарда Хауптманна.
20 сентября в штаб-квартиру Департамента полиции Нью-Йорка были приглашены директор ФБР Эдгар Гувер и начальник полиции штата Нью-Джерси полковник Шварцкопф. Начальник Департамента полиции Джон О'Райан (John F. O’Ryan) сообщил приглашённым последние новости, связанные с идентификацией Хауптманна и его задержанием, после чего поинтересовался их мнением о состоянии расследования и его дальнейшем движении. Шеф городской полиции явно намеревался разделить ответственность за возможную ошибку с руководителями других ведомств.
Гувер и Шварцкопф, уже получившие кое-какие сообщения об успеха нью-йоркских коллег, оказались настроены очень оптимистично и считали, что с арестом тянуть не следует. Ведь и правда же, всё очень хорошо сходилось – профессиональный плотник, опознанный кассиром-свидетелем, при себе имел сертификат из числа выплаченных похитителям, ну над чем тут ломать голову?! О'Райан поначалу колебался, но затем уступил и пригласил в кабинет репортёров, которые постоянно дежурили в холле здания в ожидании каких-либо полицейских новостей.
Начальник городской полиции сделал краткое заявление для прессы, в котором сообщил о задержании человека, подозреваемого в участии в похищении Чарльза Линдберга-младшего и оформлении его ареста в ближайшее время. О'Райан назвал имя и фамилию задержанного и сообщил кое-какие детали, упомянув, в частности, о том, что тот имел при себе сертификат, переданный в своё время Кондоном в качестве выкупа за похищенного младенца. Также шеф полиции Нью-Йорка заверил журналистов в том, что задержанный будет предъявлен прессе в ближайшее время и руководство полиции намерено сотрудничать с представителями прессы для объективного освещения хода дела.

Этот снимок сделан 20 сентября 1934 года в кабинете начальника Департамента полиции города Нью-Йорка Джона О'Райена (в центре фотографии) после его совещания с полковником Шварцкопфом (слева от хозяина кабинета) и Эдгаром Гувером (справа). Через несколько минут О'Райен сообщит приглашённым журналистам, что предполагаемый похититель Чарльза Линдберга-младшего взят под стражу и сейчас решается вопрос о его аресте, этот человек будет предъявлен прессе в ближайшее время.
От репортёров не укрылось то, что Джон О'Райан, обычно очень общительный и доброжелательный, выглядел не похожим на себя. Он был напряжён и задумчив, говорил медленно и явно подбирал слова. Между тем Шварцкопф и Гувер были лучезарны и за словом в карман не лезли. Они ответили на несколько вопросов представителей прессы, из-за чего краткий брифинг превратился в подобие пресс-конференции. В частности, Гувер заявил репортёрам, что все 3 ведомства – ФБР, полиция штата Нью-Джерси и полиция города Нью-Йорк – будут плотно координировать свою работу по этому делу и с оптимизмом оценивают его перспективы. А бодрячок Шварцкопф заверил пишущую братию в том, что подчинённое ему полицейское ведомство без каких-либо проволочек предоставит прокуратуре все необходимые улики и организует прибытие свидетелей в Нью-Йорк в кратчайшие сроки как только в том возникнет потребность. Между тем, начальник городской полиции на вопросы не отвечал и сидел совершенно безучастно, словно происходящее в его кабинете отношения к нему не имело вовсе.
Довольно необычное и необъяснимое поведение Джона О'Райана отметили все, ставшие свидетелями этого без преувеличения исторического события.
Примерно через полчаса репортёры были приглашены в большой зал для инструктажей, куда через минуту был введён Ричард Хауптманн. Задержанного усадили на стул и предоставили фотокорреспондентам возможность снимать его с разных ракурсов. Тут же в зале появились Гувер и Шварцкопф – они также попали на фотографии, сделанные в те минуты.

