Пятнадцатый отряд

1.0 Экзамены, Этелберт

Солнце только-только приблизилось к своему зениту. Обычный летний полдень. Жаркий и знойный настолько, что даже под тенью небольшой колоннады казарм десятого отряда я не нахожу себе покоя. Вяло бреду по плиткам белого камня подальше от оживлённых сокурсников, которые шумно и радостно обсуждают главное событие этой недели. Экзамены, подведшие итог нашим годовым стараниям. Мне же нужно время побыть одному и прийти в себя. Стало тяжко дышать, духота начала сжимать шею и сдавливать виски. Нахожу в себе силы криво усмехнуться: если бы дело было только в жаре. Меня душит волнение, паника пульсирует где-то в голове и отчаянно бьётся об изнанку черепа. Я сжимаю вспотевшими ладонями голову и прислоняюсь спиной к стене. Ноги словно отказываются держать меня прямо, подкашиваются, и я сползаю вниз на пол. Да, я в самом деле устал. Выматывающие дни подготовки, вся важность этих экзаменов, потому что именно они определяют моё дальнейшее будущее, дают о себе знать. Они начались сегодня часов в восемь утра, а минут пятнадцать назад вывесили листы с окончательными результатами. Ещё не было двенадцати, а я уже знал, что не сдал их. Боги, я провалил три из четырёх. Зарываюсь лицом в ладони, будто бы хочу спрятаться от вывода, который тянется за этим фактом. Об успешной карьере и стабильной, спокойной в материальном плане жизни можно забыть. Сказать ей: прощай, до свидания, рад был стремиться к тебе целых три года и ухитриться прикоснуться на робкое мгновение. А я со своих двенадцати лет шёл к ней, дело было даже не в упорном желании моей матери, чтобы я повторил карьеру отца. Я в самом деле хотел поступить в один из пятнадцати военных отрядов.

Моя страна одна из трёх на этом континенте, что осваивают магию, различные её аспекты прежде всего в военных целях. И в этом мы далеко ушли от соседей. Эта организация, Делрегайт, является главной школой, главным действующим военным подразделением, которое предоставляет не только должное обучение всем волшебным аспектам, но и работу. Всего лишь нужно соответствовать высоким нормативам, требованиям и, конечно же, пройти предварительное обучение. Между прочим, поступить даже на годичный курс очень сложно. Я из достаточно благородной семьи: моя мать имеет наследственный титул баронессы, а отец служит военным чиновником в столице, имея за плечами пять лет работы в четвёртом отряде, который отвечает за разведывательные операции. Важность отрядов определяет номер. Так, в первом находятся лучшие из лучших, мастера мастеров, люди не только с громадным магическим потенциалом, но и одарённые превосходным умом. Именно они ближе всех расположены к умудренным жизнью старейшинам, задающим образ жизни всему Делрегайту. Если старики говорят: всем отрядом прибыть для военных учений – все должны прибыть. Если старики говорят: каждому отряду прислать людей для демонстрационного экзамена – так тому и быть, независимо от работ или занятости. В Делрегайте после четвёртого отряда есть разделение на магические аспекты для удобства обучения пользователей и оттачивания самой сильнойчерты мага. Стихийное волшебство самое часто встречающееся и делится в основном на пять аспектов: огонь, молния, ветер, вода, земля. У многих людей встречается только одна стихия, у редких везунчиков есть потенциал к освоению двух. Мне повезло родиться обладателем воздушной стихии, семейная черта по материнской линии. С десяти лет я обучался ей владеть, а в четырнадцать смог поступить учеником в десятый отряд, где и доводили пользование этой стихией до совершенства.

