Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни
- -
- 100%
- +
Личные покои царя и царицы, состоявшие из соединенных между собой отдельных комнат, были еще одним свидетельством всепоглощающей триединой страсти, которая владела обитателями этих комнат: взаимной любви друг к другу, любви к своим детям и глубокой христианской веры. Их спальня с обоями и шторами английского ситца была больше похожа на русский православный храм, чем на будуар, так много икон было там. Две скромные железные кровати, какие можно увидеть во «второразрядной гостинице», по наблюдению одного американского посетителя в 1934 году, были сдвинуты вместе и поставлены в завешенный тяжелым пологом альков. А вся стена за ним от пола до потолка была увешана образами, распятиями и «простенькими, дешевыми иконками в убогих жестяных окладах»8. Каждая полочка и столик в личной гостиной царицы были уставлены всяческими безделушками, фотографиями детей и ее милого Ники. Личных вещей царицы там находилось на удивление мало, и это были самые обыденные предметы, необходимые в быту, такие, как золотой наперсток, швейные принадлежности и ножницы для рукоделия, а также дешевые игрушки и безделушки: «фарфоровая птичка и игольница в форме туфельки, незатейливые вещицы, которые могли бы подарить дети»9.
Дальше по коридору, ведущему в сад, располагалась гардеробная Николая, где в шкафах были развешаны аккуратно выглаженные царские мундиры. По соседству с гардеробной находилась большая библиотека с застекленными шкафами, полными французских, английских и немецких книг в переплетах из тонкой марокканской кожи. Книги были расставлены по полкам в продуманном, строгом порядке. По вечерам царь часто читал их вслух своей семье. Многих посетителей удивляло то, что они видели в Зале с горкой, расположенном далее. Этот зал, первоначально один из парадных залов, расположенных на первом этаже дворца, был превращен в игровую комнату для цесаревича Алексея. В центре этого элегантного зала, отделанного цветным мрамором, с кариатидами и зеркалами, стояла большая деревянная «американская горка»10 – на ней с удовольствием катались дети предыдущих царей. Во время царствования Николая она по-прежнему занимала почетное место в зале. Кроме того, были там и любимые игрушки цесаревича Алексея: три модели легковых автомобилей. Возле двери, ведущей в сад, горьким напоминанием о трагедии, которая устанавливала свои правила в жизни последней русской императорской семьи, стояло «небольшое инвалидное кресло-коляска» цесаревича Алексея, «обитое красным бархатом». Во время жестоких приступов гемофилии, которые случались нередко, цесаревич был прикован к креслу, и бархат обивки до сих пор сохранил контуры его тела11.
Два пролета каменной лестницы вели наверх в опустевшие комнаты детей. И там тоже, в большой игровой комнате обожаемого цесаревича Алексея, было множество деревянных и механических игрушек: музыкальная шкатулка, игравшая «Марсельезу», книги с картинками, коробки с кубиками, настольные игры и ряды его любимых оловянных солдатиков. Печальным стражем стоял у дверей большой плюшевый медведь12 – один из последних, еще довоенных, подарков от кайзера Вильгельма. В примыкающей к игровой личной ванной комнате цесаревича посетители часто сочувственно вздыхали, глядя на «многочисленные устрашающего вида хирургические инструменты» – зажимы и «холщовые и кожаные приспособления для фиксирования и поддержки ног, рук и тела», которыми приходилось пользоваться, когда после очередного кровотечения цесаревич совсем ослабевал13.
Дальше по коридору, в скромных, не в пример внушительным апартаментам цесаревича, комнатах (словно подчеркивая значимость Алексея по сравнению с княжнами в глазах народа) располагались спальни, классные комнаты, столовые и гостиные его четырех старших сестер – Ольги, Татьяны, Марии и Анастасии. Их светлые и просторные спальные комнаты были обставлены простой, выкрашенной в кремовый цвет полированной мебелью лимонного дерева, на окнах висели занавески английского ситца14. В спальне младших сестер, Марии и Анастасии, розовые обои были украшены трафаретным фризом из розовых роз и бронзовых бабочек. Этот декор выбрали сами девочки. В комнате Ольги и Татьяны узор фриза был другим: цветы вьюнка и коричневые стрекозы. На одинаковых туалетных столиках девочек расставлены коробочки, футляры для украшений, маникюрные наборчики, лежат расчески и щетки, – так же, как они их здесь оставили15. В других комнатах на письменных столах стопки тетрадей с разноцветными обложками, и везде, где только можно, множество фотографий семьи и друзей. Среди всех этих характерных и незначительных предметов жизни девушек нельзя не заметить, что во всех комнатах сестер обязательно есть иконки, недорогие гравюры и фотографии на религиозные темы. На тумбочках у кроватей лежат Евангелие и молитвенники, вместо обычных девичьих безделушек поставлены распятия и свечи16.