Первые фотографии Ричарда Хауптманна после официального объявления о том, что он подозревается в участии в похищении «малыша Линдберга». Снимки сделаны 20 сентября 1934 года, на заднем плане фотографии слева можно видеть полковника Шварцкопфа, а на фотографии справа в кадр попал также и Эдгар Гувер.
Джон Кондон на официальном опознании Хауптманна заявил, что именно этот человек веёл с ним переговоры на кладбищах «Вудлаун» и Святого Раймонда. Уверенность Кондона в этом укрепляло не только внешнее сходство, но и немецкий акцент Хауптманна.
Детективы всё более склонялись к мысли, что они находятся на верном пути.
Хауптманн в первые часы и дни после ареста пребывал в явном замешательстве. Он лишь твердил, что не похищал ребёнка Линдберга, не получал за него выкуп и не был в кинотеатре, в котором торговала билетами Силия Барр. Он не оспаривал тот факт, что расплатился на бензоколонке сертификатом в 10 $; также он не опровергал наличие в своём бумажнике другого сертификата из «списка Линдберга», но происхождение их объяснить никак не мог. Хауптманн утверждал, что не записывал номер телефона Кондона на стене кухни, кроме того, он клялся, что вообще незнаком с этим человеком.

С Хауптманна в день ареста снимают отпечатки пальцев.
Дом Ричарда Хауптманна в Бронксе сделался местом паломничества зевак чуть ли не со всей Америки. Не было, пожалуй, такого человека в Нью-Йорке, который бы в конце 1934 г.– начале 1935 г. не приехал бы поглазеть на «логово самого знаменитого киднеппера».
Настоящий фурор произошёл на вторые сутки после ареста Ричарда Хауптманна. При разборке его гаража, который Хауптманн построил своими руками во дворе дома, сотрудники ФБР, возглавляемые специальным агентом Леоном Турроу, обнаружили в стене тщательно изготовленный тайник, в котором находились залитая оловом жестяная банка и кусок доски с «выбранной» внутри долотом полостью.

Разборка гаража Хауптманна в последней декаде сентября 1934 года. С целью поиска тайников постройка была разобрана на досточки, а земля под ней и вокруг неё перекопана.
Внутри банки оказались золотые сертификаты на сумму 14 600 $, все – из числа уплаченных 2 апреля 1932 г. на кладбище Святого Раймонда. В полости доски оказался небольшой дамский пистолет калибра 3,2 мм и 400 $ в золотых сертификатах (все – из «списка Линдберга»). Видимо, деньги эти были подготовлены к размену.
Только теперь – при обнаружении остатков выкупа – полиция получила основание первый раз публично заявить о серьёзном успехе в расследовании сенсационного преступления.
На вопрос о происхождении этих денег Ричард Хауптманн ответил следующим образом: деньги в жестяной банке были получены им 2 декабря 1933 г. от хорошего знакомого Изадора Сруля Фиша, выходца из Германии, еврея по национальности, работавшего в крупной мастерской по изготовлению меховых изделий, располагавшейся в Бронксе.
Фиш время от времени предпринимал попытки открыть собственное дело – то магазинчик, то какую-либо мастерскую – и всякий раз обращался к Хауптманну с просьбой помочь в оборудовании помещений. Хауптманн изготавливал стеллажи, витрины, подгонял двери и окна… Они были знакомы несколько лет и неплохо ладили. Фиш неоднократно бывал в доме Хауптманна, знал его семью и приятелей.

Кинохроника, подготовленная ФБР США, показала трепетавшему населению страны извлечение из банки из-под машинного масла, найденной в гараже Ричарда Хауптманна, пачек с золотыми сертификатами. Реакцию обывателей предугадать было нетрудно: вот он, злодей, убийца ребёнка, сколько денег хапнул! Педагогическая ценность такого рода демонстраций, конечно, весьма сомнительна.
В декабре 1933 года Изадор собрался в поездку на родину, в Германию. Его интересовала возможность покупки со скидкой оптовых партий меха в европейских городах, где располагались конторы советского треста «Союзпушнина» – в Гамбурге, Роттердаме, Антверпене. Изадор не знал как скоро вернётся, он допускал, что задержится в Европе на несколько месяцев. Свои вещи он раздал или отдал на хранение многочисленным друзьям и подругам.
Итак, 2 декабря Изадор приехал на квартиру Хауптманну и передал ему перетянутую бечёвкой обувную коробку. Что находилось в коробке он не сказал, а Хауптманн не спросил. Фиш попросил хранить коробку до его возвращения и Ричард пообещал это сделать. Свидетелями передачи обувной коробки стали Генри Улиг и Мария Мюллер, племянница Анны, жены Хауптманна. Возможно имелись и иные свидетели, но обвиняемый в точности не помнил кто это мог быть.