Мама была очень рада, хотя бы потому что капитаном десятого был её младший брат, мой дядя Уолтон. Меня, как и отца, этот факт больше смущал: не будет ли родственных поблажек, слухов и всё в таком духе. Что ж, переживали мы зря: дядя Уолт не выделял меня среди остальных курсантов, чему я искренне радовался. Потому что, когда приезжали родители, я мог гордо похвастать честными достижениями в магических дисциплинах. Было хорошее время, потому что тогда я верил, что сдам экзамен и перейду в отряд на постоянную основу. Буду ходить на миссии, задания, улучшать свои навыки, может, даже освою несколько других аспектов до звания мастера. Может, это будет трансформация, манипулирование собственным телом, может, пространственные техники, манипуляция с окружением на различных расстояниях. К медицине и лечебной магии я не тяготел и с облегчением, сдав первичные тесты, обнаружил, что предрасположенности у меня к ним и нету. Также нет интереса к деятельности так называемых стабилизаторов, которые чувствительней, чем кошачьи усы, к любым колебаниями магии и аур вокруг людей. Я бы хотел освоить азы магии времени, но это настолько редкий талант, что во всём Делрегайте есть только два человека, способных проворачивать трюки со временем. Один из них – старейшина, другой состоит в третьем отряде, отвечающем за особые, специальные операции. Туда берут нестандартных людей, с узким профилем. Туда я даже тогда и не мечтал пройти. Ну, как выяснилось, я и так никуда не попаду. Замечательно же, теперь можно вообще не переживать. Мрачная ирония, граничащая со злобой, не отпускает меня.

От обиды я со всей силы ударил себя кулаками по бёдрам. Больно, но не так, как внутри. Это крах всех надежд и стремлений. Без опыта в Делрегайте мне остаётся пойти работать куда-нибудь ремесленником. Тоже нужная стране сфера, но никак не мог представить себя тем же кузнецом или учителем. Да и что скажут родители? Ох, лучше хоть об этом сейчас не думать, и так знаю, что будет. Я сдал только норматив физической подготовки. Остальные нормативы: в ветряной магии, в чувствительности к аурам, в простейшей трансформации и контроле тела – я, можно сказать, провалил. Мне не хватило двух десятков баллов, примерно четверть от всего, чтобы переползти ту грань, которая открывала мне много возможностей. Глаза начинают гореть и предательски щипать, и я начинаю их усиленно тереть пальцами. Вот этого мне ещё не хватало, я не размазня. Но воли думать о том, что же дальше, у меня просто нету. Как я приеду домой? Скажу, извините, родители, что не оправдал ваших ожиданий и загубил, пожалуй, единственную возможность добиться чего-то дельного в жизни. На миг мелькнула шальная мысль попробовать поговорить с дядей. Я потряс головой, ероша колючие светлые волосы. Нет, я не стану унижаться до такого, вымаливать позорную пересдачу или подтасовать итоги. В неком отдалении послышался смех, и я оторвал взгляд от своих ног. Мог бы и не делать этого: мои счастливые сокурсники шли по тропинке и восторженно обсуждали что-то. Мне совсем неважно, что именно, я хочу, чтобы они не подходили ко мне, только не сейчас, когда я занят подведением неутешительных итогов.

Они проходят мимо, не замечая моей скрюченной фигуры, слишком уж увлечены друг другом. Хорошо, я откидываюсь затылком к стене и закрываю глаза. Хоть где-то мне повезло, почему всё обернулось так? Я знал, что не хватал звёзд с неба и не был гением. Но промежуточные экзамены, достижения по ходу учёбы давали мне надежду на то, что я смогу продвинуться вперёд. Сейчас, пытаясь хоть как-то анализировать прошедшее, чувствую, что последние два месяца в учёбе я правда немного сдал. Мне труднее давались новые упражнения. Обычно я просто брал их упорством, но, может… мне правда не дано большего? Зажмуриваюсь ещё крепче от этой мысли. Она неприятна, она тяжким камнем падает мне в душу. Пригвождает к этим самым проклятым плиткам пола. Отлично, я и не хочу вставать. Хочу просидеть здесь всё время, пока не найду в себе силы принять этот удар судьбы. Хотя бы до самого позднего вечера, а наутро выслушать вместе с остальными провалившими указания равнодушного офицера, собрать вещи и отправиться домой. Впрочем, и этой роскоши мне не дают. Спустя десять минут слышу звук шагов, слабо чувствую приближение чьей-то ауры. Распознать её мне не удаётся, я слишком эмоционален сейчас. Да и не хочу я знать, кто движется определённо ко мне.