В шкафах оставалось много одежды девушек, шляп, зонтиков и обуви. Остались и мундиры, в которых старшие сестры с такой гордостью гарцевали бок о бок, сидя в дамских боковых седлах, на большом военном параде во время торжественных празднований трехсотлетия дома Романовых в 1913 году. Осталась даже их детская одежда и крестильные платья. В Сибири им были ни к чему их изысканные парадные одежды: четыре платья из розового атласа с серебряным шитьем, к ним в комплект головные уборы – кокошники из розовой парчи, а также четыре летних шляпки с широкими полями, поэтому все это было аккуратно уложено в коробки. Снаружи в коридоре стояли наполовину собранные чемоданы и корзины с девичьими вещами – то, что собирались взять с собой в последнюю поездку, но так и не взяли.
Стол в детской столовой, как и раньше, был накрыт фарфоровой посудой с монограммами Романовых – так, словно он подготовлен для следующего обеда или ужина. «Кажется, что дети играют где-то там, в саду, – написал один из посетителей в 1929 году, – но в любой момент могут вернуться»17. Однако парк, простирающийся за высокой чугунной решеткой, окружающей дворец, пришел в запустение: когда-то аккуратные, ровные липовые аллеи заросли, из мягкого подлеска с обеих сторон дорожек выглядывали сибирские лютики, «большие, махровые и ароматные, как розы», весной было много анемонов и незабудок18. Сам дворец еще поддерживали в сохранности как исторический памятник, но когда-то превосходный парк уже зарос сорняками, местами трава была по пояс. Длинные аллеи, укрытые зеленью крон, где царские дети некогда играли, катались на пони и велосипедах; ровные каналы, по которым они плавали на лодке со своим отцом; маленький бело-голубой расписной домик для игр на Детском острове – там всегда росло много ландышей, а рядом с домиком было маленькое кладбище, где дети хоронили своих питомцев… Все вещи и места, так или иначе связанные с этими людьми, которых больше нет, несли печать заброшенности и запустения.
* * *Александровский дворец был когда-то резиденцией ныне преданных анафеме «бывших», ликвидированных революцией как класс, о которых простые люди, чем дальше, тем больше, опасались даже упоминать. Однако, как говорил преданный хранитель дворца, совсем уничтожить здесь неуловимый «аромат той эпохи» так и не удалось. Во дворце продолжало медово пахнуть пчелиным воском, которым натирали паркет, и запах марокканской кожи, в которую переплетены многие тома в царской библиотеке, все еще витал в воздухе, как и слабый аромат розового масла в лампадах в спальне царицы. Так было вплоть до Второй мировой войны, когда немецкое военное командование заняло дворец и практически уничтожило его19.
В довоенные времена экскурсии по залам царской резиденции завершались в расположенном вдоль садового фасада дворца центральном Полукруглом зале, где царь когда-то проводил официальные приемы и обеды для высокопоставленных гостей. Здесь во времена Первой мировой войны семья собиралась вместе субботними вечерами, чтобы посмотреть фильм. И в последний вечер, 31 июля – 1 августа 1917 года, семья Романовых несколько длинных, томительных часов терпеливо дожидалась здесь, когда им принесут окончательное распоряжение покинуть свой дом навсегда – момент, которого они ждали и боялись одновременно.