Изадор Сруль Фиш во время пикника.
Коробка довольно долго простояла на чердаке, не привлекая к себе внимания, и постепенно отсырела. Однажды Хауптманн взял её в руки и она буквально развалилась. Внутри оказались золотые сертификаты на сумму 14600$.
В марте 1934 г. Изадор Сруль неожиданно для всех скончался. Смерть его была некриминальной – воспаление лёгких оказалось отягощено астмой. Тогдашняя медицина помочь ему не смогла и Изадор в Америку так и не вернулся.
После смерти Фиша Хауптманн стал понемногу тратить сертификаты, поскольку Фиш остался должен ему значительную сумму [по состоянию на 10 июля 1933 года – 2018$]. Наличие долга Хауптманн подтверждал записями в своих приходно-расходных журналах.
О существовании денег, спрятанных в стене гаража, Хауптманн не сообщил полиции по вполне понятной причине; кроме того, после ареста он и сам заподозрил, что в спрятанной банке находятся сертификаты, которые так старается отыскать полиция.

Генри Улиг (слева) и Изадор Сруль Фиш. Улиг являлся свидетелем того, как Фиш передавал Бруно Хауптманну перевязанную шпагатом обувную коробку. Что находилось внутри Сруль не объяснил, а Бруно не спрашивал. Впоследствии Хауптманн утверждал, будто именно в этой коробке и обнаружил «золотые сертификаты». Произошло это после того, как коробка намокла из-за протечки крыши сарая и… развалилась, обнажив содержимое.
В полицию был приглашён Чарльз Линдберг. Ему было предложено опознать голос Ричарда Хауптманна, ведь Линдберг слышал, как на кладбище Святого Раймонда преступник звал Кондона: «Эй, доктор!» Несмотря на смехотворность такого опознания (по одному слову и по истечении 2,5 лет!), Линдберг заявил, что узнаёт голос обвиняемого.
Была назначена графологическая экспертиза документов, изъятых в квартире Хауптманна.
Главный вопрос, поставленный перед экспертизой, заключался в проверке того, был ли Хауптманн лицом, написавшим письма, содержавшие требования передачи выкупа за похищенного ребёнка. Помимо писем и разного рода записей, сделанных рукой Хауптманна до ареста, к делу были приобщены в качестве контрольных образцы почерка, отобранные у него после ареста.
Надо сказать, что если представители ФБР и полиции Нью-Йорка в своих высказываниях о возможной виновности Хауптманна проявляли определённую сдержанность, то для представителей прессы вопрос этот с самого начала был ясен, как Божий день. Иммигрант из Германии оказался моментально записан в кровавые злодеи и никто из пишущей братии никакой рефлексии по этому поводу не испытывал.

Фотография Изадора Сруля Фиша из его паспорта, с которым он 9 декабря 1933 года отправился в Европу на борту лайнера «Манхэттен». Там он неожиданно скончался в марте следующего года. Прокуратура Нью-Йорка запросила подтверждение этого факта у своих заокеанских коллег и получила официальное подтверждение захоронения Фиша на еврейском кладбище в г. Лейпциг.
Уже 22 сентября редакция столичной газеты «The Washington times» оповестила читателей о том, что предъявила «своему эксперту-почерковеду» образцы почерка Хауптманна и специалисту хватило «буквально» двух минут на то, чтобы вынести вердикт о полном совпадении почерков арестованного плотника и автора писем с требованием выкупа.
Это была, конечно же, полная профанация хотя бы потому, что неназванный «эксперт-почерковед» сравнивал копии, а не оригиналы документов. Кроме того, подпись Хауптманна на заявлении о регистрации транспортного средства содержала слишком маленький образец свободного почерка, а потому представлялась нерелевантной. Любой ответственный эксперт, разумеется, должен был заявить в данном случае о невозможности проведения исследования, запрошенного редакцией, но… таинственный «специалист» решил, что излишняя щепетильность приведёт к уменьшению гонорара и дал то заключение, которого от него ждали.