– Этелберт, – сухой голос одного из офицеров, что проводил уроки трансформации, всё же отрывает меня от земли.

Не люблю полного своего имени, но удерживаю желание поморщиться. Мама говорит, что это подобающее семье имя. Не я его выбирал, но жить с ним именно мне до конца дней. Встаю, но не так быстро, чем заслуживаю искру презрения в глазах пришедшего. Чего мне терять? Завтра меня здесь уже не будет. Офицер выждал того момента, когда я всё же выпрямлюсь и приму хотя бы подобие стойки смирно, потом сказал:

– Вас вызывал к себе капитан Уолтон. Пройдите к нему.

По тону чувствую, что мой уже бывший учитель хочет меня отчитать и отругать за неподобающее курсанту поведение. Но мне всё равно. Разговор с дядей не сулит ничего хорошего, и я понятия не имею, что там меня ждёт.

Заставляю себя идти по коридорам в указанном направлении. То тут, то там видны мои сокурсники. По большей части счастливые, и поэтому я стараюсь на них не смотреть. Им должны дать неделю каникул, а потом для них начнётся распределение на обучение в другие отряды или же усиленная работа в этом. Они находятся уже в другой жизни – я же остался в прежней, как ни старался. Нахожу это несправедливым и обидным. Глупо? Да. По-детски? Да. Ничего не могу поделать с этим чувством, только отодвинуть на второй план, пока ноги несут меня к кабинету Уолтона Вортикоса. Зной всё не спадает и держится с завидным упорством, я поправляю ворот рубашки, чтобы стало хоть немного легче дышать. Прохожу мимо вывешенных списков с результатами, чуть ускорив шаг. Не хочу их видеть, не хочу заметить свою фамилию на самом последнем листе. Возле двери в кабинет дяди с некоторым удивлением вижу своих сотоварищей по несчастью. По всей видимости, капитан уже поговорил с ними и отдал табельные документы на руки. Может, выписал кому рекомендацию. Собираюсь с духом, чтобы провести конструктивный разговор с начальством, о чём бы он ни пошёл. Поднимаю руку и трижды стучу. В ответ раздаётся знакомое: «Войдите». И пальцы неуверенно сжимают ручку и тянут дверь на себя, я захожу внутрь, не имея ни малейшего представления, чем для меня это обернётся.

1.1 Разговор, Этелберт

В кабинете окно распахнуто настежь, а лёгкий ветерок колышет прозрачный тюль. Даже такой слабый поток свежего воздуха приносит мне долю облегчения, и я нахожу в себе силы посмотреть на рабочий стол. Над ним высится мой дядя, снявший по случаю жары форменную бледно-золотистую куртку. Длинные для мужчины, светло-русые волосы собраны в пучок. Он пока не обращает на меня внимания, занятый чтением какой-то записки, и я успеваю в деталях рассмотреть его стол. Папка с отчётами, стопка личных дел курсантов, прошедших отбор, закрытая чернильница, металлическое перо, тарелка с персиками, нарушающая строгий порядок. Совсем этому не удивляюсь: знаю, что дядя очень уж любит их разламывать пальцами и есть кусками. Странная привычка, но ведь кто из нас без каких-либо причуд? К своей щемящей досаде замечаю посередине столешницы единственный табельный лист. Мой, чей же ещё. Он одиноко лежит, привлекая к себе внимание, давая понять, что именно о нём и пойдёт речь. Я пребываю в полной уверенности, что меня отошлют домой. Мне не обязательно тут сидеть, слушать спокойный голос капитана, скомкано отвечать на вопросы, может, попытаться оправдаться. Я не готов к разговору, просто чувствую, что не готов, но и не знаю, как его избежать или хотя бы отсрочить. Наконец, Уолтон тяжело выдыхает, бросает записку на стол и поднимает глаза на меня. Они у него такие же серо-стальные, как и у меня, фамильная черта. Сердце замирает, я чувствую неприятный холодок страха. Выражение лица у него кислое, усталое. Причина в том, что он только что прочёл или же во мне? Точнее в том, что я, его племянник, не сдал экзамены.