Известие о скорой высылке пришло за четыре дня до этого. И четыре дня подряд сестрам пришлось с болью в сердце решать, что из всего своего драгоценного достояния – множества альбомов с фотографиями, писем друзей, одежды, любимых книг – следует взять с собой. Им пришлось оставить кукол, которыми играли в детстве, аккуратно рассаженных по миниатюрным креслам и диванчикам, пришлось оставить и другие дорогие сердцу игрушки и памятные вещицы, в надежде, что те, кто придут сюда, тоже отнесутся к ним с любовью20. Согласно легенде, именно через центральные двери Полукруглого зала Екатерина Великая впервые вошла во дворец в 1790 году cо своим двенадцатилетним внуком, будущим императором Александром I. Это произошло, когда дворец, построенный по ее указанию, а позже подаренный ею внуку, был завершен. Вскоре после восхода солнца 1 августа 1917 года, 127 лет спустя, семья последнего императора России, миновав гулкий, эхом откликавшийся на каждый шаг зал с полукружьем окон, через те же застекленные двери навсегда покинула этот дворец, творение великого итальянского архитектора XVIII века Джакомо Кваренги. Снаружи их уже ждали машины, чтобы увезти в неизвестное будущее за 1341 милю (2158 км) отсюда в Западную Сибирь, в Тобольск.
Четыре сестры Романовы, похудевшие после перенесенной в начале того года кори, безутешно плакали, покидая дом, где они провели столько счастливых дней своего детства21. Мария Герингер говорила, что после того, как их увезли, она еще надеялась, что с ними все будет хорошо. Удрученная сценой расставания, она твердила себе, что девушкам, может быть, повезет и где-нибудь в ссылке они встретят достойных простых людей, выйдут за них замуж и будут счастливы. Мария и другие верные слуги и друзья царской семьи, оставшиеся во дворце, сохранили память об этих четырех очаровательных сестрах в более счастливые времена, память об их большой доброте, о совместных радостях и горестях. И воспоминания о «смеющихся лицах сестер под широкими полями украшенных цветами шляп» будут сопровождать их в течение долгих мертвящих лет коммунизма22. Так же, как и память об их жизнерадостном брате, чья болезнь в любой миг могла прервать его дни, но запугать его так и не смогла. И всегда где-то рядом с этими детьми в их воспоминаниях присутствовала женщина, главной чертой которой, ставшей, как ни странно, роковой для всех них, была ее неугасимая материнская любовь.
Глава 1
Материнская любовь
Жили-были когда-то четыре сестры: Виктория, Элла, Ирэна и Аликс. Они родились в маленьком княжестве на юго-западе Германии, извилистые мощеные улочки и темные леса которого прославили в своих сказках братья Гримм. И вот настало время, когда четыре принцессы, дочери герцога Гессенского и Прирейнского, по мнению многих, стали «лучшими бутонами в цветнике внучек королевы Виктории», прославившись своей красотой, умом и обаянием1. Повзрослев, они стали объектом пристального внимания в той сфере международных отношений, которая таит в себе больше всего неожиданностей и риска, – на королевской ярмарке невест Европы. Несмотря на отсутствие большого приданого или обширных владений, каждая сестра, в свою очередь, удачно вышла замуж. Но к самой младшей и самой прекрасной из всех четырех судьба была наиболее благосклонна.
Четыре гессенские сестры были дочерьми принцессы Алисы, второй дочери королевы Виктории, и ее мужа, великого герцога Людвига, наследника великого герцога Гессенского. В июле 1862 года, после церемонии венчания Людвига и Алисы, которая прошла в Осборн-хаусе, летней резиденции английской королевской четы, молодая жена, которой в тот момент было всего девятнадцать лет, покинула Англию в глубоком трауре по своему недавно умершему отцу принцу Альберту. По стандартам династических браков того времени, это был скромный выбор для дочери королевы Виктории, но он добавил еще один штрих в сложный рисунок брачных союзов между двоюродными и троюродными братьями и сестрами европейских королевских домов. В течение своего долгого правления королева Виктория устроила браки всех своих девяти детей и уже в пожилом возрасте, немного навязчиво, продолжала принимать участие в обсуждении браков их детей и даже внуков, желая обеспечить для них пару соответственно их королевскому статусу. Принцесса Алиса могла бы претендовать и на более блестящую партию, если бы она не влюбилась в герцога Людвига из заштатного европейского княжества. По сравнению с другими королевскими и герцогскими владениями Гессенское и Прирейнское княжество было относительно небольшим, оно постоянно испытывало финансовые трудности и не имело практически никакого политического веса. «Среди английских дворян есть такие, которые могли бы обеспечить Алисе гораздо больший доход, чем тот, что выпадает теперь на долю принцессы», – говорилось в одной из газет того времени. Земля Гессен-Дармштадтская была «простой страной, сельской и старомодной», придворная жизнь в княжестве была очень непритязательной. Страна была красива, но ее история до сих пор оставалась ничем не примечательной2.