Записи из приходно-расходной книги Ричарда Хауптманна, зафиксировавшие передачу им денег Изадору Фишу в 1933 г. По состоянию на 10 июля 1933 года Фиш оставался должен Хауптманну 2108 $. Именно в силу того, что Изадор так и не погасил долг, Хауптманн счёл возможным воспользоваться деньгами, принадлежавшими Фишу, после его смерти в марте 1934 г.
И столичная газета понесла эту чепуху в массы. Что и говорить – история, связанная с этой публикацией, крайне некрасивая и отдаёт диффамацией, то есть недобросовестной компрометацией с использованием средств массовой информации. Но таковых публикаций в те дни и недели было немало и описанная «почерковедческая экпертиза» «The Washington times» являлась лишь одной из числа многих.
Несмотря на вал весьма неприятных для обвиняемого открытий, всё же результаты следствия следовало бы признать весьма ограниченными. Изъятия денег, опознания и прочее даже при условии их абсолютной надёжности доказывали только факт получения денег в качестве выкупа, но никак не виновность в похищении младенца.

Заметка в газете «The Washington times» в номере от 22 сентября 1934 года, посвященная «графологической экспертизе», проведенной по просьбе редакции упомянутой газеты неким «независимым экспертом-почерковедом». Эксперт, сравнив чёрно-белые копии документов, «всего» за 2 минуты доказал, что записки с требованием выкупа Бруно Ричард Хауптманн написал собственноручно.
В этой связи достойно упоминания то, что таксист Филип Мозес, видевший предположительно 4-х преступников возле кладбища Святого Раймонда, не смог опознать Хауптманна. Для правоохранительных органов провал опознания следовало признать неприятным «проколом», но обвинительную машину такой пустяк остановить не мог. Тем более, что быстро и легко было найдено подходящее объяснение, которое сводилось к следующему – Хауптманн был на кладбище во время передачи денег, но он не садился в такси Филипа Мозеса, а шёл за машиной следом, поэтому свидетель рассмотреть его не смог, да и голоса не слышал вовсе.
Всё просто, voilà!
Поэтому полиция Нью-Йорка первоначально обвиняла Хауптманна лишь в мошенничестве, но никак не в киднэппинге. Если «законники» намеревались каким-то образом «привязать» Хауптманна именно к похищению ребёнка, то для этого требовалось озаботиться поиском новых доказательств.
И в течение последней декады сентября 1934 г. такие доказательства появились. Сначала Хауптманна опознал Миллард Уайтед, тот самый сосед Линдбергов, который в феврале 1932 г. видел неизвестного мужчину, наблюдавшего за домом лётчика.
После этого появилось новое опознание, воистину неожиданное. Супруги Коновер – Генри (Henry Conover) и его жена Хелен – 22 сентября сообщили полиции и журналистам, что опознали Хауптманна, которого они видели [или якобы видели] за день до похищения малыша на дороге в 2,5—3 км от резиденции Линдбергов. До этого Коноверы вообще в деле не фигурировали. Теперь же, посмотрев на газетную фотографию арестованного Бруно Хауптманна супруги вспомнили и его самого и обстоятельства встречи, состоявшейся 30 месяцами ранее.

Фотография супругов Коновер из номера газеты «The Washington time» от 22 сентября 1934 года с рассказом об их встрече с подозрительным мужчиной, в котором они спустя 30 месяцев опознали Хауптманна.
Рассказ супругов Коновер звучал не то, чтобы фантастично, но рождал обоснованные сомнения в точности опознания. Всё-таки со времени встречи минули 30 месяцев да и сама встреча была мимолётной… Тем не менее, для психологического давления на арестованного и создания нужного впечатления в общественном сознании, появление неожиданных свидетелей оказалось очень кстати! «Законники» использовали супругов по-максимуму, а затем просто перестали о них вспоминать. Ибо для суда те не представляли особой ценности – их опознание легко оспаривалось.