– Этел, садись, – обращается он ко мне, указывая на свободный стул.

С груди укатывается мерзкий ком ожидания, если дядя обращается ко мне так неформально, значит настроен он мирно. Хотя бы так. Иду к стулу, краем глаза наблюдая за тем, как капитан берёт мой табель, одновременно другой рукой притягивая к себе поближе тарелку с фруктами. Сейчас лето, и он может побаловаться ими всласть.

Как только я сажусь, с неким усилием заставляю себя смотреть в серые глаза родственника. Нахожу в них некое сочувствие, понимание. Спасибо, что не жалость, и так ощущаю себя никчёмным слабаком. Уолт, который старше меня лет на двенадцать, быстро пробегается взглядом по листу, который подтверждает предел моего развития и возможностей. Дядя кивает, очевидно соглашаясь с какой-то мыслью в голове, и берёт левой рукой персик.

– Ты не пришёл ко мне, как только я начал вызывать проваливших, – фрукт катается в его ладони словно игрушка, – не стоит так огорчаться по этому.

Он спокоен и кажется даже равнодушным, я редко видел его злым за целый год обучения. Капитан говорит мне слова, призванные хоть как-то успокоить меня, унять это неприятное чувство. Но должного эффекта они на меня не оказывают – я в отчаянии, и самоконтроль с ним не особо справляется. Разлепляю губы, только сейчас заметив, что они пересохли.

– Мне нужно было побыть одному. Сейчас я взял эмоции под контроль, – стараюсь убедить не столько собеседника, сколько самого себя.

– Ага, я вижу, – беззлобно вернул Уолт и снова протяжно выдохнул, – само спокойствие. Что будем делать, Этел?

Я ждал этого вопроса, ждал и боялся. Что делать? Я знаю точно, я не хочу возвращаться домой таким образом, не хочу заниматься всю жизнь нелюбимым делом. Я молчу, но, вероятно, дядя читает меня как раскрытую книгу, потому что продолжает, не дожидаясь какого-нибудь невнятного, жалкого ответа с моей стороны.

– Если бы ты перевалил порог хотя бы в использовании стихии ветра, я бы мог как-то оставить тебя в моём отряде. Но ты недобрал семи баллов из тридцати в этой дисциплине. И этого, – он покачивает головой, – я изменить не могу. И не пойду на уговоры своей старшей сестры.

Внутри съёживаюсь как от удара, Уолт не смягчает правды, но дело не в этом. Мне противно от себя, от того, что моих сил оказалось недостаточно. Не пройти экзамен по стихии, которая олицетворяет мою душу. Какой позор.

Тишина, в этот раз капитан не прерывает её, терпеливо ожидая, что я сам скажу на этот счёт. Его ногти впиваются в мякоть персика и разделяют его пополам. По пальцам стекает липкий сок, когда они начинают разрывать половинки. Дядя успевает прикончить два фрукта, ещё и рассосать да погрызть их косточки, когда я тихо говорю вслух.

– Я не хочу покидать Делрегайт. Мне здесь нравится, и я хочу здесь работать на благо страны.

Немного патетично, но я не вру. Мой капитан это знает, потому что я ещё с восьми лет грезил об этой службе и всякий раз сообщал об этом вслух. Мама радовалась, гордилась мной, говорила, что это правильное желание. Отец ничего вслух не говорил, но я чувствовал, что он очень доволен мной. Уолт же, когда гостил у нас, добродушно посмеивался и даже несколько раз взял с собой показать жизнь своего отряда. Но когда же он осторожно заговаривал на тему, что не стоит складывать все чаяния и стремления в одну корзину, мама закатывала подобие истерики, а я считал, что дядя просто не хочет или не может понять меня до конца. Сейчас же горькая правда жизни заставляет меня переосмыслить те слова.