Столица княжества, город Дармштадт, была окружена поросшими дубравами холмами Оденвальда, обозначенными в знаменитом туристическом путеводителе Бедекера как место, не имеющее особенного значения3. Другой путешественник того времени назвал Дармштадт «самым скучным городом Германии», местом, «расположенным на перекрестке дорог», и не более того4. Город был построен по единому плану: длинные прямые улицы, традиционные дома, в которых жили «упитанные бюргеры и довольные жизнью домохозяйки». Неподалеку протекала река Дармбах. В целом «впечатление полного отсутствия всякой жизни» в столице придавало городу «сонный вид»5. Более старая, средневековая часть города была чуть более оживленной и имела некоторое своеобразие, но, помимо княжеского дворца, оперы и общественного музея, где в изобилии были представлены кости доисторических животных, немногое могло вывести город из сонной неподвижности, которой была пропитана придворная атмосфера Дармштадта.
По прибытии туда принцесса Алиса впала в подавленное состояние. Несмотря на авторитаризм традиционного английского воспитания, она выросла в достаточно либеральной атмосфере благодаря отцу, принцу Альберту. Алиса была любимицей отца, она росла счастливой и жизнерадостной девочкой6. Однако день ее свадьбы был совершенно омрачен недавней преждевременной смертью отца и видом сокрушенной горем матери. Яркие впечатления промелькнувшего слишком быстро детства вскоре потускнели из-за неизбежной разлуки с любимыми братьями и сестрами, особенно с братом Берти. Все это усугубляло охватившее ее чувство потери. Принцесса прониклась глубокой грустью, и впоследствии ничто не смогло развеять эту грусть до конца.
Новая жизнь в Гессене не предвещала ничего выдающегося. Старый порядок, которому там следовали, не позволял умным, дальновидным женщинам, таким как Алиса, проявить себя7. Здесь ценилась только добродетельность и тихая семейная жизнь. Алису тяготили обременительные и устаревшие правила Гессенского придворного протокола. С самого начала она страдала от невозможности с пользой применить свои недюжинные способности и интеллект. Восхищаясь Флоренс Найтингейл[4], Алиса тоже хотела, как и та, исполнять обязанности медсестры. У нее даже была такая возможность в 1861 году во время последней болезни отца, и Алиса показала, что неплохо владеет навыками ухода за больными. Но поскольку здесь заняться этим было невозможно, были и другие направления деятельности, посвятив себя которым, Алиса была полна решимости стать полезной для своей новой семьи и страны.
С таким намерением Алиса занялась различными благотворительными мероприятиями. Это были и регулярные посещения больницы, и усилия по обеспечению здоровья женщин, в частности, содействие созданию Гейденрейхского дома для беременных в 1864 году. Война с Пруссией 1866 года и первая война с Францией 1870 года вывели Дармштадт из сонного забытья, и мужу Алисы пришлось принять в них участие. Алиса наотрез отказалась от предложения укрыться на время военных действий в Англии, вместо этого она предпочла полностью взять на себя заботу о детях. Но этого было недостаточно с точки зрения ее обостренного социального сознания. Во время обеих войн Алиса занималась организацией ухода за ранеными в госпиталях и основала женскую организацию «Frauenverein» («Женский союз») для подготовки медсестер. «Жизнь, – решительно сформулировала Алиса важную для нее идею в письме к матери в 1866 году, – дана нам для работы, а не для увеселений»8. Понятие долга, которому была подчинена вся жизнь ее отца, стало жизненным кредо и для дочери.
Алиса родила одного за другим семерых детей с таким же стоицизмом, с которым ее мать родила собственных девятерых. Но на этом сходство и кончилось. В отличие от королевы Виктории принцесса Алиса действительно сама лично занималась детьми, принимала участие во всем, что было связано с повседневной жизнью ее детей, вплоть до ведения счетов по расходам, связанным с ними. И, как и ее старшая сестра Вики, к немалому неудовольствию королевы Виктории, которая испытывала «непреодолимое отвращение к этому процессу», Алиса настояла на том, чтобы самой кормить грудью нескольких своих детей. Это дало повод королеве впоследствии назвать одну из племенных коров в Виндзоре Алисой9. Кроме того, Алиса изучала анатомию человека и уход за детьми, готовясь к необходимости выхаживать свое потомство во время неизбежных детских болезней. Казалось, нет пределов ее материнской преданности, но Алиса не баловала детей. Им выдавали только шиллинг в неделю на карманные расходы, после конфирмации эта сумма удваивалась. Подобно королеве Виктории, Алиса была сторонницей умеренности, хотя в ее случае экономия часто становилась вынужденной. Гессенский княжеский дом был далеко не богатым, Алисе пришлось узнать, что такое «тиски нужды»10. Однако в Новом дворце, построенном в 1864–1866 годах на деньги из ее приданого, Алиса создала теплую уютную обстановку, подчеркнутую ситцевой обивкой мебели и безделушками из Англии и множеством семейных портретов и фотографий.
6 июня 1872 года родилась принцесса Аликс, шестой ребенок в семье и будущая императрица России. Это была хорошенькая, улыбчивая, с ямочками на щечках девочка, которая очень любила играть. В семье ее называли «Солнышко», бабушка с самого начала считала ее «золотым ребенком». Алики «такая красивая… самый красивый ребенок, какого я видела» – так думала королева Виктория и даже не пыталась скрывать свою привязанность к любимице11. Хотя принцесса Алиса гораздо более активно участвовала в воспитании своих детей, чем многие другие матери королевских кровей, различные социальные и благотворительные проекты отнимали у нее много времени, и руководить повседневной жизнью ее детей была приглашена англичанка миссис Орчард, старшая медсестра.
Жизнь в скромно обставленной детской дворца в Дармштадте была устроена в строгом соответствии с незыблемыми викторианскими ценностями: долг и доброта, скромность и чистота, опрятность и умеренность. Кормили детей сытно, но без всяких кулинарных изысков, дети много бывали на свежем воздухе (независимо от погоды), подолгу гуляли, часто катались на пони. Когда позволяло время, Алиса гуляла с ними сама, беседовала с детьми, учила их рисовать, одевала их кукол, пела и играла с ними на фортепиано, хотя маленькие пальчики иногда, как она со смехом жаловалась, вдруг просовывались под ее руками на клавиатуру, как будто играя на фортепиано, «как взрослые»12. Алиса учила своих дочерей быть самостоятельными, не считала нужным их баловать. Их игрушки, привезенные из Осборна и Виндзора, были весьма скромными. Свободные часы девочек всегда были заняты чем-то, что мать считала полезным: их учили печь, вязать или же какому-нибудь другому ремеслу или рукоделию. Они сами прибирали свои постели и приводили в порядок свои комнаты, а также, конечно, в обязательном порядке регулярно писали письма Дорогой Бабушке и ежегодно ездили к ней в гости в замки Балморал, Виндзор или Осборн. Другие места, куда они ездили все вместе, были намного скромнее: например, в небольшой бельгийский городок Бланкенберге, где на безлесных, продуваемых всеми ветрами Северного моря берегах они катались на ослике, плескались, возились на мелководье и строили замки из песка. Иногда ездили в Шлосс-Краништайн, старинный, семнадцатого века, охотничий домик на окраине Оденвальда.
Религиозным и нравственным воспитанием детей принцесса Алиса занималась лично и старалась привить им высокие идеалы. Самым большим ее желанием было, чтобы они «вынесли из своих детских лет в кругу семьи лишь воспоминания о любви и счастье и чтобы это помогло бы им в битве жизни»13. Подготовка к участию «в битве жизни» означала, что детей учили понимать и относиться с уважением к страданиям бедных и больных. Каждую субботу и на Рождество дети навещали больных, посещали больницы с охапками цветов в руках. При этом сама Алиса чем дальше, тем больше страдала от хронических болей: ревматизма и невралгии, головной боли и общего истощения, к которому привело ее деятельное участие в слишком многих важных и достойных начинаниях. Последний ребенок в семье, Мей (Мария) родилась в 1874 году, спустя два года после рождения Аликс, но к этому времени семейная идиллия безоблачного счастья в Дармштадте уже закончилась.