– Я знаю, Этел, – он очень серьёзно смотрит на меня, чуть наклонившись вперёд, – ты ответственный молодой человек и вырастешь в достойного мужчину и без этой карьеры. Стоит ли так отчаянно стремиться в армию? Ты можешь прожить счастливую жизнь, найти себя на другом поприще.

Уолтон снова предлагает мне бросить это дело, я отвожу взгляд в неком раздумье. Смотрю на его липкие руки, которые он держит над тарелкой, чтобы не запачкать стол. Провести остаток жизни, занимаясь тем, что мне не нравится? С другой стороны, я даже не пробовал.

Ущемленная гордость пробирается сквозь опустошение, тихую панику, осознание и наносит свой удар. Я вскидываю серые глаза и твёрдо заявляю:

– Стоит. Даже если я провалил экзамены, я всё равно займусь этим делом, даже с должности помощника секретаря военного чина.

Дядя смотрит на меня с некой грустью, но снова кивает и лезет за полотенцем вытереть руки насухо. Я же несколько сам оторопел от своего рвения и молча жду, какой вердикт вынесет мне родственник.

– Этел, ты мой единственный племянник, – начинает он издалека, – и я помню тебя ещё совсем малым. Помню, как ты радовался, когда в тебе проснулась стихия. Если для тебя это действительно так важно, то кое-что я могу для тебя сделать.

Я замер, не веря своим ушам. Безумный шанс надежды начал бешено стучаться где-то в груди. Ещё не всё потеряно, ещё есть что-то, что можно сделать. Я весь замер, не веря в эту удачу.

– Я могу тебя направить с рекомендательным письмом в пятнадцатый отряд.

Тут меня словно окатили холодной водой. Обомлев, я не нашёлся с ответом. Это самый последний отряд в иерархии Делрегайта, самый слабый, самый малочисленный. Все учебные части отрядов держат от сорока людей до ста пятидесяти, в зависимости от специализации. Действующие составы ощутимо больше. Этот же включает в себя максимум человек двадцать в любое время, в том числе и капитана, и четырёх офицеров, и учеников, которые приходят в лучшем случае на год. Точнее, слабых учеников, которых ссылают туда как сливную воду остальные отряды, чтобы они хоть как-то закончили военное обучение и могли занять хоть маленький пост, приносить пользу. Но всё же это была часть Делрегайта, а это уже не так скверно.

Я слышал какие-никакие сведения о пятнадцатом. Там не было особого разделения на аспекты при обучении. Подготовка нацеливалась скорее на то, чтобы чуть-чуть поднять общий уровень волшебства. Там владеют базовым уровнем стихий, теоретическими знаниями. Но звание мастера там носит только капитан, и доходили слухи до моих ушей, что это звание старейшины выдали скрипя зубами. И чему меня там смогут обучить? Впрочем, если это позволит мне работать в Делрегайте…

– Это не будет легко, я знаю, что это не так престижно, – прерывает мои колебания дядя, – для нашей семьи. Но это шанс для тебя, Этел, и я предлагаю тебе его.

В жизни каждого наступает этот момент, когда та разделится на до и после. И это твой выбор: отступить или шагнуть вперёд, отринуть себя или отринуть всех вокруг. В моём возрасте такие вопросы почти не возникают, так говорила мне мама. Но я почему-то всей душой чувствовал, что мой момент наступил сейчас, когда родной дядя смотрит на меня исподлобья. Смотрит, сомкнув руки на подбородке, и ждёт, что я отвечу на сделанное мне предложение. Я не могу повернуть назад.

– Я согласен, капитан.

Мой голос звучит твёрдо и уверенно, этого достаточно для Уолтона и для меня. Я решился. Наблюдаю за тем, как сидящий напротив мужчина достаёт листок, открывает чернильницу, макает туда перьевую ручку. Через три минуты приказ о моём переводе в низший пятнадцатый отряд уже обсыхает на лёгком сквозняке.

Судьбоносные для меня строчки, я это чувствую нутром. Но на приказе капитан не останавливается и шустро пишет что-то на втором листе.

– Я знаком с капитаном того отряда, – внезапно сказал он, не отрываясь от занятия, – мы с ней прошли много заданий вместе и часть обучения. Поэтому сразу предупреждаю тебя, что это не будет легко. Её зовут Сельвигг Орголиссо, она мастер огненной стихии, но думаю, сможет тебя поднатаскать в ветряной.

– Хорошо, – тихо киваю я, усваивая эту информацию, – когда я отправляюсь?

– Завтра.

Уолтон ставит точку в послании к своему боевому товарищу и в моём вопросе. Он сворачивает записку, не глядя на меня. Потом протягивает мне.

– Отдаешь ей лично в руки, она поймёт. Приказ отдай офицеру Беппе, он принесёт тебе заверенную копию и маршрутный лист.

Он смотрит мне в глаза, я чувствую прилив благодарности и хочу его обнять, поблагодарить за эту возможность. Дядя улыбается, словно читает мои мысли, на его щеках проступают ямочки, но он не встаёт со своего стула, на котором по-прежнему висит его куртка со знаками отличий. Вместо этого он поправляя выпавшую прядь светло-русых волос, даёт мне последнюю поддержку, что может дать.

– Матери я сообщу через дня три сам, ты уже доберешься до расположения пятнадцатого отряда. Не забивай этим голову.

Я улыбаюсь в ответ и выхожу из кабинета, чувствуя невероятное облегчение, и не верю своей удаче. Вокруг уже никого нет, все, кто стоял здесь, уже ушли. Держу две бумажки в руках так, как будто они защитят меня от всех невзгод. Несмотря на жару, мне кажется, что они источают приятное тепло и оно успокаивает. Иду вперёд, хочу поскорее найти офицера, который закончит с формальностями, но почему-то оборачиваюсь посмотреть на дверь кабинета. Иногда мне кажется, что мой дядя любит меня больше моих родителей.

1.2 Прибытие, Этелберт

Чертыхаюсь про себя, наконец сходя с грязного плота на переправе, и иду дальше. Река в этом месте не бурная и не шибко-то широкая, но ближайший мост, как мне сказали местные, и если верить карте, находился в сорока километрах отсюда. Поэтому пришлось воспользоваться плотом, который на вид был не прочнее моего спокойствия. Второй день в пути, а это волнение только усиливается, пускай и началось с небольшой, казалось бы, вполне логичной нотки страха. Всё же я еду один в новое место, не спросив разрешения отца, одобрения или хотя бы совета матери. Еду, между прочим, в не самое престижное заведение, которое больше похоже на недоразумение. Но всё же я не отступаю от своей цели, хотя в голове всё чаще всплывает назойливый вопрос: о чём именно я думал в кабинете дяди Уолта, когда давал своё согласие? О гордости? О возможностях? О самом себе? Не могу сказать точно, главное, что я ещё не свернул с заданного курса. В дороге можно позволить себе не вдумываться в такое, побыть никем, просто путником. Я помню как вошёл в жилую комнату, которую делил с ещё девятнадцатью учениками. Все радостные, довольные, они испытывали облегчение от того, что всё закончилось благополучно для них. Меня, так выделявшегося на фоне их настроения, приметили сразу, едва я затворил за собой дверь, и осторожно задали несколько вопросов. Откуда-то я нашёл силы общаться с ними как ни в чём не бывало и старался не показывать своего уныния. Усиленно делал вид, что ничего такого прям страшного в сущности не произошло. Доставать копию приказа о переводе в сомнительный отряд и демонстрировать его я не стал. Посидел со всеми, а потом ретировался к своей койке, паковать в дорожную сумку скромные пожитки. Уже лёжа на кровати, я достал карту, на которую офицер Беппе нанёс наиболее оптимальный маршрут. Изучал я его до полуночи, потом усталость взяла своё и отправила меня в царство сна, несмотря на шумящих бывших сокурсников.