Мрак отчаяния навис над семьей в 1872 году, когда у второго сына Алисы, Фритти, в возрасте двух лет впервые были обнаружены бесспорные признаки гемофилии. Жизнь его крестного отца, четвертого сына королевы Виктории, Леопольда, также была омрачена этой болезнью. А всего лишь год спустя, в мае 1873 года, умного и жизнерадостного мальчика, в котором Алиса просто души не чаяла, не стало. Он умер от внутреннего кровотечения после того, как выпал из окна на первом этаже с высоты примерно 20 футов (около 6 м). После этого Алиса погрузилась в бесконечную тоску, вызванную болью утраты, – чувство, столь знакомое ее рано овдовевшей матери. Так, скорбь об ушедших и тяжкий крест испытаний и несчастий вместо радостей жизни вошли в жизнь и молодого поколения этой семьи. «Дай Бог нам всем перейти в мир иной так же мирно, без боли и страданий, и оставить по себе такой же светлый и полный любви образ», – писала Алиса матери после смерти Фритти14.
После того как не стало одного из ее «прекрасной пары» мальчиков, между первым сыном, Эрни, которого тоже впоследствии всю жизнь не покидало горькое чувство утраты любимого брата, и следующим ребенком в семье, Аликс, образовался разрыв в четыре года15. Три ее старшие сестры, подрастая, неизбежно отдалялись от нее, и Аликс инстинктивно стремилась к своей младшей сестре. Они стали всегда играть вместе. Со временем принцесса Алиса стала находить большое утешение в своих «двух малышках». Они были «такие прелестные, такие милые, веселые и хорошие. Я даже не знаю, какая из них милей, – писала она королеве Виктории, – они обе такие очаровательные»16. Аликс и Мей действительно были утешением матери, но после смерти Фритти глаза Алисы уже не сияли, как раньше, а ее здоровье пошатнулось. Временами, когда они с мужем испытывали отчужденность, Алиса пребывала в состоянии неизбывной тоски и физического истощения. «Я сейчас ни на что не гожусь, – писала она матери. – Я целыми днями лежу на диване и ни с кем не вижусь»17. Ее супруг, герцог Людвиг, стал великим герцогом Гессенским в 1877 году, а сама Алиса получила титул великой герцогини, но это не принесло ей ничего, кроме огорчения новыми тягостными обязанностями, которые будут на нее возложены. «От меня требуется слишком много, – делилась она с матерью. – Мне придется во многом принимать участие. Я не смогу долго это выносить»18. Только вера и преданность своим горячо любимым детям поддерживали в Алисе огонь жизни, однако состояние обреченности, в котором пребывала мать, не могло не повлиять на впечатлительную Аликс.
В ноябре 1878 года эпидемия дифтерии не обошла стороной и семью герцога Людвига Гессенского. Первой заболела Виктория, затем Аликс, за ними – все остальные дети, кроме Эллы, затем заболел и отец. Алиса самоотверженно ухаживала за каждым из них по очереди, но даже ей с превосходными сестринскими знаниями и умениями не удалось выходить маленькую Мей, которая умерла 16 ноября. Провожая на похоронах гроб с телом дочери, Алиса была на пределе своих сил. Однако в течение двух следующих недель она изо всех сил старалась уберечь других детей от известия о смерти сестренки. Однако когда эта страшная новость все-таки стала им известна, Алиса, утешая, поцеловала Эрни. Этого оказалось достаточно для передачи инфекции, и Алиса заразилась дифтерией. Дети уже начали выздоравливать, но у Алисы не было сил сопротивляться болезни, и 14 декабря, в возрасте тридцати пяти лет, она умерла, воссоединившись наконец с обожаемым Фритти.
Это был страшный удар для шестилетней Аликс: в считаные дни потерять и мать, и свою любимую сестру и подружку. Аликс пришлось также расстаться со всеми любимыми игрушками и книгами: из опасения, что на чем-то могли остаться бациллы инфекции, все это было уничтожено. Ближе всего к Аликс по возрасту был Эрни, но теперь его воспитывали отдельно. Как наследник престола, он находился под постоянным присмотром наставников, и Аликс было совсем одиноко. Ее старшая сестра Виктория в письме бабушке вспоминала прежние счастливые времена: «Мне иногда кажется, будто это было только вчера – мы все играли, возились с Мей в маминой комнате после чая. А теперь мы вдруг стали взрослыми, все, даже Аликс. Она серьезна и разумна, и в доме теперь часто очень тихо»19.