Проснулся я раньше всех, так как остальные куролесили почти всю ночь и никто не собирался их успокаивать, тихонько покинул комнату, прошёл дежурный пост и отправился в дорогу, ни с кем не попрощавшись. Где нахожусь до сих пор, и восторга во мне не наблюдается. Только растёт волнение, я точно знаю, что вызвано оно тем, что мало-помалу я приближаюсь к расположению пятнадцатого отряда. На карте не обозначено никакого здания или хотя бы полигона, только опорный ориентир – высокая гора, стоящая посреди леса. Что само по себе странно, так как до горных хребтов тут далековато. Да и находится всё это дело в глубинке нашей страны ближе к северо-западным границам. Тут нет больших каменных городов, к которым я привык. Нету особняков, имений каких-нибудь богатых чудаков, любящих затворнический образ жизни или не любивших внимание общественности. Только захудалые деревеньки, чей промысел был либо охота, либо земледелие. М-да, очень перспективно, но если для дальнейшей карьеры в Делрегайте мне нужно пройти обучение здесь – я сделаю это. И плевать, что через реку меня провёз мужчина с обрубком вместо носа, и пахло от него как от грязной собаки. Плевать на остальные такие вещи, потому что жизнь продолжается, где бы ни шла. Впрочем, в этой мысли я успеваю несколько разувериться, потому что иду по почти неприметной тропинке сквозь лес уже второй час и не встречаю не то что местных жителей, но и признаков их присутствия вообще. Очень необычные ощущения. Я бы даже сказал, не слишком приятные. Возможно, поэтому волнение и растёт, но пока держу его под контролем, потому что причины более чем логичные. В какой-то момент думаю, что всё же я заблудился, как мне на глаза попадается та самая гора далеко впереди, и, перехватив рюкзак поудобнее, направляюсь к ней сквозь лес.

Ещё час быстрой ходьбы и мне открывается вид на одинокую, серую гору. Но не вижу на ней ни снега, ни деревьев, ни кустарников, только тяжёлый, безжизненный камень. Глаза скользят вниз и, к некому удивлению и вместе с тем досаде, вижу неровный забор из брёвен с заточенными краями. Выглядит больше как частокол-переросток. Он идёт полудугой и уходит вверх, в каменную насыпь, примыкающую к склонам горы. Создаётся впечатление, что эта преграда скорее носит чисто символический характер. Стою какое-то время и разглядываю это зрелище, невольно сравнивая всё это с ухоженной территорией десятого отряда, массивными надёжными каменными блоками, выдержанными в одном стиле. Боюсь отыскивать ворота, но командую себе не впадать в уныние раньше срока и сделать это. Ведь я приехал сюда со вполне конкретной целью, а всё остальное неважно. Ещё один факт заставляет меня удивиться: деревянные ворота беззаботно распахнуты, и никакой охраны. К шелесту листвы, который успел поднадоесть, добавляется какой-то музыкальный звук – кто-то играет на гитаре. Боги, да дядя Уолт построил их бы за секунду и устроил бы им хорошую взбучку за такую беспечность. Эта мысль поднимает во мне праведное возмущение, но я сдерживаюсь, потому что я всего лишь ученик и не имею права высказывать недовольство. Прохожу в раскрытые ворота и вижу не слишком утешительную для себя картину. Большой костёр посредине какого-то подобия лагеря слабо тлеет, и это зрелище больше отдаёт ленью. Рядом на плоских камнях лежит крупный парень со смоляными волосами и смотрит на сидящую девушку, держащую в тонких руках музыкальный инструмент. Её волосы короткие, слегка завиваются и отдают на солнце медным блеском. Она-то и играет на гитаре. По звукам мелодии могу определить, что это какая-то баллада. В какой-то безумной надежде перевожу глаза влево, рассматриваю деревянные одноэтажные домишки-срубы на сваях, вижу на крыше ещё одного высокого парня с русыми волосами, который не спеша смазывает крышу каким-то маслом. Скорее всего, чтобы защитить жилище от проникновения влаги.